Отвергая отца.
На приеме: (мальчик 6 лет, тяжелое невротическое расстройство)
– С кем ты живёшь?
– С мамой.
– А папа?
– А мы его выгнали.
– Как это?
– Мы с ним развелись … он нас унижает... он не мужик … испортил нам лучшие годы…
На приеме: (подросток 14 лет, тяжелые мигрени, обмороки, противоправное поведение)
– А почему ты не нарисовал папу, ведь вы же одна семья?
– Лучше бы его вообще не было, такого папы…
– Что ты имеешь ввиду?
– Он матери всю жизнь испоганил, вел себя как свинья…сейчас не работает…
– А лично к тебе папа как относится?
– Ну, за двойки не ругает…
– … все?
– И все, …чего от него? ...я даже деньги сам зарабатываю себе на развлечения…
– А чем зарабатываешь?
– Корзины плету…
– А кто научил?
– Отец…он меня вообще многому научил, я еще рыбу ловить могу…машину водить могу… по дереву немного… вот к весне лодку смолили, на рыбалку с отцом поедем.
– Как же ты в одной лодке сидишь с человеком, которого бы лучше вообще на свете не было?
– … ну, вообще у нас с ним так-то… отношения интересные … когда мать уезжает, у нас хорошо…это она с ним не ладит, а я то и с мамкой и с отцом могу, когда не вместе...
На приеме: (девочка 6 лет, проблемы с общением, не внимательная, ночные кошмары, заикание, грызет ногти …)
– Почему ты нарисовала только маму с братом, а где же папа и ты?
– Ну, мы в другом месте, чтобы у мамы было хорошее настроение…
– А если вы будете все вместе?
– То плохо…
– Как это плохо?
– ... … (девочка плачет)
Через некоторое время:
– Только вы маме не говорите, что я папу тоже люблю, очень…
На приеме: (подросток с тяжелым невротическим нарушением)
– …Ваш сын действительно верит в смерть своего отца?
– Да! Мы это ему специально сказали,… а то не дай бог с ним встретиться захочет, потом необерешься наследственности,… но мы с бабушкой про отца только хорошее говорим, чтоб не переживал и стремился стать хорошим человеком.
На приеме: (мальчик 8 лет, тяжелая депрессия и ряд других заболеваний)
– … А что с папой?
– Не знаю…
Я обращаюсь к маме:
– Вы не говорите о смерти отца?
– Он знает, мы говорили об этом… (мама плачет), да он и не спрашивает, и фотографии смотреть не хочет.
Когда мама выходит из кабинета, я спрашиваю мальчика:
– … тебе интересно про папу узнать?
Мальчик оживает и первый раз смотрит мне в глаза.
– Да, но нельзя…
– Почему?
– Мама опять заплачет, не надо.
* * *
За время работы с детьми, в своей практике, мне пришлось столкнуться со следующими фактами:
1. Дети любят своих родителей одинаково сильно, вне зависимости (!!!) от демонстрируемого ими поведения. Ребенок воспринимает маму и папу как целое и как важнейшую часть самого себя.
2. Отношение ребенка к отцу и отца к ребенку всегда формирует мать. (Женщина выступает посредником между отцом и ребёнком, именно она транслирует ребёнку: кто его отец, какой он и как к нему следует относиться).
3. Мать имеет абсолютную власть над ребёнком, она делает с ним всё что захочет, сознательно или бессознательно. Такая сила дана женщине природой для того, чтобы потомство смогло выжить без лишних сомнений.
Сначала сама мама является миром ребенка, а позднее она выводит ребенка в мир через себя. Ребенок познает мир через маму, видит мир ее глазами, акцентирует внимание на том, что значимо для мамы.
Осознанно и неосознанно мама активно формирует восприятие ребенка.
С отцом ребенка тоже знакомит мама, она транслирует степень значимости отца.
Если мама не доверяет мужу, то ребенок будет избегать отца.
На приеме:
– Моей дочке 1год 7месяцев. Она с криком убегает от отца, а когда он берет ее на руки - плачет и вырывается. А последнее время стала говорить отцу: “Уходи, я тебя не люблю. Ты плохой”.
– А что вы действительно чувствуете к своему мужу?
– Я сильно обижена на него…до слез.
4. Отношение отца к ребенку тоже формирует мать.
Например, если женщина не уважает отца ребенка, то мужчина может отказать ребенку во внимании.
Достаточно часто повторяется одна и та же ситуация: стоит только женщине изменить внутреннее отношение к отцу ребенка, как он неожиданно изъявляет желание видеть ребенка и участвовать в его воспитании.
И это даже в тех случаях, когда отец до этого долгие годы игнорировал ребенка.
5. Если нарушено внимание, память, неадекватна самооценка, а поведение оставляет желать лучшего – то в душе ребенка катастрофически не хватает отца.
Отвержение отца в семье часто ведет к появлению интеллектуальной и психической задержке развития ребенка.
6. Если нарушена коммуникативная сфера, высокая тревожность, страхи, а приспосабливаться к жизни ребенок так и не научился, и везде чувствует себя чужим – значит он никак не может отыскать маму в своём сердце.
7. Детям легче справляться с проблемами взросления, если они чувствуют, что мама и папа принимают их целиком, такими, какие они есть.
8. Ребенок растет здоровым эмоционально и физически, когда он находится вне зоны проблем своих родителей - каждого индивидуально и/или их как пары. То есть он занимает свое детское место в системе семьи.
9. Ребёнок всегда “держит флаг” за отвергнутого родителя. Поэтому он будет соединяться с ним в своей душе любыми способами.
Например, он может повторять тяжёлые особенности судьбы, характера, поведения и т.п. Причём, чем сильнее мать не принимает эти особенности, тем ярче у ребёнка они проявляются. Но как только мама искренне разрешит ребёнку быть похожим на своего отца, любить его открыто, у ребёнка появится выбор: соединяться с отцом через тяжелое или же любить его напрямую – сердцем.
10. Ребенок предан маме и папе одинаково сильно, он связан любовью.
Но когда отношения в паре становятся тяжелыми, ребенок силой своей преданности и любви глубоко включается в то тяжелое, что причиняет боль родителям.
Он берет на себя столько, что действительно во многом облегчает душевные страдания одного или обоих родителей сразу.
Например, ребенок может стать психологически равным родителям: другом, партнером.
И даже психотерапевтом.
А может подняться еще выше, заменяя психологически им их родителей.
Такая ноша является непосильной ни для физического, ни для психического здоровья ребенка. Ведь, в итоге, он остается без своей опоры – без родителей.
11. Когда мама не любит, не доверяет, не уважает или просто обижена на отца ребенка, то глядя на ребенка и видя в нем многие проявления отца, осознанно или неосознанно дает малышу понять, что его “мужская часть” плохая. Она как бы говорит: “Это мне не нравится. Ты не мой ребенок, если ты похож на своего отца”.
И из любви к матери, а точнее из-за глубокого стремления выжить в данной семейной системе, ребёнок всё-таки отказывается от отца, а следовательно и от мужского в себе.
За подобный отказ ребенок платит слишком дорогую цену.
В душе этого предательства он себе никогда не простит. И обязательно накажет себя за это сломанной судьбой, плохим здоровьем, неудачливостью в жизни. Ведь жить с этой виной невыносимо, даже если она не всегда осознаётся. Но это цена его выживания.
Чтобы примерно почувствовать, что же происходит в душе ребёнка, попробуйте закрыть глаза и представить двух самых близких для вас людей, за которых вы можете, не задумываясь, отдать жизнь.
А теперь вы все трое, крепко держась за руки, оказались в горах. Но гора, на которой вы стояли, неожиданно рухнула. И оказалось, что вы чудом удержались на скале, а два ваших самых дорогих человека повисли над пропастью, держась за ваши руки.
Силы кончаются и вы понимаете, что двоих не вытащить. Спасти можно только кого-то одного. Кого вы выберете? В этот момент мамы, как правило, говорят: “Нет, лучше уж умереть всем вместе. Это ужасно!”
Действительно, так было бы легче, но условия жизни таковы, что ребенку приходится сделать невозможный выбор. И он его делает. Чаще в сторону мамы.
“Представьте, что вы все-таки отпустили одного человека и вытащили другого.
– Что вы будете чувствовать по отношению к тому, кого вы не смогли спасти?
– Огромную, испепеляющую вину.
– А к тому, ради кого вы это сделали?
– Ненависть”.
Но природа мудра – тема злости на мать в детстве табулирована жестко. Это оправдано, ведь мама не только дарит жизнь, она её ещё и поддерживает. После отказа от папы, мама остается единственным человеком, который может поддержать в жизни.
Поэтому, выражая свой гнев, можно спилить сук, на котором сидишь.
И тогда этот гнев обращается на самого себя (аутоагрессия).
“Это я плохо справился, я предал папу, я сделал недостаточно для того, чтобы…
и только я один.
Мама не виновата – она слабая женщина”.
И тогда начинаются проблемы с поведением, психическим и физическим здоровьем.
12. Мужское гораздо больше, чем похожесть на собственного отца.
Принцип мужского – это закон. Духовность.
Честь и достоинство.
Чувство меры (внутреннее ощущение уместности и своевременности).
Социальная самореализация (работа по душе, хороший материальный доход, карьера) возможна, только если в душе человека есть позитивный образ отца.
13. Какой бы замечательной ни была мать, но только отец может инициировать взрослую часть внутри ребёнка. (Даже если отцу самому не удалось выстроить отношения с собственным отцом. Для процесса инициации это не столь важно).
Вы, наверное, встречали взрослых людей, которые инфантильны и беспомощны как дети?
Начинают одновременно кучу дел, имеют множество проектов, но ни один так и не доводят до конца.
Или те, кто боятся начать дело, проявить активность в социальной самореализации.
Или те, кто не могут сказать “нет”.
Или не держат данного слова, на них сложно в чём либо положиться.
Или те, кто постоянно лгут.
Или те, кто боятся иметь собственную точку зрения, соглашаются со многим против собственной воли, “прогибаясь” под обстоятельства.
Или наоборот, те, кто ведут себя вызывающе, воюют с окружающим миром, противопоставляя себя другим людям, многое делая в пику, или даже ведут себя противоправно.
Или те, кому жизнь в социуме даётся с огромным трудом, “втридорога” и т.п. – всё это те люди, у которых не было доступа к своему отцу.
14. Только рядом с отцом маленький ребёнок впервые познаёт границы. Собственные границы и границы других людей. Грани дозволенного и не дозволенного. Свои возможности и способности. Рядом с отцом ребёнок чувствует, как действует закон.
Его силу. (С мамой отношения строятся по другому принципу: без границ – полное слияние).
15. Именно в мужском потоке формируются достоинство, честь, воля, целеустремлённость, ответственность – во все временна высоко ценимые человеческие качества.
16. Дети, которых мама не допустила к отцовскому потоку (сознательно или бессознательно) не смогут легко и естественно пробудить в себе уравновешенного, взрослого, ответственного, логичного, целеустремлённого человека – теперь придётся прилагать огромные усилия. Потому что психологически они остались мальчиками и девочками, так и не став мужчинами и женщинами.
Теперь за мамино решение "оградить ребёнка от отца" человек всю жизнь будет платить невероятно высокую цену. Словно он потерял благословение на жизнь.
“Если жена уважает мужа, а муж уважает жену, дети тоже чувствуют уважение к себе. Кто отвергает мужа (или жену), тот отвергает его (или её) в детях. Дети воспринимают это как личное отвержение” - Берт Хеллингер.
17. Отец играет разные, но значимые роли для сына и дочери. Для мальчика отец – это его самоидентификация по полу (т.е. ощущение себя мужчиной не только физически, но и психологически). Отец – это родина для сына, его “стая”.
Мальчик с самого начала рождается у человека другого пола.
Всё, с чем соприкасается мальчик в матери – иное по сути, иное, чем он сам. Женщина переживает то же чувство. Поэтому замечательно, когда мама может одарить сына своей любовью, наполнив женским потоком, инициировав женские принципы, с любовью отпустив его на родину – к отцу. (Кстати, только в этом случае сын может уважать свою мать и быть ей искренне благодарен).
18. С момента рождения и, примерно, до трёх лет мальчик находится в поле влияния матери. Т.е. он напитывается женским: чувствительностью и нежностью. Способностью к близким, доверительным и долговременным эмоциональным отношениям.
Именно с матерью ребёнок учится эмпатии (вчувствование в душевное состояние другого человека). В общении с ней пробуждается интерес к другим людям.
Активно инициируется развитие эмоциональной сферы, а так же интуиции и творческих способностей – они тоже в зоне женского. Если мать была открыта в своей любви к малышу, то в последствии, став взрослым, такой мужчина будет заботливым мужем, ласковым любовником и любящим отцом.
19. В норме, примерно, после трёх лет, мама отпускает сына к отцу. Важно подчеркнуть, что она отпускает его навсегда. Отпускает, значит, разрешает мальчику напитываться мужским и быть мужчиной. И для этого процесса не столь важно, жив отец или умер, может быть, у него другая семья, или он далеко, или у него тяжелая судьба.
20. Бывает и так, что биологического отца нет и не может быть рядом с ребёнком.
Тогда здесь имеет значение, что мать чувствует в душе к отцу ребёнка.
Если женщина не может согласиться ни с его судьбой, ни с ним, как правильным отцом для её ребёнка, то малыш получает пожизненный запрет на мужское.
И даже правильная среда, в которой он вращается, не сможет скомпенсировать ему эту утрату. Он может заниматься мужскими видами спорта, второй муж мамы может быть замечательным человеком и мужественным мужчиной, возможно, даже есть дедушка, или дядя, готовые общаться с ребенком, но всё это останется на поверхности, как форма поведения. В душе ребёнок никогда не осмелится нарушить материнского запрета.
Но если женщине всё таки удаётся принять биологического отца ребёнка в своё сердце, то ребёнок бессознательно будет чувствовать, что мужское - это хорошо. Сама мама дала своё благословение. Теперь, встречая в своей жизни мужчин: дедушка, друзья, учителя, или новый мамин муж, ребёнок сможет через них напитываться мужским потоком. Который, он будет брать у своего отца.
21. Единственное, что имеет значение, это: какой образ в душе у матери об отце ребёнка. Допустить ребёнка к отцовскому потоку мама может только при условии, что в душе она уважает отца ребёнка, или как минимум, хорошо к нему относится.
Если этого не происходит, то бесполезно говорить мужу: “Иди, поиграй с ребёнком. Сходите вместе погулять” и т.п., отец этих слов не услышит, так же, как и ребёнок.
Воздействие имеет только то, что принято душой.
Благословляет ли мама отца и ребёнка на взаимную любовь друг к другу?
Наполняется ли мамино сердце теплом, когда она видит, как ребёнок похож на своего отца?
Если отец признан, то теперь малыш начнёт активно наполнятся мужским.
Теперь развитие пойдёт по мужскому типу, со всеми мужскими особенностями, повадками, предпочтениями, и нюансами. Т.е. теперь мальчик сильно начнёт отличаться от маминого женского и всё больше станет походить на папино мужское.
Так вырастают мужчины с выраженным мужским.
Автор: Марта Луковнико
Понравился сайт?Поделись с друзьями!
Статистика ВК сообщества "Метафорические карты для психологов"
Самые низкие цены в рунете.
100% эксклюзив.
Графики роста подписчиков
Лучшие посты
Однажды психологи провели один очень интересный полевой эксперимент. В центре цветочной лужайки они посадили мать с годовалым ребенком. Мать сидела на специальном люке, который мог быстро уходить под землю и полностью скрывать ее от глаз ребенка.
Что происходило дальше. Мать с ребенком сидят в центре лужайки. Ребенок осторожно осматривается. Затем так же осторожно отпускает мать и начинает с интересом исследовать окружающий его мир. В это время психологи быстро прячут мать в углубление под землю и ребенок, обернувшись в очередной раз, не обнаруживает ее на месте. В ту же секунду он полностью теряет интерес к окружающему миру и стремительно мчится туда, где только что была мать. Ее быстро поднимают, ребенок прижимается к матери и полчаса не отпускает ее.
Спустя какое-то время он снова осторожно отпускает ее и, постоянно оглядываясь, начинает исследовать окружающий мир: листочки, цветочки, бабочек. Мать снова прячут. Ребенок с воем и воплями несется к месту, где она только что была, мать поднимают и (!) после второго раза психологам не удалось дождаться момента, когда ребенок снова бы решился отпустить свою мать и начать исследовать окружающий мир.
И к чему это я вспомнил. А к тому, что этот эксперимент позволил психологам заподозрить, что если человек патологически привязан к матери, близким, работе, месту – это не означает, что его мать или его работа или место жительства такие уж прекрасные. Это может означать как раз обратное. Патологическая привязанность у людей чаще всего наблюдается к нестабильным, ненадежным, плохим объектам. Именно этим объясняется загадка патологической влюбленности многих женщин в вечно исчезающих мужей и многих детей в вечно исчезающих родителей. Знаете, кто больше всего любит своих матерей? Детишки в детских домах.
Поэтому мой совет сегодня не прост: если Вам кажется, что ваши дети мало уделяют вам внимания, слишком много времени проводят в изучении мира, который их окружает, слишком счастливы без вас – не огорчайтесь. Это значит, что вы – хорошие родители. Вы просто всегда за спиной своего ребенка, вы всегда в его сердце, он настолько уверен в вас, что ему не нужно постоянно оглядываться на вас, ему не нужно быть рядом с вами. Вы выполнили свой родительский долг. Это не плохо. Это хорошо. Но немного, конечно, грустно.
Автор: Юрий Вагин
Что происходило дальше. Мать с ребенком сидят в центре лужайки. Ребенок осторожно осматривается. Затем так же осторожно отпускает мать и начинает с интересом исследовать окружающий его мир. В это время психологи быстро прячут мать в углубление под землю и ребенок, обернувшись в очередной раз, не обнаруживает ее на месте. В ту же секунду он полностью теряет интерес к окружающему миру и стремительно мчится туда, где только что была мать. Ее быстро поднимают, ребенок прижимается к матери и полчаса не отпускает ее.
Спустя какое-то время он снова осторожно отпускает ее и, постоянно оглядываясь, начинает исследовать окружающий мир: листочки, цветочки, бабочек. Мать снова прячут. Ребенок с воем и воплями несется к месту, где она только что была, мать поднимают и (!) после второго раза психологам не удалось дождаться момента, когда ребенок снова бы решился отпустить свою мать и начать исследовать окружающий мир.
И к чему это я вспомнил. А к тому, что этот эксперимент позволил психологам заподозрить, что если человек патологически привязан к матери, близким, работе, месту – это не означает, что его мать или его работа или место жительства такие уж прекрасные. Это может означать как раз обратное. Патологическая привязанность у людей чаще всего наблюдается к нестабильным, ненадежным, плохим объектам. Именно этим объясняется загадка патологической влюбленности многих женщин в вечно исчезающих мужей и многих детей в вечно исчезающих родителей. Знаете, кто больше всего любит своих матерей? Детишки в детских домах.
Поэтому мой совет сегодня не прост: если Вам кажется, что ваши дети мало уделяют вам внимания, слишком много времени проводят в изучении мира, который их окружает, слишком счастливы без вас – не огорчайтесь. Это значит, что вы – хорошие родители. Вы просто всегда за спиной своего ребенка, вы всегда в его сердце, он настолько уверен в вас, что ему не нужно постоянно оглядываться на вас, ему не нужно быть рядом с вами. Вы выполнили свой родительский долг. Это не плохо. Это хорошо. Но немного, конечно, грустно.
Автор: Юрий Вагин
Конвейер по производству невротиков
Я детский психолог, и я временами жутко задалбываюсь. Моя главная проблема — родители моих маленьких клиентов, которые сами их уродуют. Вот не знаю — это лично мне так «везёт» или и в самом деле чуть ли не у половины детей, которых к психологу направляют врачи или педагоги с подозрением на разные расстройства (именно так ко мне приходит большинство клиентов), диагноз один: окружающие взрослые — идиоты.
Четырёхлетний мальчик ведёт себя агрессивно, кидается на других детей на площадке и обижает младшую сестрёнку. Уже через десять минут общения с его мамой и отчимом всё становится очевидно. В семье даже взрослые не знают слов «извините», «пожалуйста» и «спасибо», у них принято общаться с помощью ора друг на друга, обещаний «щас как врезать» и так далее. Самое ласковое, что при мне сказали ребёнку — «Заткнись, гадёныш!» И вообще, отчиму ребёнка (стареющему гопнику, которому по паспорту за сорок, а по уму — лет 13–14) кажется, что научить малыша на любые слова бабушки отвечать «Заткнись, сука старая!» — отличная остроумная шутка. В общем, нет у мальчика никаких расстройств, просто на родителей похож.
Шестилетняя девочка Саша говорит о себе в мужском роде и пытается всех убедить, что она мальчик Саня. Расстройство гендерной идентификации? Нет. Просто папа с мамой хотели второго сына и с младенчества твердят дочери, как жаль, что она не родилась мальчиком, на любое проявление слабости говорят: «Что ты как девчонка?!» (алё, гараж, ваш ребёнок вообще-то и есть девчонка!), а просьбу купить красивые туфельки воспринимают как признак, что дочь вырастет проституткой — это слово она уже отлично знает. Со старшим братом девочки при этом носятся как с писаной торбой: он же мальчик. У Саши, естественно, два выхода: либо навеки признать себя человеком второго сорта, либо пытаться хоть как-то стать человеком первого сорта. Она выбрала последний вариант, и это совершенно нормально для человека со здоровой психикой (пусть и маленького). Ненормально — так загадить умненькой и не по годам развитой девочке голову ещё до школы!
Первоклассник постоянно пытается лезть к другим детям в трусы, пристраивается сзади, имитируя половой акт, и уговаривает девочек станцевать стриптиз… Тревогу забили родители девочки, которой он предложил за шоколадку, цитирую, «пососать ему писю». Повышенный интерес к этой теме в таком раннем возрасте может быть симптомом нескольких больших проблем. Либо ребёнка развращали, либо у него серьёзный гормональный сбой (взрослый гормональный набор в теле ребёнка), либо некоторые проблемы с корой головного мозга… Однако выясняется, что просто папа ребёнка считает совершенно нормальным в присутствии сына смотреть на компе порнушку: «А чё такого, он же маленький, не понимает ничего. А если и понимает — пусть мужиком растёт, гы-гы-гы».
Десятилетняя девочка буквально ненавидит всех мальчиков и любые намёки на межполовые отношения, на соседа по парте, который сказал, что она красивая, налетела фурией и разбила ему нос. Выясняем, что вся ситуация возникла из-за мамы девочки. Это мать-одиночка. Женщина с бурной, но не очень счастливой личной жизнью. Череда «новых пап», некоторые из которых не продержались и трёх месяцев (а один из них девочку ещё и бил), и «мы с ней как подружки, я ей всё-всё рассказываю». То есть мама сделала дочь конфиденткой. Ребёнок с раннего детства в курсе, у кого из маминых «дядь» проблемы с потенцией, у кого — ревнивая жена, подкарауливающая маму на работе у проходной (после этого на лицо пришлось накладывать два шва), кто «жмот, даже колечко не купил», от кого она сделала три аборта и так далее. Мама искренне считает, что готовит девочку к взрослой жизни. Девочка считает, что «взрослая жизнь» — это только бесконечные разборки с чьими-то жёнами, аборты и нестоящие члены, и в гробу всё это видела (и её в данном случае сложно не понять).
Десятилетний мальчик. Редкий случай: ребёнка привела мама. С запросом «Сделайте что-нибудь, он раздражает отца» (вообще, поиск «кнопки», на которую можно нажать, чтоб ребёнок стал удобным — любимая тема родителей, которые приводят детей сами). В общем, ситуация почти классическая: папа время от времени находит новую любовь и уходит к ней, потом мама «отвоёвывает» его обратно борщами и шёлковыми халатиками, некоторое время в семье идиллия, а затем всё повторяется. Промежутки становятся всё короче, а ребёнок вообще «всё портит» — относится к папе как к папе, а не как к восточному падишаху. Недавно — подумать только! — попросил страдающего от похмелья родителя помочь ему решить задачу (был обматерён и получил такой подзатыльник, что улетел к стене). Ответ «Лучше, блин, папе выпишите целебных пенделей!», понятное дело, в рамки профессиональной этики не входит, но это едва ли не главное, что в данном случае приходит в голову.
Все описанные случаи — буквально за последний месяц. Пока все эти (и многие им подобные) дети — лишь нормальные малыши, которым не повезло с семьёй. Но пройдёт совсем немного времени — чужие дети, как известно, растут очень быстро — и они превратятся во вполне взрослых, сформировавшихся упырей, которые будут калечить уже следующее поколение малышей. И как остановить этот конвейер по производству моральных калек — я не знаю.
Текст Анастасия Попкова
Я детский психолог, и я временами жутко задалбываюсь. Моя главная проблема — родители моих маленьких клиентов, которые сами их уродуют. Вот не знаю — это лично мне так «везёт» или и в самом деле чуть ли не у половины детей, которых к психологу направляют врачи или педагоги с подозрением на разные расстройства (именно так ко мне приходит большинство клиентов), диагноз один: окружающие взрослые — идиоты.
Четырёхлетний мальчик ведёт себя агрессивно, кидается на других детей на площадке и обижает младшую сестрёнку. Уже через десять минут общения с его мамой и отчимом всё становится очевидно. В семье даже взрослые не знают слов «извините», «пожалуйста» и «спасибо», у них принято общаться с помощью ора друг на друга, обещаний «щас как врезать» и так далее. Самое ласковое, что при мне сказали ребёнку — «Заткнись, гадёныш!» И вообще, отчиму ребёнка (стареющему гопнику, которому по паспорту за сорок, а по уму — лет 13–14) кажется, что научить малыша на любые слова бабушки отвечать «Заткнись, сука старая!» — отличная остроумная шутка. В общем, нет у мальчика никаких расстройств, просто на родителей похож.
Шестилетняя девочка Саша говорит о себе в мужском роде и пытается всех убедить, что она мальчик Саня. Расстройство гендерной идентификации? Нет. Просто папа с мамой хотели второго сына и с младенчества твердят дочери, как жаль, что она не родилась мальчиком, на любое проявление слабости говорят: «Что ты как девчонка?!» (алё, гараж, ваш ребёнок вообще-то и есть девчонка!), а просьбу купить красивые туфельки воспринимают как признак, что дочь вырастет проституткой — это слово она уже отлично знает. Со старшим братом девочки при этом носятся как с писаной торбой: он же мальчик. У Саши, естественно, два выхода: либо навеки признать себя человеком второго сорта, либо пытаться хоть как-то стать человеком первого сорта. Она выбрала последний вариант, и это совершенно нормально для человека со здоровой психикой (пусть и маленького). Ненормально — так загадить умненькой и не по годам развитой девочке голову ещё до школы!
Первоклассник постоянно пытается лезть к другим детям в трусы, пристраивается сзади, имитируя половой акт, и уговаривает девочек станцевать стриптиз… Тревогу забили родители девочки, которой он предложил за шоколадку, цитирую, «пососать ему писю». Повышенный интерес к этой теме в таком раннем возрасте может быть симптомом нескольких больших проблем. Либо ребёнка развращали, либо у него серьёзный гормональный сбой (взрослый гормональный набор в теле ребёнка), либо некоторые проблемы с корой головного мозга… Однако выясняется, что просто папа ребёнка считает совершенно нормальным в присутствии сына смотреть на компе порнушку: «А чё такого, он же маленький, не понимает ничего. А если и понимает — пусть мужиком растёт, гы-гы-гы».
Десятилетняя девочка буквально ненавидит всех мальчиков и любые намёки на межполовые отношения, на соседа по парте, который сказал, что она красивая, налетела фурией и разбила ему нос. Выясняем, что вся ситуация возникла из-за мамы девочки. Это мать-одиночка. Женщина с бурной, но не очень счастливой личной жизнью. Череда «новых пап», некоторые из которых не продержались и трёх месяцев (а один из них девочку ещё и бил), и «мы с ней как подружки, я ей всё-всё рассказываю». То есть мама сделала дочь конфиденткой. Ребёнок с раннего детства в курсе, у кого из маминых «дядь» проблемы с потенцией, у кого — ревнивая жена, подкарауливающая маму на работе у проходной (после этого на лицо пришлось накладывать два шва), кто «жмот, даже колечко не купил», от кого она сделала три аборта и так далее. Мама искренне считает, что готовит девочку к взрослой жизни. Девочка считает, что «взрослая жизнь» — это только бесконечные разборки с чьими-то жёнами, аборты и нестоящие члены, и в гробу всё это видела (и её в данном случае сложно не понять).
Десятилетний мальчик. Редкий случай: ребёнка привела мама. С запросом «Сделайте что-нибудь, он раздражает отца» (вообще, поиск «кнопки», на которую можно нажать, чтоб ребёнок стал удобным — любимая тема родителей, которые приводят детей сами). В общем, ситуация почти классическая: папа время от времени находит новую любовь и уходит к ней, потом мама «отвоёвывает» его обратно борщами и шёлковыми халатиками, некоторое время в семье идиллия, а затем всё повторяется. Промежутки становятся всё короче, а ребёнок вообще «всё портит» — относится к папе как к папе, а не как к восточному падишаху. Недавно — подумать только! — попросил страдающего от похмелья родителя помочь ему решить задачу (был обматерён и получил такой подзатыльник, что улетел к стене). Ответ «Лучше, блин, папе выпишите целебных пенделей!», понятное дело, в рамки профессиональной этики не входит, но это едва ли не главное, что в данном случае приходит в голову.
Все описанные случаи — буквально за последний месяц. Пока все эти (и многие им подобные) дети — лишь нормальные малыши, которым не повезло с семьёй. Но пройдёт совсем немного времени — чужие дети, как известно, растут очень быстро — и они превратятся во вполне взрослых, сформировавшихся упырей, которые будут калечить уже следующее поколение малышей. И как остановить этот конвейер по производству моральных калек — я не знаю.
Текст Анастасия Попкова
ПЕТЛЯ АБЬЮЗА
Абьюзер никогда не «допивает» свою жертву до конца, не доводит до полной потери терпения. Он мучает ее, злоупотребляет, подчиняет себе, но внимательно следит за тем, чтобы она не истощилась. Паразит заинтересован в выживании и силах хозяйского организма, чтобы питаться им на протяжении жизни. По чудовищной аналогии абьюзер заинтересован в ресурсности и постоянстве своего партнера.
Поэтому создается петля зависимости, находясь внутри которой, вообще невозможно понять что происходит и назвать это одним именем.
Был нормальный человек, внимательный и заботливый. Порой даже пугающе внимательный, душительно заботливый. Но он объясняет это неуемностью своего чувства, силой любви. Кстати ими же объясняются гневные вспышки («я просто испугался за тебя, за наши отношения»), сильная ревность («я боюсь тебя потерять»), уходы в игнор («я столько делаю, а ты опять чем-то недовольна).
В результате жертва чувствует себя неправильной, неблагодарной. Но поскольку она не понимает как «правильно», а признаться в этом не может, то делает то, что скажет партнер.
Интересно то, почему она не может признаться. Вам когда-нибудь доводилось оказываться в ситуации, когда вы не расслышали собеседника, просите повторить, но снова не расслышали? Стыдясь своей «глухоты» или нетолерантности к его «каше во рту», вы робко переспрашиваете в третий раз. И, представьте себе, снова не поняли. Тогда просто соглашаетесь с тем что есть, стараясь поскорее замести этот дурацкий эпизод под половичок.
С жертвой абьюзера происходит почти то же самое. Только ее «собеседник» намеренно неясен. Его стратегия — создать видимость объяснения, исказив все важное, напичкав двусмысленностями. И тогда виноват тот, кто не понял. Охотно виноват. Особенно, если родители, вместо того, чтобы в детстве контейнировать его чувства, многозначительно подкатывали глаза.
Так жертва оказывается в зависимости. Она что-то делает для «общего блага», не понимает что и зачем, а спрашивать небезопасно (слишком уж не хочется подкатанные глаза видеть). Например, увольняется с работы, сидит дома. Сужается круг общения.
Абьюзер заинтересован в том, чтобы у его жертвы было мало внешней поддержки, а лучше чтобы не было вообще. Ее одну он может контролировать, а вот других людей, которые могут задать «лишние» вопросы вряд ли. Встречаются с друзьями они исключительно вместе. И на этих встречах он просто душка. Внимателен, почтителен, галантен и ароматен. Жертва слышит в свой адрес «Ах как тебе повезло!», «Ты такая счастливая!». А ей, бедной, и возразить-то нечего. Приходится объяснять осунувшееся лицо авитаминозом. Потому что настоящие причины слишком сложны, неуловимы, необъяснимы и похожи на бред.
Итог таков, что жертве снова нечего предъявить абьюзеру. Как она может сказать, что он запрещает ей с друзьями общаться? С ума что ли сошла? Позавчера только общались все вместе и он сам, между прочим, это организовал.
Абьюзеры мастерски умеют предугадывать желания своих жертв и предвосхищают их. Например, он чувствует что жертва истощается и уже скоро начнет «выяснять отношения». Это опасная зона, так как есть угроза , что она вырвется. Поэтому, он не дает ей заикнуться о том, что она соскучилась без друзей, а сам приглашает их, опережая ее претензию.
Бедняжка опять с чувством вины. Как она несправедлива! Ведь можно подумать о нем плохое, когда он соорудил такой праздник?
Чувство вины - это узел той самой петли. За его пределы невозможно выйти. Когда абьюзер чувствует, что жертва близка к истощению (а, значит, к пробуждению, ведь боль разбудит кого угодно), то снова «подсыпает снотворное». Он «кормит» ее, попадая точно в потребность, и вместе с кормом внушает что она плохая и неблагодарная. Накормленная жертва чувствует радость сытости («наконец-то!») и вину за сомнения. На этом можно протянуть еще какой-то кусок времени до нового цикла.
Иногда, когда абьюзер «перегибает палку», жертва может он него уйти. Но пока она очнется и научится черпать силу в самостоятельности, он успеет подползти на коленях с самым душераздирающим раскаянием. Вернувшаяся жертва будет жить несколько месяцев в сладкой вате, все больше убеждаясь, что ее бегство — импульсивная дурость.
Итак, общий вид петли зависимости в абьюзивных отношениях таков:
1.Отсутствие нормальной поддержки в детстве потенциальной жертвы помогает абьюзеру легко вычислить и прицельно очаровать ее.
2. Он сказочно хорош первые месяцы отношений, его любовь не гаснет, а только сильнее распаляется. Из-за этой любви все его безумства, крики, ревность и даже насилие. Вина за это приписывается жертве. Она всегда «меньше любит», а, следовательно, больше виновата.
3. На энергии этой вины начинается подчинение жертвы себе. Абьюзер мягко, но настойчиво отстраняет ее руки от всех рычагов управления, уверяя, что так будет лучше. Почему именно отвечает так, чтобы невозможно было понять. Жертва, привыкшая не понимать, потому что никто с ней не был ясен, ведется.
4. Пока она покорна — он ласков. Но покорности требуется все больше, свободы решать — все меньше. Жертва начинает копить недовольство, задумываться, искать поддержки. Но, как выясняется, ее контакты стали ограничены, а она и не заметила как. В итоге, абьюзер заслоняет собой весь мир.
5. Попытка вырваться или изменить это гасится мастерски подогнанным обвинением.
6. Время от времени жертва «подкармливается» хорошим отношением. На исходе сил или просто профилактически. Так она никогда не «заканчивается», потому что продолжает виноватиться и не понимать.
7. Далее снова пункт 3.
Из этого очень трудно выйти в одиночку. И я как раз пытаюсь объяснить почему. Многие крутят у виска, слушая истории жертв абьюзеров, недоумевая, как можно было позволять так с собой обращаться. Они что слепые?
Нет, не слепые. Они просто не чувствительны к насилию, как я уже писала в своей прошлой статье про абьюз. Однако, если насилие они чувствуют не всегда, то недоумение постоянно. И если решить побыть в нем подольше, есть шанс рассмотреть ужасную картину своей ситуации. Думая об этом, все время вспоминаю интернет-шутку десятилетней давности, где под задумавшейся собачкой красовалась надпись «Ближе всех к истине тот, кто не понял».
Автор: Анастасия Звонарева
Абьюзер никогда не «допивает» свою жертву до конца, не доводит до полной потери терпения. Он мучает ее, злоупотребляет, подчиняет себе, но внимательно следит за тем, чтобы она не истощилась. Паразит заинтересован в выживании и силах хозяйского организма, чтобы питаться им на протяжении жизни. По чудовищной аналогии абьюзер заинтересован в ресурсности и постоянстве своего партнера.
Поэтому создается петля зависимости, находясь внутри которой, вообще невозможно понять что происходит и назвать это одним именем.
Был нормальный человек, внимательный и заботливый. Порой даже пугающе внимательный, душительно заботливый. Но он объясняет это неуемностью своего чувства, силой любви. Кстати ими же объясняются гневные вспышки («я просто испугался за тебя, за наши отношения»), сильная ревность («я боюсь тебя потерять»), уходы в игнор («я столько делаю, а ты опять чем-то недовольна).
В результате жертва чувствует себя неправильной, неблагодарной. Но поскольку она не понимает как «правильно», а признаться в этом не может, то делает то, что скажет партнер.
Интересно то, почему она не может признаться. Вам когда-нибудь доводилось оказываться в ситуации, когда вы не расслышали собеседника, просите повторить, но снова не расслышали? Стыдясь своей «глухоты» или нетолерантности к его «каше во рту», вы робко переспрашиваете в третий раз. И, представьте себе, снова не поняли. Тогда просто соглашаетесь с тем что есть, стараясь поскорее замести этот дурацкий эпизод под половичок.
С жертвой абьюзера происходит почти то же самое. Только ее «собеседник» намеренно неясен. Его стратегия — создать видимость объяснения, исказив все важное, напичкав двусмысленностями. И тогда виноват тот, кто не понял. Охотно виноват. Особенно, если родители, вместо того, чтобы в детстве контейнировать его чувства, многозначительно подкатывали глаза.
Так жертва оказывается в зависимости. Она что-то делает для «общего блага», не понимает что и зачем, а спрашивать небезопасно (слишком уж не хочется подкатанные глаза видеть). Например, увольняется с работы, сидит дома. Сужается круг общения.
Абьюзер заинтересован в том, чтобы у его жертвы было мало внешней поддержки, а лучше чтобы не было вообще. Ее одну он может контролировать, а вот других людей, которые могут задать «лишние» вопросы вряд ли. Встречаются с друзьями они исключительно вместе. И на этих встречах он просто душка. Внимателен, почтителен, галантен и ароматен. Жертва слышит в свой адрес «Ах как тебе повезло!», «Ты такая счастливая!». А ей, бедной, и возразить-то нечего. Приходится объяснять осунувшееся лицо авитаминозом. Потому что настоящие причины слишком сложны, неуловимы, необъяснимы и похожи на бред.
Итог таков, что жертве снова нечего предъявить абьюзеру. Как она может сказать, что он запрещает ей с друзьями общаться? С ума что ли сошла? Позавчера только общались все вместе и он сам, между прочим, это организовал.
Абьюзеры мастерски умеют предугадывать желания своих жертв и предвосхищают их. Например, он чувствует что жертва истощается и уже скоро начнет «выяснять отношения». Это опасная зона, так как есть угроза , что она вырвется. Поэтому, он не дает ей заикнуться о том, что она соскучилась без друзей, а сам приглашает их, опережая ее претензию.
Бедняжка опять с чувством вины. Как она несправедлива! Ведь можно подумать о нем плохое, когда он соорудил такой праздник?
Чувство вины - это узел той самой петли. За его пределы невозможно выйти. Когда абьюзер чувствует, что жертва близка к истощению (а, значит, к пробуждению, ведь боль разбудит кого угодно), то снова «подсыпает снотворное». Он «кормит» ее, попадая точно в потребность, и вместе с кормом внушает что она плохая и неблагодарная. Накормленная жертва чувствует радость сытости («наконец-то!») и вину за сомнения. На этом можно протянуть еще какой-то кусок времени до нового цикла.
Иногда, когда абьюзер «перегибает палку», жертва может он него уйти. Но пока она очнется и научится черпать силу в самостоятельности, он успеет подползти на коленях с самым душераздирающим раскаянием. Вернувшаяся жертва будет жить несколько месяцев в сладкой вате, все больше убеждаясь, что ее бегство — импульсивная дурость.
Итак, общий вид петли зависимости в абьюзивных отношениях таков:
1.Отсутствие нормальной поддержки в детстве потенциальной жертвы помогает абьюзеру легко вычислить и прицельно очаровать ее.
2. Он сказочно хорош первые месяцы отношений, его любовь не гаснет, а только сильнее распаляется. Из-за этой любви все его безумства, крики, ревность и даже насилие. Вина за это приписывается жертве. Она всегда «меньше любит», а, следовательно, больше виновата.
3. На энергии этой вины начинается подчинение жертвы себе. Абьюзер мягко, но настойчиво отстраняет ее руки от всех рычагов управления, уверяя, что так будет лучше. Почему именно отвечает так, чтобы невозможно было понять. Жертва, привыкшая не понимать, потому что никто с ней не был ясен, ведется.
4. Пока она покорна — он ласков. Но покорности требуется все больше, свободы решать — все меньше. Жертва начинает копить недовольство, задумываться, искать поддержки. Но, как выясняется, ее контакты стали ограничены, а она и не заметила как. В итоге, абьюзер заслоняет собой весь мир.
5. Попытка вырваться или изменить это гасится мастерски подогнанным обвинением.
6. Время от времени жертва «подкармливается» хорошим отношением. На исходе сил или просто профилактически. Так она никогда не «заканчивается», потому что продолжает виноватиться и не понимать.
7. Далее снова пункт 3.
Из этого очень трудно выйти в одиночку. И я как раз пытаюсь объяснить почему. Многие крутят у виска, слушая истории жертв абьюзеров, недоумевая, как можно было позволять так с собой обращаться. Они что слепые?
Нет, не слепые. Они просто не чувствительны к насилию, как я уже писала в своей прошлой статье про абьюз. Однако, если насилие они чувствуют не всегда, то недоумение постоянно. И если решить побыть в нем подольше, есть шанс рассмотреть ужасную картину своей ситуации. Думая об этом, все время вспоминаю интернет-шутку десятилетней давности, где под задумавшейся собачкой красовалась надпись «Ближе всех к истине тот, кто не понял».
Автор: Анастасия Звонарева
ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ПОГРАНИЧНОГО КЛИЕНТА
Эмоционально недокормленный младенец продолжает орать всю оставшуюся жизнь. Периодически падая в беспомощность и вызывая всеобщую жалость или преследуя других и создавая такие невыносимые условия для окружающих, при которых не поделиться с ним чем-то становится просто невозможно. Но ни тем, ни другим невозможно утолить его голод. Это отчаяние лишь делает его крик громче, выкручивая ручку Volume до пределов человеческой выносливости.
Для младенца весь мир вокруг — продолжение его собственного организма, а родители, вынесенные на периферию - органы манипулирования реальностью. Отчаяние пограничной личности замешано на ярости младенца, который не соглашается взрослеть.
Терапевтический опыт для лиц с подобной организацией характера заключается в том, что у них, вопреки раннему младенческому опыту, в настоящее время существует достаточное количество ресурсов для выживания и прохождения через шизоидный ужас. Но в этом факте, помимо освобождающей идей, есть и скрытая ловушка в виде необходимости строить отношения не с недифференцированной средой, полной всего, чего только не пожелаешь, а с очень конкретными людьми, обстоятельствами и феноменами, которые строго конечны, несовершенны и которым большую часть времени нет до них никакого дела.
Тоска по симбиотическим отношениям вовсе не означает, что это лучшее время жизни, поскольку это время Я-центрировано. Это означает, что развитие подразумевает обнаружение рядом с собой таких же существ, выкарабкивающихся из яйца всеобъемлющей уникальности и озирающихся вокруг с тревогой и едва уловимым разочарованием от того, что вокруг есть кто-то еще, смотрящий с тревогой и еще большим разочарованием и так далее.
Ужас ситуации в том, что время, предназначенное для насыщения, давно миновало, и нет никакой возможности вернуться в прошлое, чтобы все исправить. Хотя что здесь можно исправлять, стать менее требовательным ребенком или выбрать более чувствительных родителей? На первый взгляд ситуация безвыходная. На второй взгляд - становится понятно, что для исправления настоящего возвращение в прошлое противопоказано, поскольку, как известно, все самое важное происходит прямо в сейчас.
Можно сожалеть о том, что прошлое с высоты, точнее с длинной дистанции настоящего, кажется не таким идеальным, как хотелось бы, но прошлое - это данность, которая не требует коррекции, и попытка это осуществить лишь фиксирует ощущение беспомощности.
Пограничный клиент как будто транслирует следующую идею — если младенчество как период развития отвечает за формирование личности, тогда недокормленный младенец похож на недоношенный плод, у которого не сформировались органы и системы, необходимые для полноценной жизни. То есть пограничный клиент “не такой, как все” на уровне результата — получилось что получилось. С другой стороны, ведь “нормальным” детям, в отличие от него, давали столько любви, сколько им было необходимо, и тогда он “не такой, как все” уже в качестве причины подобного эмоционального отвержения. Отвержение для пограничной личности - это ахиллесова пята, в которую, не особенно целясь, попадает почти каждый, с кем она имеет хоть какие-то отношения.
Можно говорить о том, что в случае организации характера семантика пограничности определяется ее расположенностью между неврозом и психозом, но также можно сделать предположение о том, что между пограничным клиентом и окружающими людьми существует практически непреодолимый барьер в виде коммуникативных особенностей, обеспечивающих выживание в условиях незавершенной задачи развития.
Естественный процесс развития предполагает, что ребенок получает от родителей достаточное количество признания и поддержки для того, чтобы сформировать собственную автономию и в дальнейшем жить самостоятельно, опираясь на опыт подобных отношений. Послание родителей в случае пограничной личности выглядит примерно так — выживание возможно только в условиях слияния, но при этом мы решаем, соглашаться на это или нет. Таким образом, помимо беззащитности, пограничная личность приобретает также и ощущение беспомощности.
Отсутствие или недостаточное нахождение рядом эмпатически поддерживающего объекта, контейнирующего хаотическую эмоциональность младенца в символический порядок отношений привязанности, приводит к патологическому расщеплению опыта. То, что не удается пережить, приходится отщеплять и интенсивно контролировать в течение всей оставшейся жизни, поскольку любая актуализация этой тревоги приводит к пугающему регрессу в беспомощное младенческое состояние. Другими словами, пограничная личность пытается контролировать те драйвы, которые не были должным образом контейнированы и дифференцированы адекватным окружением.
Наиболее очевидным способом справиться с этой беспомощностью является попытка безапелляционного контроля окружающих. Пограничник делает с окружающими примерно то же самое, что получал от родителей — стремительно вступает в идеализированные отношения и наказывает оппонента за любую попытку выбраться из этого прокрустова ложа. Увидеть живого человека за пеленой проекций практически невозможно, да и не нужно — пограничная личность не нуждается ни в чем ином, кроме подтверждения собственной значимости, и таким образом, многообразие Я-Ты отношений для нее не доступно. Подобная установка создает вокруг пограничной личности коммуникативный вакуум, усугубляя состояние одиночества и усиливая ярость, с которой осуществляется следующий безнадежный контакт. Возникает своеобразная ловушка — способ, которым устанавливается контакт, одновременно его же и разрушает.
Другой способ контроля заключается в подавлении естественной экспрессии, поскольку она переживается как слишком интенсивная, затопляющая, стирающая границы и угрожающая либо окружающим, либо самому себе, увеличивая вероятность отвержения. Можно сказать, что подавление экспрессии осуществляется согласно тем же механизмам, которые лежат в основе расщепления, и тогда пограничный клиент формирует вокруг себя внешнюю реальность, полную такого же ужаса, что и внутреннее пространство. И тогда от себя действительно невозможно убежать, потому что куда бы не бросилась пограничная личность, она в итоге все время упирается в исходную точку этого побега.
Бросающаяся в уши коммуникативная особенность пограничных клиентов состоит в чрезвычайно большой разнице между формой послания и содержанием, между внутренней работой, которую он проделывает в одиночестве, и тем, что он способен разместить на границе контакта. То, о чем говорит пограничник, представляет из себя скромную вершину айзберга, основная семантическая толща которого только подразумевается и которая в принципе не может быть адекватно выражена из-за актуализации страха отвержения. Тем не менее, эта подразумеваемая часть присутствует в диалоге, и попытка слушать текст, одновременно декодируя его имплицитную компоненту, вызывает состояние растерянности от отсутствия связности и фрагментированности повествования, скуки и злости.
Сложность работы с пограничными клиентами заключается как раз в том, чтобы выдержать чуждый диалект иной организации характера, разобрать порой пугающие рельефы незнакомой территории, по которой предстоит продвигаться, беря в проводники скорее рассказчика, чем накопленный багаж знаний. На этой территории не действуют ни только выученные правила, но и весь жизненный опыт становится невостребованным из-за того, что его совершенно не к чему приложить. Это жуткое состояние, которое можно испытывать в контакте с пограничным клиентом, является отголоском того ужаса, в котором последнему приходится жить постоянно. Поэтому терапевтичной становится сама способность не сбегать от этого переживания в более понятную и безопасную зону самости, укрепленную профессиональной вертикалью, а быть рядом, тем самым делая затопляющие эмоции пограничного клиента менее пугающими.
Трагедия пограничного пациента в том, что большую часть времени он не доступен для самого себя. Контроль показывает способ занять внешнюю позицию по отношению к происходящему, быть свидетелем только результатов трансакций и внутренних динамик, отчуждая себя от опыта, который их определяет. Метафорически, пограничный клиент находится на границе между реальностью и собственным бытием, однако в этом месте очень мало жизни. Пограничная личность порой с удивлением обнаруживает себя в отдельно взятом акте разговора или деятельности, однако это обнаружение очень сложно интегрировать в доступную для сознания парадигму идентичности, поскольку эти отщепленные сигналы приходят как будто из другого мира.
Самый простой способ заткнуть орущего младенца состоит в том, чтобы его устранить. Пограничная личность делает это наиболее доступным для нее способом, через отщепление. Интеграция предполагает обратный процесс, поскольку экзистенциальный голод соотносится с пустотой и отсутствием переживания самости, а не с недостатком положительных эмоций. Психотерапия не гарантирует в этом случае насыщения событийного, внешнего, она наполняет границы идентичности тем содержимым, которое делает ее живой и аутентичной. Психотерапия - это процесс, во время которого клиент пытается делать то, что не может позволить себе делать в обычной жизни.
Источник: Максим Пестов
Эмоционально недокормленный младенец продолжает орать всю оставшуюся жизнь. Периодически падая в беспомощность и вызывая всеобщую жалость или преследуя других и создавая такие невыносимые условия для окружающих, при которых не поделиться с ним чем-то становится просто невозможно. Но ни тем, ни другим невозможно утолить его голод. Это отчаяние лишь делает его крик громче, выкручивая ручку Volume до пределов человеческой выносливости.
Для младенца весь мир вокруг — продолжение его собственного организма, а родители, вынесенные на периферию - органы манипулирования реальностью. Отчаяние пограничной личности замешано на ярости младенца, который не соглашается взрослеть.
Терапевтический опыт для лиц с подобной организацией характера заключается в том, что у них, вопреки раннему младенческому опыту, в настоящее время существует достаточное количество ресурсов для выживания и прохождения через шизоидный ужас. Но в этом факте, помимо освобождающей идей, есть и скрытая ловушка в виде необходимости строить отношения не с недифференцированной средой, полной всего, чего только не пожелаешь, а с очень конкретными людьми, обстоятельствами и феноменами, которые строго конечны, несовершенны и которым большую часть времени нет до них никакого дела.
Тоска по симбиотическим отношениям вовсе не означает, что это лучшее время жизни, поскольку это время Я-центрировано. Это означает, что развитие подразумевает обнаружение рядом с собой таких же существ, выкарабкивающихся из яйца всеобъемлющей уникальности и озирающихся вокруг с тревогой и едва уловимым разочарованием от того, что вокруг есть кто-то еще, смотрящий с тревогой и еще большим разочарованием и так далее.
Ужас ситуации в том, что время, предназначенное для насыщения, давно миновало, и нет никакой возможности вернуться в прошлое, чтобы все исправить. Хотя что здесь можно исправлять, стать менее требовательным ребенком или выбрать более чувствительных родителей? На первый взгляд ситуация безвыходная. На второй взгляд - становится понятно, что для исправления настоящего возвращение в прошлое противопоказано, поскольку, как известно, все самое важное происходит прямо в сейчас.
Можно сожалеть о том, что прошлое с высоты, точнее с длинной дистанции настоящего, кажется не таким идеальным, как хотелось бы, но прошлое - это данность, которая не требует коррекции, и попытка это осуществить лишь фиксирует ощущение беспомощности.
Пограничный клиент как будто транслирует следующую идею — если младенчество как период развития отвечает за формирование личности, тогда недокормленный младенец похож на недоношенный плод, у которого не сформировались органы и системы, необходимые для полноценной жизни. То есть пограничный клиент “не такой, как все” на уровне результата — получилось что получилось. С другой стороны, ведь “нормальным” детям, в отличие от него, давали столько любви, сколько им было необходимо, и тогда он “не такой, как все” уже в качестве причины подобного эмоционального отвержения. Отвержение для пограничной личности - это ахиллесова пята, в которую, не особенно целясь, попадает почти каждый, с кем она имеет хоть какие-то отношения.
Можно говорить о том, что в случае организации характера семантика пограничности определяется ее расположенностью между неврозом и психозом, но также можно сделать предположение о том, что между пограничным клиентом и окружающими людьми существует практически непреодолимый барьер в виде коммуникативных особенностей, обеспечивающих выживание в условиях незавершенной задачи развития.
Естественный процесс развития предполагает, что ребенок получает от родителей достаточное количество признания и поддержки для того, чтобы сформировать собственную автономию и в дальнейшем жить самостоятельно, опираясь на опыт подобных отношений. Послание родителей в случае пограничной личности выглядит примерно так — выживание возможно только в условиях слияния, но при этом мы решаем, соглашаться на это или нет. Таким образом, помимо беззащитности, пограничная личность приобретает также и ощущение беспомощности.
Отсутствие или недостаточное нахождение рядом эмпатически поддерживающего объекта, контейнирующего хаотическую эмоциональность младенца в символический порядок отношений привязанности, приводит к патологическому расщеплению опыта. То, что не удается пережить, приходится отщеплять и интенсивно контролировать в течение всей оставшейся жизни, поскольку любая актуализация этой тревоги приводит к пугающему регрессу в беспомощное младенческое состояние. Другими словами, пограничная личность пытается контролировать те драйвы, которые не были должным образом контейнированы и дифференцированы адекватным окружением.
Наиболее очевидным способом справиться с этой беспомощностью является попытка безапелляционного контроля окружающих. Пограничник делает с окружающими примерно то же самое, что получал от родителей — стремительно вступает в идеализированные отношения и наказывает оппонента за любую попытку выбраться из этого прокрустова ложа. Увидеть живого человека за пеленой проекций практически невозможно, да и не нужно — пограничная личность не нуждается ни в чем ином, кроме подтверждения собственной значимости, и таким образом, многообразие Я-Ты отношений для нее не доступно. Подобная установка создает вокруг пограничной личности коммуникативный вакуум, усугубляя состояние одиночества и усиливая ярость, с которой осуществляется следующий безнадежный контакт. Возникает своеобразная ловушка — способ, которым устанавливается контакт, одновременно его же и разрушает.
Другой способ контроля заключается в подавлении естественной экспрессии, поскольку она переживается как слишком интенсивная, затопляющая, стирающая границы и угрожающая либо окружающим, либо самому себе, увеличивая вероятность отвержения. Можно сказать, что подавление экспрессии осуществляется согласно тем же механизмам, которые лежат в основе расщепления, и тогда пограничный клиент формирует вокруг себя внешнюю реальность, полную такого же ужаса, что и внутреннее пространство. И тогда от себя действительно невозможно убежать, потому что куда бы не бросилась пограничная личность, она в итоге все время упирается в исходную точку этого побега.
Бросающаяся в уши коммуникативная особенность пограничных клиентов состоит в чрезвычайно большой разнице между формой послания и содержанием, между внутренней работой, которую он проделывает в одиночестве, и тем, что он способен разместить на границе контакта. То, о чем говорит пограничник, представляет из себя скромную вершину айзберга, основная семантическая толща которого только подразумевается и которая в принципе не может быть адекватно выражена из-за актуализации страха отвержения. Тем не менее, эта подразумеваемая часть присутствует в диалоге, и попытка слушать текст, одновременно декодируя его имплицитную компоненту, вызывает состояние растерянности от отсутствия связности и фрагментированности повествования, скуки и злости.
Сложность работы с пограничными клиентами заключается как раз в том, чтобы выдержать чуждый диалект иной организации характера, разобрать порой пугающие рельефы незнакомой территории, по которой предстоит продвигаться, беря в проводники скорее рассказчика, чем накопленный багаж знаний. На этой территории не действуют ни только выученные правила, но и весь жизненный опыт становится невостребованным из-за того, что его совершенно не к чему приложить. Это жуткое состояние, которое можно испытывать в контакте с пограничным клиентом, является отголоском того ужаса, в котором последнему приходится жить постоянно. Поэтому терапевтичной становится сама способность не сбегать от этого переживания в более понятную и безопасную зону самости, укрепленную профессиональной вертикалью, а быть рядом, тем самым делая затопляющие эмоции пограничного клиента менее пугающими.
Трагедия пограничного пациента в том, что большую часть времени он не доступен для самого себя. Контроль показывает способ занять внешнюю позицию по отношению к происходящему, быть свидетелем только результатов трансакций и внутренних динамик, отчуждая себя от опыта, который их определяет. Метафорически, пограничный клиент находится на границе между реальностью и собственным бытием, однако в этом месте очень мало жизни. Пограничная личность порой с удивлением обнаруживает себя в отдельно взятом акте разговора или деятельности, однако это обнаружение очень сложно интегрировать в доступную для сознания парадигму идентичности, поскольку эти отщепленные сигналы приходят как будто из другого мира.
Самый простой способ заткнуть орущего младенца состоит в том, чтобы его устранить. Пограничная личность делает это наиболее доступным для нее способом, через отщепление. Интеграция предполагает обратный процесс, поскольку экзистенциальный голод соотносится с пустотой и отсутствием переживания самости, а не с недостатком положительных эмоций. Психотерапия не гарантирует в этом случае насыщения событийного, внешнего, она наполняет границы идентичности тем содержимым, которое делает ее живой и аутентичной. Психотерапия - это процесс, во время которого клиент пытается делать то, что не может позволить себе делать в обычной жизни.
Источник: Максим Пестов
О ГРАНИЦАХ, АГРЕССИИ И ЛИЧНОМ ПРОСТРАНСТВЕ.
"Диалог:
- У тебя одежда мятая.
- Она у меня всегда такая. Не складывается как-то с утюгом..
- Ужасно неприятно на тебя смотреть. Противно просто.
- Ну не смотри.
- Как "не смотри"?! Ты тут стоишь! Как помойное ведро в гостиной.
- Ок, смотри. Но я не прошу у тебя замечаний о моей одежде.
- Ну и что, что не просишь. Мне не нравится, и я об этом говорю.
- Ты хочешь решить свою проблему за мой счёт?
- С чего ты взял?
- Не нравится тебе, а измениться должен я. Одежду другую носить.
- Эммм... ну, нет, так чтоб сразу. Носи, что хочешь. Только мне не нравится это.
- Хорошо. Я ношу, что хочу, а ты чувствуешь, что хочешь. Я не прошу тебя по-другому чувствовать, ты меня не просишь по-другому одеваться.
- Подожди, тут что-то не так..
- Что именно тебе не так?
- Почему, если мне твоя одежда не нравится, я не могу об этом сказать?
- Потому что всё мое - это личное пространство. Вход сюда - по приглашению. Если я не прошу говорить, что ты думаешь о моей одежде, а ты говоришь - то вламываешься без приглашения. Это агрессия.
- Да ну, какая агрессия! Ты что!
- Скрытая. Делать замечания, давать оценку и сравнивать без просьбы - это скрытая агрессия. И неприятные метафоры использовать, тоже.
- Да не агрессия это, а брезгливость.
- Брезгливость - это форма гнева. Как и отвращение, пренебрежение, неприязнь, неприятие, раздражение. А поведенческое выражение этих эмоций - есть агрессия.
- Черт! Выходит, я проявляю к тебе агрессию. Еще и скрыто. Но я не хочу. Почему так выходит?
- Потому, что чувствуешь гнев, а открыто выразить не можешь. По разным причинам не можешь.
- Но почему гнев-то? Откуда?
- Гнев - это энергия, которая "выдаётся" психикой на твой запрос на изменения. И раз уж она выдана, назад взята быть не может. И ты, не использовав её по назначению, от неё избавляешься. В форме скрытой агрессии, например.
- А ещё как избавляются?
- Напрямую: нападая физически или вербально. Или в форме аутоагрессии: заболевают, теряют вещи, деньги, влипают в неприятности и тд.
- А на какие же изменения мой запрос?
- Это тебе лучше знать.
- Как мне узнать, если я не знаю?
- А посмотри, на что ты злишься, это и будет ответ. Если злишься, значит, хочешь, чтобы было по-другому. Спроси себя: как должно быть? А потом найди, где в твоей жизни это самое "не так". И поймёшь, что не чужая одежда тебя злит, а то, что хочешь изменить что-то у себя и не можешь.
- Ну да, чужую одежду сразу видно, а свои проблемы - нет. Запрос на изменения говоришь? Пойду думать. Прости за одежду. И - спасибо тебе.
______
«Зрелость – это переход от опоры на окружающих к опоре на самого себя»
(с) Фриц Перлз
**История ненастоящая, собрана из множества высказываний разных людей с похожими процессами.
Любые совпадения случайны)"
Ksenia Wittenberg
"Диалог:
- У тебя одежда мятая.
- Она у меня всегда такая. Не складывается как-то с утюгом..
- Ужасно неприятно на тебя смотреть. Противно просто.
- Ну не смотри.
- Как "не смотри"?! Ты тут стоишь! Как помойное ведро в гостиной.
- Ок, смотри. Но я не прошу у тебя замечаний о моей одежде.
- Ну и что, что не просишь. Мне не нравится, и я об этом говорю.
- Ты хочешь решить свою проблему за мой счёт?
- С чего ты взял?
- Не нравится тебе, а измениться должен я. Одежду другую носить.
- Эммм... ну, нет, так чтоб сразу. Носи, что хочешь. Только мне не нравится это.
- Хорошо. Я ношу, что хочу, а ты чувствуешь, что хочешь. Я не прошу тебя по-другому чувствовать, ты меня не просишь по-другому одеваться.
- Подожди, тут что-то не так..
- Что именно тебе не так?
- Почему, если мне твоя одежда не нравится, я не могу об этом сказать?
- Потому что всё мое - это личное пространство. Вход сюда - по приглашению. Если я не прошу говорить, что ты думаешь о моей одежде, а ты говоришь - то вламываешься без приглашения. Это агрессия.
- Да ну, какая агрессия! Ты что!
- Скрытая. Делать замечания, давать оценку и сравнивать без просьбы - это скрытая агрессия. И неприятные метафоры использовать, тоже.
- Да не агрессия это, а брезгливость.
- Брезгливость - это форма гнева. Как и отвращение, пренебрежение, неприязнь, неприятие, раздражение. А поведенческое выражение этих эмоций - есть агрессия.
- Черт! Выходит, я проявляю к тебе агрессию. Еще и скрыто. Но я не хочу. Почему так выходит?
- Потому, что чувствуешь гнев, а открыто выразить не можешь. По разным причинам не можешь.
- Но почему гнев-то? Откуда?
- Гнев - это энергия, которая "выдаётся" психикой на твой запрос на изменения. И раз уж она выдана, назад взята быть не может. И ты, не использовав её по назначению, от неё избавляешься. В форме скрытой агрессии, например.
- А ещё как избавляются?
- Напрямую: нападая физически или вербально. Или в форме аутоагрессии: заболевают, теряют вещи, деньги, влипают в неприятности и тд.
- А на какие же изменения мой запрос?
- Это тебе лучше знать.
- Как мне узнать, если я не знаю?
- А посмотри, на что ты злишься, это и будет ответ. Если злишься, значит, хочешь, чтобы было по-другому. Спроси себя: как должно быть? А потом найди, где в твоей жизни это самое "не так". И поймёшь, что не чужая одежда тебя злит, а то, что хочешь изменить что-то у себя и не можешь.
- Ну да, чужую одежду сразу видно, а свои проблемы - нет. Запрос на изменения говоришь? Пойду думать. Прости за одежду. И - спасибо тебе.
______
«Зрелость – это переход от опоры на окружающих к опоре на самого себя»
(с) Фриц Перлз
**История ненастоящая, собрана из множества высказываний разных людей с похожими процессами.
Любые совпадения случайны)"
Ksenia Wittenberg
ЧЕСТНОСТЬ
У меня на терапии была семейная пара. Запрос – она не хочет с ним секса. Когда мы подробнее исследовали их историю и отношения, у меня начало складываться.
Оказывается, муж говорил жене, что у неё маленькая грудь. И ещё некоторые «мелочи», которые способны отшибить либидо у большинства женщин.
На мои попытки донести до мужчины, что это способно ранить и фрустрировать, в ответ слышала:
– Я с ней честен! Не буду же я врать. Честность – главное в отношениях!
Жена большую часть времени молчала и плакала, лишь кивая на мои предположения.
Несколько месяцев ушло на то, чтобы помочь клиенту увидеть, что он честность с недержанием перепутал.
Честность – сложный конструкт, сопряжённый с не менее сложными конструктами. Там с одной стороны близость, ясность, прозрачность, а с другой – нечувствительность, бестактность и психопатические тенденции с пренебрежением нормами и правилами.
Так в чём разница?
Прежде чем «быть честным» со своим партнёром по общению полезно задать себе несколько вопросов.
1. Чего я хочу, когда говорю это?
2. Насколько мне самому было бы приятно услышать что-то подобное?
3. Знаю ли я что-то о том, насколько это место крепко или чувствительно у моего партнёра?
И главный вопрос. Может ли мой партнёр что-то сделать с тем, о чём я собираюсь ему сказать? Проще говоря: в чьих границах находится предмет разговора?
Если в границах партнёра, то ещё куда ни шло. Он может что-то с этим сделать. Если захочет.
Но если предмет обсуждения не находится в границах партнёра (его физические данные, возрастные изменения, мои предпочтения, мои чувства и желания к другим людям и т.д.), то от такой честности он испытает только стыд и бессилие, ощущение себя нелюбимым, невыбранным и нежеланным.
Это трудная работа: учиться своё держать при себе, не превращая партнёра в контейнер для собственной психической продукции. И помнить, что передо мной – другой человек. И что у него болит что-то своё. И если я от него чего-то хочу – необходимо научиться выражать это в виде прямой просьбы, а не претензий и недовольства.
Мы хрупкие. Берегите друг друга.
Автор: психолог Мария Попова
У меня на терапии была семейная пара. Запрос – она не хочет с ним секса. Когда мы подробнее исследовали их историю и отношения, у меня начало складываться.
Оказывается, муж говорил жене, что у неё маленькая грудь. И ещё некоторые «мелочи», которые способны отшибить либидо у большинства женщин.
На мои попытки донести до мужчины, что это способно ранить и фрустрировать, в ответ слышала:
– Я с ней честен! Не буду же я врать. Честность – главное в отношениях!
Жена большую часть времени молчала и плакала, лишь кивая на мои предположения.
Несколько месяцев ушло на то, чтобы помочь клиенту увидеть, что он честность с недержанием перепутал.
Честность – сложный конструкт, сопряжённый с не менее сложными конструктами. Там с одной стороны близость, ясность, прозрачность, а с другой – нечувствительность, бестактность и психопатические тенденции с пренебрежением нормами и правилами.
Так в чём разница?
Прежде чем «быть честным» со своим партнёром по общению полезно задать себе несколько вопросов.
1. Чего я хочу, когда говорю это?
2. Насколько мне самому было бы приятно услышать что-то подобное?
3. Знаю ли я что-то о том, насколько это место крепко или чувствительно у моего партнёра?
И главный вопрос. Может ли мой партнёр что-то сделать с тем, о чём я собираюсь ему сказать? Проще говоря: в чьих границах находится предмет разговора?
Если в границах партнёра, то ещё куда ни шло. Он может что-то с этим сделать. Если захочет.
Но если предмет обсуждения не находится в границах партнёра (его физические данные, возрастные изменения, мои предпочтения, мои чувства и желания к другим людям и т.д.), то от такой честности он испытает только стыд и бессилие, ощущение себя нелюбимым, невыбранным и нежеланным.
Это трудная работа: учиться своё держать при себе, не превращая партнёра в контейнер для собственной психической продукции. И помнить, что передо мной – другой человек. И что у него болит что-то своё. И если я от него чего-то хочу – необходимо научиться выражать это в виде прямой просьбы, а не претензий и недовольства.
Мы хрупкие. Берегите друг друга.
Автор: психолог Мария Попова
Как работают психологи различных подходов.
Женщина 39 лет:
Запрос:
"У меня проблема с мужем..."
1. Трансперсональный психолог:
- Это не у вас проблема, а у той, кого вы называете собой.
Встаёт и уходит в соседнюю комнату... доносится звук бубна и горлового пения.
2. НЛПер:
- Как вы узнаёте о том, что у вас проблема с мужем?
Подстраивает дыхание и показательно усаживается в ту же позу, что и клиент.
3. Позитивный психолог:
- Представьте, что к решению вашей проблеммы ведёт лестница... На какой вы ступеньке?
Застывает в радостной улыбке.
4. Экзистенциальный психолог:
- Всё когда-то закончится...
и ваши проблемы и ваша жизнь... и моя...
Грустно вздыхает и засыпает в кресле.
5. Психоаналитик:
- Ваша проблема с мужем связана с вашими отношениями с отцом!
С энтузиазмом закуривает сигару.
6. Юнгианский аналитик:
- Возможно, ваша проблема с мужем это ваша проекция теневой части Анимуса.
Оставшиеся 55 минут сессии Рассказывает мифы про Эдипа и Электру.
7. Расстановщик:
- Предлагаю сделать расстановку...
Выберите заместителей на роли:
себя, мужа и проблемы.
Разместите их в пространстве... Что вы видите?
Грызет ногти от нетерпения.
8. Психодраматист:
- Предлагаю рассмотреть вашу проблему с мужем через призму "треугольника Карпмана". В какой роли находитесь вы? В роли "жертвы", "спасателя" или "тирана"?
Рисует в своем блокноте треугольник с таким нажимом, что рвет страницу.
9. Врач психотерапевт:
- Вот вам две таблетки галоперидола, одна для вас, одна для мужа.
Кричит:
- Следующий!
10. Гештальт-терапевт:
- Слышу что вы говорите о проблеме с мужем... что вы чувствуете здесь и сейчас, когда говорите мне об этом?
Всем лицом показывает, что находится в контакте.
11. Провокативный психолог:
Ставит ножку стула на ногу клиенту и садится...
- Какая теперь у вас проблема? Как вы будете её решать?
30 минут унижает кого-то по телефону.
12. Арттерапевт:
- Вылепите или нарисуйте проблему.
Сам, тем временем, рисует в своем альбоме шарж на клиентку.
13. Телесноориентированный психолог:
- Когда вы говорите мне о проблеме, где вы её чувствуете в теле?
Давит на указанное место...
Вам больно - ему приятно...
значит, идет исцеление.
14. Сказкатерапевт:
- Жила была девочка...
Сами продолжите сказку...
Через пару секунд, не выдерживая ожидания, продолжает сказку сам.
15. Транзактный аналитик:
- В каком эго-состоянии, чаще всего вы находитесь с мужем? Ребёнок, Взрослый или Родитель?
Рисует в своем блокноте снеговика...
и Деда Мороза.
Скоро Новый Год !!!
Все персонажи реальны.
Все совпадения не случайны.
Автор: Антон Рост
Женщина 39 лет:
Запрос:
"У меня проблема с мужем..."
1. Трансперсональный психолог:
- Это не у вас проблема, а у той, кого вы называете собой.
Встаёт и уходит в соседнюю комнату... доносится звук бубна и горлового пения.
2. НЛПер:
- Как вы узнаёте о том, что у вас проблема с мужем?
Подстраивает дыхание и показательно усаживается в ту же позу, что и клиент.
3. Позитивный психолог:
- Представьте, что к решению вашей проблеммы ведёт лестница... На какой вы ступеньке?
Застывает в радостной улыбке.
4. Экзистенциальный психолог:
- Всё когда-то закончится...
и ваши проблемы и ваша жизнь... и моя...
Грустно вздыхает и засыпает в кресле.
5. Психоаналитик:
- Ваша проблема с мужем связана с вашими отношениями с отцом!
С энтузиазмом закуривает сигару.
6. Юнгианский аналитик:
- Возможно, ваша проблема с мужем это ваша проекция теневой части Анимуса.
Оставшиеся 55 минут сессии Рассказывает мифы про Эдипа и Электру.
7. Расстановщик:
- Предлагаю сделать расстановку...
Выберите заместителей на роли:
себя, мужа и проблемы.
Разместите их в пространстве... Что вы видите?
Грызет ногти от нетерпения.
8. Психодраматист:
- Предлагаю рассмотреть вашу проблему с мужем через призму "треугольника Карпмана". В какой роли находитесь вы? В роли "жертвы", "спасателя" или "тирана"?
Рисует в своем блокноте треугольник с таким нажимом, что рвет страницу.
9. Врач психотерапевт:
- Вот вам две таблетки галоперидола, одна для вас, одна для мужа.
Кричит:
- Следующий!
10. Гештальт-терапевт:
- Слышу что вы говорите о проблеме с мужем... что вы чувствуете здесь и сейчас, когда говорите мне об этом?
Всем лицом показывает, что находится в контакте.
11. Провокативный психолог:
Ставит ножку стула на ногу клиенту и садится...
- Какая теперь у вас проблема? Как вы будете её решать?
30 минут унижает кого-то по телефону.
12. Арттерапевт:
- Вылепите или нарисуйте проблему.
Сам, тем временем, рисует в своем альбоме шарж на клиентку.
13. Телесноориентированный психолог:
- Когда вы говорите мне о проблеме, где вы её чувствуете в теле?
Давит на указанное место...
Вам больно - ему приятно...
значит, идет исцеление.
14. Сказкатерапевт:
- Жила была девочка...
Сами продолжите сказку...
Через пару секунд, не выдерживая ожидания, продолжает сказку сам.
15. Транзактный аналитик:
- В каком эго-состоянии, чаще всего вы находитесь с мужем? Ребёнок, Взрослый или Родитель?
Рисует в своем блокноте снеговика...
и Деда Мороза.
Скоро Новый Год !!!
Все персонажи реальны.
Все совпадения не случайны.
Автор: Антон Рост
Восьмидесятилетняя старушка с синими волосами сидела у нотариуса и болтала ногами.
– По какому вопросу Вы к нам?
– Дык, завещание писать.
– Хорошо.
– Записывайте, – бабушка устроилась поудобнее на стуле и начала диктовать.
– После смерти прошу передать мой мозг на изучение в НИИ. Если НИИ не захочет брать, пусть скажут, что от Клавдии Петровны. Всех своих котов, которые будут у меня на момент смерти, раздать моим друзьям. Если таковых не останется (друзей, а не котов) тогда коты переходят в собственность моего сына. Все книги, если они будут никому не нужны, отдать в библиотеку. Но я настоятельно рекомендую хотя бы пролистать их. Года три назад я забыла, в какую из них положила деньги. Завещаю своему сыну развеять мой прах на холме в Новой Зеландии.
Нотариус поперхнулся.
– Простите, где?
– В Новой Зеландии, в Новой Зеландии…
– Но это так далеко! К чему такие сложности?
– Сложности – это работа пять через два и час обеда. Он никуда не выезжает из-за неё. Весь в делах. Сама такой же была. Теперь жалею. У него еще всё впереди. А в путешествиях жизнь ярче становится. Человека меняет. Он уже не вернётся тем, кем был. Пусть преодолеет полземли. Посмотрю я, как он обратно в свой офис сядет! Его туда ни за что не затащить будет. Вот только помочь ему надо, показать, что другая жизнь есть. Чем я и займусь после смерти…
Да и я не хочу в земле гнить. Всяко лучше в Зеландию слетать.
– Хм… – нотариус поджал губы.
– Далее, – продолжала старушка, – хочу, чтобы кошку мою любимую, Маруську, со мной сожгли, ну это, как в древности было. Шучу, шучу! Просто у вас вид странный, вот и решила вас немного…
– Испугать?
– Встряхнуть, – старушка улыбнулась.
– Получилось. Хорошо, а имущество? Движимое? Недвижимое?
– Ах, ну квартиру и мотоцикл - сыну. Правда у меня ещё мотоцикла нет. Но я уже на курсы записалась и скоро куплю, так что запишите и его… А вот самокат мой завещаю Степану Никифоровичу, коль жив ещё будет. Он давно на него заглядывается. Мы когда с ним катались, он свой сломал, в дерево влетел.
После того, как старушка ушла, нотариус объявил перерыв. Посетительница с синими волосами не выходила из головы. Он ещё раз перечитал завещание, потёр глаза, чтобы убедиться, что всё это было взаправду, посмотрел на большую стопку бумаг, а потом взял телефон.
– Маш, привет, хотел спросить, не хочешь ли ты куда-нибудь съездить? Знаешь, я всегда мечтал побывать в Африке…"
– По какому вопросу Вы к нам?
– Дык, завещание писать.
– Хорошо.
– Записывайте, – бабушка устроилась поудобнее на стуле и начала диктовать.
– После смерти прошу передать мой мозг на изучение в НИИ. Если НИИ не захочет брать, пусть скажут, что от Клавдии Петровны. Всех своих котов, которые будут у меня на момент смерти, раздать моим друзьям. Если таковых не останется (друзей, а не котов) тогда коты переходят в собственность моего сына. Все книги, если они будут никому не нужны, отдать в библиотеку. Но я настоятельно рекомендую хотя бы пролистать их. Года три назад я забыла, в какую из них положила деньги. Завещаю своему сыну развеять мой прах на холме в Новой Зеландии.
Нотариус поперхнулся.
– Простите, где?
– В Новой Зеландии, в Новой Зеландии…
– Но это так далеко! К чему такие сложности?
– Сложности – это работа пять через два и час обеда. Он никуда не выезжает из-за неё. Весь в делах. Сама такой же была. Теперь жалею. У него еще всё впереди. А в путешествиях жизнь ярче становится. Человека меняет. Он уже не вернётся тем, кем был. Пусть преодолеет полземли. Посмотрю я, как он обратно в свой офис сядет! Его туда ни за что не затащить будет. Вот только помочь ему надо, показать, что другая жизнь есть. Чем я и займусь после смерти…
Да и я не хочу в земле гнить. Всяко лучше в Зеландию слетать.
– Хм… – нотариус поджал губы.
– Далее, – продолжала старушка, – хочу, чтобы кошку мою любимую, Маруську, со мной сожгли, ну это, как в древности было. Шучу, шучу! Просто у вас вид странный, вот и решила вас немного…
– Испугать?
– Встряхнуть, – старушка улыбнулась.
– Получилось. Хорошо, а имущество? Движимое? Недвижимое?
– Ах, ну квартиру и мотоцикл - сыну. Правда у меня ещё мотоцикла нет. Но я уже на курсы записалась и скоро куплю, так что запишите и его… А вот самокат мой завещаю Степану Никифоровичу, коль жив ещё будет. Он давно на него заглядывается. Мы когда с ним катались, он свой сломал, в дерево влетел.
После того, как старушка ушла, нотариус объявил перерыв. Посетительница с синими волосами не выходила из головы. Он ещё раз перечитал завещание, потёр глаза, чтобы убедиться, что всё это было взаправду, посмотрел на большую стопку бумаг, а потом взял телефон.
– Маш, привет, хотел спросить, не хочешь ли ты куда-нибудь съездить? Знаешь, я всегда мечтал побывать в Африке…"
О мазохизме, жертвенности и подавленной агрессии
В 2014 г. вышла книга Ирины Млодик, описывающая – и с художественной, и с научной точки зрения – такой психологический феномен, как мазохизм. В книгу под названием "Девочка на шаре. Когда страдание становится образом жизни" вошли роман и статья, отражающая взгляд психотерапевта и описание природы формирования мазохистической структуры психики (или отдельно мазохистических черт характера, присущих в том числе людям других психических структур). Книга может быть полезна и читателям, далеким от психологии, но вместе с тем интересующимся поведением людей и формами взаимоотношений между ними. Я же приведу несколько абзацев и цитат из весьма полезной на мой взгляд Ириной статьи "Мазохизм как способ выжить, или обогревая вселенную. Взгляд психотерапевта":
С точки зрения психологии мазохист – это человек, чьи желания и потребности с детства попираются, в результате чего он перестает ощущать свою человеческую ценность. Привыкший страдать ради других, но с гордостью выносящий порой невозможные для личностной природы лишения, такой человек имеет весьма сложные модели отношений к самому себе и миру, что всегда оканчивается для него различного рода последствиями, такими как психосоматические проблемы, сложности в построении здоровых социальных связей, вплоть до ранней смерти.
Мазохистические особенности характера проявляются в:
1. Привычке терпеть и страдать. "Когда-то ребенок пришел в этот мир с желанием быть замеченным, признанным, принятым, с надеждой и намерением проявлять в этом мире свою волю и свои желания. Если такой ребенок появляется в семейной системе, где родители (или один из них) не готовы к тому, чтобы растить живое существо, обладающее своими предпочтениями, мотивами, чувствами, желаниями, то они могут например сделать все, чтобы ребенок перестал проявлять признаки "жизни". Не убить, конечно, но вытравить в нем желания, проявления, волеизъявления. Ребенок в таком случае становится минимально живым, максимально управляемым, функциональным, ничего не требует, не хочет, делает что говорят, не возражает, не имеет собственного мнения и ощущения самоценности".
Именно для того, чтобы получить любовь и признание, мазохист бессознательно выбирает терпеть и страдать, ведь именно это ему транслировали родители: "Ты со своими проявлениями жизни (голодом, желаниями, капризами, чувствами) нам неудобен. Вот когда ты научишься вместо того, чтобы хотеть что-то для себя, жить для других (прежде всего для нас), тогда и приходи, будем тебя любить". Поскольку без любви или хотя бы надежды на любовь ни одному ребенку не вырасти, то ничего не остается, как приспособиться сначала к родителю, а потом и ко всему остальному миру самоотверженным служением другим и отречением от себя, самолишением.
И поскольку лишения и страдания становятся важной ценностью, мазохист уверен, что и все вокруг должны жить в соответствие с этой ценностью. И только те, кто также терпит или страдает, будут ими признаны. Ко всем же остальным, "имеющим наглость" заботиться о своих потребностях и интересах, мазохист будет относиться неприязненно или агрессивно, не проявляя впрочем этих чувств явно".
2. Поскольку в детстве его агрессия была подавлена и теперь имеет особенные формы, а именно манипулятивные и пассивно-агрессивные формы агрессии... Типичный мазохист часто выглядит милейшим или тишайшим человеком. Он не злится напрямую, не просит, не требует, открыто не возмущается и не предъявляет претензий. А потому вы чаще всего и знать не будете, что не так: от чего он страдает, чем обижен, чего ему недостает. Он будет терпеть. Вы же должны были "догадаться", а раз не догадались, то это нехорошо с вашей стороны... Накопившийся дискомфорт отстаивается у мазохиста внутри, не находит выхода и все равно превращается в агрессию. Но в детстве ответная агрессия была либо строжайше запрещена, ("Как, ты еще кричишь на мать?!"), либо опасна – садистически настроенный отец мог видеть в агрессии акт непослушания и нападал на ребенка до полного истребления любой реакции, кроме покорности. К тому же прямая агрессия мешает выполнению замысла – стать "выше" своих мучителей. Ужас и мучения, которые доставляли ему "внешние" садисты, мешают ему легализовать садиста в себе – слишком страшно. Поэтому "мучитель" прячется и мимикрирует.
В результате агрессия из прямых форм переходит в непрямые, манипулятивные, по сути своей садистические. И в их разнообразии мазохисту нет равных.
Пассивное обвинение.
Поскольку он всего себя посвящает служению другим людям (например, своим детям), то ждет и обратного служения. По сути, он ждет того, что чужая жизнь пойдет в уплату за его жизнь, когда-то на других людей "потраченную".И, не обнаруживая признаков такого служения или считая их недостаточными, он обижается, страдает , явно или неявно обвиняя в своих страданиях окружающих. Поле бесконечной и часто трудно формулируемой вины – вот в чем вынуждены жить его близкие. Делать всех вокруг виноватыми за то, что они просто живут и чего-то хотят или, наоборот, активно не хотят, – это пассивно-агрессивный ответ, часто даже не на то, что происходит в семье или окружении мазохиста сейчас, а на его несчастное прошлое.
Пассивное ожидание.
Поскольку мазохист выдрессирован на то, чтобы понимать, предугадывать и исполнять желания других, он подсознательно ждет от других людей того же... как доказательства любви и хорошего отношения к нему. "Я что, еще просить должен?" – часто возмущается мазохист, уверенный в том, что прямая просьба – неслыханная наглость, за которую накажут или отвергнут. Но если другие люди имеют наглость чего-то хотеть и открыто об этом заявляют, то это рождает в мазохисте целую бурю чувств: зависть, злость, желание нив коем случае не дать, осудить, наказать. Сделать по отношению к ним все то же, что когда-то делали с ним самим.
Пассивное наказание.
Если вы недостаточно отказываетесь от своей жизни ради вашего близкого-мазохиста, если вы имеете наглость хотеть чего-то, чего он не хочет, то вас накажут... но так, что вы не сразу поймете, что происходит, но неприятных ощущений, боли и страданий при этом у вас будет вдоволь. Способы пассивного наказания разнообразны: с вами перестанут разговаривать, станут холодны, рядом с вами неделями будут жить с видом незаслуженного страдания, вас покинут, лишат чего-то важного для вас (тепла, контакта, внимания, участия), вам всем видом будут демонстрировать, что в ухудшении их настроения или здоровья виноваты именно вы.
Пассивное лишение.
Мазохист никогда напрямую не скажет: "Мне нужна помощь". И не спросит: "Могу ли я чем-то помочь?". Он сделает все сам, хотя часто его участие и не требовалось или даже отчаянно мешало. Он сделает все, даже то, о чем никто не просил, и обязательно скажет: "Разве вы не видите, как мне тяжело?" Или бросит "в воздух" фразы: "Еле дотащила эти тяжелые сумки!", "Конечно, разве кто-нибудь догадается помочь!", "Никому нет дела, будто мне одной это надо!"...Иными словами, он не даст вам шансов проявить заботу и любовь о нем, а потом сам же будет обижаться за недополученное. Он лишит вас возможности видеть его довольным, благополучным, здоровым, счастливым. Рядом с ним вы не сможете ощутить себя заботливым, участливым, "хорошим".
Пассивное саморазрушение.
Если у мазохиста нет возможностей обвинять или наказывать, вся та злость, которая неизбежно возникает у любого человека в течение жизни от того, что он не жил так, как хотел, что не позволял себе того, что для него по-настоящему важно, вся эта злость заворачивается внутрь, приводя человека к саморазрушению. Способов самодеструктивного поведения множество, мазохисты "выбирают" тот, который соответствует их модели, – они будут страдать. Для этого можно "обзавестись" тяжелым, даже неизлечимым заболеванием, можно регулярно попадать в передряги и аварии, убивать себя алкоголем и другими зависимостями. Ранняя форма аутоагрессии – полное саморазрушение и самонаказание – ранняя смерть.
Необъявленный выход из отношений.
Сочетание небесконечного – даже у мазохиста – терпения и его неспособности вносить в контакт собственные желания, говорить о том, что не нравится, конфронтировать, отстаивать свое, обсуждать, приходить к соглашению приводят к тому, что, уставая от подавления собственного недовольства и многочисленных обид, мазохист в какой-то момент внезапно выходит из отношений – без объяснений и предоставления другой стороне возможности понять, что же случилось, что было не так, что можно скорректировать в своем поведении или отношении. Часто за этим лежит злость на несбывшееся ожидание того, что другой будет возвращать "добро" посвящением себя, на которое в свое время пошел мазохист.
3. Провокация чужой агрессии.
Мазохистка (а чаще всего это именно женщина), будучи воспитана садистическим родителем, даже вырастая, бессознательно (или осознанно) стремится к тому, чтобы воссоздать подобную модель в любых близких отношениях. Поэтому она либо выбирает мужчин, склонных к проявлениям садизма, либо возбуждает в мужчине, с которым живет, садистическую часть. Ее жертвенная позиция провоцирует агрессию у рядом живущих, потому что:
Она не проявляет свою агрессию прямо, скорее вбрасывает ее в поле семьи в виде недовольства, молчаливых обид, висящего напряжения, игнорирования, тихого страдания с укором;
Она не принимает помощь и заботу, отвергая теплые чувства и проявления заботы окружающих;
Она всегда якобы лучше знает, что хорошо другим;
Ей важно воспроизводить свою детскую модель страдания и лишения, и потому предложения как-то "решить вопрос", облегчить жизнь, изменить хоть что-то наталкиваются на её "да, но..." – у нее всегда найдутся аргументы в пользу того, что продолжить страдать совершенно необходимо, ибо другого пути нет.
Она не умеет говорить "нет", "стоп" и потому разрешает живущим рядом с ней бесконечно ходить по ее территории, нарушать ее границы, попирать ее человеческое достоинство, использовать ее желание служить...
4. Отказ от себя и упоенное служение другим. Незаменимость, нужность, служение с полной отдачей – вот хоть какая-то гарантия того, что неявно, подпольно любовь и забота все же просочатся к нему вместе с ощущением безоговорочной "хорошести", если не "святости".
Трагедия мазохиста – потерянные желание и воля. Нерожденная собственная жизнь. Единственное разрешенное удовольствие – мера вынесенного страдания.
Основные иллюзии мазохиста – что он не агрессивен и никому зла не желает, хотя его манипулятивная злость калечит сильнее, чем явно предъявленная. Он полагает, что раз он служит другим, а не себе, то он хороший и нужный и его никогда не покинут... Что если сейчас он живет в нужде и лишениях, то потом он каким-то волшебным образом станет богатым. Что однажды кто-то все же придет и воздаст по заслугам и свершится великая справедливость, как в русских сказках: злых и жадных героев настигнет возмездие, а щедрые и неимущие будут вознаграждены.
Иллюзии в мазохисте умирают последними. Они гораздо более живучи, чем сами мазохисты, ведь в мифах и сказках иллюзии о воздаянии за страдания живут века...
В 2014 г. вышла книга Ирины Млодик, описывающая – и с художественной, и с научной точки зрения – такой психологический феномен, как мазохизм. В книгу под названием "Девочка на шаре. Когда страдание становится образом жизни" вошли роман и статья, отражающая взгляд психотерапевта и описание природы формирования мазохистической структуры психики (или отдельно мазохистических черт характера, присущих в том числе людям других психических структур). Книга может быть полезна и читателям, далеким от психологии, но вместе с тем интересующимся поведением людей и формами взаимоотношений между ними. Я же приведу несколько абзацев и цитат из весьма полезной на мой взгляд Ириной статьи "Мазохизм как способ выжить, или обогревая вселенную. Взгляд психотерапевта":
С точки зрения психологии мазохист – это человек, чьи желания и потребности с детства попираются, в результате чего он перестает ощущать свою человеческую ценность. Привыкший страдать ради других, но с гордостью выносящий порой невозможные для личностной природы лишения, такой человек имеет весьма сложные модели отношений к самому себе и миру, что всегда оканчивается для него различного рода последствиями, такими как психосоматические проблемы, сложности в построении здоровых социальных связей, вплоть до ранней смерти.
Мазохистические особенности характера проявляются в:
1. Привычке терпеть и страдать. "Когда-то ребенок пришел в этот мир с желанием быть замеченным, признанным, принятым, с надеждой и намерением проявлять в этом мире свою волю и свои желания. Если такой ребенок появляется в семейной системе, где родители (или один из них) не готовы к тому, чтобы растить живое существо, обладающее своими предпочтениями, мотивами, чувствами, желаниями, то они могут например сделать все, чтобы ребенок перестал проявлять признаки "жизни". Не убить, конечно, но вытравить в нем желания, проявления, волеизъявления. Ребенок в таком случае становится минимально живым, максимально управляемым, функциональным, ничего не требует, не хочет, делает что говорят, не возражает, не имеет собственного мнения и ощущения самоценности".
Именно для того, чтобы получить любовь и признание, мазохист бессознательно выбирает терпеть и страдать, ведь именно это ему транслировали родители: "Ты со своими проявлениями жизни (голодом, желаниями, капризами, чувствами) нам неудобен. Вот когда ты научишься вместо того, чтобы хотеть что-то для себя, жить для других (прежде всего для нас), тогда и приходи, будем тебя любить". Поскольку без любви или хотя бы надежды на любовь ни одному ребенку не вырасти, то ничего не остается, как приспособиться сначала к родителю, а потом и ко всему остальному миру самоотверженным служением другим и отречением от себя, самолишением.
И поскольку лишения и страдания становятся важной ценностью, мазохист уверен, что и все вокруг должны жить в соответствие с этой ценностью. И только те, кто также терпит или страдает, будут ими признаны. Ко всем же остальным, "имеющим наглость" заботиться о своих потребностях и интересах, мазохист будет относиться неприязненно или агрессивно, не проявляя впрочем этих чувств явно".
2. Поскольку в детстве его агрессия была подавлена и теперь имеет особенные формы, а именно манипулятивные и пассивно-агрессивные формы агрессии... Типичный мазохист часто выглядит милейшим или тишайшим человеком. Он не злится напрямую, не просит, не требует, открыто не возмущается и не предъявляет претензий. А потому вы чаще всего и знать не будете, что не так: от чего он страдает, чем обижен, чего ему недостает. Он будет терпеть. Вы же должны были "догадаться", а раз не догадались, то это нехорошо с вашей стороны... Накопившийся дискомфорт отстаивается у мазохиста внутри, не находит выхода и все равно превращается в агрессию. Но в детстве ответная агрессия была либо строжайше запрещена, ("Как, ты еще кричишь на мать?!"), либо опасна – садистически настроенный отец мог видеть в агрессии акт непослушания и нападал на ребенка до полного истребления любой реакции, кроме покорности. К тому же прямая агрессия мешает выполнению замысла – стать "выше" своих мучителей. Ужас и мучения, которые доставляли ему "внешние" садисты, мешают ему легализовать садиста в себе – слишком страшно. Поэтому "мучитель" прячется и мимикрирует.
В результате агрессия из прямых форм переходит в непрямые, манипулятивные, по сути своей садистические. И в их разнообразии мазохисту нет равных.
Пассивное обвинение.
Поскольку он всего себя посвящает служению другим людям (например, своим детям), то ждет и обратного служения. По сути, он ждет того, что чужая жизнь пойдет в уплату за его жизнь, когда-то на других людей "потраченную".И, не обнаруживая признаков такого служения или считая их недостаточными, он обижается, страдает , явно или неявно обвиняя в своих страданиях окружающих. Поле бесконечной и часто трудно формулируемой вины – вот в чем вынуждены жить его близкие. Делать всех вокруг виноватыми за то, что они просто живут и чего-то хотят или, наоборот, активно не хотят, – это пассивно-агрессивный ответ, часто даже не на то, что происходит в семье или окружении мазохиста сейчас, а на его несчастное прошлое.
Пассивное ожидание.
Поскольку мазохист выдрессирован на то, чтобы понимать, предугадывать и исполнять желания других, он подсознательно ждет от других людей того же... как доказательства любви и хорошего отношения к нему. "Я что, еще просить должен?" – часто возмущается мазохист, уверенный в том, что прямая просьба – неслыханная наглость, за которую накажут или отвергнут. Но если другие люди имеют наглость чего-то хотеть и открыто об этом заявляют, то это рождает в мазохисте целую бурю чувств: зависть, злость, желание нив коем случае не дать, осудить, наказать. Сделать по отношению к ним все то же, что когда-то делали с ним самим.
Пассивное наказание.
Если вы недостаточно отказываетесь от своей жизни ради вашего близкого-мазохиста, если вы имеете наглость хотеть чего-то, чего он не хочет, то вас накажут... но так, что вы не сразу поймете, что происходит, но неприятных ощущений, боли и страданий при этом у вас будет вдоволь. Способы пассивного наказания разнообразны: с вами перестанут разговаривать, станут холодны, рядом с вами неделями будут жить с видом незаслуженного страдания, вас покинут, лишат чего-то важного для вас (тепла, контакта, внимания, участия), вам всем видом будут демонстрировать, что в ухудшении их настроения или здоровья виноваты именно вы.
Пассивное лишение.
Мазохист никогда напрямую не скажет: "Мне нужна помощь". И не спросит: "Могу ли я чем-то помочь?". Он сделает все сам, хотя часто его участие и не требовалось или даже отчаянно мешало. Он сделает все, даже то, о чем никто не просил, и обязательно скажет: "Разве вы не видите, как мне тяжело?" Или бросит "в воздух" фразы: "Еле дотащила эти тяжелые сумки!", "Конечно, разве кто-нибудь догадается помочь!", "Никому нет дела, будто мне одной это надо!"...Иными словами, он не даст вам шансов проявить заботу и любовь о нем, а потом сам же будет обижаться за недополученное. Он лишит вас возможности видеть его довольным, благополучным, здоровым, счастливым. Рядом с ним вы не сможете ощутить себя заботливым, участливым, "хорошим".
Пассивное саморазрушение.
Если у мазохиста нет возможностей обвинять или наказывать, вся та злость, которая неизбежно возникает у любого человека в течение жизни от того, что он не жил так, как хотел, что не позволял себе того, что для него по-настоящему важно, вся эта злость заворачивается внутрь, приводя человека к саморазрушению. Способов самодеструктивного поведения множество, мазохисты "выбирают" тот, который соответствует их модели, – они будут страдать. Для этого можно "обзавестись" тяжелым, даже неизлечимым заболеванием, можно регулярно попадать в передряги и аварии, убивать себя алкоголем и другими зависимостями. Ранняя форма аутоагрессии – полное саморазрушение и самонаказание – ранняя смерть.
Необъявленный выход из отношений.
Сочетание небесконечного – даже у мазохиста – терпения и его неспособности вносить в контакт собственные желания, говорить о том, что не нравится, конфронтировать, отстаивать свое, обсуждать, приходить к соглашению приводят к тому, что, уставая от подавления собственного недовольства и многочисленных обид, мазохист в какой-то момент внезапно выходит из отношений – без объяснений и предоставления другой стороне возможности понять, что же случилось, что было не так, что можно скорректировать в своем поведении или отношении. Часто за этим лежит злость на несбывшееся ожидание того, что другой будет возвращать "добро" посвящением себя, на которое в свое время пошел мазохист.
3. Провокация чужой агрессии.
Мазохистка (а чаще всего это именно женщина), будучи воспитана садистическим родителем, даже вырастая, бессознательно (или осознанно) стремится к тому, чтобы воссоздать подобную модель в любых близких отношениях. Поэтому она либо выбирает мужчин, склонных к проявлениям садизма, либо возбуждает в мужчине, с которым живет, садистическую часть. Ее жертвенная позиция провоцирует агрессию у рядом живущих, потому что:
Она не проявляет свою агрессию прямо, скорее вбрасывает ее в поле семьи в виде недовольства, молчаливых обид, висящего напряжения, игнорирования, тихого страдания с укором;
Она не принимает помощь и заботу, отвергая теплые чувства и проявления заботы окружающих;
Она всегда якобы лучше знает, что хорошо другим;
Ей важно воспроизводить свою детскую модель страдания и лишения, и потому предложения как-то "решить вопрос", облегчить жизнь, изменить хоть что-то наталкиваются на её "да, но..." – у нее всегда найдутся аргументы в пользу того, что продолжить страдать совершенно необходимо, ибо другого пути нет.
Она не умеет говорить "нет", "стоп" и потому разрешает живущим рядом с ней бесконечно ходить по ее территории, нарушать ее границы, попирать ее человеческое достоинство, использовать ее желание служить...
4. Отказ от себя и упоенное служение другим. Незаменимость, нужность, служение с полной отдачей – вот хоть какая-то гарантия того, что неявно, подпольно любовь и забота все же просочатся к нему вместе с ощущением безоговорочной "хорошести", если не "святости".
Трагедия мазохиста – потерянные желание и воля. Нерожденная собственная жизнь. Единственное разрешенное удовольствие – мера вынесенного страдания.
Основные иллюзии мазохиста – что он не агрессивен и никому зла не желает, хотя его манипулятивная злость калечит сильнее, чем явно предъявленная. Он полагает, что раз он служит другим, а не себе, то он хороший и нужный и его никогда не покинут... Что если сейчас он живет в нужде и лишениях, то потом он каким-то волшебным образом станет богатым. Что однажды кто-то все же придет и воздаст по заслугам и свершится великая справедливость, как в русских сказках: злых и жадных героев настигнет возмездие, а щедрые и неимущие будут вознаграждены.
Иллюзии в мазохисте умирают последними. Они гораздо более живучи, чем сами мазохисты, ведь в мифах и сказках иллюзии о воздаянии за страдания живут века...
