Статистика ВК сообщества "Помело"

Второгодник

Мужчина с бультерьером нашел коробку с котятами, отвыкшими от мысли, что людей надо опасаться. И, высыпав пушистых малышей на землю, натравливал на них свою собаку…

Три мальчика и девочка учились в одном классе и жили в одном доме. С этим им повезло. В школу и назад они шли вместе. А так веселее. Тем более, когда тебе всего десять лет и всё вокруг интересно. Да и отбиваться от хулиганов сподручнее.

А уж общих интересов и разговоров - более чем достаточно.

Вот в один из таких погожих весенних дней и наткнулись они по дороге домой на коробку с четырьмя недавно родившимися котятами. Их кто-то выбросил прямо под мусорку. И коллективный разум детей, столпившихся вокруг находки, принял решение...

Котята были перенесены под крыльцо одного из подъездов. Оно внутри было пустое. Его когда-то не достроили строители, и чтобы побыстрее сдать дом, сделали прочную металлическую конструкцию, под которой иногда собирались детишки, чтобы посекретничать вдали от взрослых.

Вот туда и были определены: коробка с котятами, вынесенные из дома тёплые махровые полотенца и тарелка с водой. Спускались кормить их по очереди.

Знаете, что такое счастье? Нет. Вы не знаете этого. А я вам расскажу. Счастье – это глаза четверых детей, держащих на руках под лестницей четырёх котят, но...

Как известно, чужое счастье зачастую мешает жить некоторым людям. Вот и в этом случае…

В доме жила семья. Муж с женой. Про жену никто ничего не мог сказать, потому что она всегда была на работе, а вот муж… Он отличался склочным, грубым характером. И собака его, бультерьер, была точно такая же. Он частенько натравливал её на котов и соседских собак.

А в полиции у него были связи. И все эти выходки ему ровным счетом ничего не стоили. Его все боялись. Ну, если и не боялись, то предпочитали не связываться. Кому нужны скандалы, крики, угрозы.

И примерно через месяц, когда дети возвращались из школы, как всегда, дружной четвёркой, они стали свидетелями страшной картины.

Мужчина с бультерьером нашел коробку с подросшими котятами, отъевшимися за это время и отвыкшими от мысли, что людей надо опасаться. И, высыпав пушистых малышей на землю, натравливал на них свою собаку.

Пёс рвался с поводка, рычал и разбрызгивал слюну. Все четверо детишек застыли, в ужасе выпучив глаза. И только самая маленькая девочка опомнилась. Она бросилась и выхватила прямо из пасти ревущего пса оставшихся в живых двух котят. Трое мальчишек встали вокруг неё, закрывая своими телами от рвущегося с поводка пса.

Недовольный сосед оттянул собаку, громко поливая детей ругательствами. Он пообещал всё равно найти оставшихся котят и отдать их на растерзание своему бультерьеру.

Плачущие дети похоронили двоих котят рядышком под деревом. А когда они поднялись и пришла пора думать, что делать с оставшимися в живых, прямо перед ними появился известный в школе двоечник, забияка и второгодник. Причем, второгодник дважды.

Гроза всех детей и наказание учителей, был одет в старые обноски не по размеру, но шутить по этому поводу было опасно. Второгодник был скор на расправу. Он и без причин-то раздавал затрещины направо и налево, а девочек пребольно дёргал за косички.

Поэтому сменил уже три школы, а воздействовать на него было некому. Мать его давно умерла, а отец пил горькую и иногда лупил сына нещадно. Так что, тот был привычен к потасовкам и синякам.

Увидев рыдающих одноклассников, тот, естественно, решил, что они плачут от страха перед ним и боятся, что сейчас будет разборка с затрещинами.

- Ну, вы это… - сказал он. - Вы, это… Чего уж вы так испугались? Не собирался я вас бить. Очень надо с малышнёй связываться. Ну, прекратите уже!
И дети, успокоившись, рассказали грозе всех школьников, что произошло. И показали ему маленький холмик над кошачьей могилкой, и двух оставшихся в живых котят.

Второгодник, слушая их рассказ, серел лицом. А потом сказал:

- А ну-ка, давайте сюда своих хвостатых. Я их домой заберу. Не волнуйтесь, мне некому запретить. Батя, как всегда набрался, да и всё равно ему. Так что, будут теперь жить у меня. Можете о них не волноваться. Что сам буду есть, то и им дам. А об этом негодяе я позабочусь, только чур… - он приложил палец к губам, - никому ни слова, что бы ни случилось. Пусть это будет нашей тайной. Ну? Согласны?
И четыре пары глаз с недоверием, надеждой и внезапным уважением посмотрели на страшного двоечника, хулигана и грозу всей школы.

Он пошел домой, где его ждал старый, грязный матрас, лежащий на скрипящей старинной кровати, и скудный ужин, который он брал в столовке для неимущих.

Всю ночь второгодник колдовал. Он соскребал головки со спичек и пилил алюминий и ещё… Но я не скажу, что он добавлял в смесь. Просто, не хочу проблем для него, да и для себя тоже. Ну так вот…

Утром, когда сосед со своим бультерьером вышел на прогулку, второгодник незаметно для всех соседей проскользнул в подъезд и, поднявшись по лестнице на шестой этаж, засыпал приготовленный порошок в замочную скважину соседа со злобной собакой.

Вставив фитиль, он поджёг его и, перескакивая через две ступеньки сразу, понёсся к выходу. Там оглянувшись, он спокойно удалился.

Вернувшись домой, сосед попытался вставить ключ в замочную скважину, но тот, разумеется, не лез. Повозившись минут десять, он позвонил к соседу слева и тот вызвал службу, помогающую открыть двери.

Мастер,встав на колени, с немым изумлением стал рассматривать насмерть заваренную изнутри скважину.

- Что за чёрт? - сказал он. - Первый раз такое вижу.
Набрав номер ещё одного мастера из его фирмы, он предложил подождать. Когда тот приехал, двери пришлось по контуру замка вырезать большим прибором с отрезным диском. От такого шума все соседи собрались на лестничной площадке.

И слушали, как мужик с собакой на поводке кричал, ругался и обещал найти того, кто это сделал.

Они шептались между собой и пытались понять, что явилось причиной этого происшествия. Короче говоря, пришлось срочно привезти новую дверь и вставлять её. Что, естественно, обошлось мужику с собакой очень дорого.

А на следующее утро сосед с бультерьером не смог выйти из квартиры. И всё вчерашнее повторилось с абсолютной точностью. И опять был визг диска и проклятия соседа.

Сосед пошел в полицию и написал заявление, и естественно, указал в качестве подозреваемых родителей четверых детей, которые спасали котят. И полиция проверила всех. Но родители были на работе, а их дети в школе. И только второгодника никто не догадался проверить.

Тогда сосед с собакой пообещал большие деньги тому, кто найдёт виновника.

И виновник попался. Второгодник был застигнут на месте преступления, когда засыпал очередную порцию порошка в замочную скважину. Из двери слева появился именно тот сосед, который вызвал фирму по открыванию дверей.

Мальчик встал и всё рассказал тому, и тогда сосед слева сказал:

- А что я? А я ничего и не видел, между прочим. Ты, малец, поосторожнее. Этот негодяй на всё способен.
После чего спустился на лифте и ушел. И третий замок опять был заварен, а внизу, у входа в дом, появилась большая бумага, исписанная детскими каракулями. В которых очень подробно объяснялось, что произошло, и рисунок - два котёнка рядом.

Вечером вокруг листка собрались все соседи. Они молча читали. Через них протолкался и сосед с собакой. Он прочел написанное и посерел. Оглядываясь на устремлённые на него глаза, он стал оправдываться.

Но грозное молчание сменилось ропотом, а потом вышел вперёд управдом. Мужчина, известный тем, что полжизни сидел по лагерям, правда, неизвестно за что.

- Ты, вот что, - сказал он и сжал плечо мужика с бультерьером так, что тот вскрикнул. - Ты, вот что, - повторил он. - Если я узнаю, что это правда…
И он, приблизив своё лицо к правому уху мужика, что-то резко и коротко сказал в него, будто плюнул. И мужик с собакой вдруг побелел, как лист бумаги, и стал немедленно выбираться из толпы.

Вскоре он переехал. Собственно говоря, через неделю. А квартиру продал. Управдом был человеком серьёзным и слова на ветер не бросал. Поэтому, скандалист предпочёл не рисковать.

А в школе… Вот что произошло. Четыре ребёнка в составе трех мальчиков и одной девочки, вдруг встали на защиту второгодника, хулигана и драчуна. Перед учителями и директором.

Они взяли над ним шефство. Они таскали его к себе домой и занимались с ним до ночи. А их родители, которым они всё рассказали, кормили двенадцатилетнего пацана и одевали его. Домой давали еду для него и его кошачьих питомцев.

И вы, конечно, можете мне не верить, дамы и господа, но через несколько месяцев второгодник и двоечник стал делать успехи. Сперва не очень заметные, но со временем всё более и более удивительные.

У него оказалась фотографическая память. Ему достаточно было прочесть один раз десять страниц учебника, и он мог их повторить слово в слово, но, кроме того, он стал понимать то, что там было написано…

У него вдруг обнаружились совершенно невероятные способности к физике. Есть, знаете ли, такие люди, которые просто в голове видят, как будто бы фильм, где всё очень ясно и точно разложено по полочкам.

И учитель физики, бывший профессор одного из университетов, вышедший в отставку и подрабатывавший в школе, привязался к мальчику.

Он водил его домой, где жена профессора кормила их превкусными обедами, и там он раскрывал старые, антикварные книги, которыми была забита его библиотека.

И они с мальчиком сидели до ночи, уткнувшись носами в физические статьи. И, перебивая друг друга, оживлённо болтали, а на ночь жена иногда укладывала второгодника спать в кабинете. Накрывала теплым одеялом и долго стояла и смотрела на него.

- Я тебя решил усыновить, - однажды сказал бывший профессор мальчику.
- Ну, что вы, - смутился ребёнок. - Вы же знаете, мой папаша алкоголик и драчун. Вам только этих проблем не хватало. Мне итак очень хорошо. Вы для меня, как родной.
Эти слова резанули профессора по сердцу, а жена стала умолять его сделать всё, чтобы в их пустом и молчаливом большом доме появился этот мальчик.

Тогда профессор пошел к директору школы и стал советоваться с ним. И директор нашел выход. Он собрал всех учителей и долго с ними говорил, а на следующий день те принесли, кто сколько мог.

Сложив сумму, директор и преподаватель физики пошли поговорить с папашей-алкоголиком. Но никто не знал, что директор к общей небольшой сумме доложил деньги, которые он собирал на новую машину…

Увидев такую большую пачку купюр, папаша широко раскрыл глаза. Он в жизни своей не видел столько денег. И всё было улажено. Он продал своего сына, а на следующий день к нему пришли из соцслужбы и из полиции.

Составив протокол, служащие увели мальчика в приют. А папаше запретили приближаться к сыну.

А в приюте уже ждала бумага, которая была оформлена через хорошего знакомого судью, друга директора школы с детства. Это была бумага на временную опеку, и через несколько часов мальчик уже был в доме профессора, где профессорская жена дрожащими руками обнимала его и, целуя в вихрастый затылок, почему-то плакала…

Теперь, по прошествии пяти лет, красивый молодой человек, студент второго курса одного из самых престижных университетов страны, куда он был принят стипендиатом и считается лучшим учеником, часто приезжает к своему отцу, отставному профессору и его жене, которую он называет – мама.

Профессор души в нём не чает, а его жена почему-то всё время волнуется. Ну, понимаете? Как он там питается, как одет и всякое такое. Поэтому, они очень часто ездят в университет, где просто проводят день со своим приёмным сыном, и возвращаются назад.

А на большее у них нет времени, ведь дома их ждут два огромных вальяжных кота. Один серый и один черный. Они ходят по большой профессорской квартире и считают себя центром вселенной.

А как иначе?

А иначе, дамы и господа, никак.

Автор ОЛЕГ БОНДАРЕНКО

Сегодня я видела, как рождается травма. На детском празднике Снегурочка спрашивает детей: «Кто хочет рассказать стишок?»
Выходят 10 детей и по очереди рассказывают стишки. Когда остается одна девочка, Снегурочка говорит: «Ну все, давайте дальше продолжать праздник». Девочка идет на свое место и по ее щекам начинают течь слезы. Было отчетливо видно, как часть нее осталась стоять там, рядом с Дедом Морозом и Снегурочкой.
Слезы сразу заметили воспитатели и обратили внимание Снегурочки, попросив ее дать девочке возможность рассказать стишок. Но было уже «поздно». Девочка стояла, смотря в пустоту, скрестив руки на груди перед собой, и физически не могла вымолвить ни слова.
Она не плакала, просто все дальше и дальше «уходила в ту пустоту», чтобы не было так больно. Когда она вернулась обратно и села на свой стульчик в первом ряду, я спросила ее, не хочет ли она спрятаться вот тут в уголочке (я сидела во втором ряду, в углу).
Она кивнула и встала рядом со мной (девочка меня немного знает, наши дети играли вместе). Я сказала: «Если хочешь, можешь сесть ко мне на колени?»
Она кивнула и молча, ничего не говоря ни слова, залезла, все еще продолжая смотреть туда, в пустоту.
Я спросила, можно ли я тебя обниму, она кивнула.
Я обняла ее и стала с ней разговаривать, словами подтверждая то, что произошло (ты очень хотела рассказать стишок; тебе стало очень обидно, что ты не успела рассказать стишок; я считаю, что это очень несправедливо и т.д).
Она кивала и рыдала.
Я просто гладила ее по спине, раз за разом повторяя, как это было нечестно, несправедливо и обидно.
В какой-то момент она прямо физически расслабилась и легла на меня телом.
Я уже ничего не говорила, просто крепко ее держала. Представление закончилось, все разошлись дальше по программе мероприятия.
Мы еще посидели некоторое время, стало как-то спокойнее, они с моим сыном стали перебирать кубики, которые стояли рядом.
Потом мы стали из этих кубиков строить домики. Но девочка все еще молчала. Как будто слова этого стишка реально застряли в горле.
Я видела, что глазами она мне отвечает, а физически голосом прямо не может, хотя и пытается. Пришли еще несколько детей и начали все вместе во что-то играть, беситься - все как и положено на детском празднике. Когда пришло время расходиться, я подошла к этой девочке, села на корточки и, глядя ей в глаза, сказала: «Если ты хочешь, ты можешь рассказать мне тот стишок, который хотела, я с удовольствием послушаю». Она посмотрела на детей вокруг, и я добавила: «Можно тихо-тихо, шепотом, чтобы слышала только я».
Она голосом сказала «да» и рассказала стишок, после чего сделала очень мощный выдох.
Было прямо видно, что «она вернулась», она заулыбалась, в ее глазах снова появился блеск.
Я обняла ее.
Посвящается всем нам - тем, кому когда-то очень хотелось рассказать стишок на празднике и не получилось.
Наталья Целунова.

У моей свекрови трое детей. Старший из них мой муж. В семье Яша всегда стоял особняком. Причина простая: свекровь родила его «в девках». Его младшие сестра и брат появились уже в законном браке.
Свекровь умудрилась с 3-х летним ребенком охомутать довольно состоятельного мужчину. Отчим мужа одним из первых начал свое дело, открыл какой-то кооператив еще в конце 80-х.
Благополучно пережил 90-е, не разорился в нулевых.
Детей на своих и чужого отчим Якова никогда не делил. Поровну покупал одежду, игрушки, поровну и ремня мог всыпать, если было за что. А вот свекровь отпрысков разделяла:
— И зачем я тебя родила, — частенько говорила сыну, — всю семейную картину портишь. Все у нас беленькие, а ты весь в папашу уродился. Черный, как смоль.
Чем был виноват Яков, который билет в жизнь у мамы не выпрашивал — непонятно. Тем более, что матери он не помешал построить личную жизнь. А у отчима денег всегда хватало и лишний рот в семье никого не обременял.
Отношение матери к Яше усвоили с детства и младшие сестра с братом. Уже в детских ссорах: «ты никто», «ты нам не родной», «мой папка тебя поит и кормит», — щедро звучало из уст сестры Марины и брата Артема.
— Знаешь, — говорил муж еще в первые месяцы нашего брака, — у меня такое чувство, что отчим единственный мой родной человек в этой семье.
Со свекровью я почти не общалась, ну не интересна ей была жена нелюбимого сына, при знакомстве она посмотрела на меня брезгливо и молвила:
—Ну чего еще было ждать от него? Живите, как хотите и где хотите.
И мы жили. Снимали квартиру, зато ни от кого ни в чем не зависели. А через год после свадьбы отчима не стало. Внезапно. Точнее внезапно для всей семьи, сам свекор, словно что-то чувствуя, бумаги привел в порядок.
Дом достался свекрови, а каждому из детей, включая и пасынка, отчим отписал по двухкомнатной квартире. Вся недвижимость была оформлена дарственными. А основное завещание, которое касалось фирмы, отчим мужа постановил вскрыть через полгода.
—А ему за что? — сестра Марина была вне себя, тыкая пальцем в сторону моего мужа она повторяла, — он какое отношение к папе имеет?
Свекровь тоже была недовольна: не заслужил. Тем не менее, мы оказались собственниками жилья. Жили мы спокойно в новой квартире два месяца, а потом нас соизволила посетить свекровь.
—Значит так, — заявила свекровь, — старуху заберешь ты.
Какую старуху? Мы ничего не поняли.
-Какую, какую, мою свекровь, — заявила мать мужа, — на что она мне сдалась, я ее всю жизнь терпеть не могла, а теперь ее ко мне? Чтобы я ей памперсы меняла?
Оказалось, что ни сестра, ни брат Яши тоже не захотели, чтобы бабушка жила с ними, а одна она уже не могла жить и нуждалась в уходе: после инсульта у женщины отказали ноги.
—Тебе папа квартиру оставил, — заявил брат Артем, — вот и отрабатывай.
Мы с мужем посоветовались и взяли к себе Ирину Егоровну. Она оказалась женщиной с юмором, очень интересным и неунывающим человеком. Естественно ей было обидно, что родные внуки с ней так поступили, она сказала в первые же дни:
—Мать их избаловала, невестка моя, а тебя, Яша, мой сын всегда любил и хвалил. Ты для него всегда был родным, а для меня ты теперь больше, чем родной.
Марина и Артем навещать бабушку не считали нужным. Ни звонка, ни визита.
Ухаживать за Ириной Егоровной было не трудно, она на кресле-каталке умудрялась даже ужин нам с мужем приготовить.
А еще через 4 месяца было оглашено завещание отчима, касающееся активов его бизнеса. Он все завещал своей матери. Надо было видеть лица свекрови, и ее младших детей.
—Бабушку я забираю, -сказала Марина, подойдя к нам.
-Не ты, а я, — взвился Артем.
—А кто вам сказал, что я хочу переезжать? — спросила Ирина Егоровна алчных внуков, — мне хорошо у Яши и я никуда не пойду.
Она так и осталась у нас, почти сразу, подарив моему мужу все, что ей досталось по завещанию покойного Яшиного отчима.
Свекровь, золовка и деверь пытались оспорить это, был суд, но они проиграли.
Им и так досталось много, но впрок богатство не пошло. Артем умудрился влезть в какую-то сомнительную историю, квартиру пришлось продать за долги, он вернулся жить к матери.
Марина вышла замуж, но с мужем не сжилась, воспитывает ее ребенка тоже свекровь, а сама сестра мужа устраивает личную жизнь.
Недавно Ирины Егоровны не стало. Разбирая вещи бабушки мы нашли аккуратно сложенный листок, писал отчим Якова:
"Мама, если со мной что-то случится, ступай жить к моему Яше. По-моему, из всех моих детей, он самый достойный, хоть по крови он нам и не родной. Прости за то, что не смог воспитать такими же Маринку с Темой…"
Автор неизвестен.

Яблоки
- Сынок, купи яблочки, свои, домашние, не кропленные.
Именно это «не кропленные» и заставило Александра остановиться и обернуться. Так говорила всегда его бабушка в далёком детстве: не опрыскать, а покропить.
- Не кропленные, говорите, - подошёл он к прилавку.
Старушка с кучкой яблок оживилась и быстро затараторила:
- Не кропленные, не кропленные, со своего дерева в огороде, уродила в этом году яблонька, как никогда. Ты не гляди, что не такие большие, как у перекупок, то ж привозные, бог знает, откуда, там яду больше, чем яблока. А это ж наши, местные, - её руки быстро перебирали яблоки, показывая покупателю товар со всех сторон. – Они ж яблоками пахнут, а вкусные какие, ты попробуй, попробуй. Вот, гляди, гляди, - с каким-то восторгом продолжала бабка, протягивая яблоко, на котором была маленькая буроватая отметина – видишь, их даже червячок кушает, потому, как не кропленные.
Александр невольно рассмеялся после этих слов:
- Так они у Вас все червивые?
- Да нет же, - испуганно отдёрнула руку с яблоком старушка, - смотри, все целенькие, это одно попалось, не доглядела. Ну, червячок же ест, значит, и для человека безвредное, говорю ж, не кропленные.
Александру эти яблоки были и даром не нужны, он просто, проходя через вечерний базар, срезал угол на пути к дому. Но что-то в облике этой бабки, в её манере говорить, в открытом бесхитростном взгляде, в её способе убеждения червячком в правдивости своих слов напоминало его родную бабушку. Какое-то, давно забытое, чувство тёплой волной разлилось в груди, и Сашке захотелось сделать что-нибудь хорошее для этой старушки, торговавшей на базаре. Поэтому, не торгуясь, он купил два килограмма этих яблок, сам не зная зачем, рассказав, что у него дома сынишка приболел (он вообще здоровьем слабенький), кашляет и жена в положении, и что, наверное, им будет полезно не кропленные яблочки поесть. В общем, сам не понимая почему, Александр поделился с этой незнакомкой самым сокровенным, что мучило его душу.
Бабка охала, вздыхала, качала головой, приговаривая, что сейчас старики здоровее молодых, потому как, разве в городах сейчас еда? Это ж сплошная химия, и сам воздух тут тяжёлый и больной. Он кивал и соглашался. Когда уже собрался уходить, бабка вдруг схватила его за руку:
- Слушай, приходи завтра сюда же, я тебе липы сушёной привезу да баночку малины с сахаром перетёртой, от простуды первое дело. Так я привезу, ты приходи завтра.
Александр шёл с яблоками домой и улыбался, на душе было хорошо, как в детстве, когда бабушка гладила по голове своей шершавой натруженной рукой и говорила: «Ничего, Сашок, всё будет хорошо».
***
Родителей своих Сашка не знал. Бабушка говорила, что отца его она и сама не знает, а мать… мать непутёвой была. Как привезла его однажды из города, в одеяльце завёрнутого, так и укатила обратно. Обещала забрать, как жизнь свою наладит, да так и сгинула.
Бабушку Сашка любил. Когда она, бывало, зимними вечерами тяжело вздыхала, вспоминая дочь свою пропащую, прижимала голову внука к груди, целовала в макушку, он говорил:
- Не плачь, ба. Я когда вырасту, никогда тебя не брошу, всегда с тобой жить буду. Ты мне веришь?
- Верю, Сашок, верю, - улыбалась бабушка сквозь слёзы.
А когда Сашке исполнилось двенадцать лет, бабушки не стало. Так он очутился в школе-интернате. Бабушкин дом продали какие-то родственники (это когда они вдвоём с бабушкой жили, то Сашка думал, что они одни на белом свете, а когда речь о наследстве зашла, претендентов оказалось немало).
Кто жил в детдоме, тому не надо рассказывать все «прелести» пребывания в подобных учреждениях, а кто не жил, тот до конца всё равно не поймёт. Но Сашка не сломался и по кривой дорожке не пошёл. Отслужил в армии, приобрёл профессию. Вот только с девушками ему не везло. И хотя сам Сашка был высоким, спортивного телосложения, симпатичным парнем, все его подруги, узнав о том, что он сирота, быстро исчезали с его горизонта. Поэтому, когда пять лет назад он случайно столкнулся в супермаркете со Светкой (они воспитывались в одном детдоме), то обрадовался, как самому родному и близкому человеку. Света тоже была очень рада встрече. А через полгода они поженились, родился сын, вот сейчас дочку ждут. И, в общем-то, жизнь наладилась.
***
- Свет, я тут яблок тебе с Дениской купил на базаре, домашние, не кропленные, - протянул пакет жене.
Света, выросшая с рождения в детском доме, пропустила все эти эпитеты мимо ушей. Она помыла яблоки, положила в большую тарелку и поставила на стол. А спустя полчаса в комнате уже витал яблочный аромат.
- Слушай, какие классные яблоки, а как пахнут, - говорила Света, уплетая их за обе щеки вместе с сыном.
- Так домашние же, не кропленные…
Этой ночью Александру снилась бабушка. Она гладила его по голове, улыбалась и что-то говорила. Сашка не мог разобрать слов, но это было и не важно, он и так знал, что бабушка говорила что-то хорошее, доброе, ласковое. От чего веяло покоем и счастьем, забытым счастьем детства.
Звук будильника безжалостно оборвал сон.
Весь день на работе Александр ходил сам не свой. Что-то беспокоило, какая-то непонятная тоска грызла душу, к горлу периодически поднимался ком. Возвращаясь домой, он поймал себя на мысли о том, что очень хочет опять увидеть ту бабку с яблоками на базаре.
***
Евдокия Степановна (так звали бабку, торговавшую яблоками) слонялась по двору, тяжело вздыхала, раз за разом вытирая набегавшие на глаза слёзы. Давным-давно её старший сын погиб при исполнении служебных обязанностей (пожарником был), даже жениться не успел, а младшая дочь, красавица и умница, когда училась в институте в столице, вышла замуж за африканца и укатила в жаркий климат, где растут бананы и ананасы. Муж её покойный долго бушевал и плевался по этому поводу. А она что? Она только плакала, предчувствуя, что не увидит свою девочку больше никогда. Так и вышло. Пока ещё был жив муж, держалась и она. Ну, что же делать, раз жизнь так сложилась? А как два года назад мужа не стало, померк свет в душе Евдокии Степановны. Жила больше по привычке, прося бога, чтобы забрал её побыстрее в царство покоя.
Этот молодой человек, что купил вчера яблоки, растравил ей душу. Ведь чужой совсем, а как хорошо с ней поговорил, не отмахнулся… Что-то было в его глазах… какая-то затаённая тоска, боль, она это сразу почувствовала. Её материнский инстинкт прорвался в словах: «Приходи завтра сюда же, я тебе липы сушёной привезу да баночку малины с сахаром перетёртой, от простуды первое дело. Так я привезу, ты приходи завтра».
И вот сейчас, заворачивая в газету банку с малиновым вареньем, Евдокия Степановна непроизвольно улыбалась, думая, что бы ещё такого захватить для этого парня и его семьи. Очень уж хотелось ей порадовать человека и, конечно же, ещё немного поговорить, как вчера.
***
Вчерашнее место за прилавком было занято, и Евдокия Степановна пристроилась неподалёку, в соседнем ряду. Выложив кучкой яблоки, она всё внимание сосредоточила на проходящих людях, чтобы не пропустить.
Народ массово возвращался с работы. К этому времени Евдокия Степановна окончательно разнервничалась. «Вот же дура старая, насочиняла сама себе, напридумывала… и на кой ему слушать и верить чужой бабке», - досадливо думала она, а глаза всё высматривали и высматривали знакомый силуэт в толпе.
Александр вчера не придал особого значения словам бабке о липе и малиновом варении. «Эти базарные бабушки чего хочешь наговорят, лишь бы товар свой продать», - думал он. – «А вдруг и, правда, приедет? Не похожа она на опытную, бойкую торговку. Червячка показывала… вот же придумала…», - заулыбался, вспоминая бабкино лицо, с каким жаром она о червяке говорила. – «Эх, какая разница, всё равно ведь через базар иду, гляну, вдруг стоит».
Саша свернул в ту часть базара, где вчера стояла бабка с яблоками, пошёл вдоль прилавка, не видно бабки. «Тьху, дурак, развели, как малого пацанёнка, хорошо что вчера, с дуру, Светке не похвастал обещанной малиной». Настроение мгновенно испортилось, не глядя по сторонам Саша ускорил шаг.
- Милок, я тут, тут, постой, - раздался громкий крик, и Александр увидел спешащую к нему вчерашнюю бабку.
Она радостно схватила его за локоть, потянула за собой и всё тараторила:
- Место занято было, я тут рядом пристроилась, боялась, пропущу, думала, придёшь ли? Я ж всё привезла, а думаю, вдруг не поверил бабке…
Бабка всё «тарахтела» и «тарахтела», но Александр не прислушивался к словам, он на какой-то миг душой перенёсся в детство. Эта манера разговора, отдельные слова, выражения, движения рук, взгляд, в котором затаилось желание обрадовать человека своими действиями, всё это так напоминало его родную бабушку.
Он спросил: сколько должен, Евдокия Степановна замахала руками, сказав, что это она со своих кустов для себя варила, и принимать это надо, как угощение. А ещё говорила, что малина у неё не сортовая, а ещё та, старая, не такая крупная и красивая на вид, но настоящая, душистая и очень полезная. И Сашка вспомнил бабушкину малину, её запах и вкус, а ещё ему почему-то вспомнилась картошка. Жёлтая внутри, она так аппетитно смотрелась в тарелке, а вкусная какая. После смерти бабушки он никогда больше не ел такой картошки.
- А картошка жёлтая внутри у Вас есть? – перебил он старушку.
- Есть и жёлтая, и белая, и та что разваривается хорошо, и твёрденькая для супа.
- Мне жёлтая нравится, её бабушка в детстве всегда варила, - мечтательно произнёс Александр.
- Милок, завтра суббота, выходной. А ты приезжай ко мне в деревню, сам посмотришь какая у меня картошка есть, у меня ещё много чего есть… Старая я уже, тяжело мне сумки таскать, а ты молодой, тут и ехать-то недалече, всего сорок минут на электричке. Приезжай, я не обижу…
И Сашка поехал. Не за картошкой, а за утраченным теплом из детства.
***
Прошло два года.
- Наташа, печенье точно свежее? – озабоченно вопрошала уже второй раз Евдокия Степановна.
- Да, говорю ж Вам, вчера привезли, ну, что Вы, ей богу, как дитё малое? – отвечала продавщица.
- Дети ко мне завтра приезжают с внучатами, потому и спрашиваю. Дай-ка мне одно, попробую.
- Гляди, совсем Степановна из ума выжила, - шушукались в очереди, - нашла каких-то голодранцев, в дом пускает, прошлое лето Светка с детьми всё лето на её шее сидели. Видно, понравилось, опять едут.
- Ой, и не говори. Чужие люди, оберут до нитки, а то и по башке стукнут, дом-то хороший. Василий покойный хозяином был. Говорила ей сколько раз, отмахивается.
- Взвесь мне кило, хорошее печенье.
- Ну, наконец-то, - выдохнули сзади стоящие тётки. – Не тех кормишь, Степановна.
Евдокия Степановна, не спеша, шла домой и улыбалась. Что ей разговоры? Так, сплетни всякие. Родные – не родные, какая разница. Где они эти родные? За столько лет и не вспомнили о ней. А вот Саша со Светой помогают, да и не в помощи дело…
- Саша, а чего нам до завтра ждать? Я уже все вещи сложила и гостинцы упаковала, на последнюю электричку как раз успеваем. Поехали, а? - агитировала Светлана мужа, пришедшего с работы.
- Папа, поехали к бабушке, поехали, - подхватил Дениска, - там курочки, пирожки, вареники с вишней… там хорошо.
- Баба, - запрыгала двухлетняя Леночка, - хочу к бабе.
Александр посмотрел на своё семейство, улыбнулся, махнул рукой:
- Поехали.
Они сидели в электричке, дети смотрели в окно, периодически оглашая вагон восторженными криками: «Смотри-смотри!» А Саша со Светой просто улыбались, ни о чём особо не думая. Ведь это так здорово, когда у тебя есть бабушка, которая всегда ждёт!
Виктория Талимончук

Врача зовут Ирина. Говорят, хороший врач. Нам повезло. Я ни разу не видела ее лица. Она всегда в маске и в очках.
Она - инфекционист. Хороший инфекционист и плохой психолог.
За все время, что она лечит мою дочь, она не сказала мне ничего успокаивающего.
Она разговаривает со мной языком цифр и фактов.
- ...лейкоцитов 12...
- Это хорошо?
- Это меньше, чем было, но больше, чем норма. И родничок просел. Пересушили.
- Это опасно?
- Я назначу препарат, и он стабилизирует....
Она разговаривает...неохотно. Родители лежащих здесь, в больнице, детей пытают ее вопросами. Она должна отвечать.
Но каждое слово, сказанное ею, может быть использовано против неё.
Ирина выбирает слова аккуратно. У каждого слова есть адвокат, зашифрованный в результате анализа.
Ирина хочет просто лечить. Молча. Без расспросов. Но так нельзя.
Я не знаю, нравится она мне или нет. Не пойму. Я вынуждена ей доверять. Здоровье моей дочери в ее руках.
Она вообще не пытается нравиться, успокоить меня, погасить панику. Но она и не должна, наверное.
Она должна лечить инфекции, а не истерики.
Я вижу, что Ирина устала. Сквозь стекла очков я вижу красные, будто заплаканные глаза.
Я уже не спрашиваю ничего.
Я и так вижу: дочери лучше.
Положительная динамика налицо.
Два дня назад дочка была почти без сознания, я сегодня сидит, улыбается, с аппетитом ест яблоко.
Ирина осматривает дочку, слушает, подмигивает. Говорит ей:
- Молодец, Катя.
А мне ничего не говорит.
Я же не спрашиваю.
После обеда привезли годовалого мальчика. Очень тяжелого.
Ирина стала вызванивать центральную больницу. Дело в том, что здесь, в инфекционной, нет реанимации. А мальчик очень плох. Но центральная грубо пояснила: у него какая-то нейроинфекция, лечите сами, у нас мест нет.
Рабочий день врача - до 15 часов. Ирине пора домой. У нее есть муж и свои собственные дети.
Но мальчик. Он очень плох.
Ирина остается на работе. Наблюдать за пациентом. Ругается с центральной. Требует прислать невролога и какой-то препарат. Ругается с мужем. Муж требует жену домой. Потому что мальчик - чужой, а дома - свои.
Медсестры притихли. Они привыкли, что начальство сваливает в три. После трех в больнице весело.
Годовалый мальчик с мамой лежит в соседнем с нами боксе. Слышимость отличная.
Мама мальчика разговаривает по телефону. Мне слышно каждое слово. Она звонит знакомым и просит молиться за Петю. Подсказывает, какие молитвы. Сорокоуст. И еще что-то. Просит кого-то пойти в церковь и рассказать батюшке о Пете. Чтобы батюшка тоже молился. Батюшка ближе к Богу, чем обычные прихожане, его молитва быстрее дойдет.
Я слышу, как врач Ирина вечером входит к ним в палату, и говорит маме мальчика, что лекарство нужно купить самим. Потому что в больнице такого нет. Запишите, говорит Ирина. Диктует препараты. Среди них - "Мексидол".
Я слышу, как мама возмущенно визжит:
- Мы платим налоги! ... Лечите ребенка! ... Везде поборы!... Я вас засужу...
Ирина ничего не отвечает и выходит из палаты.
Моей дочери тоже капают "Мексидол". Мы тоже покупали его сами.
Я слышу, как мама мальчика звонит мужу. Жалуется на врача, просит мужа принести иконы и святую воду.
У меня есть лишние ампулы "Мексидола".
Я беру упаковку и выхожу в коридор. В принципе, это запрещено, все боксы изолированы, но я ищу Ирину.
Нахожу ее в Ординаторской.
Она диктует список препаратов для Пети. Диктует своему мужу. Она меня не видит, стоит спиной.
- Ну, Виталь. Сейчас надо. Привези. Мальчишки побудут одни 20 минут. Не маленькие...
Виталя бушует на другом конце трубки.
- Виталь, аптека до десяти. Потом расскажешь мне, какая я плохая мать. Сейчас купи лекарства...
- Вот "Мексидол", - говорю я. - У меня лишний. Пусть "Мексидол" не покупает.
Ирина вздрагивает, резко оборачивается.
Я впервые вижу ее без маски. Красивая.
- А, спасибо, - говорит она и добавляет в трубку. - "Мексидол" не надо, нашли...
Я засовывают в карман ее халата тысячу рублей.
- С ума сошла, не надо! - Ирина ловит мою руку.
- Это не Вам. Это Пете.
Она опускает глаза.
- Спасибо тебе, - тихо говорит она и поправляет сама себя. - Вам.
- Тебе, - поправляю я её обратно и возвращаюсь в свою палату.
Ночью Пете становится хуже. Я сквозь сон слышу, как Ирина командует медсестрам, какую капельницу поставить и чем сбить температуру.
Слышу также, как фоном молится мама мальчика.
Когда заболела моя дочь, мне хотели помочь тысячи людей.
Если привести примерную статистику, то примерно из каждой сотни тех, кто хотел помочь, 85% - молились за мою дочь и подсказывали мне правильные молитвы, советовали исповедоваться, вызвать батюшку в больницу, поставить свечку. Говорили: "молитва матери со дна морского достанет".
5 % предлагали попробовать нетрадиционную медицину, гомеопатию, остеопатию, акупунктуру, рейки, колдуна, бабку, целителя, метод наложения рук.
10% - прагматично давали контакты хороших врачей, советовали лететь в Европу, потому что "в России нет медицины, ты же понимаешь".
К утру Пете стало лучше. Он заснул. Без температуры. Спокойно. Заснула и мама. Я не слышу молитв. Слышу храп.
Ирина не спала всю ночь.
В 9 начинается ее новая смена. Она делает обход.
Заходит в палату к нам с дочкой.
- Лейкоцитов 9, - говорит она.
- Спасибо, - говорю я.
- Это хорошо. Воспаление проходит.
- Да, я поняла.
Я ничего не спрашиваю. Я ей очень сочувствую. Ирина в маске и в очках. За очками - воспаленные, красные, будто заплаканные глаза.
Она идет обходить других пациентов.
В три часа заканчивается ее смена. Пете намного лучше. Он проснулся веселый, хорошо поел.
Перед тем, как уйти домой, Ирина заходит к ним в палату. Убедиться, что все в порядке.
Я слышу, как она осматривает мальчика и ласково уговаривает дать ей его послушать.
В этот момент у мамы звонит телефон, и я слышу, как мама мальчика говорит кому-то восторженно:
- ОТМОЛИЛИ ПЕТЮ, ОТМОЛИЛИ!!!!
Я смотрю в окно своей палаты, как врач Ирина идет домой. У нее тяжелая походка очень уставшего человека. Она хороший инфекционист. И очень хороший человек. Посланник Бога, если хотите.
Это она победила Петину болезнь. Убила ее своими знаниями, опытом и антибиотиком.
И сейчас идет домой. Без сил и без спасибо. Работа такая.
Отмолили...
(с) Ольга Савельева.

Брак по расчету
Автор: Ольга Клионская

Сладилось у них все как-то неожиданно быстро. Она продавала овощи в своей палатке на продуктовом рынке, а Он подошел к прилавку с длинным списком в руке.

— Будьте любезны, кочан капусты, — сказал Он, близоруко всматриваясь в список.

— Какой капусты? – уточнила Она.

— Да просто капусты... А что, она бывает разная?

— А то! Одинакового ничего не бывает. Вам для чего – для голубцов или для борща?

— Да, вроде, для борща, — неуверенно произнес Он. – Да, да, точно для борща.

— Что ж вам супруга толком не объяснила, — Она уже ловко снимала верхние подвялые листья с кочана. – Принесёте еще что-нибудь не то, а виноватой останусь я.

— Да нет у меня супруги. Не обзавелся как-то, — смущенно ответил Он. – Это матушка список мне составляла.

— Что ж это вы, такой интересный мужчина и холостой? Не мальчик же уже. Нехорошо это, не по-людски.

— Да вот не встретил такую, как вы.

--Тю! — сказала она. – А чего такую искать? Считайте, что повезло. Нашли уже. Вот она я, берите, женитесь. Что, слабо?

— А вы что, не замужем? — искренне удивился Он.

— Да тоже, видно, такого, как вы ждала, — пошутила Она. Она вообще любила пошутить, так легче было и работать, и жить-поживать.

— И вы согласны за меня выйти? — как-то странно медленно произнес Он.

— Да бегом побегу, — все еще ёрничала Она. – В припрыжку. Вот в шесть палатку свою закрою и сразу в загс.

— Так я подойду к шести с вашего позволения?

— Давай, давай, жених, подходи. Поможешь мне ящики на склад снести.


******

На этом их первая встреча и окончилась. Она рассказала товаркам об этом чудаке во время короткого перекура за складскими помещениями. Подруги ржали, как лошади. Повеселились и разошлись по своим прилавкам, до конца рабочего дня было еще далеко.
Она уже и забыла об этом инциденте, как вдруг, подсчитывая дневную выручку, заметила его, спешившего к ее палатке.

— Спасибо, что подождали. Задержался я немного, лишнюю пару неожиданно поставили. Прошу прощения.

— Какую пару? — не поняла Она, растерявшись.

— Я в университете лекции читаю, пара – это лекция. Так какие ящики нужно нести?

— Да не надо ничего нести, — отчего-то покраснела Она. – Все уже рабочие отнесли. Осталось только деньги сдать.

— Так вы сдавайте, я подожду.

— Чего ждать-то собираетесь, не поняла?

— Но вы же пообещали замуж за меня выйти. У вас паспорт с собой? Загс сегодня до восьми работает, мы успеем.


******


Вот так неожиданно стала Она невестой в сорок два года. Впервые. Товарки на рынке просто обалдели от такой новости.

— Ты что, с колокольни упала? — смеялись они, вспоминая ее рассказ о необычном покупателе со списком. – Он хоть красивый?

— Как мерин сивый, — отвечала Она. – Попоны только не хватает. Зато умный такой… Чисто Ленин. Ученый, в универе преподает.

— А не аферист, случаем, твой Ленин? Тот тоже вроде что-то преподавал, а у самого образование неоконченное. Или твой по другому профилю — многоженец?

— Да непохоже. Паспорт чистый, проверяла. С мамочкой живет.

— О, так он — маменькин сынок! Ничего не скажешь, повезло мамаше, такую невестку отхватила! Кондратий ее не подмял случайно от страха? Вы то хоть познакомились уже?

— Вот завтра идем знакомиться, все думаю, что одеть. Волнуюсь, представляете?

— Да ты, подруга, никак влюбилась!

— Скажете тоже! Какая там любовь… Но раз мужик предложил, отчего не попробовать? Может, еще и рожу. Представляете, какой сынок умненький будет? Гены-то пальцем не раздавишь…

— А если он в тебя будет?

— Кто?

— Да сынок твой.

— Да пошли вы!.. Неужто и вправду поверили? Просто сделаю его как кочан капусты, не сомневайтесь даже. Не будет в следующий раз лишнее болтать. Ох, и сделаю же я его!.. Зарплата-то у него, думаю, побольше нашей. Ученый все-таки. И постоянная, между прочим, от погоды и сезона не зависит. А вы ко мне просто так скоро и не подойдете. Профессоршей стану – новых подруг заведу. С образованием, — и все смеялись до коликов в животе. Это было похоже на нее. Уж Она своего никогда не упустит.


******

— Это не трагедия, сын, и не фарс. Это катастрофа, — сказала его мама, оставшись с ним наедине. – Как ты мог с твоим умом, деликатностью, образованием докатиться до этого знакомства? О чем с ней вообще можно говорить?.. Ты прекрасно знаешь, что такое «человек одного круга». Этого понятия, как мне помнится, никто еще не отменял. По-моему, ты всегда был вполне счастлив со своими студентами, научной работой, со мной, наконец. Что за блажь пришла тебе в голову? Какая женитьба? Нет, это неприемлемо и даже недостойно обсуждений. Посчитаем, что ты неудачно пошутил… И как ты думаешь показываться с ней в обществе? Невеста... Невежество, возведенное в степень, крайний примитив…

— Ну что ты, мамуля, какой она примитив? Просто женщина.

— Она женщина?! Да твой бедный отец умер бы второй раз, увидев ее в нашем доме. Женщина… Хабалка! — приговор был произнесен, и мать презрительно поджала губы.


******

— Ой дурища, ой дурища непутевая! И в кого же ты у меня такая дурища? — причитала ее мать вечером того же дня. — Да на что тебе щавлик этот? Ни рожи, ни кожи. Полтора метра в прыжке, прости, Господи. Замуж она собралася… Да чем тебе и так плохо? Что тебе еще нужно? Сколько баб сами по себе живут и ничего. Я, например, тебя сама на ноги подняла, мужа никакого не знала, никто под ногами не блытылся. И, слава Богу, не спилася и по миру с котомкой не пошла… Да был бы еще человек нормальный, а то молотка, небось, в руках никогда не держал… Ни рожи, ни кожи… А молчит чего? Ведь ни поговорить за столом, ни выпить-закусить не может, больной, наверно. Ой дурища, ой дурища…

— Ну что вы, мама, ревете? Я что, в рабство собралась? Да если будет что не по мне – турну под пятую точку, и нет базара. И вообще, чтоб вы знали, мужчина в доме не только для молотка нужен.

— Тю!.. И говорю же – дурища! Стыдоба ты бессовестная! Да все я знаю. Сексу ей захотелося! Так было бы с кем секс этот делать! Нашла себе прынца на коне! С какой стороны ни посмотришь – щавлик и все. Жила себе сорок лет без сексу и не померла же… Были ж у тебя такие хлопцы и красивые, и высокие, и работящие… Что ж за них замуж не пошла, если так хотелося?

— Ай, отстаньте, мама. Были-то были. Да вот в загс никто не позвал.

— Опять она за свое. Да на что оно тебе нужно?

— Сказала же, отстаньте. Я все уже решила.

— Только не прописывай в квартире, доча, только не прописывай, не будь дитем несмышленым.

— Не буду, не волнуйтесь…


******


Они действительно были очень разными. Абсолютно не пара, с какой стороны ни посмотри. Она большая, полная – что вдоль, что поперек одинаковая, высокая.
А Он худенький, субтильного телосложения, сутулый, в очках, плешка просвечивается, ростом невелик. Она даже без каблуков выше его.

Она шумная, смелая, за словом в карман никогда не лезла и выпить могла много, но даже не хмелела. Он же тихий, стеснительный, непьющий, в компаниях незаметный. Человек-невидимка просто. Целыми днями пропадал то в своем университете, то в библиотеках.

Она деловая, палатку свою держала, поставщики ее побаивались. А его никто никогда не боялся, даже студенты. С деньгами вообще обращаться не умел, толком не знал даже, какой у него оклад.

Он с мамой жил, а у нее квартира собственная. Однокомнатная, но большая. И машина есть легковая, подержанная, правда, но на ходу.

Она последнюю книжку, наверно, в школе еще прочитала. А Он сам книжки писал по истории, стихи любил и знал много наизусть, разряд по шашкам имел.
Ну ничего общего. Мезальянс полный.


******


— Да надоело, понимаешь, с матерью спорить, — словно оправдывался Он перед соседом по лестничной клетке. – А тут такая женщина интересная подвернулась, и богатая вдобавок – с машиной, квартирой… И работа у нее полезная – каждый день на столе овощи-фрукты свежие будут.

— Ну да, — отвечал сосед. – Тут тебе повезло. И собственно не теряешь ничего. Достанет – уйдешь к маменьке под крыло. Ты главное не тяни с пропиской, и машину на себя перепиши. Так надежнее будет. Любовь пройдет, а машина останется…

— Да какая там любовь… Что-то в голову стукнуло, а отступать вроде неудобно… Время, наверно, пришло…


******

— …А чего? Я тебя понимаю. Поживи с мужиком, потом всегда можешь похвастаться, что замужем была. А найдешь кого получше и разведешься. Без детей это раз плюнуть, никаких проблем, — так ей подруга лучшая советовала, которая тоже ни разу замужем не была, потому все об этом процессе знала. — Так что не переживай, иди в загс, флаг тебе в руки. Здоровье поправишь заодно. В нашем возрасте интим от всех болезней помогает. Как он в постели-то? Спали уже или как?

— Тю!.. Уж что-что, а вот этого мне вообще не нужно. Ты прямо как моя мамочка.

— Так ты что, не для секса замуж выходишь? Для чего же тогда?

— А… — махнула Она рукой. – Сама не знаю. Брак по расчету, похоже.


******


Они вышли из загса немного растерянные. Нечаянная шутка оказалась совсем не шуткой. Штампы в их паспортах были настоящими и очень четкими.

— Может, в ресторан сходим, посидим немного, отметим, — предложил Он несмело.

— Тю!.. В ресторан… Чего зря деньги на ветер бросать? Да и с букетом твоим я как дурища последняя. Придумал тоже… Я эти цветы и носить-то не умею… Пойдем ко мне, что ли? У меня обед есть, поедим, выпьем. Супруг!...

Шампанское Он открывал так неумело, что больно смотреть было. Она даже отвернулась, сделала вид, что боится грохота. Посидели с бокалами в руках, помолчали. У нее вдруг куда-то вся смелость ушла, так неловко стало и страшно. Он тоже красный сидел, хотя ни капли еще не выпил, и в комнате было прохладно.

— Ну что, супруг, выпьем что ли за новую жизнь? — наконец произнесла Она, пытаясь стать прежней – смелой и отчаянной.

— Да-да, — заторопился Он. – Только можно я встану?

Он встал, и Она неожиданно почувствовала себя маленькой и беззащитной.

— Я хочу прочитать вам свое любимое стихотворение. Чтец я, конечно, никакой, вы простите…

И Он стал читать стихи. Возможно, это были очень хорошие стихи и красивые. Но Она даже не поняла ничего. Во-первых, потому, что никогда в жизни никто ей не читал стихов, а во-вторых, потому что они действительно были слишком сложными. «Заумными», как сказала бы Она в другой ситуации. Но сейчас не сказала, а когда Он замолчал и неловко поцеловал, как клюнул, ее свободную руку, вдруг расплакалась.

От этого Он еще больше покраснел и совсем смутился. Но потом они выпили немного, поели, успокоились и даже начали беседовать о чем-то. А когда Он на минутку отлучился в туалет, Она почему-то подложила в его тарелку еще один кусок курицы, самый большой и красивый на блюде. Сделала это и сама не поняла зачем. Он ел совсем мало, прямо как ребенок. Но ей почему-то захотелось сделать ему приятное.


******

Утром Он принес ей кофе в постель. Она жутко растерялась и застеснялась. До сих пор это чувство было ей не очень знакомо. Стеснялась она обычно только в кабинете у гинеколога и то только тогда, когда у нее спрашивали, сколько раз рожала.

И потом Он стал приносить ей кофе каждое утро, тоже не понимая, зачем это делает. Что так иногда поступают мужья или любовники, Он читал в книжках или видел в кино. И всегда считал полной ерундой. Пить кофе в постели так неудобно и негигиенично. Но сам приносил, и это почему-то ему нравилось.

Она послушно, как зомби, но не без наслаждения выпивала горячий крепкий напиток и все никак не решалась признаться, что кофе ей категорически противопоказан, ибо давление зашкаливало. И эта маленькая тайна доставляла ей странное удовольствие. Она пила кофе, видела, как он наблюдает за ней и волнуется – достаточно ли сахару и сливок, и понимала: признаться, значит, обидеть. А обижать как-то и не хотелось…


******

Что-то в ней изменилось. Не сразу и не вдруг, но стала Она другой. По-прежнему шутила на рынке с покупателями и веселила товарок во время перекуров. Но на вопросы о семейной жизни не отвечала или отвечала уклончиво, пресекала все шутки. Если же подруги становились излишне навязчивыми, спрашивая об ученом муже, найденном почти что в капусте, сразу же торопилась на свое рабочее место. Вскоре от нее отстали. Насмехаться над женщиной, попавшей в беду, как считали многие на рынке, было как-то не по-человечески.

Иногда Он заходил к матери, и та молча, с некоторым разочарованием и удивлением фиксировала новую твердую походку у сына, незнакомые уверенные интонации в голосе, изменившуюся осанку. Он тоже стал другим.

Они редко выходили из дома по выходным. Просто сидели рядом на диване и смотрели телевизор. Неважно что. Смотрели то, что показывали, лишь иногда щелкая пультом в поисках американского боевика. Она любила такое кино, а Он стал находить его забавным.

Когда Она занималась нудными хозяйственными делами — лепила пельмени, которые Он очень любил, или гладила белье в кухне, Он сидел рядышком и читал вслух стихи или какой-нибудь роман. Сначала ей все истории казались "на одно лицо" — длинными, скучными и нереальными. А потом Она втянулась, думала о прочитанном и ждала вечера, чтобы услышать продолжение.

Она уговорила его пойти на автомобильные курсы, а Он научил ее играть в поддавки. На Новый год Он подарил ей маленький цифровой фотоаппарат, а Она купила ему очень красивую чешскую настольную лампу с маленькими хрусталиками. Каждый получал от другого то, что хотел, отдавая при этом то, что мог.
В общем, это был самый настоящий брак по расчету…

******

Они никогда не говорили о любви. Трудно говорить о том, чего нет. Но иногда
ей снился страшный сон. Ей снилось, что его вдруг не стало в ее жизни – ушел, умер, испарился... В общем, не стало и все. А Она, оставшись одна, все плакала, плакала и падала в какую-то мерзкую грязную яму. И падая, кричала во сне – хрипло, натужно, долго, а потом пробуждалась и принималась судорожно искать в постели его руку, а найдя, сильно сжимала ладонью.
Он тут же просыпался в таких случаях и начинал тихонько успокаивать жену, гладя свободной рукой по ее полным плечам, по тонким волосам, по мокрым от слез щекам и почти задыхался от несказанной, невыносимой нежности…


Автор: Ольга Клионская

Одна женщина устала бежать.
Свой марш-бросок она начала после ЗАГСа. Вместо ресторана у них с мужем была новая съёмная квартира, в качестве гостей на свадьбе — грузчики. Женщина побежала трусцой, едва переступив за порог дворца бракосочетаний.
Нужно было разобрать клетчатые сумки, собрать кровать, помыть квартиру. В перерывах был токсикоз, но она всё равно бежала.
Так она добежала до родильного дома, где старалась параллельно работать. Она работала через интернет, поэтому могла и рожать, и работать. Сейчас много таких рожениц. Сокровенное таинство рождения вынуждено смешали с потребностью жить не на смешные декретные выплаты.
После родов были осложнения и у женщины начали атрофироваться мышцы ног. Но женщина, уже хромая, продолжала бежать. Вставала в 4 утра, начинала бежать трусцой к компьютеру — она же работала, эта женщина. В 6 утра просыпался грудничок, и пора было бежать к его кроватке.
И с ребенком вместе она всё куда-то бежала. И на прогулку, и с прогулки, и в магазин, и на гимнастику. Потом в детский сад, оттуда через несколько дней в поликлинику, потом в аптеку, затем уже в школу.
Женщина пробегала мимо зеркала, мимо парикмахерских, мимо магазинов с красивыми платьями. Приоритеты были другие: детская одежда, подгузники, игрушки, продуктовый, мытьё окон, родительские собрания, химчистка, пирожки с яблоками.
А однажды и без того слабые ноги женщины устали бежать. Она не смогла подняться по лестнице к своей квартире на третьем этаже. Как ни старалась, как ни просила, как ни ругала женщина ноги, но они не слушались.
А ведь женщина хотела бежать дальше: ведь ещё не всё белье было выглажено, мясной рулет не испечён, а ванну она не мыла целую неделю. И это не была подготовка к празднику, это был обычный вторник.
Тогда женщина села на ступеньки и заплакала. А ноги отдыхали.
В тот день, сидя на ступеньках, наконец-то женщина смогла увидеть, как мимо пробежала её юность и молодость, как пронеслась мимо дочь-подросток, как неторопливо шагал по-незнакомому счастливый муж с чужой юной девушкой. Даже здоровье шаг за шагом, на цыпочках, уходило через щель в подъездной двери.
Беспомощно сидя в подъезде, женщина сквозь слезы вспомнила, что когда-то она любила пить жасминовый чай на закате у реки. У неё даже специальный термос был — с жёлтой бабочкой, порхающей над цветущей сакурой. И жила она напротив красивой набережной.
И женщина встала (пусть и с трудом) и пошла домой, прихрамывая и крепко опираясь на перила. И пока она поднималась сквозь три бесконечных пролёта, то поняла, что никогда не любила бегать. И бежать было не зачем.
Много лет женщина запрещала себе пить чай из термоса на закате, потому что бежала бесполезный марафон ценою в жизнь.
Важно иногда остановиться и вспомнить о том, что Вы действительно любите. Вспомнить, пока есть время. Даже если это термос с горячим чаем и закат на речке.
Автор: Марианна Церетели

Тимошка

Никто не ждал Тимошку в этом мире. Но он пришёл. Заявил о себе громким криком, требованием еды, внимания, ухода...А мама- мама попросту смоталась, едва прошло два дня после родов. Убежала, если можно так сказать, еле шатаясь, скрылась в неизвестном направлении. Нисколечко не чувствуя привязанности к маленькому комочку и не желая брать на себя ответственность за его жизнь. Конечно, ее найдут, попытаются вернуть,будут уговаривать забрать сына...Бесполезно. Ей всего девятнадцать. Единственный близкий человек- бабушка. Но она умерла год назад. Потом был парень, который много обещал, но бросил. Все её бросили.Мама и папа- в детстве, погибли глупо, перевернулись в машине. Папа детдомовский, а у мамы были сестрички, но они уже давно живут в Италии вместе со своим отцом, ее дедушкой. А бабушка- бабушка любила свою девочку, но вот- бросила.С дедушкой и тетками связи не было.Какая- то нелепая история, где много обид, злости, какого- то дележа поначалу была неинтересна, а потом, когда бабуле стало и вовсе худо- она попала в больницу, стало как- то не до историй. А сейчас и она бросила своего кроху. В этом году должна была закончить техникум. Одноклассники пишут дипломную работу, а она...Ну, ничего, ничего. Одна как- нибудь, но только- одна. А ребенок, ребенок- это тяжело. А ей и так тяжело, как они все этого не понимают. Она ведь совсем одна. Приходят, что- то говорят, а кто они, зачем- неизвестно, да и ну на них. Вот, сил немножко прибавится, и нужно будет как- то жить дальше.

А Тимошке нужно не потом. Ему сейчас, вот прямо вот сейчас. Прислониться щекой к маминой груди, покушать материнского молока, почувствовать биение его сердца. Нету, нету материнского тепла, очень страшно и одиноко.Берут на руки,руки всё время разные, и чужие. Кормят, но это не мамино молоко, все время болит и крутит маленький животик. Сон тревожный, ведь даже сквозь свой неспокойный сон малыш бы узнал мамин голос. Но голоса все чужие. Но Тимошка умел ждать. И ещё хотеть. И он представлял себя в маминых руках, окутанным теплом и заботой. Он ждал. Он молился своим младенческим богам. Своими мыслями, своими ощущениями. И, может быть, даже сопением своего крохотного носика.

Главврач роддома, милая женщина с добрым сердцем и стала таким младенческим богом. Она никак не могла смириться с тем, что такой милый крошечный ангелочек остался без мамы. Но и другой мамы младенцу не желала. Только родную.Она воспользовалась всеми своими связями, но нашла- таки за далёкой границей дедушку мамы и прадедушку Тимошки, даже связалась с ним. Долго,очень долго беседовали два человека по видеосвязи.

Приехали. Нет, не дедушка. Приехали мамины сестрички. Обе.Нашли Тимошкину маму. Той было очень плохо. Нестерпимо болела и горела грудь. Молоко сцеживалось- иначе ну очень больно. Юная мамочка долго не могла понять, что вообще происходит. Но как- то сама по себе вот появилась кроватка, комод наполнился крошечной одеждой...А ещё с ней разговаривали, её кормили. Гмм, паста...макароны и макароны. Паста почему- то. Не важно. Важно- что уже и не одна. Важно, что есть кто- то, кто спросил- ты, вообще,как? Ты ела, ты пила? Может, поспишь?

А потом все вместе поехали в больницу. Две галдящие тетки, и она, притихшая мамочка. Ей дали халат и подвели к маленькому человеку. Тот внимательно смотрел своими глазёнками, морщил носик
и корчил рожицы. Узнала. Конечно же ,узнала. На руки взяла. Всё. Свершилось. Больше не отпустит. Она не одна. Она с двумя громкими тётками. С заграничным дедушкой. И с Тимошкой.

Вы думаете, это рассказ о мальчике Тимошке, или его маме, молодой и глупой? Да нет же ,нет. Это рассказ о младенческом боге, о главвраче. О милой, неравнодушной женщине, которая выполняет свои профессиональные обязанности и ещё чуть- чуть больше. А это " чуть- чуть больше" становиться счастьем для маленького человечка .А мы, мы делаем ещё чуть- чуть?

Татьяна Фатеева

Мой сын зимой нашел кошелек, практически в канун Нового года. Принес домой, показал, изучили содержимое- 1700 рублей, банковская карточка, фотография и пропуск, где указан адрес. Соблазн невелик, но буду честен, хотелось оставить себе, перед праздниками всегда с деньгами туго, но светлая сторона победила. Собрались мы всей семьей и поехали на этот адрес. Дверь нам открыл мужичок пенсионного возраста, мы у него спросили не терял ли он что-то в последнее время, дабы убедиться в том, что приехали точно по адресу. Старик сказал, что терял кошелек. Спросили о его содержимом, назвал все, что там было. Вернули ему утерянное. Столько приятных слов и пожеланий я даже на свой день рождение не слышу! Вот честно. А еще мужичок рассказал, что это были их последние деньги с женой до пенсии. Есть у них сын-оболтус, взял машину в кредит, разбил ее через год, а долг повесил на родителей, вот они почти всю пенсию и отдают туда. В благодарность они нам дали 2 банки грибов и банку варенья. Мужик оказался грибником, на новогоднем столе грибочки зашли, как к себе домой. Очень вкусные. А мы рады, что сделали доброе дело и темная сторона не победила. Им и так не повезло с сыном, а тут еще последние деньги потерять.

Я, кстати, женат, но у меня с женой уже ничего нет
Говорит мне тут один такой на днях: «Я, кстати, женат, но у меня с женой уже ничего нет. Просто живем вместе, да и двое детей маленьких».
И я такая отвечаю: «Ну, вот разведешься, будешь жить сам, тогда и позвони мне. А раньше не стоит».
А он мне такой: «Знаешь, девушка должна сначала доказать мне, что я должен бросить все и ради нее уехать». Я так поперхнулась воздухом, что аж расхохоталась.
А он такой добавляет: «Вот такие несговорчивые и категоричные женщины, как ты, в итоге остаются одни».
Или вот это вот (любят некоторые мужчины говорить): «Надеюсь, у тебя не слишком завышенные запросы к мужчине?», — и смотрит супер-лукаво на заказанную бутылку вина и салат с морепродуктами.
Не слишком завышенные запросы – это как? Не храпишь ночью и не писаешь под себя – можно брать? Главное мужик в доме? Ой-вэй, я работаю с 13 лет, меня папа-грузин воспитал, какие у меня могут быть запросы? «Завышенные», — отвечаю и прошу официанта рассчитать нас. А он такой надувает губки, обижается, начинает оскорблять меня.
Где вы беретесь вообще, принцы на горошине? Все такие ранимые, все такие уверенные, что если женщина хочет создать семью, то непременно согласится на первого попавшегося. Прошли уже эти времена, парни. Сегодня женщине (взрослой, здоровой женщине) уже не интересно выходить замуж за кого попало. Уже можно жить интересной жизнью, не имея штампа в паспорте любой ценой. Конечно, всякая взрослая, здоровая женщина все-таки хочет семью (мужа, детей, дом), но уже давно понятно (и все мы знаем миллион таких историй), когда брак ради брака, ради самоудовлетворения и галочки в общественных глазах превращал жизнь женщины в еще больший ад, чем отсутствие постоянного партнера рядом. Всякая взрослая, здоровая женщина хочет выйти замуж и родить детей от такого же взрослого, здорового мужчины. Она не планирует вас затаскивать в свои сети, насиловать и обирать до нитки (да, такие женщины существуют, но я веду речь о взрослой здоровой женщине). Не о профурсетках, томно закидывающих глаза и использующих женские хитрости-манипуляции, чтобы таки да, затащить мужичка в паутинку. Мы же всем понимаем, что соблазнить, завлечь не сложно (и женщину, и мужчину). Но весь этот манипулятивный флирт, который так широко используется на первых свиданиях, — это же обман, который рассасывается с началом бытовых проблем совместного жительства. Вы готовы на это?
Я бесконечно часто слышу подобные вариации «да ты просто еще не встретила своего мужчину, вот встретишь, все сразу пойдет, как по маслу». Возможно, вот только я не верю в теорию о своем человеке или второй половинке, о том, что вообще бывает простая и легкая жизнь «как по маслу». Я верю во взрослых здоровых людей. А чего хотят взрослые здоровые люди?
Двенадцать лет назад я лежала на операционном столе и в бреду от наркоза читала финальный монолог Татьяны из «Евгения Онегина», пока врач вытаскивал из меня стекла. Часом до этого мама хлестала меня по щекам, потому что я теряла сознание. Я не помню боли, но я до сих пор помню абсолютное ощущение легкости и приятного ничего, как будто мое тело стало облаком, и я, закрывая глаза, говорила маме, что ухожу (я действительно была тогда уверена, что на этом все). Иногда у меня бывают срывы, и я начинаю переживать из-за пустяков, но всякий раз я смотрю на свою татуировку в виде пера, которая напоминает мне о той самой легкости. О том, как легко потерять жизнь.
Всю свою жизнь я старалась понять другого человека и зачастую – в ущерб себе. Но это оказалось совершенно пустой тратой времени, которого так мало у каждого из нас. Каждый день я встречаю людей (многие из них на дорогих машинах и в дорогих одеждах), которые придумали себе в голове черт знает что и играют в эти дешевые гендерные игры. Возможно, это действительно весело и так задуман мир, а я просто чего-то не понимаю. Но мне это больше абсолютно не интересно. Вот ваш бисер, вот ваши свиньи. Катитесь все к черту, ранимые мои и требовательные. Мир безумно большой интересный. Столько других стран, мест, проектов, фильмов, книг, закатов и рассветов, еды! Жить бы, подольше бы только жить! И помочь бы жить как можно дольше тем, кто действительно хочет жить, а не бесконечно ковыряться в своей песочнице.
Какие у меня запросы к мужчине? Да только один-единственный: чтобы действительно хотел жить, а не трахал мозг своими комплексами себе и окружающим. Я хочу жить и наслаждаться миром, а не воспитывать мальчика с 44-м размером обуви.
Тамрико Шоли