Статистика ВК сообщества "polimanski"

вчера защитила свой первый короткий метр и курсовую работу второго года обучения по совместительству.

сценарий "Птичьего молока" я написала за день, больше даже смеха ради, потому что с детства гадала из чего делаются эти конфеты, если не из птиц. более, чем уверена, что об этом задумывался каждый вообще ребёнок. я никогда ранее не видела ни мультфильмы, ни короткие метры на эту тему, поэтому из разряда шутки идея довольно быстро перешла во что-то основательное. сценарий посчитали глупым и неинтересным вообще все, мне кажется, и мастер неоднократно просил меня взять что-то более серьёзное из написанного, но я твёрдо для себя решила, что в этом году мне нужно делать акцент именно на производство, потому что оно у меня сильно хромает. смысл брать тяжёлый сценарий, написанный слезами и кровью, если я всё равно не сниму его достойно, и душа вывернется наизнанку зазря. также, хотелось попробовать себя как художника-постановщика на чём-то более масштабном, чем фотосъёмки. изначально в мои планы не входила именно такая сложная работа над художкой, были мысли снять в убитой квартире, не заморачиваясь над визуалом, тысяч за 10-15, но технически правильно, полноценной командой, с чёткими раскадровками и установками для актёров. у нас было много проблем с продюсерами, в первую очередь из-за того, что на данный момент я ещё не нашла того, кто будет относиться к работе так же ответственно и серьёзно, как мы с оператором-постановщиком. со временем для продюсирования проекта мы объединились с одногруппницей, сами нашли квартиру, актёров, все костюмы, реквизит, полицейскую собаку и голубятню. по ходу работы становилось понятно, что бюджет нужно увеличивать - случайно всё начало получаться слишком ничетаким...

вчера, показывая эту работу мастерам, я услышала много комментариев по поводу того, что сценарий действительно ни о чём. что нужно снимать о том, что болит, что конкретно от меня они ожидали большего, что на одном визуале кино не держится, и пора мне уже наконец повзрослеть. что вышло слишком просто и понятно. самое главное, "просто и понятно". то, чего я не могла добиться с самого начала своей режиссёрской практики на протяжении последних шести лет. кто давно читает мои заметки, наверняка помнят, что я довольно часто загонялась на тему того, что меня никто не понимает, и что зритель не может уловить мою мысль - она слишком метафорична и эфемерна. в этот раз я наконец-то смогла снять что-то, что поймёт вообще каждый.

критика в основном шла только со стороны режиссёрского факультета, и была довольно жёсткой, что не очень мне понятно, потому что так подробно и дотошно критикуют только меня и ещё нескольких студентов. в силу возраста и опыта, я очень спокойно на всё это реагирую, фильтруя и принимая к сведению, но слышать каждый день о том, что я взяла слишком слабый сценарий, мне чутка надоело. я сделала это специально, я сделала это во благо себе, я хотела воссоздать на экране ту жизнь, в которой хотела бы очутиться. я не хочу снимать только о боли, её и так достаточно, и конкретно этот короткий метр создавался в тяжёлый период моей жизни, и был единственным моим источником сил. несколько дней назад умерла моя кошка, мы были с ней вместе с моих шести лет. мы всё делали вместе, вместе спали, ели, она хвостиком ходила за мной по дому, я постоянно говорила, что она моя душа. ранее умерла моя двоюродная бабушка, очень хороший и добрый человек. мы не так много общались с ней, и не были близки, но это первая смерть в моей семье, с которой я сталкиваюсь в осознанном возрасте, и меня пугает неизбежность того, что дальше их будет больше - необратимый жизненный процесс. ещё раньше началась война, которую я тоже очень болезненно встретила и много плакала. сами съёмки также прошли в тяжёлой для меня обстановке. стыдно ставить рядом с войной и смертью такие проблемы как разбитое девичье сердечко, но именно из-за него я переживала больше всего в силу своей влюбчивости и наивности. не плакала я разве что на самих сменах только во время того, когда была включена камера и надо было работать с актёрами и командой.

вчера, пока я защищала курсовую, дома у меня поселился рыжий котёнок Лунтик. Лунтик он из-за своих растопыренных ушей и больших пушистых лап. лежит сейчас рядом со мной, укутанный в одеяло, спит и видит свои кошачьи сны, дёргает лапками с ушками. мне легче и спокойнее. легче мне и из-за того, что всем моим друзьям и маме понравилось "Птичье молоко", похвалили и мастера с операторского и продюсерского факультетов. выделили именно то, что затягивает и тепло на душе становится - то, чего не хватает сейчас особенно. просмотрев вчера все курсовые с нашего потока, я как минимум выделила то, что мы с командой сняли действительно качественный и визуально приятный короткий метр, и что это всё-таки короткий метр, а не этюд или зарисовка. следовательно, мы добились поставленной цели.

мастера сказали, что "Птичье молоко" можно спокойно отправлять на фестивали, несмотря на слабый сценарий. а это значит, что до конца года вы нигде не сможете его увидеть - по регламенту отправляемые на фестивали работы не должны распространяться за их пределами. поэтому пока делюсь кадрами.

из планов на ближайшее будущее домонтировать уже наконец "Отражение", готовиться к съёмкам следующей курсовой и просто потихоньку продолжать снимать. вот.

моя первая работа за этот год. вроде зимой что-то снимала, плохо помню. как начала работать с командой, перестала вообще в руки камеру брать и делала основной упор в деятельности на режиссуру и сценарное. в какой-то момент поняла, что не хочу брать в руки камеру, потому что боюсь снова окунуться в исключительно своё творчество, в котором нет места никому вообще, кроме людей в кадре.

собралась ехать фотографировать девочку с конём, просто что-то красивое, а в ночь перед поездкой пришёл в голову этот сюжет. хотя мне стыдно называть это сюжетом, потому что мой мастер говорит о том, что в моих этих лоуфайных видосиках нет структуры и линейности, поэтому назовём это просто красивым лоуфайным видосиком. понимаю, что режиссуры тут как таковой ноль, но главной целью этой работы было получение удовольствия от процесса, а это достигнуто. в учебных этюдах и более серьёзных проектах у меня нет возможности заниматься экспериментами со способами съёмки, цветовыми гаммами, переходами, там всё четко по делу должно быть. поэтому единственная радость вот.

на днях познакомилась с режиссёром Ангелиной Никоновой («Портрет в сумерках» 2011, «Кто-нибудь видел мою девчонку?» 2020), запомнилось то, что она говорила о студенческом кино. о том, что у нас в России оно в искреннем его виде попросту отсутствует, что кинематограф нуждается в картинах, снятыми самими подростками о себе же. я впервые взглянула на себя, как на двадцатилетнюю студентку режфака, со стороны. и задумалась о том, что, по сути, у нас в принципе в мире не существует действительно подросткового кино, то, что мы видим — плод сексуализации и романтизации юности взрослыми, зрелыми людьми. юность это Лолита, а кино о юности это то, как Лолиту видел Гумберт. мы не можем узнать то, как видела свою историю сама Лолита, но можем снять своё подростковое кино в ответ тому, что нам показывают. массовое кино это главное оружие культурной пропаганды, и процентная вероятность того, что продюсеры и режиссёры, снимающие очередной фильм или сериал про подростков, думают о том, какими они были сами, а не то, какими якобы подростки являются сейчас — крайне мала. это не они снимают кино о том, как живут подростки, это подростки начинают жить так, как диктует массовая культура.

я в сфере студенческого кинематографа больше трёх лет (возьмём один год в вузе и последние два года в колледже, когда я уже понимала, чем буду заниматься в будущем), и люди, которые меня окружают, это начинающие режиссёры, всеми силами презирающие в себе свою возрастную инфантильность и старающиеся выжать из себя «взрослые» и «зрелые» сценарии. я сама абсолютно такая же. мы друг друга подавляем, высмеивая наивные мотивы своего творчества. «чем жёстче сюжет, тем лучше», «чем я быстрее повзрослею, тем лучше». подростком быть стыдно.

нам всем по 18-25 лет, мы выглядим как дети, мы и есть вчерашние дети. нелепые, косые, длинноногие, голодные, жаждущие. снимаем кино о боли, о смерти, о предательстве, чего у нас самих в жизни были недостаточно много, чтобы перестать шокировать. тоже своего рода «подростковое» кино, то, как мы на это всё реагируем, но это всё слишком серьёзные сценарии, нарочито глубокие и серьёзные. на парах у мастера мы говорим о Бергмане и братьях Дарденн, а вечерами жрём говно какое-то в московских дворах, убегая от полицейского бобика, плавно курсирующего привычным маршрутом и даже не думающего обращать на нас внимание. нам всем страшно, нас очень много чего волнует, мы переживаем. да, нас волнует секс, его предназначение, роль в социальной жизни, что делать, если ты в нём не заинтересован и какая степень близости должна быть с человеком, чтобы секс не стал ошибкой, волнуют наркотики, наркотическая зависимость, откуда она берётся, и что с ней делать, как избежать или как принять поражение, но помимо этого в нас ещё огромный мир, то, что мы стыдливо прячем друг от друга, и что особенно часто подвергается критике. как-то на днях я у себя в заметках оставила запись о том, что в 21 снимать кино нельзя, что ты ещё недостаточно зрел и силён для того, чтобы делиться своими переживаниями «вслух», но сейчас я думаю о том, что идея о том, что кинематограф это исключительно взрослая индустрия, должна подвергнуться переосмыслению. студенческий кинематограф это невероятный культурный феномен. я часто ловлю себя на том, что почти все мои главные герои это мои ровесники, и мне кажется раз за это становится жутко стыдно и неловко, но о чём я могу ещё писать и снимать, если мне ещё не было 30 лет? 40? 50? я учу себя жить в своём возрасте и не пытаться за ночь повзрослеть на 10 лет, быть собой и снимать о том, что болит, да, это часто о смерти, потому что она была в моей жизни, о боли, по-своему тяжёлой, но и стараюсь не стыдить себя за наивность и ранимость, потому что это то, без чего не может существовать юность, и, рано или поздно, я превращусь в человека, которым всё это время хотела стать, но 20 лет мне уже больше никогда не будет, и я больше никогда не смогу снять своё наивное и ранимое кино.

кстати, особенно часто тенденция насильственного взросления прослеживается в сценариях парней-режиссёров, девушки меньше стесняются показаться глупыми, оттого делают что-то чуть более искреннее. парни такие «йоу щас сниму кино про материю и энергию вакуума», и снимают дичь какую-то. а потом психуют и снимают короткий метр о своей первой любви, и это так чувственно выходит, что всем плакать хочется. мужская-женская режиссура это тоже интересная тема, невозможно отрицать то, что это разделение всё-таки существует, так как мы все воспитаны обществом, в котором нормы поведения по гендерному признаку закладываются чуть ли не насильственно. но главное в кино — это искренность, это разговор о том, что ты чувствуешь, неважно кто ты. просто кто-то больше склонен к внутренней рефлексии, кто-то меньше. со временем всё встаёт на свои места. кино не может быть плохим, когда ты рассказываешь о своей правде, если мы говорим об авторском кино, которым студенческое в большинстве своём всё-таки и является. вот самое главное это говорить о том, что ты лично пережил, не просто посочувствовал, а почувствовал на себе.

нежно причесывая непослушные волосы, которые успел растрепать степной ветер.

моё поволжье семилетней давности, нашла в архивах.

про свет

особая трогательность и непосредственная наивность заключена в фотографиях, которые мы делаем для самих себя, "на память". все те годы, что я держу в руках камеру, я не могу выбрать что-то одно - документалистика или художественная постановка. мне кажется, я вообще не человек чего-то однозначного, не могу и не хочу выбирать. с недавних пор в моей жизни существует и кино. совсем другой род деятельности, ещё одна ветвь.

последний год я вообще ничего не фотографировала, вот только летом много ездила и снимала коммерцию, и столкнулась с тем, что для меня получившиеся снимки совершенно пустые и обезличенные. много думала на эту тему, поняла, что на этих снимках не хватает чего-то своего, родного, какой-то предыстории, изнанки. я ничего не могу рассказать о пейзажах на снимках, ведь я смотрела на них только через объектив, чего уж говорить о малознакомых людях на них. нужна ли эта предыстория в принципе? ведь фотография не обязана быть документальной, от неё тоже устаёшь и далеко на ней не уедешь. особенно сильно меня заставили задуматься мои последние фотографии леса. я смогла разглядеть его только вот дома, сидя за компьютером, и он казался мне таким чужим, даже холодным. я поняла, чем отличаются снимки "на память" от тех, что я делаю для других людей. когда я снимаю для себя, я проживаю момент сама, своими глазами, чувствую и осязаю, я буквально сливаюсь с этим миром. мне всё чаще хочется фотографировать что-то светлое и тёплое, я не могу не отметить эти изменения - последние лет пять меня тянуло к туманам и холоду, и я упрямо отрицала, что это связано с моим внутренним состоянием, считала, что это просто "красиво", но весь этот мрак как плесень осел в душе и отлучил меня от света. за этот год я сильно изменилась, научилась существовать в "человечьем" мире и видеть красоту и свет в нём, существовать в действительном моменте и не жить бесконечной ностальгией. я научилась жить и стала свободнее, совсем как ветер. я так люблю жизнь и так люблю быть человеком. если бы мне дали тысячу жизней, я бы тысячу раз прожила их в любви.

мы встретились в метро спустя шесть лет после нашей последней встречи. я ехала домой налегке, в длинном чёрном платье с оголёнными плечами, заглядываясь на своё отражение в двери вагонов. ещё ни разу не пожалела об отстриженных волосах - я будто стала свободнее и легче, как пылинка. на меня смотрела статная барышня, то и дело кокетливо поправляя правой рукой, увенчанной маленькими серебряными кольцами, падающую на лицо прядь рыжих волос. думалось и дышалось легко, будто по весне - с работой дела потихоньку налаживались, бабушка шла на поправку, близился новый учебный год. у меня было очень много планов, хотела забежать по пути в библиотеку, взять несколько новых книг и перечитать что-то из того, что читала в юности. Тургенева, Куприна. опустила взгляд, задумалась о своём. поезд остановился. вместо меня в отражении появился он.

я была влюблена в него, когда мне было пятнадцать. любила очень болезненно и надрывисто, как любят мертвецов - он и был таковым. потерянный, глубоко несчастный, не знал как жить и как быть нормальным, будто что-то в нём остановилось, сломалось, как ломается механизм в часах, и никто не отнёс его к часовщику, и никто не починил. из точных, рабочих часов он превратился в красивую безделушку, которые любят коллекционировать маленькие девочки и хранить как дорогую им память. мне же хотелось эти часы починить.

- я опоздал.
- к кому?
- к ней.

я совсем перестала дышать, мы остались в метро одни. он смотрел на рельсы, я смотрела на него. длинные длинные тёмно-русые волосы, заправленные за уши, прямой нос, тяжёлые брови, редкие веснушки. он был похож на Иисуса и на моего отца в молодости, я всегда отмечала, насколько похожим был их взгляд, оба хмурые и сероглазые - ахматовские короли. все эти годы я искала эти глаза в прохожих, и вот они сами вернулись ко мне. мне казалось, он говорит обо мне, казалось, что он вернулся ко мне, готовый снова вернуться в строй. пальцы рук помнили его губы, его уши, его лоб, его нос. я проводила указательным пальцем по его носу и часто говорила, что он настолько ровный, что на него можно смело сажать самолёты. он ничего не отвечал, молчал. однажды сказал, что у меня кожа белая, как молоко. ещё он меня так называл, сокращённо, как никто больше никогда не называл.

- она украла моё имя.
- да.

он говорил о другой, об одной из тех одноразовых девчонок, которые уходили из его жизни так же часто, как и приходили, в которых он находил утешение и чьи имена бережно записывал в свой дневник - со временем их стало так много, что перестал. мы оба знали, что ни одна из них не любила его так, как любила я. "ни одна из них не любила его".
я снова превратилась в ту маленькую девочку.

сначала сухо и скомканно, позже тяжелее, с большими перерывами между фразами, мы разговорились. он всегда говорил загадками, как поэт, со временем я начала говорить так же. говорили о людях, о любви - он безустанно говорил о любви (не ко мне), о том, как влюблён, а я всё это слушала и думала только о том, что из нас двоих живая одна я и любить могу тоже одна я, а он это слово бранит, только пытаясь наделить смыслом. внутри зарождалась злость, мне не хотелось больше слушать, но остановить его я не могла - слишком ценной возможностью для меня было слышать его голос. тихий, сухой, как у старика. я заговорила о себе, о том, как живу, какой стала, рассказала историю про свою Любу, её отца и оленя. жила-была девочка, которая не была способна на убийство. все вокруг эту девочку пытались перевоспитать, сделать из неё человека сильного и жёсткого - только будучи охотником и убийцей ты сможешь выжить в этом мире. пока рассказывала, снова почувствовала злость.

- когда отец дал ей в руки ружьё и сказал стрелять, она не смогла. спустя годы она взяла это ружьё в свои руки сама с единственной целью - убить того самого оленя, убить ту нежность и слабость внутри себя.

в этот момент я почувствовала, что плачу. мы стояли на пустой платформе совсем рядом с рельсами и мне хотелось толкнуть его на эти рельсы под приближающийся поезд, чтобы он навсегда исчез из моей жизни и моего мира. я начала медленно идти в его сторону, всё громче и громче рассказывая историю про Любу. я была уверена, что толкну его. мне стало страшно от своих мыслей, от самой себя, от того, что я совсем одна в этом пустом холодном метро. пронёсся поезд. я стояла напротив и плача смотрела на своё отражение в пробегающих мимо вагонах.

"я мечтала когда-нибудь проснуться настоящим волком, научиться кусать и обгладывать кости, но каждое утро я просыпалась трепещущим на ветру тонконогим оленем, чутко вздрагивающим от каждого прикосновения высокой травы."

друзья! спустя шесть лет своей практики как художественного фотографа я постепенно пришла к тому, что люди сейчас нуждаются в красивых фотографиях меньше всего. раз за разом понижая стоимость своих услуг, я ловила себя на мысли, что я вынуждена менять сферу своей деятельности.

июнь - это последний месяц, когда я буду принимать заказы на художественные фотосъёмки. дальше планирую выходить на работу 5/2 и больше времени уделять своему развитию как режиссёра.

стоимость возвращать не буду, пускай останется 3 000 рублей за съёмку. коллективные и семейные фото по договорной цене. пишите!! если давно хотели заказать съёмку - последний шанс.

больше месяца зрел этот пост, наконец-то нашла в себе желание его написать. всё чаще я задумываюсь о том, что чем старше я становлюсь, тем меньше во мне о себе даёт знать потребность что-то кому-то доказывать, если говорить о публике, о массах. два года назад я была уверена в том, что понимаю, что такое кино, конкретно как его нужно снимать, что нужно говорить, какие чувства вкладывать. так же, как и многие смотрела все обзоры бэдкомедиана, все выпуски канала кинопоиска, чбу и прочее "кинокритическое", думая о том, каким дебилом нужно быть, чтобы снимать такое плохое кино, и что я то уж точно знаю, как надо, и я то смогу всё исправить.

я закончила второй курс гитра (уже открыто говорю название вуза, в котором учусь, потому что готова выходить на открытый диалог с кафедрой и вслух обсуждать проблемы как игровой кафедры в нашем вузе, так и всего образования в целом, при этом находясь в готовности прикладывать необходимые усилия для того, чтобы как-либо исправить ситуацию). я не поступила во вгик, потому что завалила внутренний экзамен по литературе, хотя моя папка понравилась мастеру (в тот год игровую мастерскую набирали А.А. Эшпай и В.А. Фенченко), и я прошла собеседование, получив высокий балл. причина, по которой я не сдала литературу и впоследствии не была допущена до следующих туров - недостаточно хорошо подготовилась, потому что была уверена в том, что я и так всё прекрасно знаю. в этом году во вгик я папку уже не подавала, справедливо принимая тот факт, что за прошедший год ничего с моей стороны не изменилось, и я точно так же не сдам обязательные общеобразовательные предметы (при том, что в гитре я с теми же знаниями закрываю сессию на отлично, не прикладывая ровно никаких усилий). только спустя полгода после неудачного поступления моя слепая уверенность в том, что режиссура может существовать без гуманитарной, академической базы, начала рассеиваться. это, вообще, большое заблуждение, собственно, и ведущее к разрушению культуры нашей страны (а если быть точнее, всего цивилизованного мира). и какой же болью обернулось для меня осознание того, что я - часть этой разрушительной волны. я смотрю свои учебные работы, читаю свои сценарии, и понимаю, что искусства в этом нет, и это всё - плохое кино. незаметно для самой себя я стала частью этого "плохого российского кинематографа", который снимает совершенно не о том и совершенно не так.

в июне я проходила производственную практику, и режиссёр, годящийся мне в отцы, к которому меня приставили как ассистента-практиканта, поделился со мной очень важной мыслью о том, что культура умрёт тогда, когда деятели искусства перестанут отсылаться на первоисточник (где первоисточник - классическая литература и мировая история). мол, культура это перерождение и переосмысление всего произошедшего с нами, и отказ от своей истории влечёт нашу погибель. важно в определённый момент понять, что развитие это не столько про беспрекословное подчинение, как и не про категоричный бунт, сколько про осознанный анализ и вычленение золотой середины. гениальная мысль, к которой, как мне казалось, я пришла самостоятельно, но взявшись за учёбу в последнем семестре, обнаружила, что о чём-то подобном уже писал Гегель. и вот осознание того, что все мои гениальные выводы о человеке и обществе уже были когда-то сделаны кем-то другим и навели меня на основную мысль о том, что я снимаю плохое кино и буду снимать ещё хуже, если не остановлюсь и не переосмыслю свои взгляды.

мне не нравится политика моего вуза и не нравится то, что она идёт вразрез политике кафедры. в попытке сделать "правильно" по стандартам производства я создаю плохое кино по своим собственным стандартам - несмотря на большие пробелы в гуманитарном образовании, в чём я абсолютно уверена, так это в том, что во мне есть сила, и что при должном образовании я действительно смогу внести большой вклад в культуру страны и мира в целом. можно назвать это "талантом", хотя я до сих пор не до конца понимаю, откуда этот талант берётся, и откуда он лично во мне. но этого таланта недостаточно, сам по себе он эфемерен и хрупок, я бы даже сказала, абсолютно бесполезен, если ты не готов трудиться и работать на износ, где труд это больше про умственную деятельность и образование, а не про производственную режиссуру, в моём случае.

на той же самой практике у меня сложились достаточно неоднозначные взаимоотношения с режиссёром. за неделю моего присутствия на съёмочной площадке я успела увидеть в этом человеке кумира, своего главного учителя, отца, конкурента номер один, заклятого врага и наконец, просто педагога, который пытался поделиться со мной своими знаниями, и что моей задачей было отфильтровать полученную информацию, вобрав полезное и отсеяв ненужное, не принимая всё близко к сердцу и не пытаясь выстраивать какие-то эмоциональные связи. возможно, принятие этой истины, это и есть развитие.

меня уже не столько волнует то, что я к 25 годам не сниму свой гениальный полный метр и не покажу всем, вообще всем, что я гениальный режиссёр и сценарист. меня волнует то, что к 25 годам я его сниму, и это будет такое же плохое и посредственное кино, как и то, что сейчас нас всех окружает и разрушает.

я ехала в электричке по ленинградскому направлению и смотрела в окно. кажется, было начало марта. да, за несколько дней до восьмого марта, значит март. на дне рюкзака валялась плёночная камера, подаренная другом, два яблока, булавки и папин свитер. на душе было тяжело. чтобы отвлечься представляла, что меня ждёт там, куда я еду: редкий сосновый лес, небо белое... как свежевыстиранная простыня. пахнет так же. старая деревенька с покосившимися от гнили крышами и облупившимися ставнями, голодными костлявыми собаками, скрипящей калиткой и полем, раскинувшимся со всех сторон с ещё не везде растаявшим снегом и прошлогодней жёлтой плешью-травой, просвечивающей то тут, то там. воздух пах тоской, такой глубокий, надрывистый запах, наверное, так пахла грязь.

моя станция, выхожу. одиноко стою на перроне, не торопясь поправляю лямки от рюкзака, убираю под шапку растрёпанные волосы. пишу в телефоне "я приехала", в ответ почти сразу же "купи сигареты", через минуту "доезжаешь на автобусе до заправки, там наберёшь. я выйду встречу". переход на нужную сторону через мост. не люблю мосты над путями, потому что стоишь, смотришь вниз и невольно начинаешь считать, через сколько надо спрыгнуть, чтобы успеть приземлиться в вагон с углём. ускорила шаг, не смотря по сторонам, потому что начала замерзать. оделась тепло, а всё равно зябко было очень, внутри всё будто ледяное такое же стало.

оказалось, что никакого поля вокруг деревни нет - стройки жк, вырубленный лес, сплошная трасса и огромный серый забор из отбойников. деревня тоже оказалась не деревней даже, ни одного деревянного гнилого домика не нашла. что я здесь делаю?.. Дима шёл меня встречать очень долго, прошло десять или пятнадцать минут, прежде чем я увидела его щуплую фигурку вдалеке за шлагбаумом.

- чего так долго?
- так вышло, проходи.

я украдкой рассматривала его за капюшоном и послушно шла хвостиком, то и дело поскальзываясь на нерасчищенной дороге. никогда не обращала внимания на то, что он выше меня почти на голову. из-за замотанного поверх капюшона шарфа был похож на большого чёрного пингвина или какую-нибудь другую птицу, ворона например или грача, вот скорее грача. мы были знакомы с Димой уже полтора года, учились в одной группе, но пересекались крайне редко. я не ходила на пары, потому что мне было грустно, а он не ходил на пары, потому что пил. как-то по пьяни написал мне ночью, позвал к себе в деревню просто так, говорит, приезжай, научу печку топить и лес покажу. не знаю, почему я вообще на это согласилась и что мной двигало - он никогда не был мне интересен, мы не были приятелями и даже знакомыми нас назвать было трудно, от одногруппников я знала только что он вырос в Химках, до травмы был боксёром, много пил и любил красивых женщин.

- я прочитала сценарий, который ты мне прислал. хороший материал, неужели сам написал?
- сам. почему удивляешься?
- никогда не думала о тебе как о хорошем сценаристе. вообще, мне казалось, что тебе кино не интересно, и ты институт на рандоме выбирал.

Дима смеётся. заметила, что голос у него стал какой-то другой, будто взрослее. приятнее. я отворачиваюсь, смотрю в сторону нескольких облезлых сосен, одиноко качающихся у маленького жёлтого домика.

весь вечер мы просидели в прокуренном доме метрах в пяти друг от друга и рассказывали друг другу истории из детства. я пряталась в капюшон толстовки и старалась не смотреть в его сторону - стеснялась. страшно хотелось есть, но в холодильнике была только пустая бутылка водки и яйца. за окном уже темно. вспомнила, что у меня в рюкзаке были яблоки, взяла одно, вытерла рукавом, предложила Диме - отказался, сказал, что не очень их любит. я сидела на покосившемся гнилом стуле, слушала про детство в Химках и смотрела на огонь. мне было тепло. но в голове крутились одни и те же мысли. "скажи, что я тебе нравлюсь. скажи, что я тебе нравлюсь. скажи, что я тебе нравлюсь. скажи, что я тебе нравлюсь. скажи, что я тебе нравлюсь..."

я уснула на полу, положив голову на свои колени и прислонившись к печке. Дима аккуратно клал дрова в огонь, стараясь меня не будить. докурив последнюю сигарету, нагнулся ко мне. я уже не спала, а только делала вид, жмуря глаза - испугалась, что поцелует.

- пойдём, я тебе застелю кровать.

"наверное, я действительно не очень красивая женщина."