Статистика ВК сообщества "зеленый май"

и всю вечность - одна на огромном лавандовом поле

но когда я умру
в мире станет чуть меньше боли

сердце пляшет, а нервы к черту
утыкаюсь лицом в кровать
безразличие - это мертвым. ну а я же - жива, жива
можно просто смолчать (так надо?)
можно спрятаться, словно вор
но молчание - право слабых
(я слаба, но в груди костер)
и я видела эти искры,
и я слышала крик толпы
кто-то снова прикинет риски,
остановится
но не ты
потому что свобода - вера
даже если победы нет
в стороне остаются - серые

а в тебе еще есть свет

и столько было многоточий
но вот все подошло к итогу
она приедет поздно ночью
спустя два беспробудных года
я только вылезла из ванной. накину куртку на расспашку
она не побежит навстречу, не закричит району "Машка!"
простые волосы по плечи, очки, одежда - как чужая
я обниму ее с улыбкой, но ничего в ней не узнаю
мы поболтаем свесив ноги, с капота "ласточки-девятки"
она помолвлена с тем парнем
я рада, что она в порядке

и столько слов с ней до рассвета
и сигарета в ее пальцах
и я люблю другого, правда
но так хочу сказать "останься"

или "прощай"
с улыбкой нежной
покинь притихнувшее сердце

моя любовь лишь супермаркет
в который ты зашла погреться

слишком многое не сказала, и поэтому -
вот стихи:

ты смеялся и все на свете становилось вдруг не плохим - а каким то немного грустным, но терпимым...
почти рассвет,
и тогда я тихонько пела
и смеялась тебе в ответ

ты мой свет

ты меня целовала нежно, даже зная - уже конец,
точно зная, что все напрасно,
что один из нас - точно лжец
(ты во всех песнях "Влажность", "Нервы",
"girl in red", и Алены Швец)

так останься на миг, останься, допоем еще наш куплет,
ты моя-не моя, смешная

ты мой свет

говорить о большом и важном, танцевать и влюбляться в жизнь
ты такой же поэт и странник,
звездным биссером весь прошит...
делать что-то глубок'о личным, петь гитарами и душой,
было искренне и невинно. было нежно и хорошо.
болтавня, хохотать в подушку,
будто нам с тобой по пять лет
в теплых строчках бумажных писем -

ты мой свет

в моей жизни порой бывают очень темные декабри.
"будешь кушать? тут суп с грибами. что-то снова грустишь, Мари..."
напилась и рыдала ночью - расстелил для меня постель,
у него ведь на сердце тоже
бесконечно метет метель
интересные мысли, чувства, поддержать или дать совет,
ты был чем-то большим и теплым

ты мой свет

обнимала меня и грела, взгляд - как бабочка по весне,
я конечно ее любила и конечно - была не с ней,
ее фото поближе к сердцу, имя нежное - как обет
не забыть бы тебя, не выжечь -

ты мой свет

до свидания, милый Питер, и спасибо за тех людей,
я была наконец счастливой, после тысячи горьких дней,

этот город - большое сердце,
но не взять до него билет...

небо было большим, как в детстве

это свет

я встану утром - я немой рассвет
я птиц капель, простой и нежный звук
я ухожу по тропам, меня нет
я никого с собой не позову
пустынный пляж - я соль морей без дна
прохлада в зное и усталость полдня
я мерный шум прибоя, я весна,
которую
давно никто не помнит
я вся вселенная, я пустота, я мрак
закат вином вдоль гор моих разлитый
я в первоцветах, песнях и молитвах
никто. ничто. бессмысленно. никак

а ночь рассыплет звезд кристальный снег
упав в траву - зеленую кровать
я впомню, что я тоже человек
мне тоже жить и тоже умирать

Как-то очень давно мне задали вопрос - мол, а что бы ты сделал, если узнал бы, что через неделю двинешь коньки?
Я уже тогда не был любителем рассуждать о подобных темах, но почему-то задумался. И оказалось, что за последнюю неделю жизни можно успеть уйму важных и неважных вещей, глупых и нужных. Мы насчитали штук двадцать важных - неплохо для срока в семь дней, согласен.

Но к черту болтовню о смерти. Потому что я вот вспомнил об этом разговоре, и понял - важно не то, сколько можно успеть сделать, а то, что я никогда бы не успел сделать за неделю.

Я не успел бы, вдрызг пьяный, петь в каком-нибудь дублинском караоке-баре, с пустой бутылкой чужого виски в руке, петь что-нибудь безнадежно русское, какого-нибудь фолкового "Лорда Грегори" на мотив "Greensleeves", и чтобы завсегдатаи-ирландцы подпевали, абсолютно не зная слов, но до неприличия душевно.

Я не успел бы целоваться под проливным дождем, как мечталось лет в четырнадцать и до сих пор; самым банальным образом - оба мокрые насквозь, ошалевшие от стен воды по все стороны от нас, соль на губах и теплые руки, волосы щекочут лицо; люди вокруг бегут под козырьки, прикрываются пакетами и сумками, в панике раскрывают зонты - а мы стоим на улице посреди грома и водопада и целуемся, молодые счастливые придурки, уже не видя ничего из-за заливающей глаза воды, но ощутимо чувствуя, что в этом большом тонущем городе нет никого, кроме нас двоих.

Я не успел бы станцевать где-нибудь на хоповском баттле; предварительно истрепав все нервы в решето и несколько раз почти передумав, чтобы потом вдруг выйти и понять, что зала больше не существует, есть только я и музыка; вспомнив в последний момент все связки и попадая в бит сердцебиением; танцевать для себя и улыбаться; а потом закончить и увидеть, что улыбался не только я один.

Я не успел бы в каком-нибудь малознакомом городе бежать со всех ног на последний троллейбус с компанией людей, знакомых мне часов шесть от силы; в кармане у меня только восемь рублей и подозрение, что мне этого не хватит; мы плюхаемся на заднее сидение с рюкзаками и гитарами, и сваливаем в кучу всю имеющуюся мелочь, чтобы заплатить за проезд - кондуктор ругается, мы дурачимся, а мне хорошо, черт; и в этот момент я как никогда верю в судьбу и в неслучайные встречи; конечная троллейбуса, мы не знаем куда идти дальше, и решаем идти на закат.

Я не успел бы играть в крестики нолики на песке какого-нибудь Золотого берега или Гавай, прямо на границе голубого океанского простора; я играю с пройдохами-серферами, загорелыми и хитрыми как тысяча бесов, моя холодная бутылка апельсинового сока против их браслета с ракушками и амулета с акульим клыком; опять проигрываю, ради смеха мне дают встать на доску - меня сбивает первая же волна и я мешком валюсь в воду; хохот с берега, белые зубы и белое солнце, играющее на моей мокрой перепуганной физиономии; выползаю на берег и мне дарят браслет с ракушками - мол, заслужил.

Я не успел бы наконец выпустить свой сборник стихов, презентовать его в каком-нибудь крошечном арт-кафе, бояться, что не придет никто; и в результате увидеть, что не всем нашлось места. Оглушенным и глупо улыбающимся сесть читать избранное из свежей, пахнущей типографской краской книги; смущаться и запинаться, мучительно краснеть - а потом заметить, что люди слушают твои стихи, затаив дыхание, что им правда нравится, а в углу, будто не причем, сидит твой главный критик, рассматривает интерьер и едва заметно усмехается в твою чашку кофе.

Я не успел бы завести себе огромного пса - дога, мастифа, или может быть снова ротвейлера; вырастить его ленивой добродушной скотиной, абсолютно не годящейся для охраны, бороться по утрам за подушку и вместе шугать голубей в городском парке, прятать от него свой завтрак и отпихивать задницу, загораживающую телевизор; придумать ему как минимум три клевых имени, так и не суметь выбрать лучшее и звать его просто "чувак" или "ну и где опять мои тапки!?"

Я не успел бы встретить новый год под снегопадом где-нибудь на огромной городской площади - вокруг куча счастливых людей, все кричат и обнимаются - абсолютно незнакомые друг с другом люди; и к ощущению праздника добавляется чувство, будто кончилась война; пахнет порохом и морозом, снег падает ресницы и тает на языке, как в детстве; рядом пролетает снежок; компания, человек десять, лепят снеговика - ты идешь к ним, шаря в рюкзаке и думая - что бы предложить вместо морковки.

Я не успел бы застать рассвет на крыше высоченного нью-йорского небоскреба; небо наливается бирюзовым, но внизу еще гораздо больше фонарей-звезд, чем вверху; термос уже почти остыл, вечеринка кончилась, кто-то рядом спит на расстеленном пледе, а ты с красными глазами сидишь на самом краю и смотришь на просыпающийся огромный город далеко внизу, и дует ветер - только в такой час он пахнет почему-то не дымом и бетоном, а дождем и дикими травами.

Величайшее благо это мира - то, что мы редко когда умираем через неделю. И то, что мы можем успеть за жизнь, гораздо важнее и круче всей болтовни о несбывшимся. Поэтому в часы, когда мне особенно грустно, я вспоминаю вкус ирландского виски, которого никогда не пил, соленую прохладу весеннего дождя, лихую резкость хип-хоповских битов, дребезжание старого троллейбуса, теплоту австралийского песка, запах типографской краски, шелковистую шерсть пса, запах фейрверков и хвои и стальную красоту нью-йорского рассвета.
И когда я понимаю, что это лишь малая часть несделанного, несвершенного, грядущего, осуществимого - в квартире становится тесно от расправленных крыльев.

Джек-с-фонарем

и курили Чапман на пероне,
говорили "будет - как нибудь"
провожала,
встретимся ли, свидимся?
как в последний путь.

"я люблю тебя" - и сердце в пропасти,
поцелуй - пьянее чем вино.
она шла с улыбкой грустною за поездом
и махала мне в окно

я ее не любила
а она целовала меня смеясь
пахла сигаретами и ванилью...

по утрам за закрытой дверью, под Ed Sheeran танцевали вальс - целавались всласть
"-лишь бы предки не запалили"

я совсем ее не любила
мы болтали часами, я - опять прогуляла школу, она - убежала из дома
в моей толстовке,
автостопом до города незнакомого
пели за мелочь, раздавали листовки
хватало на сигареты и кофе,
а нам и не не нужно многого
я ее не любила
но пять часов в одну сторону на автобусах и еще час пешком
когда ее положили в больницу
(лишь бы ее увидеть)
она махала в окошко, кричала что меня любит, что скоро освободится
а я - я на снегу вытаптывала сердечко, и кидала ей пачку(а в ней записка) украдкой, чтобы
медсестра не увидела
(снег попадал в ботинки и сбивался холодным комом)
а потом еще шесть часов - добраться до дома

я ее не любила
дома никогда не обнимала, даже случайно не брала ее руку
даже
не смотрела в глаза (вдруг кто-то заметит),
называла /подругой/
но она мне была - дороже всего на свете
я ее не любила
и мне было искренне похуй что про нас говорят
а она рассказала маме, "мама сказала это /позор/"....
она плакала, говорила что это /грех/ что мы теперь сразу в ад
я не верила в ад, но пошла бы с ней на костер
и в тюрьму, и в толпу презирающих черствых лиц
и родных что откажут открыть даже чертову дверь

/если узнают/

мы хотели набить над предплечьями пару птиц
"мы, мы справимся, правда, только пожалуйста, верь"

я ее не любила, и после она ушла
потому что /так правильно/муж/дом/семья/очаг
я ее не любила, не плакала, не ждала
или просто чертовски хотела
чтоб было так?

2020

ш-шш-ш шепчет море, все заберет вода
"время излечит" да только бы знать, когда?
мне - все дороги в горы, и Млечный Путь

"спи на траве, чтобы ночь просочилась в грудь"

ты - все дороги от дома и до метро
мысли о том, как приятно спутить курок

я удивляюсь миру, но ты другой
кто хоть раз в жизни в траве будет спать со мной?

Сначала тебе больно и ты кричишь, но кричать не принято и люди от тебя шарахаются. Жить особо не хочется, но как то надо, и ты пытаешься. Ты привыкаешь орать про себя. Тебя за это зовут смелым.
Ты заклеиваешь себе рот, привязываешь руки к туловищу, чтобы не тряслись, выпиваешь кучу нейролептиков, зажмуриваешься и в таком состоянии пытаешься участвовать в «Веселых стартах» социальной жизни.
Веселья от этого – аж тапочки заливает