Статистика ВК сообщества "Я люблю читать"

Баба Маня

Баба Маня надумала помирать. Была пятница, обеденное время, похлебав пшённого кулешу, запив его молоком, она, утерев передником рот, глядя через стекло кухонного окна куда-то вдаль промолвила обыденным,бесцветным голосом:

- Валькя! Пасля завтря помирать буду, в воскрясенье, аккурат пред обедней.

Дочь её Валентина, передвигая на плите кастрюли на мгновенье замерла, потом резко, всем телом развернулась лицом к матери и села на табурет, держа в руках тряпку:

- Ты что это надумала?

- А время кончилася, всё таперича, пожила, будя. Подсобишь мяне помыться, одёжу новую из смертного узялка достань. Ну, ета мы пасля с тобою обсудим, хто хоронить будить, хто мяне могилку рыть станить, время пока есть.

- Это что же, надо всем сообщить, чтоб успели приехать попрощаться?

- Во-во, абязательна сообчи, говорить с имя буду.

- Хочешь всё рассказать напоследок? Это верно, пусть знают.

Старушка согласно покачала головой и опираясь на руку дочери засеменила к своей постели.

Была она маленького росточка, сухонькая, личико - как печёное яблочко, всё в морщинах, глаза живые, блестящие. Волосы редкие, сивые, гладко зачёсанные собраны в пучок на затылке подхваченные гребешком и убраны под беленький ситцевый платочек. Хоть по - хозяйству она давно не занималась, но фартук - передник надевала по привычке, клала на него свои натруженные руки, с крупными, будто раскатанными скалкой кистями и пальцами, короткими и широкими. Шёл ей восемьдесят девятый год. И вот надо же, собралась помирать.

- Мам! Я на почту дойду дам телеграммы, ты как?

- Ничё, ничё, ступай с Богом.

Оставшись одна, баба Маня призадумалась. Мысли занесли её далеко, в молодость. Вот она со Степаном сидит над рекой, грызёт травинку, он улыбается ей нежно так. Свадьбу свою вспомнила. Маленькая, ладненькая, в креп-сатиновом светлом платьице, вышла невеста в круг и давай плясать с притопом под гармонь. Свекровь, увидев избранницу сына, сказала тогда:

- Чё проку от такой в хозяйстве, мелковата, да и родит ли?

Не угадала она. Маша оказалась трудолюбива и вынослива. В поле, в огороде работала наравне со всеми, не угонишься за ней, много трудодней зарабатывала, ударницей была, передовичкой. Дом стали ставить, она первая помощница Степану подать – принести - поддержать. Дружно жили они с мужем, душа в душу, как говорят. Через год, уже в новой хате, родила Маша дочь Валюшку. Было дочке четыре года, и подумывали о втором ребёнке, как началась война. Степана призвали, в первые - же дни.

Вспомнив проводы его на фронт, баба Маня судорожно вздохнув, перекрестилась, утерев влажные глаза фартуком:

- Соколик мой родимай, уж сколь я по тебе горевала, сколь слёз пролила! Царствие табе нябеснае и вечнай покой! Скора свидимси, погодь маненько!

Её мысли прервала вернувшаяся дочь. Пришла она не одна, а с местным фельдшером, что лечил почитай всё село.

- Как Вы тут баба Маня, приболели?

- Да ничё, не жалуюся пока.

Он послушал старушку, измерил давление, даже градусник поставил, всё в норме.

Перед уходом, отведя Валентину в сторону фельдшер, понизив голос сказал:

- Видимо истощился жизненный ресурс. Это не доказано наукой, но кажется, старики чувствуют, когда уйдут. Крепись и готовься потихоньку. А что ты хочешь - возраст!

В субботу Валентина искупала мать в бане, обрядила во всё чистое и та улеглась на свеже - застеленную кровать, вперив глаза свои в потолок, как бы примеряясь к предстоящему состоянию. После обеда стали съезжаться дети.

Иван, грузный располневший лысоватый мужчина, шумно войдя в дом, занёс сумку гостинцев.

Василий и Михаил, два брата близнеца, смуглые, черноволосые, носы с горбинкой, появились на пороге, приехав вместе на машине из города, с тревогой глядя в глаза сестре, мол, как она?

Тоня, сильно раздобревшая, с благодушным лицом, свойственным полным людям, добралась на рейсовом автобусе из соседнего района, где жила с семьёй.

И последней, уже ближе к вечеру на такси от станции, приехала электричкой - Надежда, стройная, рыжеволосая, директор школы из областного центра.

С тревожными лицами, сморкаясь в платки, утирая слёзы они входили в дом, сразу проходя к матери, казавшейся маленькой и беспомощной на большой постели, целовали её и держа за руку спрашивали заглядывая с затаённой надеждой в глаза:

- Мам, что ты удумала, ещё поживёшь, ты у нас сильная.

- Была, да вся вышла,- отвечала баба Маня и поджав губы вздыхала.

- Отдыхайтя покедава, завтря поговорим, не бойтеся, до обедни не помру.

Дети с сомнением отходили от матери, обсуждая насущные вопросы друг с другом. Они, все, в общем - то не молоды уже, тоже часто прибаливали и были рады, что с мамой постоянно жила Валентина и можно спокойными быть за неё.

Приехав к матери, по давно сложившейся привычке взялись помогать по хозяйству. Всё им было тут знакомое и родное, дом их детства. Михаил с Василием рубили дрова и складывали под навес, Иван таскал в бочку воду из колонки, Антонина отправилась кормить скотину, а Валентина с Надеждой занялись ужином.

Потом на кухне, собравшись за большим столом, дети бабы Мани разговаривали вполголоса, а она, уставившись в белый потолок, как на экране увидела свою жизнь.

Тяжко пришлось в войну, холодно, сурово и голодно. Ходила на поле весной выковыривала мелкие промёрзлые чёрные картофелины, оставшиеся с осени, тёрла их и жарила драники. Благо нашла в бане, на окошке небольшую бутылочку с льняным маслом. Когда-то, ещё до войны, после парилки смазывала загрубевшие ступни ног. Повезло! Стала по капельке добавлять на сковородку. А тот небольшой запас картошки, что был в погребе, берегла и не прикасалась. Как установились тёплые майские дни, посадила практически одними глазками, не могла большего себе позволить, как чувствовала, что война затянется, и горюшка ещё хлебнут. Черемшу собирала, щавель, лебеду, крапиву всё шло в пищу. Ребятишкам перешивала из своего, а как, через год после начала войны получила похоронку на Степана, то и из его вещей тоже.

- А чё тута паделаишь, така жисть!- прервав ход своих воспоминаний, тяжело вздохнула баба Маня.

Ближе к осени подкапывала картошку, варила её и наполнив горшки, утеплив старыми платками, прихватив малосольных огурчиков, зелёного лучку, ходила за пять вёрст на узловую станцию, выменивать у эшелонов на другие продукты и вещи. Соскучившись по домашней пище, проезжающие охотно менялись.

Когда военный состав, глядишь, разживёшься тушёнкой, салом, а то и кусочек сахару получится, всё детям радость. Они худющие, бледненькие, встречают мать с надеждой в глазах. Как-то уже к концу войны надумала Маша купить козу. Порылась в сундуках и, достав неприкосновенное - мужний новый бостоновый костюм и своё выходное крепдышиновое платье, всплакнув над ними, прибавила к этому серебряные серёжки с бирюзой и картину с плывущими по озеру лебедями, отдала всё это богатство за молодую и строптивую козочку. Теперь у её детишек было молоко, как хорошо - то! Через месяц уже заметно повеселели ребята, румянец на щёчках появился.

Да, намаялась она одна с детьми. То в школе проблемы, то болезни одолели. Васятка заболел ветрянкой и всех заразил. И смех, и грех, полный дом как лягушат истыканных зелёнкой, пятнистых детей. Ногу кто сломает, в драке голову расшибёт, за всех душа болела. Вспомнилось, ещё как кончилась война, да вернулись фронтовики, стали её мальчишки поругиваться матерком, да курить махорку втихаря, за сараями. Пришлось проявить характер. Зазвала обманом Ваню, Ваську да Мишу как - то в баню, будто подсобить надо, заперла изнутри и накормила табаком, едким самосадом. Орали, отплёвывались, но с тех пор ни - ни, не примечала, чтоб курили. А куда деваться, коль мужа нету. Боялась за них, страсть! То Ванечка заблудился в лесу, искали всем селом целый день, то Тося чуть не утонула, попав на реке в водоворот, а Мишу с аппендицитом еле успели до больницы довести, выходили, не помер.

И опять судорожно вздохнув, подумала:

- Така жисть!

Шли годы, дети росли. К Маше сватались мужчины, вполне достойные были, да как детям скажешь? Начала было однажды разговор с ними, а ребята в один голос:

- Зачем мужик в дом? Мы слушаемся, помогаем во всём, нам и так хорошо и дружно?

Как скажешь им, что стосковалась по мужской ласке, что хочется быть слабой и зависимой, что мочи нет тащить всё на своих плечах, хоть часть бы проблем переложить, спрятаться за спину сильного человека, когда плохо. Но тут же посещали и другие мысли:

- Вдруг забижать начнёт детей, ну его у бесу!- с этой мыслью сама и согласилась.

А как стали подрастать, да вошли в свою пору, только держись! Бессонные ночи у окна в ожидании, свидания их, утирала горькие слёзы разочарования от избранников:

- Не плач тяжало, не отдам даляко, хоть за курицу, да на свою улицу,- приобняв за плечи страдающую от неразделённой любви Надюшку, пыталась шутливой поговоркой утешить мать,- а чё горевать - то доча, всё перемелется, мука будить.

А потом мальчишки её один за другим пошли служить в армию, провожала, вспомнив войну, плакала. Но, Слава Богу, все живые вернулись, окрепшие.

Женились, вышли замуж и разлетелись из гнезда её дети, одна Валентина не устроила свою судьбу, при матери осталась.

- Така она-жисть!

Были у них в семье конечно и радости, куда без них. Воспитала детей достойными людьми и руки у всех золотые. Это ли не радость? Гордилась ими.

Смежив веки тихо лежала баба Маня, мысли убаюкали её, перестали будоражить и пугать страшными картинами из далёкой жизни и она уснула под тихий разговор своих детей, которые продолжали обсуждать что-то на кухне.

Наутро, после завтрака все собрались вокруг матери. Ей, чтобы было удобно, подложили пару подушек под спину. Обведя детей пристальным взглядом, как бы решаясь на что-то, баба Маня заговорила:

- Проститя мяне за ради Бога, коль чё не так, робяты. Говорю, чтоб не осталось злобы аль обиды какой. Живитя меж собой дружна, помогайте, коль - чаво. Я - та уж скоро помру.

Все, одновременно, возмутившись на её слова, замахали руками, но мать категорично остановила их:

Хотитя, не хотитя, а как Господь скажить, так и будить.

Наступила тишина. Переводя взгляд с одного на другого, баба Маня тихим голосом начала свой рассказ:

- Как-то в начале войны, зимой, мы с Валюшкай сидели в избе, на печи, яна и говорить:

- Мамка, штой - та стукаить в дверь и кричить хтой - та. Пошла, глянула. Батюшки - светы! Рябёнок ляжить на заваленке и орёть, а рядом ну никого нету. Я поглядела, поглядела, люта, стыла на улице, да и занясла яго в хату. Голоднай, посинел малец. Жваник сделала с хлеба в тряпочку, тёплай вадички дала, уснул. Мать так и не нашлася. Назвали мы дитё Ваняткой. Смышлёнай оказалси.

Потом, где - та году в сорок втором, тяжёлая зима, марозная, на узлавой станции, возля шелону гляжу, сядить дявчонка годков пяток ей, почитай как моя Валькя. На узлах сидить, а мамки нету. Я с ёй подождала часа два, так она и не объявилася. Поспрашивала там - сям, никто не вядал. А дявчонка та щёки приморозила, побялели яны. Интерясуюсь, как звать, бьётся в слязах и молчить. Посля выяснилась - Тоня. Умная дявчонка, добрая.

- А уж в сорок третьем привязли на полутарке в сяло дятей. Сказывали немцы разбомбили колонну, а вязли их в тыл.

- Кто вазьмёть, осталось десятка два, в других сёлах разобрали, пожалейтя бабы ребятишков!- кричить предсядатель. А кто их будить брать, своих кормить нечем. Гляжу сидять, как воробушки два одинакавыя, близьнята, прижались друг к дружке, годка по два - три им будить. Глазишшы огромныя, плачуть. Говорю предсядателю:

- Давай мяне записывай, Васятка да Миха, мои будуть, выдюжим, как ни то. Вот така жисть робяты. Дружные мальцы были, вязде вместе .Немного помолчав, передохнув баба Маня продолжила:

- А Надейку - та я у пьянай мамьки её отбила. Жалко бабу запила с горя, што мужик погиб. Сама таскалась и яё таскала па пьянкам, да шинкам. А как я дявчонку забрала, яна и сгинула. Сказывали спялась да помёрла. Хлебнула малая горюшка, не враз оттаяла душой, да время лечить.

В комнате установилась звенящая тишина, дети бабы Мани сидели, переглядываясь, не зная, что и сказать, ещё осмысливая услышанное.

- Всё идитя, я устала, нямного посплю,- прекращая разговор решила баба Маня.

- Мамочка, да как же это? Мы ж не знали!- в один голос загомонили все.

- Идитя, идитя таперя,- настаивала баба Маня.

Казалось, ей было неловко, она стеснялась услышать слова благодарности от детей, их недоумённые вопросы.

Все вышли на кухню, стали обсуждать услышанное от матери, делиться своими впечатлениями после сказанного, припоминать то, что стёрлость за давностью лет, какие-то подсказки памяти, ощущения. Не чувствовали они себя чужими, тепло и уютно было им в этом доме и детство виделось счастливым. А если за жизнь и возникали вопросы, то мать однозначно всегда пресекала их словами:

- Все мои, родныя, как один. Не дурите мне галаву, займитесь делам.

На церковной колокольне ударили в колокол, призывая народ к обедне. Валентина тихо, на цыпочках зашла в комнатку матери желая укрыть потеплее одеялом. Та лежала, широко открытыми глазами глядя в потолок, на спокойном лице застыла счастливая улыбка. Преставилась.

© Елена Чистякова Шматко

— A как же ты можешь разговаривать, если у тебя нет мозгов? — спросила Дороти.
— He знаю, — ответило Чучело, — но те, y кого нет мозгов, очень любят разговаривать.

Лаймен Фрэнк Баум. Волшебник из страны Оз

Эрнеста Михайловича на почте все любили. Особенно начальство. Директор всегда говорил: «Хороший ты мужик, Михалыч! Добрый, отзывчивый, вежливый, а главное — работящий! Вот именно потому нам с тобой будет прощаться очень тяжело. Но (ты сам понимаешь) молодая кровь с современной техникой на «ты». Леночка нам продуктивность повысит, а это главное для клиентов.

Эрнест посмотрел в сторону выпускницы парикмахерского лицея, которая уже полчаса искала провод от беспроводной мышки. Тяжело вздохнув, расписался в заявлении на увольнение.

Все провожали Михалыча со слезами на глазах, особенно новенькая Леночка. Михалыч стажировал ее месяц, но так и не смог объяснить последовательность ctrl+c и ctrl+v, а от слов Microsoft office Леночку до сих пор трясло. Последний раз, когда она попыталась поменять шрифт, у всего района отрубился интернет и погорели блоки питания.

Эрнест имел колоссальный опыт длиной в сорок лет. Был воспитан до омерзения и образован, всегда выглажен, причесан, напоминал классические жигули, которые тридцать лет стояли в гараже и были в полном исправном состоянии: родная краска, оригинальные детали. Только вставь ключ в зажигание и аппарат будет работать как часы. Но кому какое дело до классики, когда в салонах полно новеньких иномарок?

На собеседованиях Эрнесту вежливо отказывали, грубо называя дедушкой, но он не унывал и каждый раз с надеждой шел оббивать новые пороги. Но в один прекрасный день пороги закончились.

Примерно в то же время стали заканчиваться и деньги. Выхода оставалось два: воровать или просить милостыню. Честный и порядочный Эрнест отстоял от звонка до звонка неделю (с перерывами на чай из термоса) в подземном переходе, но ничего так и не заработал.

Ответственный работник заходил на пост (как и полагается человеку, работающему с населением) всегда опрятный — лучший костюм был выглажен и пах парфюмом, прическа уложена, а ботинки начищены. Эрнест просто не мог выглядеть иначе на людях. Гордо протянув руку, прямой как лом, он молча ждал подачек, словно нес службу в кремлевском карауле. На его фоне местные попрошайки выглядели как ветераны-погорельцы, у которых только что забрали всех котят. Они неплохо поднялись за время работы Михалыча, но делиться с ним не хотели, а когда Эрнест ушел, тоже очень расстроились.

Оставалось воровство. Эрнест тяжело вздохнул и пошел выбирать инструмент в магазине, где у него есть скидочная карта. Там его проконсультировали, какой фомкой лучше вскрывать двери, а также продали по акции перчатки и бахилы.

Грабить Эрнест решил недалеко, на соседней улице. Он всегда мечтал работать рядом с домом.

Пообещав самому себе, что все награбленное вернет с пенсии, мужчина вышел на дело.

Найдя нужную дверь, Эрнест потратил около сорока минут на то, чтобы ее вскрыть. За это время он успел поздороваться со всеми соседями и даже помог донести матрас одной женщине на верхний этаж.

Как только вор проник в квартиру, его тут же встретил местный кот, который жался к его ногам и жалобно мяукал. Эрнест прошел на кухню, но, не обнаружив кошачьей еды, быстренько сбегал в магазин и купил на последние деньги три влажных пакетика.

Как только пушистый был накормлен, Михалыч зашел в комнату, где его чуть не хватил приступ. Посреди зала стояла гладильная доска, а на ней утюг, который забыли выключить из сети. Вся комната пропахла раскаленным металлом. Выключив прибор, Эрнест бросился к балкону, чтобы проветрить помещение. Там он увидел несколько горшков с цветами, которые загибались от жажды. Набрав воды, Эрнест напоил бедные цветы и вернулся в комнату.

Квартира была заставлена дорогой техникой. Глаз Эрнеста упал на телевизор, который был размером с него самого. Михалыч поколебался, но брать его не стал, мало ли — разобьет по дороге, потом не расплатишься.

На столе лежал упитанный конверт, на котором числился адресат без индекса. Эрнест знал на память более сотни индексов и быстро вписал нужный, оставив свои отпечатки на шариковой ручке. Затем прикинул вес конверта на руках и приклеил три марки, которые всегда носил с собой.

Из денег Михалыч нашел пачку евро. Но понимая, что ими нигде не расплатишься, решил оставить наличные на месте.

Единственным украшением были два обручальных кольца в вазочке. Эрнест потянулся было к золоту, но потом одернул руку. Только ЗАГС может лишить людей таких вещей, пусть и условно.

На полке он заметил пивной стакан с мелочью. Потратив некоторое время, Эрнест насчитал пятьсот рублей. Этого вполне могло хватить на какое-то время. Но желудок сводило от голода, и мужчина двинул на кухню. Там на разделочном столе он обнаружил неразобранные пакеты с овощами, мясом и рисом. Эрнест сварганил целую сковороду своего фирменного ризотто и, съев небольшую порцию, вымыл свою тарелку вместе со всей посудой, что была в раковине.

Перед уходом Эрнест Михайлович оставил записку, в которой написал следующее:

«Глубоко сожалею, что вынужден был вас ограбить. Обещаю, что верну все, как только будет такая возможность».

В конце поставил подпись, дату, инициалы и оставил номер телефона, на который можно прислать счет за съеденные продукты.

Вечером у Эрнеста случился приступ совести. Он не мог сидеть, не мог ходить, не мог спать. Мужчина ненавидел себя за содеянное, обещая молчаливым стенам утром отправиться в полицию с поличным. Но внезапное смс отменило явку с повинной.

С незнакомого номера Эрнесту пришло следующее:

«Добрый вечер. Скажите, не могли бы Вы приходить нас грабить три раза в неделю — по вторникам, четвергам и субботам? Предлагаю оплату в полторы тысячи за ограбление, деньги оставим там же, в стакане».

Ошарашенный подобным Эрнест тут же согласился, хоть и не понимал смысла.

Через две недели его жертвы сообщили своим друзьям о том, что их постоянно грабят, и те тоже попросились к Эрнесту в график. А потом появились еще другие и третьи. У Эрнеста почти не было свободного времени, грабежи были расписаны с утра и до поздней ночи. Иногда ему приходилось даже кого-то передвигать или записывать на месяц вперед. Через год Эрнест Михайлович ушел в отпуск, чем сильно расстроил своих жертв.

Он стал самой знаменитой криминальной фигурой в городе и ему срочно нужно было расширяться. Благо в его старом почтовом отделении начались массовые сокращения по возрасту. Эрнест звал всех к себе. Но брал на работу только честных и порядочных воров, а главное — трудолюбивых.

Александр Райн

Я для нас наколдую счастливую осень,
Чай с жасмином и утро, что нежностью дышит,
Будет радовать душу небесная просинь,
Будут медные листья кружиться над крышей.

Загорятся огни, всё как в сказке случится,
Я для нас нагадаю сентябрьское чудо.
Листопадная дева, лесная царица,
Сотню разных имён мне придумают люди.

Скоро пестрое море всех примет в обьятья,
Знает каждый прохожий — тонуть в нем не страшно.
Осень дарит подарки: янтарное платье,
Разноцветные бусы и шаль цвета яшмы...

Тени мыслей и чувств к нам приходят без стука,
Время мчится, из искры рождается пламя,
Просто слушайся сердца, возьми мою руку
И готовься отправиться вслед за мечтами.

Танец жёлтой листвы, звуки флейты и лютни,
Всё начнётся сегодня без четверти восемь,
Чтобы мир сделать лучше, теплей и уютней,
Я придумаю нашу счастливую осень.

Алеся Синеглазая
Из сборника "Будь счастлива, дорогая!"

#стихи #поэзия #алесясинеглазая

Книгу можно купить только у [id46430328|автора]

У кого есть “Зачем”, тот выдержит почти любое “Как”.

Ницше

Ты, пожалуйста, верь в себя, милая,
Как не верит никто на земле,
Так, собравшись с последними силами,
Зажигаются звезды в золе.

Выше голову, крылья не складывай,
Есть дороги намного трудней,
Жизнь проводит сквозь кузницы адовы
Самых сильных на свете людей.

В наше время не то, чтобы женщиной,
Даже ангелом быть нелегко.
Раз душа не согласна на меньшее —
То взлетай. И взлетай высоко.

Пусть развеются тени унылые,
Станет белой твоя полоса,
Не сдавайся, пожалуйста, милая,
Ты поймёшь — есть в судьбе чудеса!

Просто верь — и тогда всё получится,
Будет день, будет новый рассвет,
В том, чтоб мысли настроить на лучшее,
Скрыта тайна всех в мире побед.

Алеся Синеглазая
___
Художник Paintingbysnehal

#стихи #поэзия #разноцветные_бусы #АлесяСинеглазая

* [id46430328|Купить книгу]

Он целует её. И она открывает глаза.
Так в их маленькой спальне всегда начинается утро.
Всё как в лучшем сценарии: золото и бирюза,
Вкус любимого кофе, корицы и сахарной пудры.

Он берёт её руку в свою. Говорит ей: "Привет".
А потом добавляет с улыбкой: "Моя королева".
С неба льётся на землю какой-то особенный свет,
Освещая их мир, где нет места печали и гневу.

Здесь цветут орхидеи, и тихо колышется тюль,
Летний день рассыпает дары как жемчужные бусы.
Остальное не важно, когда на пороге июль,
Эти двое так счастливы вместе, что видят лишь плюсы.

Ну и бог с ним, что старый диван постоянно скрипит,
Что ржавеет труба, что бюджет загоняет их в рамки...
Нить заветной мечты незаметно вплетается в быт,
В своей съёмной квартирке они будто в сказочном замке.

Её ноги ступают по полу как по облакам,
Он за ней наблюдает... Он нежностью странной охвачен...
Эти двое как малые дети - покажется вам,
Но зато они всех на земле, несомненно, богаче.

Вот он снова целует её и становится пьян,
Наступает рассвет, в окна ветер врывается южный,
Поцелуй, безмятежное утро и старый диван -
Ничего, ничего кроме этого больше не нужно...

Алеся Синеглазая
Из сборника "Разноцветные бусы"

#стихи #поэзия #алесясинеглазая

Книгу можно купить только у [id46430328|автора]

Я себя берегу от плохих новостей,
От ненужных обид и от жара с ознобом.
Так советует жизнь: "Сторонись тех людей,
У которых внутри ничего кроме злобы".

Шепчет ангел-хранитель сквозь дни и года:
"Игнорируй особ с недалёкой натурой,
Ненавистники были и будут всегда,
Пусть кудахчут и дальше как глупые куры".

Я себя берегу, ведь душа как струна,
Вместо сплетен — любимую слушаю музыку,
Иногда одиночество и тишина
Это самые лучшие в мире союзники.

Всё что нужно сейчас: новый шаг, новый вздох,
Поцелуи весеннего солнца на коже.
Я давно поняла: мир не так уж и плох,
Если ад с его безднами в сердце не множить.

Алеся Синеглазая
Из книги "Будь счастлива, дорогая!"

Купить книгу можно только у [id46430328|автора]

Женщина не может жить без нежности,
Видно, напророчено так свыше,
Нежность - это крылья белоснежные,
Облака, летящие над крышей,

Женщине без нежности не вырасти,
Не достать рукой до неба синего.
Как фиалки гибнут из-за сырости,
Так душа страдает от уныния.

Что такое нежность? Мысли тайные,
Отзвук волшебства среди рутины,
Это полный трепета бескрайнего
Поцелуй любимого мужчины.

Огненный восход, цветы без повода,
Мелкие, но важные детали,
Это всё, что стало чистым золотом,
Действенной вакциной от печали.

В каждом дне, дождями занавешенном,
Хочется носить её как знамя.
Женщина без нежности не женщина -
Просто угасающее пламя.

Будет март, придёт весна со спичками,
И воспрянет сердце незаметно...
Думаете, нежность можно вычеркнуть,
Закопать на кладбище секретном?

Бесполезно гнать её и мучать,
Из груди навек пытаться вытравить,
Прорастёт, прорвётся через тучи,
В тишине послышится молитвами.

Всё равно прибудет в час обещанный,
В двери поскребётся ночью лунной,
Женщина без нежности не женщина -
Так однажды Бог её задумал.

Алеся Синеглазая
Из сборника "Будь счастлива, дорогая"

Kyпить книгу можно только у [id46430328|автора]

Набивайте людям головы цифрами, начиняйте их безобидными фактами, пока их не затошнит, ничего, зато им будет казаться, что они очень образованные. У них даже будет впечатление, что они мыслят, что они движутся вперёд, хоть на самом деле они стоят на месте. И люди будут счастливы, ибо "факты", которыми они напичканы, это нечто неизменное. Но не давайте им такой скользкой материи, как философия или социология. Не дай бог, если они начнут строить выводы и обобщения. Ибо это ведёт к меланхолии! Человек, умеющий разобрать и собрать телевизорную стену, — а в наши дни большинство это умеет, — куда счастливее человека, пытающегося измерить и исчислить Вселенную, ибо нельзя её ни измерить, ни исчислить, не ощутив при этом, как сам ты ничтожен и одинок. Я знаю, я пробовал! Нет, к чёрту! Подавайте нам увеселения, вечеринки, акробатов и фокусников, отчаянные трюки, реактивные автомобили, мотоциклы-геликоптеры, порнографию и наркотики. Побольше такого, что вызывает простейшие автоматические рефлексы! Если драма бессодержательна, фильм пустой, а комедия бездарна, дайте мне дозу возбуждающего — ударьте по нервам оглушительной музыкой! И мне будет казаться, что я реагирую на пьесу, тогда как это всего-навсего механическая реакция на звуковолны.

И как можно больше спорта, игр, увеселений — пусть человек всегда будет в толпе, тогда ему не надо думать. Организуйте же, организуйте всё новые и новые виды спорта, сверхорганизуйте сверхспорт! Больше книг с картинками. Больше фильмов. А пищи для ума всё меньше. В результате неудовлетворённость. Какое-то беспокойство. Дороги запружены людьми, все стремятся куда-то, всё равно куда. Бензиновые беженцы. Города превратились в туристские лагери, люди — в орды кочевников, которые стихийно влекутся то туда, то сюда, как море во время прилива и отлива.

Рэй Брэдбери