Статистика ВК сообщества "Åквариум"

Я не знаю, при чём здесь законы войны,
Но я никогда не встречал настолько весёлых времён.
При встрече с медвежьим капканом
Пойди объясни, что ты не медведь.
Господи, помилуй меня, всё, что я хотел,
Всё, что я хотел — я хотел петь.
На паперти как-то странно с весельем,
В подвалах — могильный мрак.
Ты знаешь, когда всё время стреляют,
Наверное, что-то не так.
Спасибо за этот подарок,
Но раньше он назывался плеть.
Господи, ты знаешь меня: всё, что я хотел,
Всё, что я хотел — я хотел петь.
Ты знаешь сам, мне нужно немного —
Хотя бы увидеть весну,
И я не знаю, зачем мне привесили груз,
Который тянет ко дну.
Но я знаю, что, если загнать меня в угол,
Едва ли я буду там впредь.
Господи, ты знаешь меня: всё, что я хотел,
Всё, что я хотел — я хотел петь.

Дворник - математик
Кочегар - художник (резчик по дереву).

Борис Гребенщиков записал очередное подношение Интересному времени. Лидер «Аквариума» спел с листа абсолютно новую песню, которая называется «Ворожба». Вы можете послушать её.
Очевидно, что песня навеяна текущими трагическими событиями. В тексте Борис Борисович недвусмысленно указывает на происходящее вокруг. Он, как обычно, не даёт оценок, а просто констатирует факты.
«Как-то завелась эта гниль и мразь и никакого завтра больше нет», «Осталось лишь кричать, что с нами Бог», «Меж воронок жгут огни: всё это не мы, всё это – они», «Гой еси, ядрёна вошь, против самого себя не попрёшь» – вот некоторые цитаты из песни.
В финале произведения Гребенщиков грустно констатирует: «Ох и хороша была наша душа – чёрным дымом из трубы». Но в то же время он отмечает: «Пока дышу, я всё-таки прошу, чтобы к нам вернулся ясный свет». Тут есть над чем подумать.
Добавим, что ранее Борис Гребенщиков принёс в жертву Интересному времени песню «Обида». Это тоже новое произведение.

Сидя на красивом холме,
Я часто вижу сны, и вот, что кажется мне:
Что дело не в деньгах, и не в количестве женщин,
И не в старом фольклоре, и не в Новой Волне —
Но мы идëм вслепую в странных местах,
И всё, что есть у нас — это радость и страх,
Страх, что мы хуже, чем можем,
И радость того, что всё в надежных руках
И в каждом сне
Я никак не могу отказаться,
И куда-то бегу, но когда я проснусь,
Я надеюсь, ты будешь со мной…

Когда в лихие года пахнёт народной бедой,
Тогда в полуночный час, тихий, неброский,
Из леса выходит старик, а глядишь — он совсем не старик,
А напротив, совсем молодой красавец Дубровский
Проснись, моя Кострома, не спи, Саратов и Тверь,
Не век же нам мыкать беду и плакать о хлебе,
Дубровский берёт ероплан, Дубровский взлетает наверх,
И летает над грешной землёй, и пишет на небе —
«Не плачь, Маша, я здесь.
Не плачь — солнце взойдёт.
Не прячь от Бога глаза,
А то как он найдёт нас?
Небесный град Иерусалим
Горит сквозь холод и лёд
И вот он стоит вокруг нас,
И ждёт нас, и ждёт нас…»
Он бросил свой щит и свой меч, швырнул в канаву наган,
Он понял, что некому мстить, и радостно дышит,
В тяжелый для Родины час над нами летит его ероплан
Красивый, как иконостас, и пишет, и пишет —
«Не плачь, Маша, я здесь.
Не плачь — солнце взойдёт.
Не прячь от Бога глаза,
А то как он найдёт нас?
Небесный град Иерусалим
Горит сквозь холод и лёд
И вот он стоит вокруг нас,
И ждёт нас, и ждёт нас…»

Весенние равноденствие - энергетически мощное время.

Поколение дворников и сторожей
Потеряло друг друга
В просторах бесконечной земли
Все разошлись по домам.
В наше время,
Когда каждый третий — герой,
Они не пишут статей,
Они не шлют телеграмм,
Они стоят как ступени,
Когда горящая нефть
Хлещет с этажа на этаж,
И откуда-то им слышится пение.
И кто я такой, чтобы говорить им,
Что это мираж?
Мы молчали, как цуцики,
Пока шла торговля всем,
Что только можно продать,
Включая наших детей,
И отравленный дождь
Падает в гниющий залив.
И мы ещё смотрим в экран,
А мы ещё ждём новостей.
И наши отцы никогда не солгут нам.
Они не умеют лгать,
Как волк не умеет есть мясо,
Как птица не умеет летать
Скажи мне, что я сделал тебе,
За что эта боль?
Но это без объяснений,
Это видимо что-то в крови,
Но я сам разжёг огонь,
Который выжег меня изнутри.
Я ушёл от закона,
Но так не дошёл до любви.
Но молись за нас,
Молись за нас, если ты можешь.
У нас нет надежды, но этот путь наш
И голоса звучат все ближе и строже,
И будь я проклят, если это мираж.

Этим днём мы вспомним Дживана Гаспаряна, прославившего чарующее звучание армянcкого дудука на весь мир.

Я инженер на сотне рублей,
И больше я не получу.
Мне двадцать пять, и я до сих пор
Не знаю, чего хочу.
И мне кажется, нет никаких оснований
Гордиться своей судьбой,
Но если б я мог выбирать себя,
Я снова бы стал собой.
Мне двадцать пять, и десять из них
Я пою, не зная, о чëм.
И мне так сложно бояться той,
Что стоит за левым плечом.
И пускай мои слова не ясны,
В этом мало моей вины
Но что до той, что стоит за плечом,
Перед нею мы все равны.
Может статься, что завтра стрелки часов
Начнут вращаться назад,
И тот, кого с плачем снимали с креста,
Окажется вновь распят.
И нежные губы станут опять
Искать своего Христа.
Но я пел, что пел, и хотя бы в том
Совесть моя чиста.
Я счастлив тем, как сложилось всё,
Даже тем, что было не так.
Даже тем, что ветер в моей голове,
И в храме моём бардак.
Я просто пытался растить свой сад
И не портить прекрасный вид
И начальник заставы поймёт меня,
И беспечный рыбак простит.

Боже, сколько лет я иду, но не сделал и шаг.
Боже, сколько дней я ищу то, что вечно со мной,
Сколько лет я жую вместо хлеба сырую любовь,
Сколько жизни в висок мне плюёт
Воронёным стволом долгожданная да-a-аль !
Чёрные фары у соседних ворот,
Люки, наручники, порванный рот.
Сколько раз, покатившись, моя голова
С переполненной плахи летела сюда, где
Родина.
Еду я на родину,
Пусть кричат - уродина,
А она нам нравится,
Хоть и не красавица,
К сволочи доверчива,
Ну, а к нам - тра-ля-ля-ля...
Эй начальник...
Боже,
сколько правды в глазах государственных шлюх !
Боже,
сколько веры в руках отставных палачей !
Ты не дай им опять закатать рукава,
Ты не дай им опять закатать рукава
Суетливых ночей.
Чёрные фары у соседних ворот,
Люки, наручники, порванный рот.
Сколько раз, покатившись, моя голова
С переполненной плахи летела сюда, где
Родина. Еду я на родину,
Пусть кричат - уродина,
А она нам нравится,
Спящая красавица,
К сволочи доверчива,
Ну, а к нам - тра-ля-ля-ля...
Эй начальник...
Из-под чёрных рубах рвётся красный петух,
Из-под добрых царей льётся в рты мармелад.
Никогда этот мир не вмещал в себе двух
Был нам богом отец, ну а чёртом
Родина. Еду я на родину,
Пусть кричат - уродина,
А она нам нравится,
Спящая красавица,
К сволочи доверчива,
Ну, а к нам - тра-ля-ля-ля...
Эй начальник...

***

Ехали мы, ехали с горки на горку,
Да потеряли ось от колеса.
Вышли мы вприсядку, мундиры в оборку.
Солдатики любви — синие глаза…
Как взяли — повели нас дорогами странными.
Вели — да привели, как я погляжу.
Сидит птица бледная с глазами окаянными.
Что же, спой мне, птица — может, я попляшу…
Спой мне, птица, сладко ли душе без тела?
Легко ли быть птицей — да так, чтоб не петь?
Запрягай мне, Господи, коней беспредела.
Я хотел пешком, да видно, мне не успеть…
А чем мне их кормить, если кони не сыты?
Как их напоить? — они не пьют воды.
Шелковые гривы надушены, завиты.
Острые копыта, алые следы.
А вот и все мои товарищи — водка без хлеба,
Один брат — Сирин, а другой брат — Спас.
А третий хотел дойти ногами до неба,
Но выпил, удолбался — вот и весь сказ.
Эх, вылетела пташка — да не долетела.
Заклевал коршун — да голубя.
Запрягли, взнуздали мне коней беспредела,
А кони понесли — да все прочь от тебя…
Метились мы в дамки, да масть ушла мимо.
Все козыри в грязи, как ни крути.
Отче мой Сергие, отче Серафиме!
Звезды — наверху, а мы здесь — на пути…

Мы стояли на плоскости
с переменным углом отраженья,
Наблюдая закон,
приводящий пейзажи в движенье.
Повторяя слова,
лишенные всякого смысла,
Но без напряженья,
без напряженья…
Их несколько здесь —
измеряющих время звучаньем,
На хороший вопрос
готовых ответить мычаньем.
И глядя вокруг,
я вижу, что их появленье
Весьма неслучайно,
весьма неслучайно.