Статистика ВК сообщества "Орден Кромешных Поэтов"

«Я бы хотела говорить о поэзии. О том, как читать современную поэзию. О Гронасе, Дашевском и Бородине.
Но сейчас не время и не место...»

Последнее слово Аллы Гутниковой на суде по делу студенческого журнала DOXA:

«Я не буду говорить о деле, обыске, допросах, томах, судах. Это скучно и бессмысленно. Последнее время я хожу в школу усталости и досады. Но еще до ареста я успела записаться в школу умения говорить о действительно важных вещах.

Я бы хотела говорить о философии и литературе. О Беньямине, Деррида, Кафке, Арендт, Сонтаг, Барте, Фуко, Агамбене, об Одри Лорд и белл хукс. О Тимофеевой, Тлостановой и Рахманиновой.

Я бы хотела говорить о поэзии. О том, как читать современную поэзию. О Гронасе, Дашевском и Бородине.

Но сейчас не время и не место. Я спрячу свои маленькие нежные слова на кончике языка, на дне гортани, между животом и сердцем. И скажу лишь немного.

Я часто чувствую себя рыбкой, птичкой, школяром, малышкой. Но недавно я с удивлением узнала, что Бродского тоже судили в 23. И поскольку и меня причислили к роду человеческому, я буду говорить так:

В каббале есть концепция тикун олам — исправление мира. Я вижу, что мир несовершенен. Я верю, что, как писал Иегуда Амихай, мир был создан прекрасным, для того, чтобы было хорошо, и для покоя, как скамейка в саду (в саду, не в суду!). Я верю, что мир создан для нежности, надежды, любви, солидарности, страсти, радости.

Но в мире ужасно, невыносимо много насилия. А я не хочу насилия. Ни в какой форме. Ни учительских рук в трусах школьниц, ни кулаков пьяного отца семейства на телах жен и детей. Если бы я решила перечислить все насилие, которое есть вокруг, мне не хватило бы ни дня, ни недели, ни года. Чтобы увидеть насилие вокруг, достаточно только открыть глаза. Мои глаза открыты. Я вижу насилие, и я не хочу насилия. Чем больше насилие, тем больше я его не хочу. И больше всего я не хочу самого огромного и самого страшного насилия.

Я очень люблю учиться. Дальше я буду говорить голосами других.
В школе на уроках истории я изучила фразы "Вы распинаете свободу, но душа человека не знает оков" и "За вашу и нашу свободу".

В старшей школе я читала "Реквием" Анны Андреевны Ахматовой, "Крутой маршрут" Евгении Соломоновны Гинзбург, "Упраздненный театр" Булата Шалвовича Окуджавы, "Детей Арбата" Анатолия Наумовича Рыбакова. У Окуджавы я больше всего любила стихотворение:
Совесть, благородство и достоинство — Вот оно, святое наше воинство. Протяни ему свою ладонь. За него не страшно и в огонь. Лик его высок и удивителен. Посвяти ему свой кроткий век: Может, и не станешь победителем, Но зато умрешь, как человек!

В МГИМО я учила французский и узнала строку из Эдит Пиаф: "Ça ne pouvait pas durer toujours" ["Это не могло длиться вечно"]. И из Марка Робена: "Ça ne peut pas durer comme ça" ["Так не может продолжаться"].

В девятнадцать лет я ездила в Майданек и Треблинку и узнала, как на семи языках сказать "никогда больше": never again, jamais plus, nie wieder, קיינמאל מער, nigdy więcej, לא עוד.

Я изучала еврейских мудрецов и больше всего полюбила две мудрости. Рабби Гилель говорил: "Если не я за себя, то кто за меня. Если я только за себя, то зачем я? Если не сейчас, то когда?". А рабби Нахман говорил: "Весь мир — это узкий мост, и главное — совсем не бояться".

Затем я поступила в Школу культурологии и выучила еще несколько важных уроков. Во-первых, слова имеют значение. Во-вторых, нужно называть вещи своими именами. И наконец: sapere aude, то есть имей мужество пользоваться собственным умом.

Смешно и нелепо, что наше дело связано со школьниками. Я преподавала детям гуманитарные науки на английском, работала няней, мечтала поехать по программе "Учитель для России" в небольшой город на два года и сеять разумное, доброе, вечное. Но Россия — устами государственного обвинителя прокурора Трякина — считает, что я вовлекала несовершеннолетних в опасные для жизни действия. Если у меня когда-нибудь будут дети (а они будут, потому что я помню главную заповедь), я повешу им на стенку портрет прокуратора Иудеи Понтия Пилата, чтобы дети росли чистоплотными. Прокуратор Понтий Пилат стоит и умывает руки — вот какой это будет портрет. Да, если думать и быть неравнодушными — теперь опасно для жизни, я не знаю, что сказать о сути обвинения. Я умываю руки.

И вот сейчас момент истины. Час прочитываемости. И я, и мои друзья и подруги не находят себе места от ужаса и боли, но когда я спускаюсь в метро, я не вижу заплаканных лиц. Я не вижу заплаканных лиц.

Ни одна из моих любимых книг — ни детская, ни взрослая — не учила безразличию, равнодушию, трусости. Нигде меня не учили этим фразам:
мы люди маленькиея человек простой все не так однозначно никому нельзя верить я как-то этим всем не интересуюсья далек от политики меня это не касается от меня ничего не зависиткомпетентные органы разберутсячто я один мог сделать

Наоборот, я знаю и люблю совсем другие слова.

Джонн Донн через Хемингуэя говорит:
Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если волной снесет в море береговой Утес, меньше станет Европа, и так же, если смоет край мыса или разрушит Замок твой или друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по Тебе.

Махмуд Дарвиш говорит:
Когда готовишь завтрак, думай о других (не забудь покормить голубей). Когда ведешь войны, думай о других (не забывай тех, кто ищет мира). Когда оплачиваешь счет за воду, думай о других (тех, кого питают облака). Когда возвращаешься домой, к себе домой, думай о других (не забывай о людях в лагерях). Когда спишь и считаешь звезды, думай о других (тех, кому негде спать). Когда выражаешь свои мысли метафорой, думай о других (потерявших право голоса). Когда думаешь о тех, кто далеко, подумай о себе (скажи: Ах, если бы я только был свечой во тьме).

Геннадий Головатый говорит:
Слепые не могут смотреть гневно, немые не могут кричать яростно, безрукие не могут держать оружия, безногие не могут шагать вперед. Но — немые могут смотреть гневно. Но — слепые могут кричать яростно. Но — безногие могут держать оружие. Но — безрукие могут шагать вперед.

Кому-то, я знаю, страшно. Они выбирают молчание.

Но Одри Лорд говорит: Your silence will not protect you. В московском метро говорят: Пассажирам запрещено находиться в поезде, который следует в тупик. А петербуржский "Аквариум" добавляет: Этот поезд в огне. Лао-Цзы через Тарковского говорит: Главное, пусть они поверят в себя и станут беспомощными, как дети. Потому что слабость велика, а сила ничтожна. Когда человек рождается, он слаб и гибок, а когда умирает — он крепок и черств. Когда дерево растет, оно нежно и гибко, а когда оно сухо и жестко — оно умирает. Черствость и сила — спутники смерти. Слабость и гибкость — выражают свежесть бытия. Поэтому что отвердело, то не победит.

Помните, что страх съедает душу. Помните о персонаже Кафки, который увидел "как во дворе тюрьмы устанавливают виселицу, по ошибке подумал, что она предназначена для него, ночью сбежал из своей камеры и повесился".

Будьте как дети. Не бойтесь спросить (себя и других), что такое хорошо и что такое плохо. Не бойтесь сказать, что король голый. Не бойтесь закричать, разрыдаться. Повторяйте (себе и другим): 2+2=4. Черное — это черное. Белое — это белое. Я — человек, я сильный и смелый. Сильная и смелая. Сильные и смелые.

Свобода — это процесс, в ходе которого вы развиваете привычку быть недоступным для рабства».

#kromeshnie_opinion

БОРИС РЫЖИЙ

Положив на плечи автоматы,
мимо той, которая рыдала,
уходили тихие солдаты
прямо в небо с громкого вокзала.

Развевались лозунги и флаги,
тяжело гудели паровозы.
Слезы будут только на бумаге,
в небе нету слез и слова «слезы».

Сколько нынче в улицах Свердловска
голых тополей, испепелённых.
И летит из каждого киоска
песенка о мальчиках влюбленных.

Потому что нет на свете горя,
никого до смерти не убили.
Синий вечер, розовое море,
белые штаны, автомобили.

#kromeshnie_classical #kromeshnie_russian
#poetry

БОРИС РЫЖИЙ

Отправлю сына в детский сад,
а после — сам себе не рад —
я вспоминаю детство,
тебя о жалости моля
— о жизнь моя, о смерть моя —
моё больное сердце.

Как смог я детство пережить,
чтоб иногда счастливым быть?
но, отражаясь в сыне,
всё время чувствовать — что, сплин? —
какой там сплин, когда один,
стоишь один в пустыне.

1997

#kromeshnie_classical #kromeshnie_russian
#poetry
/иллюстрация: Alexander Schoenberg

Столетие со дня гибели Гумилёва. Поэт был расстрелян на рассвете 26 августа 1921 года – в неустановленном месте под Петроградом, вместе с ещё 56 осуждёнными за участие в «Таганцевском заговоре».

НИКОЛАЙ ГУМИЛЁВ
СМЕРТЬ

Есть так много жизней достойных,
Но одна лишь достойна смерть,
Лишь под пулями в рвах спокойных
Веришь в знамя господне, твердь.

И за это знаешь так ясно,
Что в единственный, строгий час,
В час, когда, словно облак красный,
Милый день уплывет из глаз,

Свод небесный будет раздвинут
Пред душою, и душу ту
Белоснежные кони ринут
В ослепительную высоту.

Там начальник в ярком доспехе,
В грозном шлеме звездных лучей,
И к старинной, бранной потехе
Огнекрылых зов трубачей.

Но и здесь на земле не хуже
Та же смерть — ясна и проста:
Здесь товарищ над павшим тужит
И целует его в уста.

Здесь священник в рясе дырявой
Умиленно поет псалом,
Здесь играют марш величавый
Над едва заметным холмом.

1915

ᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠ ᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠ ═══════❖═══════

[id3059728|ВАЛЕРИЙ ШУБИНСКИЙ]
26 АВГУСТА

Когда отгремел под колесами мост,
Железо железу отпело,
Раздулся от жгучего воздуха мозг
И запах утратило тело.

Когда завернулся штандарт на плацу
От музыки пышной и мерзкой,
Вприпрыжку пошел по Мильонной к дворцу
Дракон в чешуе офицерской.

Когда разморозило тучи грозой,
Которую видит не всякий,
Разлился на площади бурой слезой
Бокастый и хладный Исакий.

Когда от Гутуева сиг золотой
Подземным пошел глиноземом,
И знать он не ведал про крюк завитой,
Что скован путиловским гномом.

Когда за Кронштадтом Голландец, живуч,
Мелькнул и поплыл на свободу,
Со шпиля упавший рассерженный луч
Поджег за ним пеструю воду.

Когда он расшибся о воздух ночной
Но так ни во что и не канул,
Не выбрав — пролиться слюной ледяной
Иль градом из бронзовых гранул,

Его — чтобы вовсе с натуги не сгнил,
Застенчиво в тучах сверкая —
Кольцом запечатали Сена, и Нил,
И третья речонка лихая.

#kromeshnie_classical #kromeshnie_russian
#kromeshnie_current #poetry

БОРИС РЫЖИЙ

Пока я спал, повсюду выпал снег —
он падал с неба, белый, синеватый,
и даже вышел грозный человек
с огромной самодельною лопатой
и разбудил меня. А снег меня
не разбудил, он очень тихо падал.
Проснулся я посередине дня,
и за стеной ребёнок тихо плакал.
Давным-давно я вышел в снегопад
без шапки и пальто, до остановки
бежал бегом и был до смерти рад
подруге милой в заячьей обновке —
мы шли ко мне, повсюду снег лежал,
и двор был пуст, вдвоём на целом свете
мы были с ней, и я поцеловал
её тогда, взволнованные дети,
мы озирались, я тайком, она
открыто. Где теперь мои печали,
мои тревоги? Стоя у окна,
я слышу плач и вижу снег. Едва ли
теперь бы побежал, не столь горяч.
(Снег синеват, что простыни от прачек.)
Скреби лопатой, человече, плачь,
мой мальчик или девочка, мой мальчик.

1997

#kromeshnie_classical #kromeshnie_russian
#poetry

Даяна, сегодня 17 января 2022 года, а это значит, что «Ордену Кромешных Поэтов» уже целых пять лет! За это время мы разместили 5956 стихов и иных материалов, соорудили несколько статей о книгах и премиях, затеяли фестиваль, неоднократно лихо съездили в незнаемое и очнулись на другом берегу. Кромешное вещание не прерывалось ни на день (кажется).

Спасибо всем, кто вместе с нами изучает выловленное из литературных пучин. Цветные стёклышки и их светлость, рукописи из бутылок, потерянные крестики, причудливые габриаки, осколки девичьих сердец и неземных цивилизаций. (Это я зачитываюсь «Поэтической вселенной Бориса Поплавского» Елены Менегальдо, главой про образы моря. «Желание человека, — говорит Юнг, — заключается в том, чтобы тёмная вода смерти превратилась в воду животворную, чтобы смерть и её ледяные объятия сделались материнским лоном, подобно тому как море, поглощающее солнце, возрождает его в своих глубинах».)

Кстати к этой дате случилось такое: «Год литературы» взял у меня небольшое интервью. Поговорили об «Ордене» и фестивале Поплавского, поэзии и медицине, золоте дураков и метафизическом хлебушке. Ещё в первоначальной версии была фраза «с самого начала у меня не было никакой тактики, и я ничего не придерживалась (если помните то видео))». Ссылка будет в комментарии.

Продолжаем продолжать, второго пришествия ожидать, бренчать бренчать и стихи собирать!

Поднимаем с Суровым Ридером бокалы за ваше здоровье и вступаем в новую кромешную пятилетку.

с п а с и б о 🖤

БОРИС РЫЖИЙ

Я музу юную, бывало,
встречал в подлунной стороне.
Она на дудочке играла,
я слушал, стоя в стороне.

Но вдруг милашку окружали,
как я, такие же юнцы.
И, грянув хором, заглушали
мотив прелестный, подлецы.

И думал я: небесный боже,
узрей сие, помилуй мя,
ведь мне тобой дарован тоже
осколок твоего огня.

дай поорать!

1998

#kromeshnie_classical #kromeshnie_russian
#poetry

Первый сказавший, что поэтом нельзя "сделаться", не договорил до конца: поэтом нельзя сделаться — и нельзя перестать быть. Кто в этом огне начал гореть — сгорит до конца.

Владислав Ходасевич

#kromeshnie_opinion

ЛИНОР ГОРАЛИК

Как в норе лежали они с волчком, —
зайчик на боку, а волчок ничком, —
ᅠᅠа над небом звездочка восходила.
Зайчик гладил волчка, говорил: "Пора",
а волчок бурчал, — мол, пойдем с утра, —
словно это была игра,
словно ничего не происходило, —
ᅠᅠсловно вовсе звездочка не всходила.

Им пора бы вставать, собирать дары —
и брести чащобами декабря,
и ронять короны в его снега,
слепнуть от пурги и жевать цингу,
и нести свои души к иным берегам,
по ночам вмерзая друг в друга
(так бы здесь Иордан вмерзал в берега),
укрываться снегом и пить снега, —
потому лишь, что это происходило:
ᅠᅠпотому что над небом звездочка восходила.

Но они всё лежали, к бочку бочок:
зайчик бодрствовал, крепко спал волчок,
ᅠᅠи над сном его звездочка восходила, —
и во сне его мучила, изводила, —
и во сне к себе уводила:
шел волчок пешком, зайчик спал верхом
и во сне обо всем говорил с волчком:
ᅠᅠ"Се, — говорил он, — и адских нор глубина
ᅠᅠрядом с тобой не пугает меня.
ᅠᅠИ на что мне Его дары,
ᅠᅠкогда здесь, в норе,
ᅠᅠя лежу меж твоих ушей?
ᅠᅠИ на что мне заботиться о душе?
ᅠᅠМеж твоих зубов нет бессмертней моей души».

Так они лежали, и их короны лежали,
и они прядали ушами, надеялись и не дышали,
никуда не шли, ничего не несли, никого не провозглашали
и мечтали, чтоб время не проходило,
чтобы ничего не происходило, —
ᅠᅠно над небом звездочка восходила.

Но проклятая звездочка восходила.

ᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠ ᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠ ═══════❖═══════

Несколько дней назад стало известно о доносе, сделанном в связи с включением этого замечательного стихотворения Линор Горалик в материалы школьной олимпиады:

«Уважаемый Сергей Сергеевич! Обращаюсь к Вам от лица учителей литературы нескольких московских школ и родителей, которые крайне удивлены и возмущены тем, что в муниципальный этап олимпиады школьников по литературе 2021–2022 гг. по Московской области включено произведение Линор Горалик «Как в норе лежали они с волчком…».

Творчество этого автора давно известно как аморальное: нецензурная брань, кощунство, болезненная психика.
<...>
Что может дать человеку, вступающему в жизнь, это «произведение»? Не нужно быть психиатром, чтобы понять, что в конечном итоге такие тексты программируют подростков на суицид.

В нашей стране и сегодня трудятся настоящие писатели: знатоки отечественной истории и культуры. Есть талантливые писатели и среди молодёжи. Неужели люди, которые составляют программы школьных олимпиад, не знают, что детей надо воспитывать на классике, на самых лучших образцах художественного слова?..

Просим Вас принять меры. Защитите наших детей от влияния таких «литераторов», «творчество» которых разлагает умы, расшатывает нравы, повреждает психику!

Ирина Владимировна Ушакова, журналистка, член Союза писателей России, член Международной славянской академии наук, образования, искусств и культуры».
________________

...Хочется напомнить уважаемым членам союзов и так называемым знатокам о многих прекрасных произведениях, включённых в классический канон отечественной словесности и при этом вольно обращающихся с религиозными мотивами. Например, об «Инонии» Есенина. А если шаг в сторону от школьной программы сделать слишком сложно – о поэме «Двенадцать» Блока («В белом венчике из роз — / Впереди — Исус Христос») или о «Преступлении и наказании» (с мармеладовским «Выходите, пьяненькие, выходите, слабенькие, выходите, соромники» и др.).

Трансформация христианских мотивов в художественном литературном творчестве – это не только норма, но и живая, очень важная его часть во все времена. Это зона роста, в которой происходит формирование новой идентичности каждого очередного поколения, подступающего к общечеловеческому религиозно-культурному наследию.

Хочется верить, что косность и обскурантизм отстанут от поэзии и уберут от неё свои грубые незрячие руки, полные ярлыков типа «кощунство» и намерения сжить со свету неугодное, непонятное им Другое.

Хочется верить, что территория искусства останется плодородным поприщем, свободным от предрассудков и четырёх миллионов доносов.
И ещё — что любители кляуз однажды перестанут эксплуатировать модную православно-охранительную повестку для легитимизации своих злых намерений, роняя тень на Церковь и настоящих воцерковлённых мирян.

Наши кромешные лучи поддержки Линор Горалик и авторам олимпиадного задания!

#kromeshnie_current #kromeshnie_russian
#poetry #kromeshnie_opinion

В возрасте 70 лет ушёл из жизни поэт Александр Ерёменко, один из основателей метаметафоризма. В мае он пережил пневмонию, вызванную ковидом, был в реанимации. Александру удалось победить болезнь и вернуться домой, но ненадолго...
Светлая память.

***
Как хорошо у бездны на краю
загнуться в хате, выстроенной с краю,
где я ежеминутно погибаю
в бессмысленном и маленьком бою.

Мне надоело корчиться в строю,
где я уже от напряженья лаю.
Отдам всю душу октябрю и маю,
но не тревожьте хижину мою.

Как пьяница, я на троих трою,
на одного неровно разливаю,
и горько жалуюсь, и горько слезы лью,

Уже совсем без музыки пою.
Но по утрам под жесткую струю
свой мозг, хоть морщуся, но подставляю.

***
В густых металлургических лесах,
где шел процесс созданья хлорофилла,
сорвался лист. Уж осень наступила
в густых металлургических лесах.

Там до весны завязли в небесах
и бензовоз и мушка дрозофила.
Их жмёт по равнодействующей сила,
они застряли в сплющенных часах.

Последний филин сломан и распилен
и, кнопкой канцелярскою пришпилен
к осенней ветке книзу головой,

висит и размышляет головой,
зачем в него с такой ужасной силой
вмонтирован бинокль полевой?

***
Осыпается сложного леса пустая прозрачная схема.
Шелестит по краям и приходит в негодность листва.
Вдоль дороги прямой провисает неслышная лемма
телеграфных прямых, от которых болит голова.

Разрушается воздух. Нарушаются длинные связи
между контуром и неудавшимся смыслом цветка.
И сама под себя наугад заползает река,
и потом шелестит, и они совпадают по фазе.

Электрический ветер завязан пустыми узлами,
и на красной земле, если срезать поверхностный слой,
корабельные сосны привинчены снизу болтами
с покосившейся шляпкой и забившейся глиной резьбой.

И как только в окне два ряда отштампованных ёлок
пролетят, я увижу: у речки на правом боку
в непролазной грязи шевелится рабочий посёлок
и кирпичный заводик с малюсенькой дыркой в боку.

Что с того, что я не был там только одиннадцать лет.
У дороги осенний лесок так же чист и подробен.
В нем осталась дыра на том месте, где Колька Жадобин
у ночного костра мне отлил из свинца пистолет.

Там жена моя вяжет на длинном и скучном диване.
Там невеста моя на пустом табурете сидит.
Там бредёт моя мать то по грудь, то по пояс в тумане,
и в окошко мой внук сквозь разрушенный воздух глядит.

Я там умер вчера. И до ужаса слышно мне было,
как по твёрдой дороге рабочая лошадь прошла,
и я слышал, как в ней, когда в гору она заходила,
лошадиная сила вращалась, как бензопила.

***
Громадный том листали наугад.
Качели удивленные глотали
полоску раздвигающейся дали,
где за забором начинался сад.

Все это называлось "детский сад",
а сверху походило на лекало.
Одна большая няня отсекала
всё то, что в детях лезло наугад.

И вот теперь, когда вылазит гад
и мне долдонит, прыгая из кожи,
про то, что жизнь похожа на парад,

я думаю: какой же это ад!
Ведь только что вчера здесь был детсад,
стоял грибок, и гений был возможен.

***
Прости, господь, мой сломанный язык
за то, что он из языка живого
чрезмерно длинное, неправильное слово
берет и снова ложит на язык .

Прости, господь, мой сломанный язык
за то, что, прибежав на праздник слова,
я произнес лишь половинку слова,
а половинку спрятал под язык.

Конечно, лучше спать в анабиозе
с прикушенным и мёртвым языком,
чем с вырванным слоняться языком,

и тот блажен, кто с этим не знаком,
кто не хотел, как в детстве, на морозе,
лизнуть дверную ручку .....

***
«Печатными буквами пишут доносы»...
Закрою глаза и к утру успокоюсь,
что всё-таки смог этот мальчик курносый
назад отразить громыхающий конус.

Сгоревшие в танках вдыхают цветы.
Владелец тарана глядит с этикеток.
По паркам культуры стада статуэток
куда-то бредут, раздвигая кусты.

О как я люблю этот гипсовый шок
и запрограммированное уродство,
где гладкого взгляда пустой лепесток
гвоздем проковырен для пущего сходства.

Люблю этих мыслей железобетон
и эту глобальную архитектуру,
которую можно лишь спьяну иль сдуру
принять за ракету или за трон.

В ней только животный болезненный страх
гнездится в гранитной химере размаха,
где словно титана распахнутый пах
дымится ущелье отвесного мрака.

...Наверное смог, если там, где делить
положено на два больничное слово,
я смог, отделяя одно от другого,
одно от другого совсем отделить.

Дай Бог нам здоровья до смерти дожить,
до старости длинной, до длинного слова,
легко ковыляя от слова до слова,
дай Бог нам здоровья до смерти дожить.

1980

***
Я смотрю на тебя из настолько глубоких могил,
что мой взгляд, прежде чем до тебя добежать, раздвоится.
Мы сейчас, как всегда, разыграем комедию в лицах.
Тебя не было вовсе, и, значит, я тоже не был.
Мы не существовали в неслышной возне хромосом,
в этом солнце большом или в белой большой протоплазме.
Нас еще до сих пор обвиняют в подобном маразме,
в первобытном бульоне курауля с поднятым веслом.
Мы сейчас, как всегда, попытаемся снова свести
траектории тел. Вот условие первого хода:
если высветишь ты близлежащий участок пути,
я тебя назову существительным женского рода.
Я, конечно, найду в этом хламе, летящем в глаза,
надлежащий конфликт, отвечающий заданной схеме.
Так, всплывая со дна, треугольник к своей теореме
прилипает навечно. Тебя надо еще доказать.
Тебя надо увешать каким-то набором морфем
(в ослепительной форме осы заблудившийся морфий),
чтоб узнали тебя, каждый раз в соответственной форме,
обладателя тел. Взгляд вернулся к начальной строфе...
Я смотрю на тебя из настолько далеких... Игра
продолжается. Ход из меня прорастет, как бойница.
Уберите конвой. мы играем комедию в лицах.
Я сидел на горе, нарисованной там, где гора.

#kromeshnie_classical #kromeshnie_russian
#poetry