Статистика ВК сообщества "ПОИСК "НЕИЗВЕСТНЫЙ СОЛДАТ""

16 апреля 2015 года в Киеве средь бела дня был убит украинский историк, писатель, журналист Олесь Бузина.
Он был автором вызвавших большой интерес и резонанс нескольких книг об истории и сегодняшней Украине.
Бузине угрожали украинские радикалы за то, что трактовка в его книгах истории Украины не совпадает с позицией националистов.

Я не люблю такую Украину...
Это стихотворение было написано Олесем Бузиной в начале 2015 года, как раз перед смертью. Он был убит в Киеве четырьмя выстрелами в спину 16 апреля 2015 года. Этот стих всегда поражал правдивостью, а сейчас пронизывает до слез...

Я не люблю летального исхода,
Я не люблю войну, война – дерьмо.
Я не пойму безмолвного народа,
безропотно надевшего ярмо.

Я не люблю всю копоть от майдана,
Я не люблю кровавый беспредел.
Уже как год зияет эта рана
И кровоточит тысячами тел.

Я не люблю, когда гарант закона
Уничтожает собственный народ.
Я не люблю стратегов пентагона,
Привыкших от войны иметь доход.

Я не люблю американцев важных,
Я не люблю заведомый обман.
Я не люблю политиков продажных,
Я никогда не полюблю майдан.

Я не люблю, что всюду лезут янки,
Линчуют Украину, как хотят.
Я не люблю, что киевские танки
Донбасс утюжат, города бомбят.

Я не люблю такую Украину,
Где честь и совесть проданы давно,
Где «градами» стреляют подло в спину,
Насилуют и грабят заодно.

Я не люблю цинизм политиканов –
Они людей меняют на барыш.
Их ждут давно курорты магадана,
Казённый дом и шифер серых крыш.

Я не люблю фальшивых демократов,
Они торгуют жизнями людей.
Их место там – в стенах шестой палаты,
Я не люблю бредовых их идей.

Я не люблю пассивных либералов,
Я не люблю предателей страны.
Я не люблю америки вассалов,
Я – против ужасов войны.

Я не люблю «шестёрок» псевдосмелых,
Хвастливые словечки "кто – кого",
Я не люблю истерик оголтелых,
Я не люблю толпой на одного.

Я не люблю коварство и измену,
Я не люблю за пазухой топор.
Я не люблю, когда лицом об стену,
Я также против выстрела в упор.

Я не люблю шизоидов во власти,
Я не люблю интриги и враньё.
Я не люблю оскал звериной пасти,
Когда над домом кружит вороньё.

Я не люблю двуличных фарисеев –
Они распяли бедного Христа.
Две тыщи лет войну по миру сеют,
У них душа черна и нечиста.

Я не люблю безверье и насилье,
Зачем дразнить насмешками ислам?
Когда же эта еврокамарилья
Запомнит, что «шалом» равно «салам»?...

Я не люблю бесстыдных лицемеров,
Они как будто не имеют глаз.
Я не люблю карикатур на веру,
Я не шарли, я – огненный Донбасс!

Я не люблю высокомерной фразы:
«Американцы – избранный народ».
Фашизм воскрес и нет страшней заразы–
Как будто снова сорок первый год!

Я не забыл победу в сорок пятом,
И в генах наших память не убить!
Мы кланяемся в пояс всем солдатам
Погибшим, чтобы нам спокойно жить!

Я не забыл героев Сталинграда,
Я не забыл про Курскую дугу,
И ужасы блокады Ленинграда,
Не сдавшегося лютому врагу.

Я не люблю трусливую Европу,
Она забыла, кто её спасал,
Как миллионы полегли в окопах –
Их до сих пор никто не сосчитал!

Я не люблю войну – она всё рушит,
Я не люблю, когда невинных бьют,
Я не люблю, когда Россию душат,
Особенно, когда в неё плюют!

Бабушка не взяла еду у украинских солдат, растоптавших Знамя Победы

Памяти Леонида Фёдоровича Быкова…
«СТОЯВШИМ НАСМЕРТЬ ВО ИМЯ ЖИЗНИ»

Это про нас… про нас с вами! В нас течёт их кровь, в нас угадываются их черты лица, это о нашей памяти, это о судьбах наших дедов и прадедов, о нашей скорби и любви к нашим самым родным, которые до конца исполнили свой долг, встав грудью на защиту родной земли и нас, ещё нерожденных потомков!
Они, навсегда молодые… Они шагнули в бессмертие и приняли свой последний бой, отдав самое дорогое, отдав ради нас - своё здоровье, свою молодость, своё счастье, свою любовь, свою жизнь…
А нам - нам помнить, любить и чтить…Будем достойны!

80 лет легендарному подвигу Героев- Панфиловцев
16 ноября 1941 года в ходе четырехчасового боя с несколькими десятками немецких танков у разъезда Дубосеково (в 7 км к юго- востоку от Волоколамска) возглавляемая младшим политруком роты 1075-го стрелкового полка (Западный фронт) Василием Георгиевичем Клочковым группа бойцов- истребителей танков из стрелковой дивизии генерал- майора Ивана Васильевича Панфилова подбила 18 танков и не пропустила врага к Москве.

Мемориальный комплекс "Героям- Панфиловцам"
посёлок Дубосеково, Волоколамский район, Московская обл. (у дороги при въезде в деревню Нелидово)

Комплекс был открыт к 30-летию Победы в Великой Отечественной войне, 6 мая 1975 года. На церемонии открытия присутствовали участники событий ноября 1941 года И. Д. Шадрин и Д. А. Кожубергенов. Мемориал состоит из шести скульптур высотой 10 метров, олицетворяющих воинов шести национальностей, сражавшихся в рядах дивизии Панфилова. Комплекс разбит на три части. Впереди располагается скульптура политрука- «Вперёдсмотрящий», вглядывающегося в даль из-под руки. В отдалении — две скульптуры бойцов, сжимающих в руках противотанковые гранаты- "К бою готовы". В центре — композиция «Клятва на верность Родине», состоящая из трёх скульптур воинов.

Я деревня. Люди говорят, что мертвая и на их картах я обозначена, каким-то липким словом «урочище». Но я не мертвая, я раненная. Раненная, но не убитая.Лес - мой давний соперник и беспокойный сосед почти забрал мои поля и луга, засадив когда-то тонкими, а сейчас уже стройными березками и елками. Дивная, шелковистая, как чистые девичьи волосы, трава моих заливных лугов, которую раньше на заре выходили косить крепкие бородатые мужики, в простых холщевых рубахах, эта трава превратилась в страшный, непролазный бурьян.Река - моя давняя подруга и кормилица, весной заливавшая своей черной, но чистой водой эти луга, отгородилась от меня кустами и ивами, будто спрятавшись от людей, боясь что и ее они убьют. Ее и не видно теперь.

Деревья и кусты надежно укрыли ее от чужих глаз. Мои, некогда шумные, такие ровные и красивые улицы с крепкими срубами живых домов давно поросли полынью и бурьяном.
Дома разрушились и бревна их исчезли. И только редкие, как старые солдаты, одичавшие яблони и груши остаются мне верны, и несут свою службу, охраняя мои, почти стершиеся, границы. Они, да старая кирпичная церковь без куполов и колоколов, разрушенная в ту последнюю войну, ту самую страшную, смертельно ранившую меня и тысячи других деревень в России, Белоруссии и на Украине. Они дают мне ниточку жизни.
Церковь укрыл лес, засадил по периметру тонкими стволами деревцов, словно понимая, что даже он дикий, необузданный, как сама природа, должен спасти и сохранить это место для людей.

Меня убивали не раз. Много веков назад, когда только пришли сюда люди. Они остановились на обрывистом, красивом берегу реки, стали корчевать лес, строить дома. Отложив мечи и луки, сняв тяжелые стальные рубахи, они своими мозолистыми руками ровняли, отвоеванную у леса землю, и сеяли хлеб. Дым печных труб наполнился запахом этого свежего теплого хлеба и во мне зародилась жизнь. По моим улочкам стали бегать босоногие, шумные и веселые дети. Женщины с распущенными светлыми волосами полоскали на свежеструганных мостках в реке белье и пели красивые, тихие песни. На холме у ручья появилась церковь с резными наличниками, деревянными, крытыми дранкой, куполами. И тихим, торжественным звоном колоколов.
А потом появились они. Ворвались на низеньких лошадях на мои улицы черной волной. Даже летом ни были одеты в звериные шкуры и коду, напоминая диких зверей. Почти все мужчины погибли в бою у церкви, у частокола. Женщин, многие из которых брали мечи из рук погибших мужей, тоже убили. Других, связав веревками и выстроив в колонны, угнали на чужбину, в рабство и они не вернулись. Церковь и дома сожгли с гиканьем и улюлюканьем, кружа на своих приземистых лошадках вокруг огромных костров. А небо, глубокое, синее небо, стало черным.
Потом наступила тишина и только небо плакало дождем, охлаждая мою горячую от ожогов пожарищ землю. А река несла в своих водах тела моих жителей.

Лишь не многих тогда укрыл лес и они вернулись. Собрали тела погибших, похоронили их. И с упорством, достойным уважения даже природы, стали восстанавливать меня. Они построили каменную церковь с горящими золотом золотыми куполами, построили новые, еще более просторные дома, и сделали широкие улицы. И снова золотом загорелись хлеба на полях, заблестели изумрудные луга у реки, и поплыли над рекой девичьи песни, детский смех. Только на окраине, у леса появилось кладбище, куда часто ходили люди и поминали тех, первых погибших от рук врага, но не сдавшихся своих предков. Так мирно текли годы, десятилетия, столетия. Дома стали двухэтажные, появились мощеные камнем дороги и деревянные тротуары. Через реку перекинулись два моста, у леса люди отвоевали еще земли, где паслись большие стада и росли хлеба. Выросло новое здание и его назвали "Школа". Туда ходили в основном дети, и их веселый задорный смех звучал в этом районе.

А потом была новая орда. Сначала ушли мужики. Воем и слезами у околицы их провожали женщины, а дети тихо молчали, враз превратившись в маленьких старичков. А потом пришли чужие. С длинными ружьями, саблями в высоких шапках с притороченными к ним перьями, они как любая орда говорили на десятках разных языков. Разномастной и разноцветной, разнголосой волной они затопили мои улицы. Врывались в дома и выгоняли на мороз женщин, детей и стариков. Рубили на дрова яблони и груши. Извели не богатую, после ухода мужиков, скотину. Пожилого сельского священника, пытавшегося остановить их, выносящих из храма старые иконы, с суровыми ликами святых, походя, как бы между делом, зарубили саблей. Его тело два дня лежало на крыльце разоренного и сожжённого храма. А белыми, седыми волосами играла морозная вьюга. Но и эта орда сгинула, сошла как весенние воды реки.
Канула в небытие, вытянулась колонной и растворилась в лесу.

Вернулся кое-кто из мужиков. Убитого священника похоронили у церкви, его могила и сейчас там, укрытая тихими ивами. Восстановили храм и опять над рекой и полями полился колокольный звон и детский смех. Жизнь текла. Иногда также с воем провожали куда-то, на войну, мужиков. Не многие возвращались. А те, что приходили - смотрели на все пустыми, стеклянными, страшными глазами. Многие из них были без рук и без ног. И не устроившись в трудном крестьянском хозяйстве или пили самогон и буянили, с дракой, вымещая на других черную злобу или, собрав нехитрые пожитки, уходили в город. Менялись флаги над зданием старосты. Церковь то закрывали, то открывали. Там то молились, то смотрели кино. Но она так и оставалась местом, где собирались люди. Веселый парень провел какие-то провода и, повесив странную черную штуку, включил бодрую музыку. Теперь все жители мои вставали утром с боем далеких Московских курантов.
По улицам, раскинувшимся уже на добрый десяток километров вдоль реки, пылили грузовики и трактора, раздирая летний зной своим тарахтением и гудками.
Школу расширили пристроив к ней еще одно двухэтажное крыло и детская ватага уже напоминала по численности и составу половецкую орду, налетавшую по ночам на сады и огороды. И я была счастлива. Счастлива вместе с моими жителями: радовалась каждой свадьбе, каждому рождению нового своего малыша, как его Родина и его мать.

Но земля наша не дает покоя, наверное, всем ордам. И вот у черного репродуктора собрались все жители и опять взрывом прогремело «Война». Опять завыли бабы, опять мужики, парни и даже старики, и девушки грузились на машины, и исчезали в пыли и ветре войны.
И опять неслось над околицей: «Я вернусь, мама!». И опять пришли они! Они как единый слаженный механизм, одетые в форму одного цвета, с одинаковыми горшками стальных шлемов на головах. С орлом на груди держащим в лапах паука свастики. С одинаковыми пустыми, стеклянными глазами. Они даже двигались одинаково, выбивая из под ног повешенных в первый же день раненых солдат и женщины, их укрывшей, учительницы моей школы, табуретки. Они одинаково безразлично стреляли и в собак, верно стороживших дома своих хозяев и маленького ребенка, бравшего воду у колодца, который они назвали своим.

С четкостью и безразличием машин, они загоняли в колхозную ригу моих жителей и сжигали их заживо, после того как мать застреленного у колодца мальчика бросила гранату в дом, где жили их солдаты. Также механически, четко и без эмоций они сжигали мои дома, также как тысячи лет назад это делали кочевники, но молча, механически, без эмоций.

И я поняла, эта, движимая не животным порывом, а точным и четким расчетом, орда самая страшная. У нее нет эмоций, она пришла жечь и убивать, не терзаясь сомнениями и дотла. Они ушли и остались стоять черные оставы печей и белеть, среди углей домов и риги, человеческие кости.
Потом через меня прокатился фронт. Заросшие пепелища домов испахали окопами с обеих сторон моей главной улицы. Снарядами и бомбами изрыли мои поля и луга. Нашпиговав землю железом так, что в ней не осталось места для зерна.
В развалинах церкви, наши русские солдаты насмерть дрались с серыми безликими людьми и я увидела их первые эмоции - это был страх. Дикий, безудержный страх преступника перед правосудием, у которого одно наказание за его грехи - смерть. А потом, когда по моим сожжённым улицам шли колонны бойцов, я видела как один из них - пожилой солдат, бывший мой житель, обнял чудом уцелевший остов печи своего дома. Тихо набрал в кисете горсть пепла и молча встав в строй ушел туда, на Запад. Откуда уже дважды приходила орда.
И там еще долго гремели пушки. А моя земля, сожженная, изодранная железом, отдыхала. В наступившей тишине я ждала когда вернутся люди и как сотни лет назад начнут восстанавливать свои дома.
... Но они не пришли. Наверное последняя война уничтожила всех и оборвала все концы и дороги к своей земле. Они затянулись так же, как сначала затянулись травой и лесом воронки и окопы. Заросли кустами, а потом и лесами дороги ведущие к моим околицам.
Лес восстановил все свое, с таким трудом отвоеванное у него людьми. Спрятал под зеленым навесом и травой могилы сельского кладбища. Могилы тех, кто дал жизнь этой земле и боролся за ее свободу в далекие времена. А у тех, кто лег в мои поля в последнюю войну не было могил. Долго их кости белели на склонах воронок и траншей. Пока лес не прикрыл и их. Лес сберег только руины церкви. Может он тоже хочет дать людям шанс вернуться, может и он решил сохранить для них хоть какой-то маленький путь к родной земле.

В тишине, теперь в мире с рекой и лесом, под голубым небом я много думаю о том, что было бы на моих улицах сейчас. Если бы не войны. Какой красоты и совершенства достигли бы мои дома и улицы? Какой бы сейчас огромной была бы моя школа? А может и не одна? Если бы все мои жители, погибшие во всех набегах и войнах, остались бы живы и прожили бы свою жизнь в мирном труде и давшие бы этой земле потомство. Какие бы невиданные машины, придуманные ими, оставшимися в живых, колесили бы по моим асфальтированным улицам или бороздили бы синее небо над моими каменными домами. Или мчались бы к далеким звездам в ночном небе над моими бескрайними полями. Но орды чужих людей убили их и смертельно ранили меня.
Я умираю! Я - русская, белорусская, украинская деревня, сожженая войной! Спасите меня, вернитесь к берегам моей тихой реки, здесь до сих пор могилы Ваших предков. Работайте и земля Вас прокормит. Дайте мне жить и над золотыми полями с хлебом снова полетит колокольный звон и детский смех.

И еще, знайте, - мир на этой земле возможен только тогда, когда страна Ваша будет такой сильной, что все ее соседи, будут до ужаса бояться подойти к границам этой страны с оружием в руках. И помните, они никогда не простят Вам мужества, величия и милосердия Ваших предков. Будут всегда завидовать Вам, будут пытаться очернить Ваше прошлое, отобрать и извратить Вашу веру. Будут пытаться заставить предать Вас могилы Ваших предков и память о них. Для того, чтобы забрать Вашу землю и сделать Вас рабами.
А сделать это куда проще, расселив Вас по муравейникам городов, разделив экранами компьютеров и смартфонов, заменив истинные эмоции и чувства виртуальными, навеки оторвав от корней и могил предков, от красоты родной земли.

Автор: Сергей Мачинский

В Мариуполе российские военные пекут хлеб для жителей города

Если к тебе, читатель, придет поисковик и протянет весточку из прошлого...
Помни. Твой дед погиб пацаном. Он успел малое в своей жизни. Он не успел слетать в космос или написать книгу. Он мало, что успел. Он успел только сделать твоего отца и поймать в грудь пулю. Пулю, которая не досталась тебе.
Да, да... Именно тебе!
Потому что иначе он бы вместе с тобой сгорел бы в концлагере...
И никто не знает - как бы этот лагерь назывался? Аушвиц? Балаково? Котельнич?
Не смотрите с ухмылкой на пацанов, одевающих дома камуфляж. Не стоит. Этот камуфляж - единственное звено между ними и нами. Не стоит нас понимать. Не надо.
Есть простые вещи в этом мире. Очень простые.
Я.
Ты.
А между нами ведро с костями твоего и моего деда. Нашего деда. Знаешь, читатель, я завидую им. Да, именно тем пацанам, чьи куски мы носим в мешках из-под сахара, каждую весну. Я завидую им. У них была жизнь. У нас, вроде бы, тоже есть. Бегаем за деньгами по городам и весям. Пыжимся, стараемся. Я бы хотел иметь смыслом жизни - поймать ту пулю, которая не достанется другому. Я идиот, правда? Да не стесняйтесь. Я - идиот. Я не хочу бегать за баблом. Мне надоело. Я устал выживать. Я хочу жить. Пусть хотя бы одну секунду....

А. Ивакин

13.08.1973 - 18.08.2020 гг.

Не зажечь свечи за здравие,
И нельзя в помин души,
Мне досталось испытание,
Быть ни мертвым, ни живым.

И взлетев в объятья вечности,
Словно птицы над рекой,
Мы в бою пропали без вести,
Не найдя в земле покой.

Мы не погибли, мы просто ушли,
Просто ушли в небеса,
На безымянных высотах земли
Наши слышны голоса.

Будут вечно наши матери
Ждать о нас любую весть,
Все, кто веры не утратили
В то, что мы на свете есть.

Неживые и непавшие
Не пришедшие с войны,
Просто без вести пропавшие
Сыновья своей страны.

Мы не погибли, мы просто ушли,
Просто ушли в небеса,
На безымянных высотах земли
Наши слышны голоса.

Тёплый дождь моросит весной,
Пряча слёзы в закат.
До утра в тишине ночной
Наши вдовы не спят.

Мы не погибли, мы просто ушли,
Просто ушли в небеса.
На безымянных высотах земли
Наши слышны голоса.

А. Вулых

#Память_Героям

Скульптурная композиция «Воины-освободители».

(г. Десногорск, Смоленская область).

Картина Василия Нестеренко "Непокорённый" нашла отклик в сердцах многих наших подписчиков.
Мы решили повторить её публикацию с наиболее часто встречающимся в интернете описанием к этой картине.

Картина «Непокоренный» посвящена защитнику Отечества, герою Великой Отечественной войны. Одна из немногих картин о войне, где персонажем становится не выдуманный, а настоящий герой Юрий Александрович Фомичев. Старый моряк вглядывается вдаль на берегу холодного океана, ветер развивает его бушлат, а он, в бескозырке, по-юношески стройный, стоит со сжатыми кулаками, вся грудь – в боевых наградах. Он сам себя называл «моряком, всю войну прошагавшим по земле». Бои под Сталинградом, участие в зимней операции под Орлом, Смоленщина, Белоруссия. Фомичев первым среди морских пехотинцев вошел в Минск.
«Всегда, когда трудно в России, моряки оставляли свои корабли и шли в бой. Если моряки что-то взяли, то не отдают. Хоть мертвые, но воюют» - говорил ветеран. Его колючий и твердый взгляд, запечатленный на картине, будто напутствует нам, ныне живущим: «Помните нас. Мы стояли за наше Отечество насмерть!»

Для всех очевидно, что это символ мужества и героизма русского народа, призыв к современникам быть всегда готовым защищать свою родину от врага.