Количество постов 1 721
Частота постов 161 час 55 минут
ER
44.96
Нет на рекламных биржах
Графики роста подписчиков
Лучшие посты
Сегодня музею сновидений Фрейда исполнилось 22 года. Год был непростой для нас, но мы счастливы, продолжаем двигаться вперед, и вместе, надеемся, с вами. Спасибо, что не забываете, приходите, пишите, что вы по-прежнему с нами.
ЮМОР
Фрейд различает юмор и остроумие. Однако в книге, посвящённой остроумию, несколько страниц отведено и юмору. Юмор здесь описывается экономически, как удовольствие, которое мы получаем при «сэкономленном» аффекте: мы смеёмся, пишет Фрейд, когда в ситуации, в которой мы ожидаем от человека, что он рассердится, будет жаловаться, огорчится, испугается и т. д., он вместо этого отшучивается. Ожидание сильного аффекта, которое оказалось обманутым, вызывает у нас юмористическое удовольствие. В качестве примера Фрейд приводит преступника, который, когда его ведут в понедельник на виселицу, заявляет: «Ну, вроде эта неделя начинается хорошо».
В юморе есть что-то освобождающее, так же, как и в остроумии. Но есть в нём и нечто грандиозное и воодушевляющее, что в остроумии и комизме отсутствует. Эта грандиозность заключается в торжестве нарциссизма, в уверенности Я, что с ним ничего не может случиться, что никакие бедствия не способны нанести ему урон и причинить вред – более того, что всё, происходящее в реальности, даёт повод для удовольствия. Это две важные черты юмора: торжество Я и торжество принципа удовольствия над принципом реальности. Если бы преступник сказал что-нибудь вроде: «Ну, моя смерть – это ещё не конец света. Этот мир прекрасно обойдётся и без меня», – его высказывание было бы мужественным, справедливым, но не юмористичным, поскольку исходило бы из принципа реальности.
Впрочем, – говорит Фрейд, – не все люди наделены юмористической установкой, это – драгоценное и редкостное дарование, а многим людям недостаёт даже способности, помогающей им вкусить юмористическое удовольствие.
Фрейд высказывает предположение, что юмористическая позиция возникает, когда психическая энергия переносится с нашего Я на Сверх-Я. Сверх-Я, наследник родительской инстанции, обращается с Я как с ребёнком, и при перераспределении психической энергии любые заботы Я могут показаться Сверх-Я крошечными. Так, в детстве мы переживали сильные волнения, которые сейчас могли бы вызвать у нас улыбку.
Сложно представить себе Сверх-Я в роли источника юмора, так как мы привыкли видеть в нём строгую, наказующую инстанцию. Но «если действительно именно Сверх-Я в ходе юмора с такой успокоительной любовью говорит с запуганным Я, то хотелось бы напомнить, что мы должны узнать о сути Сверх-Я ещё всякую всячину. … И, наконец, когда Сверх-Я с помощью юмора стремится утешить Я и защитить от страданий, этим оно не вступает в противоречие со своим происхождением от родительской инстанции».
***
Что почитать:
Фрейд З. Остроумие и его отношение к бессознательному
Фрейд З. Юмор
Фрейд различает юмор и остроумие. Однако в книге, посвящённой остроумию, несколько страниц отведено и юмору. Юмор здесь описывается экономически, как удовольствие, которое мы получаем при «сэкономленном» аффекте: мы смеёмся, пишет Фрейд, когда в ситуации, в которой мы ожидаем от человека, что он рассердится, будет жаловаться, огорчится, испугается и т. д., он вместо этого отшучивается. Ожидание сильного аффекта, которое оказалось обманутым, вызывает у нас юмористическое удовольствие. В качестве примера Фрейд приводит преступника, который, когда его ведут в понедельник на виселицу, заявляет: «Ну, вроде эта неделя начинается хорошо».
В юморе есть что-то освобождающее, так же, как и в остроумии. Но есть в нём и нечто грандиозное и воодушевляющее, что в остроумии и комизме отсутствует. Эта грандиозность заключается в торжестве нарциссизма, в уверенности Я, что с ним ничего не может случиться, что никакие бедствия не способны нанести ему урон и причинить вред – более того, что всё, происходящее в реальности, даёт повод для удовольствия. Это две важные черты юмора: торжество Я и торжество принципа удовольствия над принципом реальности. Если бы преступник сказал что-нибудь вроде: «Ну, моя смерть – это ещё не конец света. Этот мир прекрасно обойдётся и без меня», – его высказывание было бы мужественным, справедливым, но не юмористичным, поскольку исходило бы из принципа реальности.
Впрочем, – говорит Фрейд, – не все люди наделены юмористической установкой, это – драгоценное и редкостное дарование, а многим людям недостаёт даже способности, помогающей им вкусить юмористическое удовольствие.
Фрейд высказывает предположение, что юмористическая позиция возникает, когда психическая энергия переносится с нашего Я на Сверх-Я. Сверх-Я, наследник родительской инстанции, обращается с Я как с ребёнком, и при перераспределении психической энергии любые заботы Я могут показаться Сверх-Я крошечными. Так, в детстве мы переживали сильные волнения, которые сейчас могли бы вызвать у нас улыбку.
Сложно представить себе Сверх-Я в роли источника юмора, так как мы привыкли видеть в нём строгую, наказующую инстанцию. Но «если действительно именно Сверх-Я в ходе юмора с такой успокоительной любовью говорит с запуганным Я, то хотелось бы напомнить, что мы должны узнать о сути Сверх-Я ещё всякую всячину. … И, наконец, когда Сверх-Я с помощью юмора стремится утешить Я и защитить от страданий, этим оно не вступает в противоречие со своим происхождением от родительской инстанции».
***
Что почитать:
Фрейд З. Остроумие и его отношение к бессознательному
Фрейд З. Юмор
«Почему мы так ненавидим войну, вы и я и многие другие, почему мы не воспринимаем ее столь же естественно, как мы воспринимаем всякие иные досадные горести жизни? Ведь война как будто вытекает из самой природы вещей, имеет под собой твердую биологическую основу, и на практике ее едва ли можно избежать. Не ужасайтесь моей постановке вопроса. Для исследовательских целей, по-видимому, возможно натянуть на себя маску превосходства, которой мы не обладаем перед лицом действительности. Ответ же будет следующим: потому, что каждый человек имеет право на свою собственную жизнь, потому, что война уничтожает исполненные надежд человеческие жизни, ставит отдельного человека в самое унизительное положение, вынуждает его убивать других людей, чего он не хочет делать, война уничтожает огромные материальные ценности, результаты человеческого труда, да и многое другое. Равно как и то, что война в ее сегодняшнем виде не предоставляет больше возможности осуществить старые героические идеалы, а будущая война вследствие усовершенствования средств разрушения будет означать уничтожение одного или даже обоих противников.
…
Психические установки, на которые настраивает нас культурно-исторический процесс, вступают в самое кричащее противоречие с войной, и уже поэтому мы должны ненавидеть войну, мы просто не можем ее больше выносить, и в данном случае это уже не только интеллектуальное или эмоциональное отталкивание, у нас, пацифистов, война вызывает физическое отвращение, своего рода идиосинкразию в самой крайней форме. И в то же время кажется, что эстетическое безобразие войны подталкивает нас к ненависти почти в такой же степени, как и ее ужасы.
Как долго еще придется нам ждать, пока и другие также станут пацифистами? Этого нельзя предсказать, но, возможно, это не такая уж утопическая надежда, и под воздействием обоих факторов, влияния культуры и оправданного страха перед последствиями будущей войны, еще в обозримое время будет положен конец войнам. На каких путях или окольных дорогах это произойдет, мы не можем пока предвидеть. И все же мы осмеливаемся утверждать: все, что способствует культурному развитию, работает также и против войны».
З. Фрейд. Неизбежна ли война?
***
«Мне кажется, что роковой вопрос рода человеческого — это вопрос: удастся ли развитию культуры и в какой мере овладеть агрессивным и направленным на самоуничтожение человеческим влечением, нарушающим совместную жизнь людей? В этом отношении, быть может, именно современная эпоха заслуживает особого интереса. Ныне люди так далеко зашли в овладении силами природы, что с их помощью они легко могут уничтожить друг друга вплоть до последнего человека. Они знают это, отсюда — значительная доля их теперешнего беспокойства, их несчастья, их чувства страха».
З. Фрейд. Неудобства культуры
…
Психические установки, на которые настраивает нас культурно-исторический процесс, вступают в самое кричащее противоречие с войной, и уже поэтому мы должны ненавидеть войну, мы просто не можем ее больше выносить, и в данном случае это уже не только интеллектуальное или эмоциональное отталкивание, у нас, пацифистов, война вызывает физическое отвращение, своего рода идиосинкразию в самой крайней форме. И в то же время кажется, что эстетическое безобразие войны подталкивает нас к ненависти почти в такой же степени, как и ее ужасы.
Как долго еще придется нам ждать, пока и другие также станут пацифистами? Этого нельзя предсказать, но, возможно, это не такая уж утопическая надежда, и под воздействием обоих факторов, влияния культуры и оправданного страха перед последствиями будущей войны, еще в обозримое время будет положен конец войнам. На каких путях или окольных дорогах это произойдет, мы не можем пока предвидеть. И все же мы осмеливаемся утверждать: все, что способствует культурному развитию, работает также и против войны».
З. Фрейд. Неизбежна ли война?
***
«Мне кажется, что роковой вопрос рода человеческого — это вопрос: удастся ли развитию культуры и в какой мере овладеть агрессивным и направленным на самоуничтожение человеческим влечением, нарушающим совместную жизнь людей? В этом отношении, быть может, именно современная эпоха заслуживает особого интереса. Ныне люди так далеко зашли в овладении силами природы, что с их помощью они легко могут уничтожить друг друга вплоть до последнего человека. Они знают это, отсюда — значительная доля их теперешнего беспокойства, их несчастья, их чувства страха».
З. Фрейд. Неудобства культуры
С 7 сентября Музей сновидений Фрейда возобновляет свою работу после карантина. Для посещения музея необходимо записаться по телефону + 7 911 784 2117 ,время работы и начало экскурсионных сеансов остается прежнее:
вторник - 12:00, 13:15, 14:30, 15:45
суббота- 12:00, 13:15, 14:30, 15:45
воскресенье- 12:00, 13:15, 14:30, 15:45
Также напоминаем, что без маски вход в институт и музей запрещен.
вторник - 12:00, 13:15, 14:30, 15:45
суббота- 12:00, 13:15, 14:30, 15:45
воскресенье- 12:00, 13:15, 14:30, 15:45
Также напоминаем, что без маски вход в институт и музей запрещен.
ВЫБОР ОБЪЕКТА ЛЮБВИ
Согласно психоаналитической теории, объект любви появляется у ребёнка в связи с его переживаниями удовольствия. Первоначально эротические переживания удовольствия сопутствуют удовлетворению телесных потребностей – например, голода: ребёнок, знающий удовольствие от сосания груди, вскоре начинает сосать палец, что приносит ему удовольствие уже независимо от утоления голода. Соответственно, те люди, которые за ним ухаживают, заботятся о нём и его кормят, становятся для него первыми объектами любви.
Но помимо этого Фрейд с удивлением обнаруживает, что иногда люди выбирают объект любви не по прообразу кормящей и заботящейся матери, а по своему собственному. Эти два типа выбора любовного объекта у взрослых Фрейд называет соответственно примыкающим и нарциссическим. У человека, – говорит Фрейд, – есть два первоначальных объекта любви: он сам и заботящаяся о нём женщина.
Исходно у любого человека вся сила влечений направляется на собственное я, и уже затем часть влечений распространяется на другие объекты. Пример наибольшего перенесения силы влечений с собственного я на объект – состояние влюблённости.
По мнению Фрейда, любовь по примыкающему типу характерна в первую очередь для мужчин. Силу своего нарцизма они переносят на объект, что вызывает состояние сильной влюблённости, саморастворения в любви. Для женщин же, считает Фрейд, более характерна нарциссическая любовь – «особенно в том случае, когда в процессе своего развития женщина становится красивой». «Строго говоря, такие женщины любят только самих себя, причём так же сильно, как их любит мужчина. Они и нуждаются не в том, чтобы любить, а в том, чтобы быть любимой, и им нравятся мужчины, которые выполняют это условие». При этом Фрейд оговаривается, что женщины вполне могут любить и по «мужскому типу», то есть это разделение условно. Но добавляет, что «нарциссический тип женщин» имеет очень высокое значение, поскольку такие женщины привлекательны не только в силу того, что они обычно красивы, но и из-за особой притягательности, какой для нас обладает нарцизм:
«Нетрудно заметить, что нарцизм человека обладает большой притягательной силой для тех людей, которые полностью отказались от собственного нарцизма ради объектной любви; очарование ребёнка во многом основывается на его нарцизме, самодовольстве и недоступности, равно как и очарование некоторых животных, например кошек и крупных хищников, которых словно ничего не заботит… Мы словно завидуем тому, что они сохранили счастливое душевное состояние.., от которого мы сами давно уже отказались».
Оборотной стороной влюблённости в нарциссическую женщину оказываются сомнения в её любви и сетования на загадочность её души.
Интересен вопрос о том, почему вообще человек переносит часть своих влечений на другого, отказываясь пребывать в нарциссическом состоянии. Необходимость направлять влечения на объект появляется тогда, когда их сила достигает определённого предела: слишком большая сила влечений переживается как неудовольствие, и отсюда возникает необходимость выйти за пределы нарцизма и начать любить.
***
Что почитать:
З. Фрейд. О введении понятия «нарцизм» (1914)
Иллюстрации:
Кадры из кинофильма Ж.-Л. Годара «На последнем дыхании» (1959)
Согласно психоаналитической теории, объект любви появляется у ребёнка в связи с его переживаниями удовольствия. Первоначально эротические переживания удовольствия сопутствуют удовлетворению телесных потребностей – например, голода: ребёнок, знающий удовольствие от сосания груди, вскоре начинает сосать палец, что приносит ему удовольствие уже независимо от утоления голода. Соответственно, те люди, которые за ним ухаживают, заботятся о нём и его кормят, становятся для него первыми объектами любви.
Но помимо этого Фрейд с удивлением обнаруживает, что иногда люди выбирают объект любви не по прообразу кормящей и заботящейся матери, а по своему собственному. Эти два типа выбора любовного объекта у взрослых Фрейд называет соответственно примыкающим и нарциссическим. У человека, – говорит Фрейд, – есть два первоначальных объекта любви: он сам и заботящаяся о нём женщина.
Исходно у любого человека вся сила влечений направляется на собственное я, и уже затем часть влечений распространяется на другие объекты. Пример наибольшего перенесения силы влечений с собственного я на объект – состояние влюблённости.
По мнению Фрейда, любовь по примыкающему типу характерна в первую очередь для мужчин. Силу своего нарцизма они переносят на объект, что вызывает состояние сильной влюблённости, саморастворения в любви. Для женщин же, считает Фрейд, более характерна нарциссическая любовь – «особенно в том случае, когда в процессе своего развития женщина становится красивой». «Строго говоря, такие женщины любят только самих себя, причём так же сильно, как их любит мужчина. Они и нуждаются не в том, чтобы любить, а в том, чтобы быть любимой, и им нравятся мужчины, которые выполняют это условие». При этом Фрейд оговаривается, что женщины вполне могут любить и по «мужскому типу», то есть это разделение условно. Но добавляет, что «нарциссический тип женщин» имеет очень высокое значение, поскольку такие женщины привлекательны не только в силу того, что они обычно красивы, но и из-за особой притягательности, какой для нас обладает нарцизм:
«Нетрудно заметить, что нарцизм человека обладает большой притягательной силой для тех людей, которые полностью отказались от собственного нарцизма ради объектной любви; очарование ребёнка во многом основывается на его нарцизме, самодовольстве и недоступности, равно как и очарование некоторых животных, например кошек и крупных хищников, которых словно ничего не заботит… Мы словно завидуем тому, что они сохранили счастливое душевное состояние.., от которого мы сами давно уже отказались».
Оборотной стороной влюблённости в нарциссическую женщину оказываются сомнения в её любви и сетования на загадочность её души.
Интересен вопрос о том, почему вообще человек переносит часть своих влечений на другого, отказываясь пребывать в нарциссическом состоянии. Необходимость направлять влечения на объект появляется тогда, когда их сила достигает определённого предела: слишком большая сила влечений переживается как неудовольствие, и отсюда возникает необходимость выйти за пределы нарцизма и начать любить.
***
Что почитать:
З. Фрейд. О введении понятия «нарцизм» (1914)
Иллюстрации:
Кадры из кинофильма Ж.-Л. Годара «На последнем дыхании» (1959)
СВЕРХ-Я
«Вряд ли у нас найдётся что-нибудь другое, – говорит Фрейд, – что мы столь регулярно отделяли бы от своего Я и так легко противопоставляли бы ему, как совесть. Я замечаю склонность сделать что-то, что обещает мне наслаждение, но отказываюсь от этого на том основании, что моя совесть это не позволяет. Или, поддавшись сверхсильному стремлению к наслаждению, я позволил себе сделать что-то вопреки голосу своей совести, после чего совесть наказывает меня болезненными упрёками, заставляя раскаиваться в совершении этого действия».
Фрейд выделяет особую психическую инстанцию, за которой закрепляет две функции: самонаблюдения и совести – и называет эту инстанцию Сверх-Я. Откуда берётся Сверх-Я? У маленьких детей её нет, их стремление к получению удовольствия не сдерживается никакой внутренней силой. Поначалу эту задачу исполняет сила внешняя: авторитет родителей. Этот авторитет основан как на страхе перед возможным наказанием, так и на любви – точнее, на возможности эту любовь утратить, что само по себе представляется самым тяжёлым наказанием. Впоследствии «внешнее сдерживание становится внутренним и место родительской инстанции занимает Сверх-Я, которое точно так же наблюдает за Я, руководит им и угрожает ему, как раньше это делали родители в отношении ребёнка». Превращение внешней инстанции во внутреннюю становится возможным благодаря идентификации – важной и, вероятно, самой первой форме связи с другим человеком. Сверх-Я формируется в тот период жизни, когда родительские фигуры идеализируются ребёнком; впоследствии оно будет дополнятся примерами учителей, воспитателей и прочих авторитетных для человека лиц.
Помимо того, что Сверх-Я надзирает над нами, эта инстанция является также и носителем Я-идеала, то есть того идеального образа, с которым мы себя сравниваем, на который нам хотелось бы походить, который призывает нас к постоянному совершенствованию.
Согласно Фрейду, именно Сверх-Я оказывается «носителем традиции и неподвластных времени ценностей, передающихся таким путём от одного поколения к другому», поскольку родители и учителя, воспитывая ребёнка, следуют предписаниям собственного Сверх-Я.
Но, с другой стороны, Сверх-Я может оказаться и крайне неприятной для нашего Я инстанцией: при меланхолии, например, Сверх-Я «становится сверхстрогим, ругает, унижает, истязает бедное Я, заставляя его ожидать тяжелейших наказаний, упрекает его за давно прошедшие дела, которые когда-то воспринимались легко, как будто оно всё это время собирало обвинения и только выжидало своего часа, прироста своих сил, чтобы выступить с этими обвинениями и на их основании вынести приговор».
Однако, вспоминая Канта, говорившего про своё восхищение звёздным небом над головой и моральным законом внутри нас, Фрейд соглашается с тем, что небесные тела, безусловно, великолепны, а вот по поводу морального закона добавляет, что «здесь Бог потрудился не столь уж много и притом небрежно, потому что подавляющее большинство людей получило лишь в скромных размерах или едва ли не столько, что об этом не стоит и говорить».
***
Что почитать:
Фрейд З. Я и Оно
Фрейд З. Лекции по введению в психоанализ и Новый цикл
Иллюстрация: Адольф Вильям Бугро. Орест, преследуемый эриниями. 1862
«Вряд ли у нас найдётся что-нибудь другое, – говорит Фрейд, – что мы столь регулярно отделяли бы от своего Я и так легко противопоставляли бы ему, как совесть. Я замечаю склонность сделать что-то, что обещает мне наслаждение, но отказываюсь от этого на том основании, что моя совесть это не позволяет. Или, поддавшись сверхсильному стремлению к наслаждению, я позволил себе сделать что-то вопреки голосу своей совести, после чего совесть наказывает меня болезненными упрёками, заставляя раскаиваться в совершении этого действия».
Фрейд выделяет особую психическую инстанцию, за которой закрепляет две функции: самонаблюдения и совести – и называет эту инстанцию Сверх-Я. Откуда берётся Сверх-Я? У маленьких детей её нет, их стремление к получению удовольствия не сдерживается никакой внутренней силой. Поначалу эту задачу исполняет сила внешняя: авторитет родителей. Этот авторитет основан как на страхе перед возможным наказанием, так и на любви – точнее, на возможности эту любовь утратить, что само по себе представляется самым тяжёлым наказанием. Впоследствии «внешнее сдерживание становится внутренним и место родительской инстанции занимает Сверх-Я, которое точно так же наблюдает за Я, руководит им и угрожает ему, как раньше это делали родители в отношении ребёнка». Превращение внешней инстанции во внутреннюю становится возможным благодаря идентификации – важной и, вероятно, самой первой форме связи с другим человеком. Сверх-Я формируется в тот период жизни, когда родительские фигуры идеализируются ребёнком; впоследствии оно будет дополнятся примерами учителей, воспитателей и прочих авторитетных для человека лиц.
Помимо того, что Сверх-Я надзирает над нами, эта инстанция является также и носителем Я-идеала, то есть того идеального образа, с которым мы себя сравниваем, на который нам хотелось бы походить, который призывает нас к постоянному совершенствованию.
Согласно Фрейду, именно Сверх-Я оказывается «носителем традиции и неподвластных времени ценностей, передающихся таким путём от одного поколения к другому», поскольку родители и учителя, воспитывая ребёнка, следуют предписаниям собственного Сверх-Я.
Но, с другой стороны, Сверх-Я может оказаться и крайне неприятной для нашего Я инстанцией: при меланхолии, например, Сверх-Я «становится сверхстрогим, ругает, унижает, истязает бедное Я, заставляя его ожидать тяжелейших наказаний, упрекает его за давно прошедшие дела, которые когда-то воспринимались легко, как будто оно всё это время собирало обвинения и только выжидало своего часа, прироста своих сил, чтобы выступить с этими обвинениями и на их основании вынести приговор».
Однако, вспоминая Канта, говорившего про своё восхищение звёздным небом над головой и моральным законом внутри нас, Фрейд соглашается с тем, что небесные тела, безусловно, великолепны, а вот по поводу морального закона добавляет, что «здесь Бог потрудился не столь уж много и притом небрежно, потому что подавляющее большинство людей получило лишь в скромных размерах или едва ли не столько, что об этом не стоит и говорить».
***
Что почитать:
Фрейд З. Я и Оно
Фрейд З. Лекции по введению в психоанализ и Новый цикл
Иллюстрация: Адольф Вильям Бугро. Орест, преследуемый эриниями. 1862
Новинка на книжной полке - Николя Абрахам "Время, ритм и бессознательное".
Помните, что в распространением и рассылкой книг занимается только [id452168|Екатерина Синцова]. Если вы получили сообщение от других лиц об оплате или доставке - это мошенники. Книги можно заказать через кнопку товары.
Аннотация:
Данная книга впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством самобытного и влиятельного психоаналитика Николя Абрахама, создавшего свою оригинальную теорию, основываясь на трудах Фрейда, Ференци и Гуссерля. Теории крипты, анасемии, фантомов оказались необычайно важными для Жака Деррида и формирования деконструктивного психоанализа. Текст Николя Абрахама посвящен вопросам ритма и времени, бессознательного и поэтики. Текст интересен как для развития психоаналитической эстетики, так и психоаналитической клиники. Текст Николя Абрахама сопровождается предисловием Виктора Мазина и статьей переводчицы текста Вероники Беркутовой «Феномен ритма сквозь призму наук о духе».
Помните, что в распространением и рассылкой книг занимается только [id452168|Екатерина Синцова]. Если вы получили сообщение от других лиц об оплате или доставке - это мошенники. Книги можно заказать через кнопку товары.
Аннотация:
Данная книга впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством самобытного и влиятельного психоаналитика Николя Абрахама, создавшего свою оригинальную теорию, основываясь на трудах Фрейда, Ференци и Гуссерля. Теории крипты, анасемии, фантомов оказались необычайно важными для Жака Деррида и формирования деконструктивного психоанализа. Текст Николя Абрахама посвящен вопросам ритма и времени, бессознательного и поэтики. Текст интересен как для развития психоаналитической эстетики, так и психоаналитической клиники. Текст Николя Абрахама сопровождается предисловием Виктора Мазина и статьей переводчицы текста Вероники Беркутовой «Феномен ритма сквозь призму наук о духе».
СГУЩЕНИЕ И СМЕЩЕНИЕ
Сгущение и смещение Фрейд называет двумя процессами, образующими сновидение.
«Искажение по сути дела и есть работа сновидения, – пишет Виктор Мазин. – Парадокс в том, что искажение – это созидание, производство формы сновидения. Искажающая работа заключается в драматизации событий; иначе говоря, в переводе мыслей в изображения». Формирование сновидения – это одновременно и создание образов сновидения, и искажение стоящих за ними мыслей. Поэтому, пишет Фрейд, мы впадём в заблуждение, если захотим читать образы сновидений буквально:
«Представим себе, что перед нами ребус: дом, на крыше которого лодка, потом отдельные буквы, затем бегущий человек, вместо головы которого нарисован апостроф, и пр. На первый взгляд нам хочется назвать бессмысленной и эту картину, и ее отдельные элементы. Лодку не ставят на крышу дома, а человек без головы не может бегать; кроме того, человек на картинке выше дома, а если вся она должна изображать ландшафт, то причем же тут буквы, которых мы не видим в природе. Правильное рассмотрение ребуса получается лишь в том случае, если мы не предъявим таких требований ко всему целому и к его отдельным частям, а постараемся заменить каждый его элемент слогом или словом, находящимся в каком либо взаимоотношении с изображенным предметом. Слова, получаемые при этом, уже не абсурдны, а могут в своем соединении воплощать прекраснейшее и глубокомысленнейшее изречение. Таким ребусом является и сновидение…»
О процессе сгущения Фрейд говорит как о «неутомимом»: сновидение очень лаконично по сравнению с тем объёмом и богатством мыслей, стоящим за его образами. «В сущности, никогда нельзя быть уверенным, что мы вполне истолковали сновидение: даже в том случае, когда толкование вполне удовлетворяет нас и, по-видимому, не имеет никаких пробелов, остаётся всё же возможность, что то же самое сновидение имеет ещё и другой смысл».
Работа смещения приводит к тому, что «элементы, выделяющиеся в сновидении в качестве существенных составных его частей, отнюдь не играют той же самой роли в мыслях, скрывающихся за сновидением». И наоборот: существенные элементы «представлены в явном сновидении лишь легкими косвенными намеками».
Кроме этого, Фрейд замечает, что содержание каждого сновидения оказывается связанным с предшествовавшими сну дневными впечатлениями, обычно совершенно безразличными. Для объяснения этого Фрейд использует слово «перенос», которое мы привыкли слышать в несколько ином контексте. Бессознательное желание как таковое не может стать объектом нашего восприятия. Поэтому оно соединяется с невинным предсознательным представлением, перенося на него свою интенсивность, и прикрывается им. Свежие впечатления, которые мы оставили без внимания в силу их индифферентности, подходят для этой цели лучше всего, поскольку они не нагружены никакими ассоциациями – и потому, что они ещё свежие, и потому, что они остались для нас достаточно безразличными. Ведь те представления, у которых уже сложились прочные ассоциативные связи в каком-то направлении, с трудом вступают в новые ассоциации.
***
Что почитать:
З. Фрейд. Толкование сновидений
В. Мазин. Онейрокритика Лакана
В. Мазин. Онейрография: Призраки и Сновидения
Иллюстрация:
Таня Ахметгалиева. Стадия куколки.
Сгущение и смещение Фрейд называет двумя процессами, образующими сновидение.
«Искажение по сути дела и есть работа сновидения, – пишет Виктор Мазин. – Парадокс в том, что искажение – это созидание, производство формы сновидения. Искажающая работа заключается в драматизации событий; иначе говоря, в переводе мыслей в изображения». Формирование сновидения – это одновременно и создание образов сновидения, и искажение стоящих за ними мыслей. Поэтому, пишет Фрейд, мы впадём в заблуждение, если захотим читать образы сновидений буквально:
«Представим себе, что перед нами ребус: дом, на крыше которого лодка, потом отдельные буквы, затем бегущий человек, вместо головы которого нарисован апостроф, и пр. На первый взгляд нам хочется назвать бессмысленной и эту картину, и ее отдельные элементы. Лодку не ставят на крышу дома, а человек без головы не может бегать; кроме того, человек на картинке выше дома, а если вся она должна изображать ландшафт, то причем же тут буквы, которых мы не видим в природе. Правильное рассмотрение ребуса получается лишь в том случае, если мы не предъявим таких требований ко всему целому и к его отдельным частям, а постараемся заменить каждый его элемент слогом или словом, находящимся в каком либо взаимоотношении с изображенным предметом. Слова, получаемые при этом, уже не абсурдны, а могут в своем соединении воплощать прекраснейшее и глубокомысленнейшее изречение. Таким ребусом является и сновидение…»
О процессе сгущения Фрейд говорит как о «неутомимом»: сновидение очень лаконично по сравнению с тем объёмом и богатством мыслей, стоящим за его образами. «В сущности, никогда нельзя быть уверенным, что мы вполне истолковали сновидение: даже в том случае, когда толкование вполне удовлетворяет нас и, по-видимому, не имеет никаких пробелов, остаётся всё же возможность, что то же самое сновидение имеет ещё и другой смысл».
Работа смещения приводит к тому, что «элементы, выделяющиеся в сновидении в качестве существенных составных его частей, отнюдь не играют той же самой роли в мыслях, скрывающихся за сновидением». И наоборот: существенные элементы «представлены в явном сновидении лишь легкими косвенными намеками».
Кроме этого, Фрейд замечает, что содержание каждого сновидения оказывается связанным с предшествовавшими сну дневными впечатлениями, обычно совершенно безразличными. Для объяснения этого Фрейд использует слово «перенос», которое мы привыкли слышать в несколько ином контексте. Бессознательное желание как таковое не может стать объектом нашего восприятия. Поэтому оно соединяется с невинным предсознательным представлением, перенося на него свою интенсивность, и прикрывается им. Свежие впечатления, которые мы оставили без внимания в силу их индифферентности, подходят для этой цели лучше всего, поскольку они не нагружены никакими ассоциациями – и потому, что они ещё свежие, и потому, что они остались для нас достаточно безразличными. Ведь те представления, у которых уже сложились прочные ассоциативные связи в каком-то направлении, с трудом вступают в новые ассоциации.
***
Что почитать:
З. Фрейд. Толкование сновидений
В. Мазин. Онейрокритика Лакана
В. Мазин. Онейрография: Призраки и Сновидения
Иллюстрация:
Таня Ахметгалиева. Стадия куколки.
ФРЕЙД И ЛИТЕРАТУРА
В психоанализе есть только «слова, слова, слова», – говорит Фрейд, цитируя «Гамлета».
Литература занимала в его жизни совершенно особое место. Гомера, Шекспира и Гёте Фрейд начал читать с восьми лет. Когда Фрейд заканчивает гимназию, художественное сочинение Гёте «Природа» определяет его выбор профессии. Фрейд читает на древнегреческом и на латыни, на английском, итальянском, испанском, французском. И читать художественную литературу он не перестаёт даже тогда, когда всё его время, казалось бы, поглощает работа над книгами и статьями, подготовка к лекциям, работа с пациентами. В 1930 году Фрейд получает одну из самых почётных литературных наград в немецкоязычной литературе: премию имени Гёте, которая присуждается ему и за его заслуги как учёного, и за его писательское мастерство.
Образцы душевных процессов он, разумеется, находит у классиков: «Царь Эдип» Софокла становится для Фрейда сценарием отношений ребёнка к своим родителям. В письме своему другу Вильгельму Флиссу он пишет:
«Меня посетила одна очень важная идея. Я обнаружил любовь к матери и ревность к отцу и в моем собственном случае и теперь полагаю, что это универсальный феномен раннего детства … Если это действительно так, то удивительная власть царя Эдипа становится понятна … Каждый человек однажды бывал кем-то вроде Эдипа в своих фантазиях, но их несовместимость с реальностью заставляет всякого в ужасе отвергать такие мысли, со всей силой вытеснения, отделяющей период детства от остальной жизни».
Свою теорию вытеснения и возвращения вытесненного он обнаруживает в романе Вильгельма Йенсена «Градива». Э. Т. А. Гофман даёт Фрейду превосходную возможность разобраться в том, что такое «жуткое». А Ницше он и вовсе не решается брать в руки, полагая, что тот приходит к тем же выводам, что и психоанализ, только с совершенно другой стороны.
«Нет ничего удивительного в том, что в любой книге Фрейда ссылок на Шекспира и Шиллера, Гёте и Софокла несопоставимо больше, чем на труды психиатров, невропатологов, сексологов и физиологов. … Нет ничего удивительного и в том, что, переезжая из своего венского дома в дом лондонский в чёрные времена фашизма, он берёт с собой на новое место жительства не научную часть библиотеки, а всемирную литературу», – пишет создатель Музея сновидений Фрейда Виктор Мазин.
Влияние литературы на психоанализ – не одностороннее. Психоанализ важен для изучения литературы – так же, как он важен и для изучения других гуманитарных дисциплин. Фрейд, понимая важность своих открытий, отнюдь не собирался ограничивать применение психоанализа – который он называл третьей научной революцией – исключительно клинической работой. Психоанализ, по его словам, «может стать необходимым для всех наук, которые занимаются историей возникновения человеческой культуры и её великих институтов – искусства, религии и общественного устройства. Я думаю, что уже к настоящему времени он оказал этим наукам значительную помощь в решении их проблем, но это – всего лишь небольшой вклад по сравнению с тем, чего можно будет достичь, когда учёные, занимающиеся историей культуры, психологией религии, языковеды и т. д. научатся самостоятельно обращаться с предоставленным в их распоряжение новым средством исследования. Использование анализа для терапии неврозов является лишь одним из возможных его применений; быть может, будущее покажет, что оно не является самым важным. Во всяком случае было бы несправедливо ради одной области применения жертвовать всеми другими…»
Что почитать:
Софокл. Царь Эдип
И. В. фон Гёте. Природа
Э.Т.А. Гофман. Эликсиры Сатаны
В. Йенсен. Градива
В психоанализе есть только «слова, слова, слова», – говорит Фрейд, цитируя «Гамлета».
Литература занимала в его жизни совершенно особое место. Гомера, Шекспира и Гёте Фрейд начал читать с восьми лет. Когда Фрейд заканчивает гимназию, художественное сочинение Гёте «Природа» определяет его выбор профессии. Фрейд читает на древнегреческом и на латыни, на английском, итальянском, испанском, французском. И читать художественную литературу он не перестаёт даже тогда, когда всё его время, казалось бы, поглощает работа над книгами и статьями, подготовка к лекциям, работа с пациентами. В 1930 году Фрейд получает одну из самых почётных литературных наград в немецкоязычной литературе: премию имени Гёте, которая присуждается ему и за его заслуги как учёного, и за его писательское мастерство.
Образцы душевных процессов он, разумеется, находит у классиков: «Царь Эдип» Софокла становится для Фрейда сценарием отношений ребёнка к своим родителям. В письме своему другу Вильгельму Флиссу он пишет:
«Меня посетила одна очень важная идея. Я обнаружил любовь к матери и ревность к отцу и в моем собственном случае и теперь полагаю, что это универсальный феномен раннего детства … Если это действительно так, то удивительная власть царя Эдипа становится понятна … Каждый человек однажды бывал кем-то вроде Эдипа в своих фантазиях, но их несовместимость с реальностью заставляет всякого в ужасе отвергать такие мысли, со всей силой вытеснения, отделяющей период детства от остальной жизни».
Свою теорию вытеснения и возвращения вытесненного он обнаруживает в романе Вильгельма Йенсена «Градива». Э. Т. А. Гофман даёт Фрейду превосходную возможность разобраться в том, что такое «жуткое». А Ницше он и вовсе не решается брать в руки, полагая, что тот приходит к тем же выводам, что и психоанализ, только с совершенно другой стороны.
«Нет ничего удивительного в том, что в любой книге Фрейда ссылок на Шекспира и Шиллера, Гёте и Софокла несопоставимо больше, чем на труды психиатров, невропатологов, сексологов и физиологов. … Нет ничего удивительного и в том, что, переезжая из своего венского дома в дом лондонский в чёрные времена фашизма, он берёт с собой на новое место жительства не научную часть библиотеки, а всемирную литературу», – пишет создатель Музея сновидений Фрейда Виктор Мазин.
Влияние литературы на психоанализ – не одностороннее. Психоанализ важен для изучения литературы – так же, как он важен и для изучения других гуманитарных дисциплин. Фрейд, понимая важность своих открытий, отнюдь не собирался ограничивать применение психоанализа – который он называл третьей научной революцией – исключительно клинической работой. Психоанализ, по его словам, «может стать необходимым для всех наук, которые занимаются историей возникновения человеческой культуры и её великих институтов – искусства, религии и общественного устройства. Я думаю, что уже к настоящему времени он оказал этим наукам значительную помощь в решении их проблем, но это – всего лишь небольшой вклад по сравнению с тем, чего можно будет достичь, когда учёные, занимающиеся историей культуры, психологией религии, языковеды и т. д. научатся самостоятельно обращаться с предоставленным в их распоряжение новым средством исследования. Использование анализа для терапии неврозов является лишь одним из возможных его применений; быть может, будущее покажет, что оно не является самым важным. Во всяком случае было бы несправедливо ради одной области применения жертвовать всеми другими…»
Что почитать:
Софокл. Царь Эдип
И. В. фон Гёте. Природа
Э.Т.А. Гофман. Эликсиры Сатаны
В. Йенсен. Градива