Статистика ВК сообщества "«Хлеб из прежних времен»"

Весной наш домик по обыкновению тонул в белой пене яблоневых веток. Настойчиво пробиваясь сквозь щели в стенах, лучи дрожали на потолке, а затем длинными тонкими полосами расстилались по полу.
Весенний вечер тихо таял и переходил в ночь, в тёплом воздухе пахло резедой и немного липой; отдавало костром и речной сыростью.

Черемуха, растущая неподалеку, много дней кряду разносила свое благоухание по всей округе, одурманивая местных жителей.
Приятное на слух жужжание пчелы, благодатный воздух, который только-только начинал прогреваться после затяжных, студеных и пасмурных дней, - все оказывало свое действие: мы клевали носом, разомлевшие после плотного обеда и резвых игр на реке. Соседский щенок Кузя то тявкал на пестрых бабочек, то изредка охотился за землеройками, а после, не найдя иного занятия, решал прикорнуть, уютно опустив разгоряченную голову на колени, пестревшие ссадинами. Коровы лежали брюхом на траве и, мигая тяжёлыми веками, медленно пережевывали сорванную провизию.

Утром ребятня снова просыпалась от жаркого солнца, нагревавшего белые стены.
Уже совсем пробудившаяся природа была свежа и кипела жизнью. В каждом сердце звенела песенка, а будь обладатель помоложе - песня изливалась из его маленьких уст. Так миновало множество дивных дней, оставивших в моей памяти светлые воспоминания и немного пищи для рассказов.

Да только никак не покидает меня чистый и светлый образ детства, когда сверху донизу затопленные солнцем дни сменялись смурным небом, помаргивающим дождями. То был прохладный, серый рассвет. По мере того как белела холодная серая мгла, звуки росли и множились. Золотые полосы пшеницы не меркли, но утихали, и шелест их сменялся благостной тишиной. Эти мгновения вызывали такую внезапную и застенчивую любовь к России, что спустя много лет, приезжая в эти края, я все еще чувствую сокровенную тайну этих мест.

Петь песни, лежа на возу и глядя в небо. Укрываться от полдневного зноя в темном уголке сада. Перелистывать тяжелые, исчерченные временем томики русских народных сказок. Раз за разом пересматривать советские фильмы за маленьким телевизором о селе Малиновке, кубанских казаках и вольной жизни, потому что всё это сродни разговору с приятным прошлым, где каждое мгновение нашей жизни запечатывается сургучом и бережно хранится до поры до времени.

—[id141996620|Таня Мазилова]

Все началось с перемены погоды. Небо было задернуто золотисто-молочной тканью, когда вечер стал постепенно угасать. Улица дышала теплом и влагой. И то были прекрасные мгновения, потому что за ними следовала дивная история нашего пребывания в месте, где козий сыр становился произведением искусства; где дружелюбные люди вели размеренную жизнь и были лишены привычек бежать и нервничать; где каждый чувствовал, что наконец нашел то, что искал всю свою сознательную жизнь.
На этот раз сия южная жизнь предстала перед нами совсем иной. Теперь места, способные заставить восхититься и влюбиться, должны были стать нашим домом, и, честно сказать, мы оба испытывали некоторые опасения, но при этом были очень воодушевлены.
Волнение клокотало, заставляло временами неподвижно наблюдать за кинематографичными уличными сценами, но даже между собою говорить мы об этом не решались, дабы не спугнуть саму тайну. Однако не так уж трудно менять жизнь, когда тебе слегка за двадцать.

Одуряющее благоухание этих мест давало о себе знать. И в тот момент мы как будто получили дозу стопроцентного оптимизма, тогда наши страхи и опасения вмиг рассеялись и обратились к вещам совершенно земным - в частности, к наполненному свежими ароматами обеду.
Было довольно тепло, чтобы есть на улице, и мы не упускали возможностей полакомиться местными блюдами в соединении с дивными запахами, исходящими из местных кухонек. Мы решили заглянуть в ресторанчик неподалеку от места, где нынче остановились. Удобные скрипучие стулья и немного хромоногие столы чуть бликовали на отливающем солнце, а терракотовая черепица и без того яркого оттенка теперь полыхала настоящим пламенем.
По правде сказать, мы всегда на подсознательном уровне любили и трепетно оберегали от посторонних глаз маленькие, диковинные места, далекие от желания получить мишленовскую звезду. Это были небольшие кафе, которые легко можно было назвать "моим" или "нашим"; не для изощренных посетителей, а для людей простых, неусложненных - тех, кто носит джинсовый комбинезон поверх большой хлопковой рубашки и не знает, какое на дворе число. Никаких лихорадочных ремонтов, разукрашенных блюд в меню. Это были простые, традиционные блюда и лаконичная винная карта. Те самые блюда, которые готовили без спешки и с душой.

Здесь легко обнаружить, что к обеду местные относились серьезно, покуда уже к двум часам улочки начинали пустовать, а кафе доверху наполнялись проголодавшимися ценителями. Движение на сельских дорогах заметно сокращалось, а за столами нередко собиралось два, а то и три поколения. Да и запруженные туристами улицы уже не казались такими густонаселенными. Прием пищи был неспешен, оттого мог затянуться на три часа. И такой медлительный подход жизни скоро давал нам понять, отчего или благодаря чему провансальцы были значительно более вежливы чем все, кого мы знали до сей поры. Рукопожатия, многозначительные взгляды и поцелуи в обе щеки считались непременно обязательными, даже если вы встречались по два раза на дню.

Сидя на террасе с бокалом vin rose, каждый из нас, полагаю, размышлял о простом: как же случилось, что мы так быстро отказались от хрустящих шагов толпы по мерзлым мостовым и променяли север на апельсиновые деревья и кудахтанье кур на заднем дворе?

Сиеста стала одной из важных частей нашей жизни. До обеда мы по обыкновению занимались тем, что наполняло наши души и давало дальнейшую пищу для размышлений. Нерешительные и медленные звуки рояля просачивались в дом с соседней веранды, а за окном лениво шелестели каштаны, колеблемые ветром.
А тени раскидистых деревьев укрывали меня за дубовым столом, чтобы позволить написать очередную историю о прошедшем дне и собрать по крупицам одну повесть о лете.
Ночь постепенно угасала, наступал зыбкий серый предрассветный час, и новый день наполнялся очередными приключениями с запахами базилика, шафрана и орегано. Некоторые забегаловки не закрывались даже ночью, давая местным жителям вдоволь наговориться.
Тем утром мы арендовали небольшой мопед, чтобы кататься на нем на местные рынки, полные ценителей и экспертов. Если прийти сюда довольно рано, около шести, закупиться можно вдоволь. Вырастив своими руками овощи, фрукты, зелень, продавцы дают вам возможность увидеть все то, что вы собираетесь съесть, без украшательств. Они гордятся плодами своих трудов - и ароматными персиками, и пучками тимьяна, и тугими, душистыми томатами. Продаются здесь также и сыры - разного рода и на любой зуб. Женщина за одним из таких прилавков полчаса с лихвой рассказывала нам обо всех тонкостях в выборе сыра под местные вина. Бог ты мой! Столько красок и эмоций на лице одного человека от рассказа о чем-то обыденном мы не видели никогда!
Есть здесь и всевозможные джемы к утренней выпечке, и душистые бутылочки оливкового масла. Бродить среди кушаний занятие не из простых, ведь вас начинает мучить жажда. Потому рядом организаторы ставят бар, совсем простенький и небольшой, но этого вполне хватает, дабы подкрепиться и продолжить поиски провианта.
Примерно к семи вечера рынок начинает чуть пустеть и напоминать расползшийся муравейник. Люди купили что хотели, а потому пришло время перекусить - конечно, выпить вина, съесть пару кусочков сыра, колбасы или чего-то из только что приобретенного. Настроение у всех превосходное, ведь жара спадает, и вечер радует приятной прохладой. Никто не торопится уходить по домам. Никто вообще никуда не торопится, люди просто наслаждаются самим моментом пребывания в таком месте. Весь вечер превращается не в нудную обязанность, а в приятный досуг.

Мы еще некоторое время наблюдаем за происходящим: за тем, как итальянцы умудряются даже между собою общаться не столько губами, сколько жестами, так ярко передающими все оттенки их чувств!


С тех пор прошло много времени, а мы не можем отказать себе в удовольствии время от времени обращаться мыслями в прошлое и сравнивать его с нынешней реальностью. Ведь все, что происходит с нами и по сей день, пропитано духом наслаждения и легким запахом винограда.

[id141996620|Таня Мазилова]

Мы стояли на пароме, преисполненные странной радости, покачиваясь в такт грузному судну. Город заволокло дымчатым саваном, так что отсюда его было не рассмотреть. Вокруг настойчиво пахло жухлыми листьями и костром.
Лишайники в лесу неподалёку бережно укрыло росой.

Неспеша брели мы по хрустящим, опавшим веткам, а по плечу откуда-то сверху то и дело бил желудь.

Колокольчик на утлой дверце нервно задребезжал.
Казалось, самый воздух стал другим, вобрав в себя весь колорит местных жителей. Это был один-единственный паб на всю округу. Только здесь каждый вечер запах влаги и мокрых курток разбавляли мелодии потертого винила с томным голосом Бейкера, Коула, Эллы Фицджеральд, чьи песни давали покой плутающим и давно заблудшим душам.

Чуть в этих краях появлялся приезжий, местные тут же примечали чужака издали. Кряжистые моряки заходили насладиться чашкой иссиня-черного, чертовски хорошего кофе в уютно-приглушённом домике, где стены сплошь и рядом были увешаны тряпьем, сетями и потертыми картинами; создавалось впечатление, будто все помещение насквозь провоняло рыбой, снастями и сигарами, брошенными в темень дворов завсегдатаями, целые вечера проводившими над унылыми стаканами. То и дело потирали они усталые, изнуренные временем и плаванием лбы.
Худые лица и выступающие скулы выдавали в некоторых из них приверженцев и вечных рабов моря. Это были незримые следы тех испытаний, что пришлось повидать за время постоянной качки по волнам стихии.

Наблюдая за этой обстановкой, я и не заметила, как впала в блаженно-ностальгическую кому.
Сомневаюсь, жила ли я когда-то так полно, остро и напряженно, как теперь, находясь среди этой бледной мороси и слизи. И вряд ли такое повторится вновь.

[club151379558|Таня Мазилова]

Снедающая нас рутина порой берет верх. Мы мчимся далеко-далеко в надежде найти что-то новое, легкое, что-то, что наверняка преобразило бы нашу жизнь.
То же произошло и с нами. Мы уехали и поселились в небольшом белом доме с голубыми ставнями. Кухонная утварь была полна керамики ручной работы, изысканных, но простых столовых приборов.
Едва ли можно передать словами владевшие нами чувства. Это был, пожалуй, неистовый восторг от перемен, а восторг не укладывается в слова.

Долины и луга нежились в солнечном сиянии; небо отдавало лазурью, в отдалении синело море. Окна соседских домов выходили на пышные виноградники.
Поутру мы надевали легкие льняные рубашки, закатывая объемные рукава по самые локти. Поверх накидывались джинсовые комбинезоны, и мы отправлялись исследовать новые места. Утром одевание занимало, казалось, не более тридцати секунд.

Завтракали мы свежими сочными дынями и старались переделать все домашние дела до наступления жары. После полудня в этих краях вдруг наступала тишина: у местных, обрабатывающих цветущие виноградники, наступал ланч, который те проводили на уютных террасах собственных домов. Они ели простую пищу, щедро политую растопленным сливочным маслом, а после опустошали тарелки при помощи упругого и пышного багета, купленного в старой хлебопекарне.
Для нас больше и не существовало иной жизни. Наручные часы давно ютились в ящике стола, мы без конца забывали, какое сегодня число и день недели - нас это больше не волновало.


Воскресным утром жители спешили на рынок за сочными овощами, перекидывая через изящные загорелые предплечья корзинки. Площадь сплошь и рядом была забита фургончиками, прицеп которых набух от провианта. Прилавки из самодельных ящиков были полны ароматных пучков базилика, подносов с яркими персиками, зелёных, переливающихся в лучах утреннего солнца, бутылочек оливкового масла. Пахло корицей и шафраном. Это была настоящая феерия жизни. Покупка продуктов для каждого из местных жителей превращалась в настоящее искусство: игра мимики, пышность жестов в сочетании с окружающей атмосферой создавали для наших глаз ликующее празднество. Они торговались, быстро трясли указательными пальцами, чтобы показать, что собеседник категорически не прав и совершенно не осведомлен в обсуждаемом вами вопросе.

Уроженок этих мест легко было узнать среди людей, которых забросил сюда туристический интерес: они неторопливо шагали между рядами, то и дело останавливаясь у светлых ящичков. Перед тем, как купить товар, они непременно вступали с ним в физический контакт: подозрительно нюхали томаты, терли между пальцами тонкие стручки фасоли, перебирали меж пальцами струящийся рис, пробовали на зуб сыры, подвергали пушистую зелень тщательному осмотру, и, если что-то их не устраивало, отходили с видом оскорбленной добродетели - какой ужас! И желание испытать удовольствие от прикосновений касалось не только продуктов.

Страсть и дружелюбие итальянцев не знала границ. Нам потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к местным обычаям, ведь нас воспитывали несколько иначе. С ранних лет мы учились уважать личное пространство других людей, а объятиями одаривали лишь закадычных друзей или кровных родственников, не говоря уже о всякого рода поцелуях. Однако приветливость здешних обитателей не ведала ни о каких маломальских личных рубежах.
Встреча двух хоть немного знакомых между собой людей обязательно сопровождалась по меньшей мере рукопожатием. Если рука оказывалась масляной после сладострастного приема пищи, вам обязательно подавали мизинец, локоть или плечо.

Порой нас весьма забавляли дорожные происшествия, связанные с сердечным приветствием старых приятелей. Каждый считал своим долгом высунуться из окна и не просто энергично пожать друг другу руку, как это делали порою в наших краях. Они непременно одаривали друг друга поцелуями, независимо от принадлежности к тому или иному полу, щипали друг друга за щёки и бурно хватали за плечи. А разговор в обязательном порядке сопровождался разного рода жестикуляцией, за которой, казалось, едва ли можно было уследить. После десятиминутного разговора все вещи, которым следовало оставаться на земле неподалеку, чтобы ненароком не помешать, быстро брались в охапку, и говорившие тут растворялись.
Так мы проводили прекрасные вечера в августовских пробках, наблюдая с замирающим дыханием за всем происходящим.
То и дело подмечая забавные мелочи повседневной жизни нашей и нескольких деревень неподалеку, мы начисто забыли о путешествиях и поиске новизны. Здесь мы, наконец, обрели дом и, несмотря на веселую суету, настоящий покой.

Трудно сейчас передать, как все это было для нас интересно. Когда вы сталкиваетесь с чем-либо столь необычайным, захватывающим, изумительным, некий трепет и вместе с тем ликование охватывает вас с головы до пят.
Мы не в силах были оторвать изумленного взгляда, губы у нас то и дело сохли, а дыхание прерывалось.

Надвигался вечер - мирный, тихий вечер, лучезарно ясный, исполненный блаженной неги. В воздухе пряной дымкой витал аромат вина, тимьяна и свежеиспеченного хлеба с миндалем.
Порой у нас гостили приятели. И, уезжая с облупленными носами и тоской в сердце, они давали зарок вернуться сюда вновь. А мы уже и не думали трогаться с этих мест, потому что здесь прочно осели наши души.

—[id141996620|Таня Мазилова]

С днем рождения, «Хлеб..»🤍

«Писательство - работа одинокая. И если есть кто-то, кто в тебя верит, - это уже очень много. Тому, кто верит, не надо произносить речей. Он верит - этого достаточно».
- Стивен Кинг, «Как писать книги»

Появляться урывками, перебежками стало какой-то незримой традицией последних лет.

Пять лет назад я и не мыслила о рождающемся глубоко внутри порыве творчества. Просто писала, потому что красоту нужно облечь во что-то и отдать, чтобы она тебя не разъела.

Так я стала делиться рожденными «письмами» в маленькой, тихой группе, где были слышны только певчие цикады. Но место росло и обретало собственную атмосферу, обойдя стороной копирование и исключение авторства.

Мама увещевала, мол, Тань, тексты просто так не копируют. Значит, есть в этих историях что-то, что людей цепляет, что дает им прожить собственные воспоминания сызнова; что питает их и приковывает их внимание. Они им верят.

По прошествии времени многое забывается. Отошло куда-то на задний план и это, а после и вовсе позабылось, оставив за собою приятную грусть и принятие себя как полноценного автора.

После каждых опубликованных постов я думала над стилем своего повествования.
Обратная связь являлась в разном обличье, была приветливой, а временами - не очень. Группа слыла подобием пластилина, который оставлял на руках липкие следы: я кромсала, складывала, снова ломала, а потом сызнова строила. Подолгу сидела, рассматривая написанное то с одной, то с другой стороны. Но мудрый старец не приходил, всевидящий шар гадалки и вовсе помутнел. Да и жизнь оказалась сложнее размятого в руках пластилина.
Так я стала просто писать, не задумываясь и не сравнивая. Наслаждаясь процессом и перекраивая группу на свой состоявшийся лад.

Порой перелистывая собственные посты, перечитывая отложившиеся в памяти строчки, я искренне удивляюсь тому, что все это было написано мною.

Каждая строчка для меня - откровение, громадный кусок собственных чувств, эмоций, дорогих сердцу воспоминаний.

«Распивая сидр на крыше старого дома», «Распивая сидр» и, наконец, «Хлеб из прежних времен».

Вы стали неотъемлемой частью этого места с чудной атмосферой! Благодарю каждого за эти 5 лет существования группы.

С большой преданностью и любовью,
Ваш автор.

Солоноватый запах моря, смешиваясь с горным воздухом, щекотал ноздри. Низкое, набухшее дождем небо, обещало вот-вот пролить на маленький городок тонну прохлады.
Дул свежий морской ветер, и белые бельевые веревки разрезали темную гладь воды. Каждого приезжего будил крик ранних чаек - отчетливый и резкий.

По-прежнему сушились развешанные у дверей или разложенные на гальке большие бурые сети, пропитанные запахом моря, водорослей и рыбы. Слышались тяжелые шаги по набережной и хриплый, грузный разговор рыбаков.

То и дело штормило. Осенью старые приверженцы первобытной бушующей стихии все чаще собирались в местных кофейнях. Они пили кофе, поглядывали на небо и совещались, предсказывая погоду на целый сезон. На все вопросы отвечали отрывистым ворчанием.
Один из таких проковылял мимо меня, пришмыгивая разношенными ботинками.
-Экая пакостная погода! - недовольно заявил он собравшимся за столом таким же серым людям, одежда которых насквозь пропахла рыбой и сыростью, а седая борода почти скрывала осунувшееся лицо.
Меня развеселил его непонятный гнев, и, проводив его заинтересованным взглядом, я снова стала всматриваться в туман, надеясь разглядеть все причудливые призраки тайны, что он хранит.

Погода не была такой уж скверной. Северные узлы ветров и частые дожди не были для меня наказанием. Осень охлаждала руки и пылкий нрав, мирно баюкая каждую мысль в голове. Долгое время я стояла в сырой мгле, щурясь и поёживаясь от навевающего холода.

А в низеньком доме по соседству надрывно свиристел чайник.

Как ни быстротечны оказались те мгновения, мне не забыть их; отголосок их еще раздается в моей памяти. И теперь достаточно заглушить шум настоящего, чуть прислушаться, чтобы уловить их замирающий отзвук…Отзвук осенней бухты.

—[id141996620|Таня Мазилова]

Так редко пишу посты, что этот дается мне с трудом. Буквы скрепят, точно половицы в заброшенном доме. Так уж случилось: вы отвыкли, я отвыкла. Много месяцев кряду я заходила сюда с пониманием того, что пережитое ложится твердым несмываемым отпечатком на мою личность. Перечитывала все, что было написано ранее, и понимала: теперь это не мое. Не мои слова, не мое место. А внутри черный червь без конца точил и точил.
"А я ведь больше не пишу.." - проносилось то и дело в голове, и от этого я вполне реально ощущала физическую боль. Как же так? Ведь мне это так нравилось!

Но каждому из нас порой нужно побыть с собой наедине, без переговоров, без наставлений - просто быть, потому что уединение - основа внимательности к жизни.

Отныне я снова здесь. Дайте знать, если вы тоже еще тут. Расскажите, как вы?

С большой любовью и признательностью, автор.

Все нутро ждало, когда асфальт, венчанный кромкой льда, наконец, овдовеет. Когда сноп света озарит девственно-белую комнату и подарит душе недостающего тепла, чтобы промерзшие кости девичьего стана стали двигаться, а вместе с тем - жить. Но зима день за днем отвоевывала себе право на дальнейшее существование. Она надрывно и отчаянно билась, пытаясь отвоевать у весны еще месяц. Лишь месяц. А затем еще, еще и еще.

Мы наблюдали эту борьбу каждый день: утром та бесновалась, обрушивая на город сумеречную метель, а днем в свои владения вступала Весна, широкой, смелой ногой вытаптывая цветущую дорогу средь оледеневшей почвы. Юная, но сильная и уверенная, она окружала все и вся бликами света. А на следующий день обрушивала на город частый, мелкий дождь. То и дело пахло сырой землей и жухлыми листьями.

Город был окутан утренней дымкой, когда его жители осознали: зима ушла мятая, заломленная, забрав с собой остатки грязных и нелепых сугробов. А первая песня птиц напомнила о зарождающейся жизни и желании действовать, неспешно радуясь каждому теплому дню, и вспоминать обо всех тайных желаниях, что так надолго были спрятаны в строгие оковы льда.

-[id141996620|Таня Мазилова]

Стоит признать, я не человек инстаграма. Многократные отчаянные попытки «влить» себя в эту среду не увенчались успехом. Да я и не пыталась.

Просто все модное и современное такое чужое.
Писать тексты раз в три месяца лучше, чем писать каждый день, но бессмысленно, оставляя след в ленте новостей в виде фотографий с буквами.

И хотя теперь некуда девать ежедневные озареньица, чуть отошедшие от художественного повествования и полные повседневности без прикрас, мне вполне подходит.

А в каких соцсетях вы ощущаете себя в своей тарелочке?
Давайте просто поговорим. Как Вы?

Что ж, пока новый пост медленно, но верно близится к своему завершению, расскажите, как вы?
Чем явилась для вас весна?