Родственникам лежачих и плохо передвигающихся пациентов:
— медсестра не может менять 10 и более памперсов одновременно, поэтому если вы забежали в 8 утра проведать своего родственника, то не стоит ругаться, а поменяйте памперс сами, медсестра будет вам очень благодарна.
— и кормить одновременно всех лежачих, да еще в разных палатах не удобно, придя к лежачему пациенту, помойте пожалуйста посуду, вы не сломаетесь, а медсестре —1 тарелка.
— медсестра весом 60 кг не может ночью оттащить вашего 120 килограммового родственника в туалет, боясь покалечить его и себя в связи с теснотой палаты и боязнью навернуться вместе с ним на пол. Поэтому она предложит ему памперс или судно.
— покупая памперсы, спрашивайте у медсестры какой размер нужен вашему родственнику, так как памперсы к сожалению не резиновые и натянуть 2 ой размер на большую попу не реально.
— если просят принести влажные салфетки, то приносите пожалуйста большие салфетки, а не упаковочки с минимальными по размеру и количеству. Лежачие пациенты тоже какают и мыть их тоже надо нормальными средствами по уходу за лежачими больными.
— оставляя памперсы поштучно и не обнаружив их утром, не надо думать, что медсестры надевают их на себя! Ваши родственники писают и какают не зависимо от вашего желания и нашего тоже, позтому менять памперсы приходиться чаще, чем вы думаете.
— если вы привозите лежачих пациентов ночью, то помогите им хотя бы разложить вещи в тумбочку, а не бегите с отделения теряя тапки. Дабы ваши родственники не шуршали всю оставшуюся ночь пакетами и не мешали другим пациентам отдыхать.
— если пациент принимает специфические препараты, привезите их с собой, нам не выдают лекарства на все случаи жизни, в основном у нас только профильные лекарства.
— если вы знаете, что у пациента диабет не надо таскать ему конфеты, булочки, пирожные и прочие сладости, даже если он просит. Диабет вы этим точно не вылечите.
— больница - это не место, куда можно скинуть своих родственников, а самим уехать или улететь в отпуск, мы не можем держать больше положенных сроков без необходимости. Ваш отпуск необходимостью не является.
— если ваш родственник дома иногда ведет себя не совсем адекватно, обязательно скажите об этом медперсоналу, дабы не пришлось ночью снимать его с окна, ловить по отделению и отрывать от лица соседей по палате.
— медсестры ночью может не быть на посту, не потому что она спит, а потому что в этот момент кому-нибудь стало плохо или ОЧЕНЬ плохо и она его лечит или реанимирует!
— ваш родственник не является единственным пациентом на всем отделении медсестра не может сидеть только возле него целые сутки!
Относитесь к другим так, как хотите чтобы относились к вам!
🔬 С уважением, простая медсестра. И да!!! Я ТОЖЕ ПЛАЧУ НАЛОГИ!!!
Статистика ВК сообщества "НМО | Академия медицинского образования | АМО"
Профессиональная переподготовка, повышение квалификации, комплексное сопровождение, очное и дистанционное обучение 🎯
Количество постов 3 242
Частота постов 11 часов 33 минуты
ER
2.87
Нет на рекламных биржах
Графики роста подписчиков
Лучшие посты
Мы с мужем врачи — я педиатр, а он хирург. И в отпуске всем незнакомым людям говорим, что мы учителя биологии и физкультуры, иначе отдых будет испорчен выслушиванием всех жалоб и просьб о лечении. Познакомились с парой: она экономист, он инженер. Очень были удивлены, когда мы все встретились на медицинской конференции…
[club152328551|Великолепная месть доктора Сабина]
Ровно 64 года назад, в 1957 году, врач решил не патентовать свою вакцину, чтобы все фармацевтические компании могли ее производить и предлагать всем детям мира.
Альберт Брюс Сабин родился в Белостоке в 1906 году.
Еврейский медик и вирусолог, известный тем, что обнаружил вакцину от полиомиелита, отказался от патентных денег, разрешив распространяться на всех, включая малоимущих.
Между 1959–1961 годами миллионы детей из восточных стран, Азии и Европы были привиты: вакцина от полиомиелита подавила эпидемию
Полиомиелит унес с лица земли целые поколения.
Его вакцина, введенная в сахарном кубике, изменила историю человечества.
Он заявил: "Многие настаивали на том, чтобы я запатентовал вакцину, но я не хотел. Это мой подарок всем детям мира" — и это было его желание.
Он был евреем, и две его внучки были убиты эсэсовцами.
На вопрос, есть ли у него желание отомстить, он ответил: "Они убили двух замечательных внучек, но я спас детей по всей Европе. Разве вы не считаете это великолепной местью?"
В годы холодной войны Сабин бесплатно пожертвовал свои вирусные штаммы советскому ученому Михаилу Чумакову, чтобы разрешить разработку его вакцины также в Советском Союзе.
Он продолжал жить на зарплату, отнюдь не захватывающую, как профессор университета, но с сердцем, переполненным удовлетворением за то, что он сделал так много добра всему человечеству.
Ровно 64 года назад, в 1957 году, врач решил не патентовать свою вакцину, чтобы все фармацевтические компании могли ее производить и предлагать всем детям мира.
Альберт Брюс Сабин родился в Белостоке в 1906 году.
Еврейский медик и вирусолог, известный тем, что обнаружил вакцину от полиомиелита, отказался от патентных денег, разрешив распространяться на всех, включая малоимущих.
Между 1959–1961 годами миллионы детей из восточных стран, Азии и Европы были привиты: вакцина от полиомиелита подавила эпидемию
Полиомиелит унес с лица земли целые поколения.
Его вакцина, введенная в сахарном кубике, изменила историю человечества.
Он заявил: "Многие настаивали на том, чтобы я запатентовал вакцину, но я не хотел. Это мой подарок всем детям мира" — и это было его желание.
Он был евреем, и две его внучки были убиты эсэсовцами.
На вопрос, есть ли у него желание отомстить, он ответил: "Они убили двух замечательных внучек, но я спас детей по всей Европе. Разве вы не считаете это великолепной местью?"
В годы холодной войны Сабин бесплатно пожертвовал свои вирусные штаммы советскому ученому Михаилу Чумакову, чтобы разрешить разработку его вакцины также в Советском Союзе.
Он продолжал жить на зарплату, отнюдь не захватывающую, как профессор университета, но с сердцем, переполненным удовлетворением за то, что он сделал так много добра всему человечеству.
В Новороссийске врачи достали саморез из кишечника ребенка
Кубанские врачи смогли достать саморез длиной более двух сантиметров из двенадцатиперстной кишки двухлетнего ребенка. Причем сделать это медикам удалось без полосной операции, только с помощью эндоскопа, сообщается на официальной странице в Instagram горбольницы №1 Новороссийска.
Ребенка доставили в клинику с застрявшим в кишечнике саморезом. Достать опасное инородное тело удалось врачу эндоскопического отделения Давиду Шагиняну. По словам медиков, все действия надо было провести настолько виртуозно и без каких-либо осложнений, чтобы острым краем не повредить стенки денадцатиперстной кишки, желудка и пищевода. И врач смог это сделать. Саморез выявили на рентгеновском снимке, а затем диагноз подтвердился и при обследовании на ФГДС (фиброгастродуоденоскопии).
Крепежное изделие извлекли без хирургического вмешательства. С ребенком, который находился под внутривенным наркозом, работала бригада врачей: врач-эндоскопист, детский хирург и анестезиолог. Инородный предмет доставали при помощи прибора для осмотра внутренних органов - эндоскопа. Процедура прошла штатно и без всяких осложнений.
Если бы врачи не обладали нужным уровнем профессионализма, двухлетнему ребенку грозил бы риск повреждения и разрыва кишки, что неизбежно бы вызвало перитонит. Тогда спасать малыша пришлось бы с помощью открытой тяжелой операции. Но ничего этого не случилось, и мама ребенка бесконечно благодарна врачам.
Кубанские врачи смогли достать саморез длиной более двух сантиметров из двенадцатиперстной кишки двухлетнего ребенка. Причем сделать это медикам удалось без полосной операции, только с помощью эндоскопа, сообщается на официальной странице в Instagram горбольницы №1 Новороссийска.
Ребенка доставили в клинику с застрявшим в кишечнике саморезом. Достать опасное инородное тело удалось врачу эндоскопического отделения Давиду Шагиняну. По словам медиков, все действия надо было провести настолько виртуозно и без каких-либо осложнений, чтобы острым краем не повредить стенки денадцатиперстной кишки, желудка и пищевода. И врач смог это сделать. Саморез выявили на рентгеновском снимке, а затем диагноз подтвердился и при обследовании на ФГДС (фиброгастродуоденоскопии).
Крепежное изделие извлекли без хирургического вмешательства. С ребенком, который находился под внутривенным наркозом, работала бригада врачей: врач-эндоскопист, детский хирург и анестезиолог. Инородный предмет доставали при помощи прибора для осмотра внутренних органов - эндоскопа. Процедура прошла штатно и без всяких осложнений.
Если бы врачи не обладали нужным уровнем профессионализма, двухлетнему ребенку грозил бы риск повреждения и разрыва кишки, что неизбежно бы вызвало перитонит. Тогда спасать малыша пришлось бы с помощью открытой тяжелой операции. Но ничего этого не случилось, и мама ребенка бесконечно благодарна врачам.
... В 12 часов телефонный звонок: «Приезжайте, пожалуйста, в гинекологическое отделение поселковой больницы. Женщине вскрыли живот и не знаем, что делать дальше».
Приезжаю, захожу в операционную. Сразу же узнаю, что лидер этого отделения, опытная заведующая, в трудовом отпуске. Оперируют ее ученицы. Брюшная полость вскрыта небольшим поперечным разрезом. Женщина молодая, разрез косметический, когда делали этот разрез, думали, что встретят маленькую кисту яичника, а обнаружили большую забрюшинную опухоль, которая глубоко уходит в малый таз. И вот они стоят над раскрытым животом. Зашить — совесть не позволяет, выделить опухоль — тоже боятся: зона очень опасная и совершенно им не знакомая. Ни туда, ни сюда. Тупик. И длится эта история уже 3 часа!
Все напряженно смотрят на меня, ждут выхода. Я должен их успокоить и ободрить своим видом, поэтому улыбаюсь и разговариваю очень легко и раскованно. Вскрываю брюшину над опухолью и вхожу в забрюшинную область. Опухоль скверная, плотная, почти неподвижная, уходит глубоко в таз, куда глазом не проникнешь, а только на ощупь. Можно или нельзя убрать эту опухоль — сразу не скажешь, нужно начать, а там видно будет. Очень глубоко, очень тесно и очень темно. А рядом жизненно важные органы и магистральные кровеносные сосуды. Отделяю верхний полюс от общей подвздошной артерии.
Самая легкая часть операции, не очень глубоко, и стенка у артерии плотная, ранить ее непросто. Получается даже красиво, элегантно, немного «на публику». Но результат неожиданный. От зрелища пульсирующей артерии у моих ассистентов начинается истерика. Им кажется, что мы влезли в какую-то страшную яму, откуда выхода нет. Сказываются три часа предыдущего напряжения. Гинеколог стоит напротив, глаза ее расширены. Она кричит: «Хватит! Остановитесь! Сейчас будет кровотечение!». Она хватает меня за руки, выталкивает из раны. И все время кричит. Ее истерика заразительна. В операционной много народу. Врачи и сестры здесь, даже санитарки пришли. И от ее пронзительного крика они начинают закипать. Все рушится.
Меня охватывает бешенство. «Замолчи, — говорю я ей, — закрой рот! Тра-та-та-та!!!» Она действительно замолкает. Пожилая операционная сестра вдруг бормочет скороговоркой: «Слава Богу! Слава Богу! Мужчиной запахло, мужчиной запахло! Такие слова услышали, такие слова… Все хорошо, Все хорошо! Все хорошо!». И они успокоились. Поверили.
Идем дальше и глубже. Нужны длинные ножницы, но их нет, а теми коротышками, что мне дали, работать на глубине нельзя. Собственные руки заслоняют поле зрения, совсем ничего не видно. К тому же у этих ножниц бранши расходятся, кончики не соединяются. Деликатного движения не сделаешь (и это здесь, в таком тесном пространстве). Запаса крови тоже нет. Ассистенты валятся с ног и ничего не понимают. И опять говорят умоляюще, наперебой, но уже без истерики, убедительно: возьмите кусочек и уходите. Крови нет, инструментов нет, мы вам плохие помощники, вы ж видите, куда попали. А если кровотечение, если умрет?
В это время я как раз отделяю мочеточник, который плотно спаялся с нижней поверхностью опухоли. По миллиметру, по сантиметру, во тьме. Пот на лбу, на спине, по ногам, напряжение адское. Мочеточник отделен. Еще глубже опухоль припаялась к внебрюшинной части прямой кишки. Здесь только на ощупь. Ножницы нужны, нормальные ножницы! Режу погаными коротышками. Заставляю одну ассистентку надеть резиновую перчатку и засунуть палец больной в прямую кишку. Своим пальцем нащупываю со стороны брюха ее палец и режу по пальцу. И все время основаниями ножниц — широким, безобразным и опасным движением.
Опухоль от прямой кишки все же отделил. Только больной хуже, скоро пять часов на столе с раскрытым животом. Давление падает, пульс частит. А крови на станции переливания НЕТ. Почему нет крови на станции переливания крови? Я кричу куда-то в пространство, чтобы немедленно привезли, чтобы свои вены вскрыли и чтобы кровь была сей момент, немедленно! «Уже поехали», — говорят.
А пока перелить нечего. Нельзя допустить кровотечения, ни в коем случае: потеряем больную. А место проклятое, кровоточивое — малый таз. Все, что было до сих пор, — не самое трудное. Вот теперь я подошел к ужасному. Опухоль впаялась в нижнюю стенку внутренней тазовой вены. Вена лежит в костном желобе, и если ее стенка надорвется — разрыв легко уйдет в глубину желоба, там не ушьешь. Впрочем, мне об этом и думать не надо.
Опухоль почти у меня в руках, ассистенты успокоились, самого страшного они не видят. Тяжелый грубый булыжник висит на тонкой венозной стенке. Теперь булыжник освобожден сверху, и снизу, и сбоку. Одним случайным движением своим он может потянуть и надорвать вену.
Но главная опасность — это я сам и мои поганые ножницы. Лезу пальцем впереди булыжника — в преисподнюю, во тьму, чтобы как-то выделить тупо передний полюс и чуть вытянуть опухоль на себя — из тьмы на свет. Так. Кажется, поддается, сдвигается. Что-то уже видно. И в это мгновение — жуткий хлюпающий звук: хлынула кровь из глубины малого таза. Кровотечение!!!
Отчаянно кричат ассистенты, а я хватаю салфетку и туго запихиваю ее туда, в глубину, откуда течет. Давлю пальцем! Останавливаю, но это временно — пока давлю, пока салфетка там. А крови нет, заместить ее нечем. Нужно обдумать, что делать, оценить обстановку, найти выход, какое-то решение.
И тут мне становится ясно, что я в ловушке. Выхода нет никакого. Чтобы остановить кровотечение, нужно убрать опухоль, за ней ничего не видно. Откуда течет? А убрать ее невозможно. Границу между стенкой вены и проклятым булыжником не вижу. Это здесь наверху еще что-то видно. А там, глубже, во тьме? И ножницы-коротышки, и бранши не сходятся. Нежного, крошечного надреза не будет. Крах, умрет женщина.
Вихрем и воем несется в голове: «Зачем я это сделал? Куда залез!? Просили же не лезть. Доигрался, доумничался!». А кровь, хоть и не шибко, из-под зажатой салфетки подтекает. Заместить нечем, умирает молодая красивая женщина. Быстро надо найти лазейку, быстро — время уходит. Где щелка в ловушке? Какой ход шахматный? Хирургическое решение — быстрое, четкое, рискованное, любое! А его нет! НЕТ!
И тогда горячая тяжелая волна бьет изнутри в голову; подбородок запрокидывается, задирается голова через потолок — вверх, ввысь, и слова странные, незнакомые, вырываются из пораженной души: «Господи, укрепи мою руку! Дай разума мне! Дай!!!». И что-то дунуло Оттуда. Второе дыхание? Тело сухое и бодрое, мысль свежая, острая и глаза на кончиках пальцев. И абсолютная уверенность, что сейчас все сделаю, не знаю как, но я — хозяин положения, все ясно. И пошел быстро, легко. Выделяю вену из опухоли. Само идет! Гладко, чисто, как по лекалу. Все. Опухоль у меня на ладони. Кровотечение остановлено.Тут и кровь привезли. Совсем хорошо. Я им говорю: «Чего орали? Видите, все нормально кончилось». А те благоговеют. Тащат спирт (я сильно ругался, такие и пьют здорово). Только я не пью. Они опять рады.
Больная проснулась. Я наклоняюсь к ней и капаю слезами на ее лицо.
Эмиль Айзенштрак. "Диспансер: Страсти и покаяния главного врача" (1997)
Приезжаю, захожу в операционную. Сразу же узнаю, что лидер этого отделения, опытная заведующая, в трудовом отпуске. Оперируют ее ученицы. Брюшная полость вскрыта небольшим поперечным разрезом. Женщина молодая, разрез косметический, когда делали этот разрез, думали, что встретят маленькую кисту яичника, а обнаружили большую забрюшинную опухоль, которая глубоко уходит в малый таз. И вот они стоят над раскрытым животом. Зашить — совесть не позволяет, выделить опухоль — тоже боятся: зона очень опасная и совершенно им не знакомая. Ни туда, ни сюда. Тупик. И длится эта история уже 3 часа!
Все напряженно смотрят на меня, ждут выхода. Я должен их успокоить и ободрить своим видом, поэтому улыбаюсь и разговариваю очень легко и раскованно. Вскрываю брюшину над опухолью и вхожу в забрюшинную область. Опухоль скверная, плотная, почти неподвижная, уходит глубоко в таз, куда глазом не проникнешь, а только на ощупь. Можно или нельзя убрать эту опухоль — сразу не скажешь, нужно начать, а там видно будет. Очень глубоко, очень тесно и очень темно. А рядом жизненно важные органы и магистральные кровеносные сосуды. Отделяю верхний полюс от общей подвздошной артерии.
Самая легкая часть операции, не очень глубоко, и стенка у артерии плотная, ранить ее непросто. Получается даже красиво, элегантно, немного «на публику». Но результат неожиданный. От зрелища пульсирующей артерии у моих ассистентов начинается истерика. Им кажется, что мы влезли в какую-то страшную яму, откуда выхода нет. Сказываются три часа предыдущего напряжения. Гинеколог стоит напротив, глаза ее расширены. Она кричит: «Хватит! Остановитесь! Сейчас будет кровотечение!». Она хватает меня за руки, выталкивает из раны. И все время кричит. Ее истерика заразительна. В операционной много народу. Врачи и сестры здесь, даже санитарки пришли. И от ее пронзительного крика они начинают закипать. Все рушится.
Меня охватывает бешенство. «Замолчи, — говорю я ей, — закрой рот! Тра-та-та-та!!!» Она действительно замолкает. Пожилая операционная сестра вдруг бормочет скороговоркой: «Слава Богу! Слава Богу! Мужчиной запахло, мужчиной запахло! Такие слова услышали, такие слова… Все хорошо, Все хорошо! Все хорошо!». И они успокоились. Поверили.
Идем дальше и глубже. Нужны длинные ножницы, но их нет, а теми коротышками, что мне дали, работать на глубине нельзя. Собственные руки заслоняют поле зрения, совсем ничего не видно. К тому же у этих ножниц бранши расходятся, кончики не соединяются. Деликатного движения не сделаешь (и это здесь, в таком тесном пространстве). Запаса крови тоже нет. Ассистенты валятся с ног и ничего не понимают. И опять говорят умоляюще, наперебой, но уже без истерики, убедительно: возьмите кусочек и уходите. Крови нет, инструментов нет, мы вам плохие помощники, вы ж видите, куда попали. А если кровотечение, если умрет?
В это время я как раз отделяю мочеточник, который плотно спаялся с нижней поверхностью опухоли. По миллиметру, по сантиметру, во тьме. Пот на лбу, на спине, по ногам, напряжение адское. Мочеточник отделен. Еще глубже опухоль припаялась к внебрюшинной части прямой кишки. Здесь только на ощупь. Ножницы нужны, нормальные ножницы! Режу погаными коротышками. Заставляю одну ассистентку надеть резиновую перчатку и засунуть палец больной в прямую кишку. Своим пальцем нащупываю со стороны брюха ее палец и режу по пальцу. И все время основаниями ножниц — широким, безобразным и опасным движением.
Опухоль от прямой кишки все же отделил. Только больной хуже, скоро пять часов на столе с раскрытым животом. Давление падает, пульс частит. А крови на станции переливания НЕТ. Почему нет крови на станции переливания крови? Я кричу куда-то в пространство, чтобы немедленно привезли, чтобы свои вены вскрыли и чтобы кровь была сей момент, немедленно! «Уже поехали», — говорят.
А пока перелить нечего. Нельзя допустить кровотечения, ни в коем случае: потеряем больную. А место проклятое, кровоточивое — малый таз. Все, что было до сих пор, — не самое трудное. Вот теперь я подошел к ужасному. Опухоль впаялась в нижнюю стенку внутренней тазовой вены. Вена лежит в костном желобе, и если ее стенка надорвется — разрыв легко уйдет в глубину желоба, там не ушьешь. Впрочем, мне об этом и думать не надо.
Опухоль почти у меня в руках, ассистенты успокоились, самого страшного они не видят. Тяжелый грубый булыжник висит на тонкой венозной стенке. Теперь булыжник освобожден сверху, и снизу, и сбоку. Одним случайным движением своим он может потянуть и надорвать вену.
Но главная опасность — это я сам и мои поганые ножницы. Лезу пальцем впереди булыжника — в преисподнюю, во тьму, чтобы как-то выделить тупо передний полюс и чуть вытянуть опухоль на себя — из тьмы на свет. Так. Кажется, поддается, сдвигается. Что-то уже видно. И в это мгновение — жуткий хлюпающий звук: хлынула кровь из глубины малого таза. Кровотечение!!!
Отчаянно кричат ассистенты, а я хватаю салфетку и туго запихиваю ее туда, в глубину, откуда течет. Давлю пальцем! Останавливаю, но это временно — пока давлю, пока салфетка там. А крови нет, заместить ее нечем. Нужно обдумать, что делать, оценить обстановку, найти выход, какое-то решение.
И тут мне становится ясно, что я в ловушке. Выхода нет никакого. Чтобы остановить кровотечение, нужно убрать опухоль, за ней ничего не видно. Откуда течет? А убрать ее невозможно. Границу между стенкой вены и проклятым булыжником не вижу. Это здесь наверху еще что-то видно. А там, глубже, во тьме? И ножницы-коротышки, и бранши не сходятся. Нежного, крошечного надреза не будет. Крах, умрет женщина.
Вихрем и воем несется в голове: «Зачем я это сделал? Куда залез!? Просили же не лезть. Доигрался, доумничался!». А кровь, хоть и не шибко, из-под зажатой салфетки подтекает. Заместить нечем, умирает молодая красивая женщина. Быстро надо найти лазейку, быстро — время уходит. Где щелка в ловушке? Какой ход шахматный? Хирургическое решение — быстрое, четкое, рискованное, любое! А его нет! НЕТ!
И тогда горячая тяжелая волна бьет изнутри в голову; подбородок запрокидывается, задирается голова через потолок — вверх, ввысь, и слова странные, незнакомые, вырываются из пораженной души: «Господи, укрепи мою руку! Дай разума мне! Дай!!!». И что-то дунуло Оттуда. Второе дыхание? Тело сухое и бодрое, мысль свежая, острая и глаза на кончиках пальцев. И абсолютная уверенность, что сейчас все сделаю, не знаю как, но я — хозяин положения, все ясно. И пошел быстро, легко. Выделяю вену из опухоли. Само идет! Гладко, чисто, как по лекалу. Все. Опухоль у меня на ладони. Кровотечение остановлено.Тут и кровь привезли. Совсем хорошо. Я им говорю: «Чего орали? Видите, все нормально кончилось». А те благоговеют. Тащат спирт (я сильно ругался, такие и пьют здорово). Только я не пью. Они опять рады.
Больная проснулась. Я наклоняюсь к ней и капаю слезами на ее лицо.
Эмиль Айзенштрак. "Диспансер: Страсти и покаяния главного врача" (1997)
🔬🔬 19 правил врача
1. Никогда не проходите мимо лежащего на земле, скамейке человека (ст.124 «Неоказание помощи больному», ст.125 «Оставление в опасности»). Даже если это — грязный, смердящий бомж: то, что вы прошли мимо обязательно заметит кто-либо, кому вы знакомы, как врач. Просто удостоверьтесь, что пульс есть, он дышит, реагирует на «осмотр», «двигает конечностями», т.е. просто пьян или спит. Он — жив, а вы — свободны.
2. Никогда не оставляйте без внимания пациентов с психозами, эпиприступами и др. Помните, возможно, вы — последний врач, который видит его живым. Он может броситься под машину, и вы будете виноваты.
3. Никогда не отпускайте без госпитализации пациента, которому наложена циркулярная гипсовая повязка, если вы лично не можете его видеть в течение ближайших суток (до трёх суток, пока растет отёк в области свежего перелома). Нет мест? — Начальство пожурит и забудет, а почки и жизнь ввиду сдавления повязкой, как и годы, проведенные в неволе не вернёшь. Пациент просится домой? — рассеките повязку, наложите лонгету. Неправильно сросшийся перелом лучше, чем ранее перечисленное. И обязательно — все объяснения в тексте медицинской документации. Если отказался, будь добр, дорогой пациент, распишись под фразой: «От того-то (госпитализации, например) отказался, о возможных последствиях предупреждён». Если он самовольно ушёл, собери подписи всех свидетелей: напарника, сестры. Обязательно!
4. Посмотрел пациента — запиши!.. (И.С.Консон ©) Неважно,- хочешь ты спать или устал. Писать нужно обязательно в документации, которая будет вам доступна, т.е. во внутрибольничной, внутриполиклинической. Вся другая документация теряется, уходит в другие учреждения, и именно в те самые моменты, когда она больше всего нужна. Писать нужно всех!
5. Лучше перебдеть, чем недобдеть! Это аксиома.
6. Никогда не вводите 1%-ный новокаин пожилым. Никогда! Для остальных — 40 мл 1%-го раствора и не больше. Нужно больше, берите 0,5%. Нужно ещё больший объём — 0,25%.
7. Всегда проверяйте процент лекарств, которые дают вам сёстры. Особенно лидокаин. Они могут перепутать, забыть, а вы на это не имеете права. Но виноваты будете лично вы. Всегда!
8. Всегда объясняйте диагнозы, возможные осложнения, альтернативные варианты лечения, возможные последствия и берите подписи. Обязательно перед тем, как что-то сделаете. Это и будет «добровольным информированным согласием на лечение». Не жалейте на это времени и сил.
9. Никогда не обвиняйте коллег при пациентах. Неважно кто они и откуда. Ни те, ни другие. Если вы видите, что они не правы, попробуйте посмотреть на вопрос с их стороны. Нет таких врачей, которые что-либо делают безосновательно. Внутри коллектива, цеха вы можете говорить, что вам вздумается по этому поводу. При пациентах — никогда! В том числе, никаких «доверительных» разговоров с пациентами, вроде: «Так-то оно так, но (не для разглашения..., по-честному..., только вам...), я так скажу...» Это называется не только «круговая порука», но еще и «профессиональная солидарность».
10. Никогда не берите взяток! Никогда не просите денег! Не пронесет! Выявление взяточничества — вопрос времени, а не вашей хитрости.
11. Если вам в карман засунули конверт, а вы этого не заметили — это теперь ваша очень большая проблема. Пациент-то доволен,- он «отблагодарил». Но вы теперь — взяточник! Я, например, в таких случаях несколько часов к нему вообще не прикасаюсь, плутая по коридорам. Если развернёте сразу, помните, что именно в этот момент зайдут и возьмут с поличным. Это было неоднократно! Потом, отсутствие умысла доказать невозможно! Для врачей в обществе теперь и надолго будет существовать презумпция виновности.
12. Всегда старайтесь вести себя так, как будто вас записывают на камеру, диктофон. В том числе по телефону. Совершенно не исключено, что так и происходит. Проверено… Не паранойя…
13. Никогда не делайте (не говорите, не пишите) того, о чём не имеете понятия. Не стесняйтесь показаться неграмотным — позовите коллег, направьте пациента выше по иерархии. Да, это однозначно плохо скажется на вашей профессиональной репутации среди коллег, но, как минимум, сохранит вам нервы.
14. Если не уверен — не утверждай! Первое мнение по неизвестному для пациента вопросу — самое авторитетное. Объяснить обратное впоследствие непросто.
15. Не давайте никому никаких гарантий! Часто можно услышать фразу: «Врач нам гарантировал, что… (операция пройдет без осложнений, лекарство справится с тем-то, там-то вам помогут)» Мы не вправе гарантировать то, что от нас не зависит на 100%.
16. Не позволяйте студентам делать при пациентах заключений, если пациенты не знают, что перед ними не врач, а студент. Не в обиду студентам. Всегда представляйтесь. Вы — в белом халате. Он накладывает ответственность за всё, что вы говорите. Вот тоже самое относится к сёстрам и санитаркам. Сколько коллег пострадало от брошенных ими фраз. Нужно работать с персоналом! Само собой ничего не происходит!
17. Никогда не доверяйте сёстрам удалять поставленные вами дренажи, турунды и пр., если вы не уверены в них, как в самом себе. Они упустят дренаж, испугаются (это — нормальная реакция), а вам ничего не скажут (светлой памяти О.М.Николаева посвящается). Равно, как и не зашивайте рану, пока счёт салфеток и инструментов не совпадёт! Переверните всю операционную вверх дном, но найдите пропажу!
18. Никогда не заполняйте липовой (поддельной) документации. Не идите на поводу у знакомых и коллег! Вас могут проверять и подставлять… Было неоднократно! Сколько врачей пострадало от левых больничных и справок!
19. Никогда не отпускайте больного без осмотра, даже, если ваше рабочее время катастрофически закончилось и вам нужно уходить. «Приходите завтра» без осмотра сегодня — не для врачей. За 10-20 секунд осмотра опытный врач может решить необходимо ли что-то делать ему именно сегодня или все-таки можно сказать «Приходите завтра»
Что вы думаете об этих правилах? Есть что добавить?
1. Никогда не проходите мимо лежащего на земле, скамейке человека (ст.124 «Неоказание помощи больному», ст.125 «Оставление в опасности»). Даже если это — грязный, смердящий бомж: то, что вы прошли мимо обязательно заметит кто-либо, кому вы знакомы, как врач. Просто удостоверьтесь, что пульс есть, он дышит, реагирует на «осмотр», «двигает конечностями», т.е. просто пьян или спит. Он — жив, а вы — свободны.
2. Никогда не оставляйте без внимания пациентов с психозами, эпиприступами и др. Помните, возможно, вы — последний врач, который видит его живым. Он может броситься под машину, и вы будете виноваты.
3. Никогда не отпускайте без госпитализации пациента, которому наложена циркулярная гипсовая повязка, если вы лично не можете его видеть в течение ближайших суток (до трёх суток, пока растет отёк в области свежего перелома). Нет мест? — Начальство пожурит и забудет, а почки и жизнь ввиду сдавления повязкой, как и годы, проведенные в неволе не вернёшь. Пациент просится домой? — рассеките повязку, наложите лонгету. Неправильно сросшийся перелом лучше, чем ранее перечисленное. И обязательно — все объяснения в тексте медицинской документации. Если отказался, будь добр, дорогой пациент, распишись под фразой: «От того-то (госпитализации, например) отказался, о возможных последствиях предупреждён». Если он самовольно ушёл, собери подписи всех свидетелей: напарника, сестры. Обязательно!
4. Посмотрел пациента — запиши!.. (И.С.Консон ©) Неважно,- хочешь ты спать или устал. Писать нужно обязательно в документации, которая будет вам доступна, т.е. во внутрибольничной, внутриполиклинической. Вся другая документация теряется, уходит в другие учреждения, и именно в те самые моменты, когда она больше всего нужна. Писать нужно всех!
5. Лучше перебдеть, чем недобдеть! Это аксиома.
6. Никогда не вводите 1%-ный новокаин пожилым. Никогда! Для остальных — 40 мл 1%-го раствора и не больше. Нужно больше, берите 0,5%. Нужно ещё больший объём — 0,25%.
7. Всегда проверяйте процент лекарств, которые дают вам сёстры. Особенно лидокаин. Они могут перепутать, забыть, а вы на это не имеете права. Но виноваты будете лично вы. Всегда!
8. Всегда объясняйте диагнозы, возможные осложнения, альтернативные варианты лечения, возможные последствия и берите подписи. Обязательно перед тем, как что-то сделаете. Это и будет «добровольным информированным согласием на лечение». Не жалейте на это времени и сил.
9. Никогда не обвиняйте коллег при пациентах. Неважно кто они и откуда. Ни те, ни другие. Если вы видите, что они не правы, попробуйте посмотреть на вопрос с их стороны. Нет таких врачей, которые что-либо делают безосновательно. Внутри коллектива, цеха вы можете говорить, что вам вздумается по этому поводу. При пациентах — никогда! В том числе, никаких «доверительных» разговоров с пациентами, вроде: «Так-то оно так, но (не для разглашения..., по-честному..., только вам...), я так скажу...» Это называется не только «круговая порука», но еще и «профессиональная солидарность».
10. Никогда не берите взяток! Никогда не просите денег! Не пронесет! Выявление взяточничества — вопрос времени, а не вашей хитрости.
11. Если вам в карман засунули конверт, а вы этого не заметили — это теперь ваша очень большая проблема. Пациент-то доволен,- он «отблагодарил». Но вы теперь — взяточник! Я, например, в таких случаях несколько часов к нему вообще не прикасаюсь, плутая по коридорам. Если развернёте сразу, помните, что именно в этот момент зайдут и возьмут с поличным. Это было неоднократно! Потом, отсутствие умысла доказать невозможно! Для врачей в обществе теперь и надолго будет существовать презумпция виновности.
12. Всегда старайтесь вести себя так, как будто вас записывают на камеру, диктофон. В том числе по телефону. Совершенно не исключено, что так и происходит. Проверено… Не паранойя…
13. Никогда не делайте (не говорите, не пишите) того, о чём не имеете понятия. Не стесняйтесь показаться неграмотным — позовите коллег, направьте пациента выше по иерархии. Да, это однозначно плохо скажется на вашей профессиональной репутации среди коллег, но, как минимум, сохранит вам нервы.
14. Если не уверен — не утверждай! Первое мнение по неизвестному для пациента вопросу — самое авторитетное. Объяснить обратное впоследствие непросто.
15. Не давайте никому никаких гарантий! Часто можно услышать фразу: «Врач нам гарантировал, что… (операция пройдет без осложнений, лекарство справится с тем-то, там-то вам помогут)» Мы не вправе гарантировать то, что от нас не зависит на 100%.
16. Не позволяйте студентам делать при пациентах заключений, если пациенты не знают, что перед ними не врач, а студент. Не в обиду студентам. Всегда представляйтесь. Вы — в белом халате. Он накладывает ответственность за всё, что вы говорите. Вот тоже самое относится к сёстрам и санитаркам. Сколько коллег пострадало от брошенных ими фраз. Нужно работать с персоналом! Само собой ничего не происходит!
17. Никогда не доверяйте сёстрам удалять поставленные вами дренажи, турунды и пр., если вы не уверены в них, как в самом себе. Они упустят дренаж, испугаются (это — нормальная реакция), а вам ничего не скажут (светлой памяти О.М.Николаева посвящается). Равно, как и не зашивайте рану, пока счёт салфеток и инструментов не совпадёт! Переверните всю операционную вверх дном, но найдите пропажу!
18. Никогда не заполняйте липовой (поддельной) документации. Не идите на поводу у знакомых и коллег! Вас могут проверять и подставлять… Было неоднократно! Сколько врачей пострадало от левых больничных и справок!
19. Никогда не отпускайте больного без осмотра, даже, если ваше рабочее время катастрофически закончилось и вам нужно уходить. «Приходите завтра» без осмотра сегодня — не для врачей. За 10-20 секунд осмотра опытный врач может решить необходимо ли что-то делать ему именно сегодня или все-таки можно сказать «Приходите завтра»
Что вы думаете об этих правилах? Есть что добавить?
Куда уходят Врачи?
Казалось бы, за столько лет работы можно ничему не удивляться - ни скудности оплаты, ни энтузиазму населения, ни зверствам начальства, ничему; ан нет - все равно, жизнь, как показывает статистика, гораздо богаче наших представлений о ней.
Вызов - "52 г., Ж, сердце", работаю самостоятельно и получаю его как человек, проработавший уже десятый год. Тем более, что анамнез именно этого сердца известен уже всей подстанции - затянувшийся климакс, любовь к бензодиазепинам и редкие монотопные экстрасистолы, иногда мелькающие на ЭКГ и преподносимые, как нечто жизнеугрожающее.
Еду, поднимаюсь на этаж. Неопрятная квартира, худощавая женщина, вытянувшаяся под одеялом, масса неприятных запахов, и выражение лица вызвавшей, словно под носом ей мазнули скипидаром.
- Вы какой именно врач?
- Я не врач, - не стал обманывать я. - Я фельдшер.
- Фельдшер?! - сказано было так, что я на миг устыдился этого звания. - Тогда какое право вы вообще имеете меня осматривать?
Пожимаю плечами:
- Дипломом государственного образца и многолетней работой данное. А что?
- Вы знаете, что у меня очень серьезное кардиологическое заболевание?! Вам слово "экстрасистолы" что-то говорит? Какую помощь вы мне можете оказать? Вы даже давление мне не померили!
- Да я, вообще-то, только вошел...
- Что это за безобразие такое? У вас там что, издеваются надо мной? Мне нужна кардиологическая бригада!
- А ее уже год как нет, - радую я подробностями онемевшую от такой наглости больную. - Расформировали.
- Тогда почему мне не прислали врача?
- А где их взять? Думаете, на "Скорую" толпы ломятся?
Дальше пошел долгий разговор ни о чем, который и закончился ничем - т.е. кардиограммой, тонометрией, феназепамом в мягкое место и долгими невнятными угрозами нашей службе за подобную неорганизованность.
Поразительно, честное слово. Милая женщина, откуда же взяться
врачам? Тем паче - профильным специалистам, готовым, свесив язык, кинуться кивать в пять утра всем вашим капризам и по поводу каждого чиха устраивать консилиум? Они бегут из медицины, и со "Скорой" - в частности. Возьмите пример дикого Запада - там считается порочной практика доставки врача к пациенту. Врач - это первый после Бога, его голова должна быть забита лишь новыми методиками диагностики и терапии, новейшими разработками и схемами применения новейших же лекарственных средств, глубоким анализом каждого отдельного заболевания у каждого отдельно взятого больного.
Но уж никак не должен этот человек, к интеллекту и умственному труду которого предъявляются такие высокие требования, бегать по пятым этажам, таскать носилки, выковыривать бомжей из канав и консультировать истеричек с вечно больными "сердцами" и "головами". Высокий умственный труд предполагает отсутствие низменного труда физического.
Говорят, в Древнем Китае врач одной пальпацией пульса занимался несколько часов, вникая в нюансы его наполнения, напряжения, ритма, частоты... Откуда же вы возьмете специалиста, который то же самое вам предоставит, вкалывая при сем, как негр на плантации? А если еще врач гораздо сильнее, чем вашим здоровьем, озабочен мыслями, где бы перезанять, чтобы переотдать, чтобы не протянуть ноги...
Вы не сберегли поколение хороших врачей, люди. Вам его подарило время, как компенсацию за ошибки социалистического прошлого, одно из немного ценного, что вы могли иметь даром. Вы сгноили этот подарок - жалобами, кляузами, оскорблениями, недовольством, молчанием, равнодушием, ненавистью к тем, кто из последних сил, за нищенскую зарплату, имея огромные обязанности и не имея никаких прав, пытался бороться за ваше здоровье.
А теперь это поколение, воспитанное в духе альтруизма, гуманизма и бессеребреничества, благополучно вымерло. Остались лишь крохи. Новые врачи уже не будут такими - они растут в другой эпохе, где в порядке вещей то, что человек человеку волк, что без денег нет работы, что если не ты - то тебя. И, как дети своей эпохи, они не смогут вести себя как то, уходящее во тьму поколение, которое вы добиваете.
Вы молчали, когда врачи жили на нищенскую зарплату.
Вы хором осуждали, когда врач, спасший тысячу, не спасал одного.
Вы доносили, когда врач, дошедший до нервного срыва, ругал вас за необоснованный вызов.
Вы не обращали внимания, что люди, спасающие ваши жизни, живут без социальных льгот, без привилегий, без достойного уважения к своему труду.
Вы предали врачей, люди.
Куда уходят врачи? Подальше от вас, верьте слову. Умирая в нищете, от инфарктов, инсультов и онкологии, забытые всеми спасенными и исцеленными, они уходят в лучший мир, где не будет таких, как вы».
(с) Артём Ижников,
Казалось бы, за столько лет работы можно ничему не удивляться - ни скудности оплаты, ни энтузиазму населения, ни зверствам начальства, ничему; ан нет - все равно, жизнь, как показывает статистика, гораздо богаче наших представлений о ней.
Вызов - "52 г., Ж, сердце", работаю самостоятельно и получаю его как человек, проработавший уже десятый год. Тем более, что анамнез именно этого сердца известен уже всей подстанции - затянувшийся климакс, любовь к бензодиазепинам и редкие монотопные экстрасистолы, иногда мелькающие на ЭКГ и преподносимые, как нечто жизнеугрожающее.
Еду, поднимаюсь на этаж. Неопрятная квартира, худощавая женщина, вытянувшаяся под одеялом, масса неприятных запахов, и выражение лица вызвавшей, словно под носом ей мазнули скипидаром.
- Вы какой именно врач?
- Я не врач, - не стал обманывать я. - Я фельдшер.
- Фельдшер?! - сказано было так, что я на миг устыдился этого звания. - Тогда какое право вы вообще имеете меня осматривать?
Пожимаю плечами:
- Дипломом государственного образца и многолетней работой данное. А что?
- Вы знаете, что у меня очень серьезное кардиологическое заболевание?! Вам слово "экстрасистолы" что-то говорит? Какую помощь вы мне можете оказать? Вы даже давление мне не померили!
- Да я, вообще-то, только вошел...
- Что это за безобразие такое? У вас там что, издеваются надо мной? Мне нужна кардиологическая бригада!
- А ее уже год как нет, - радую я подробностями онемевшую от такой наглости больную. - Расформировали.
- Тогда почему мне не прислали врача?
- А где их взять? Думаете, на "Скорую" толпы ломятся?
Дальше пошел долгий разговор ни о чем, который и закончился ничем - т.е. кардиограммой, тонометрией, феназепамом в мягкое место и долгими невнятными угрозами нашей службе за подобную неорганизованность.
Поразительно, честное слово. Милая женщина, откуда же взяться
врачам? Тем паче - профильным специалистам, готовым, свесив язык, кинуться кивать в пять утра всем вашим капризам и по поводу каждого чиха устраивать консилиум? Они бегут из медицины, и со "Скорой" - в частности. Возьмите пример дикого Запада - там считается порочной практика доставки врача к пациенту. Врач - это первый после Бога, его голова должна быть забита лишь новыми методиками диагностики и терапии, новейшими разработками и схемами применения новейших же лекарственных средств, глубоким анализом каждого отдельного заболевания у каждого отдельно взятого больного.
Но уж никак не должен этот человек, к интеллекту и умственному труду которого предъявляются такие высокие требования, бегать по пятым этажам, таскать носилки, выковыривать бомжей из канав и консультировать истеричек с вечно больными "сердцами" и "головами". Высокий умственный труд предполагает отсутствие низменного труда физического.
Говорят, в Древнем Китае врач одной пальпацией пульса занимался несколько часов, вникая в нюансы его наполнения, напряжения, ритма, частоты... Откуда же вы возьмете специалиста, который то же самое вам предоставит, вкалывая при сем, как негр на плантации? А если еще врач гораздо сильнее, чем вашим здоровьем, озабочен мыслями, где бы перезанять, чтобы переотдать, чтобы не протянуть ноги...
Вы не сберегли поколение хороших врачей, люди. Вам его подарило время, как компенсацию за ошибки социалистического прошлого, одно из немного ценного, что вы могли иметь даром. Вы сгноили этот подарок - жалобами, кляузами, оскорблениями, недовольством, молчанием, равнодушием, ненавистью к тем, кто из последних сил, за нищенскую зарплату, имея огромные обязанности и не имея никаких прав, пытался бороться за ваше здоровье.
А теперь это поколение, воспитанное в духе альтруизма, гуманизма и бессеребреничества, благополучно вымерло. Остались лишь крохи. Новые врачи уже не будут такими - они растут в другой эпохе, где в порядке вещей то, что человек человеку волк, что без денег нет работы, что если не ты - то тебя. И, как дети своей эпохи, они не смогут вести себя как то, уходящее во тьму поколение, которое вы добиваете.
Вы молчали, когда врачи жили на нищенскую зарплату.
Вы хором осуждали, когда врач, спасший тысячу, не спасал одного.
Вы доносили, когда врач, дошедший до нервного срыва, ругал вас за необоснованный вызов.
Вы не обращали внимания, что люди, спасающие ваши жизни, живут без социальных льгот, без привилегий, без достойного уважения к своему труду.
Вы предали врачей, люди.
Куда уходят врачи? Подальше от вас, верьте слову. Умирая в нищете, от инфарктов, инсультов и онкологии, забытые всеми спасенными и исцеленными, они уходят в лучший мир, где не будет таких, как вы».
(с) Артём Ижников,
Цикл Кребса (памятка студентам).
ЩУКа "съела" ацетат,
Получается цитрат.
Через cis-аконитат
Будет он - изоцитрат.
Водороды отдав НАД,
Он теряет СО 2.
Этому безмерно рад
Альфа -кето- глутарат.
Окисление грядет:
НАД похитит водород,
В 1 и липоат
С коэнзимом А спешат,
Отбирают СО 2.
А энергия едва
В сукциниле появилась,
Сразу АТФ родилась.
И остался сукцинат.
Вот добрался он до ФАДа -
Водороды тому надо.
Водороды потеряв,
Стал он просто фумарат.
Фумарат воды напился,
Да в малат и превратился.
Тут к малату НАД пришел,
Водороды приобрел.
ЩУКа снова объявилась
И тихонько затаилась
Караулить ацетат...
ЩУКа "съела" ацетат,
Получается цитрат.
Через cis-аконитат
Будет он - изоцитрат.
Водороды отдав НАД,
Он теряет СО 2.
Этому безмерно рад
Альфа -кето- глутарат.
Окисление грядет:
НАД похитит водород,
В 1 и липоат
С коэнзимом А спешат,
Отбирают СО 2.
А энергия едва
В сукциниле появилась,
Сразу АТФ родилась.
И остался сукцинат.
Вот добрался он до ФАДа -
Водороды тому надо.
Водороды потеряв,
Стал он просто фумарат.
Фумарат воды напился,
Да в малат и превратился.
Тут к малату НАД пришел,
Водороды приобрел.
ЩУКа снова объявилась
И тихонько затаилась
Караулить ацетат...
На заметку любителям "уколов от температуры"
Я: - Иммунитет, что за нафиг, почему у меня температура 40?
Иммунитет: - Я выбросил в кровь пирогены, которые добрались до центра терморегуляции в гипоталамусе и тот сместил точку равновесия в сторону теплопродукции.
Я: - К черту физиологию, зачем так много?
Иммунитет: - Обнаружено вторжение вируса, который не может долго существовать при температуре 40°С, поэтому я выбросил в кровь пиро...
Я: - А я?! Я тоже не могу долго существовать при температуре 40°С!
Иммунитет: - Обнаружено вторжение вируса, который...
Мозг: - Заканчивайте разговор, я отключаю сознание как самый энергозатратный процесс в организме, нам еще до 41 прогреться нужно.
Я: - Зачем?!!
Иммунитет: - Обнаружено вторжение вируса, который...
Мозг: - Иммунитет, он тебя уже не слышит. Только это... я до 42 греть не буду.
Иммунитет: - Обнаружено вторжение мозга, который...
Мозг: - Всё, всё, уговорил, черт языкатый.
Я: - Привет, парни!
Мозг и Иммунитет хором: - Да как так-то?
Я: - Знакомьтесь, это парацетамол.
Парацетамол: - Гипоталамус, ты не мог бы снизить чувствительность своих рецепторов к пирогенам?
Гипоталамус: - Легко.
Иммунитет: - А что, так можно было?
Вирус: - Йу-ху! 37,2! Я буду жииииииить!
Иммунитет: - Ну уж фигушки. Печень!
Печень (отрываясь от укладывания гликогена в заначку): - Ась?
Иммунитет: - Врубай цитохром Р450!
Печень (зевая): - Который из?
Иммунитет (ошарашенно): - А их несколько?
Печень (надевая очки, менторским тоном): - Цитохромы обнаружены во всех царствах живых организмов, известно более 50 тысяч различных вариантов фермента, а теперь все поименно...
Иммунитет: - Стоять! Не надо все. Что есть против парацетамола?
Печень (шурша справочниками): - Ну... CYP2E1 и CYP3A4, правда зависит от того, что будем делать - глюкуронизировать, сульфатировать или N-гидроксилировать, потому что если нам придется учесть следующие нюансы...
Иммунитет: - Нет, ты издеваешься?! Врубай все!
Печень: - Ты уверен?
Мозг: - Эммм.. иммунитет, печень дело говорит, давай обсудим.
Иммунитет: - Заткнулись оба! Операцией «Инфекция» руковожу я, так что, печень, врубай цитохромы, мозг, вырубай этого идиота.
Я: - Не получится, уже 36,6.
N-ацетил-р-бензохинонимин: - Всем привет! (Достает ножницы и начинает кромсать гепатоциты)
Иммунитет: - Это еще кто?
Печень: - ...и в таком случае около 15% парацетамола пойдет по этому пути, в результате чего мы получим чрезвычайно активный и мощный алкилирующий метаболит под названием... А. Он уже тут. Иммунитет, разгребай.
Иммунитет: - А чего это я?
Печень: - Ну ты настоял.
Иммунитет: - Ничего не знаю, у меня вирус, мне есть, чем заняться.
Печень: - Псс, мозг, хочешь немного острой печеночной недостаточности?
Мозг: - Сдурела? Нет, конечно!
Печень: - Тогда думай, что будем делать с N-ацетил-р-бензохинонимином.
Мозг (порывшись в долговременной памяти в гиппокампе): - Глутатионом его!
Печень (шурша справочниками): - О. Точно. Там есть сульфгидрильные группы. Отлично. Пусть к ним присоединяется вместо того, чтобы нормальные белки из строя выводить.
N-ацетил-р-бензохинонимин: - Э-э-э, полегче, это необратимо!
Печень: - Я в курсе, глутатион, фас!
Глутатион: - Кусь!
Вирус: - А я уже в кардиомиоцитах!
Я: - Иммунитет, что за хрень?!
Иммунитет: - Ничего не знаю, у меня руки связаны, температура нормальная, сами разбирайтесь.
Я: - И сколько тебе нужно?
Иммунитет: - Хотя бы 38,5°С
Я: - Мозг, сможем вернуть как было, но не как было?
Мозг: - Ну... Гипоталамус?
Гипоталамус: - Ага, уже сможем, печень весь парацетамол разобрала.
Печень (пришивая на себя очередную заплатку): - Не щадя живота своего, между прочим.
Я: - Всё, всё, выздоровлю - подкину тебе глюкозы из пироженок.
Печень (мечтательно): - Еще один погребок под гликоген вырою.
Поджелудочная железа: - Я всё слышу!
Гипоталамус: - 38,5!
Иммунитет: - Ну всё, щас я его (ускоряет синтез антител, активирует лимфоциты-убийцы).
Вирус: - Опаньки.
Антитела (облепляя вирус): - Наша прелесссссть!
Макрофаги: - Кусь!
Лимфоциты-убийцы: - Шмяк!
Вирус: - Я еще be back...back...back...
Иммунитет: - Не надейся, я тебя запомнил.
Гипоталамус: - Ну что, точку равновесия можно возвращать на место?
Все хором: - НУЖНО!!!
Я: - Фух. Справились.
Иммунитет: - Обнаружено вторжение бактерии! Пирогены, товсь!
Все: - Ну ** твою ****!!!
Я: - Иммунитет, что за нафиг, почему у меня температура 40?
Иммунитет: - Я выбросил в кровь пирогены, которые добрались до центра терморегуляции в гипоталамусе и тот сместил точку равновесия в сторону теплопродукции.
Я: - К черту физиологию, зачем так много?
Иммунитет: - Обнаружено вторжение вируса, который не может долго существовать при температуре 40°С, поэтому я выбросил в кровь пиро...
Я: - А я?! Я тоже не могу долго существовать при температуре 40°С!
Иммунитет: - Обнаружено вторжение вируса, который...
Мозг: - Заканчивайте разговор, я отключаю сознание как самый энергозатратный процесс в организме, нам еще до 41 прогреться нужно.
Я: - Зачем?!!
Иммунитет: - Обнаружено вторжение вируса, который...
Мозг: - Иммунитет, он тебя уже не слышит. Только это... я до 42 греть не буду.
Иммунитет: - Обнаружено вторжение мозга, который...
Мозг: - Всё, всё, уговорил, черт языкатый.
Я: - Привет, парни!
Мозг и Иммунитет хором: - Да как так-то?
Я: - Знакомьтесь, это парацетамол.
Парацетамол: - Гипоталамус, ты не мог бы снизить чувствительность своих рецепторов к пирогенам?
Гипоталамус: - Легко.
Иммунитет: - А что, так можно было?
Вирус: - Йу-ху! 37,2! Я буду жииииииить!
Иммунитет: - Ну уж фигушки. Печень!
Печень (отрываясь от укладывания гликогена в заначку): - Ась?
Иммунитет: - Врубай цитохром Р450!
Печень (зевая): - Который из?
Иммунитет (ошарашенно): - А их несколько?
Печень (надевая очки, менторским тоном): - Цитохромы обнаружены во всех царствах живых организмов, известно более 50 тысяч различных вариантов фермента, а теперь все поименно...
Иммунитет: - Стоять! Не надо все. Что есть против парацетамола?
Печень (шурша справочниками): - Ну... CYP2E1 и CYP3A4, правда зависит от того, что будем делать - глюкуронизировать, сульфатировать или N-гидроксилировать, потому что если нам придется учесть следующие нюансы...
Иммунитет: - Нет, ты издеваешься?! Врубай все!
Печень: - Ты уверен?
Мозг: - Эммм.. иммунитет, печень дело говорит, давай обсудим.
Иммунитет: - Заткнулись оба! Операцией «Инфекция» руковожу я, так что, печень, врубай цитохромы, мозг, вырубай этого идиота.
Я: - Не получится, уже 36,6.
N-ацетил-р-бензохинонимин: - Всем привет! (Достает ножницы и начинает кромсать гепатоциты)
Иммунитет: - Это еще кто?
Печень: - ...и в таком случае около 15% парацетамола пойдет по этому пути, в результате чего мы получим чрезвычайно активный и мощный алкилирующий метаболит под названием... А. Он уже тут. Иммунитет, разгребай.
Иммунитет: - А чего это я?
Печень: - Ну ты настоял.
Иммунитет: - Ничего не знаю, у меня вирус, мне есть, чем заняться.
Печень: - Псс, мозг, хочешь немного острой печеночной недостаточности?
Мозг: - Сдурела? Нет, конечно!
Печень: - Тогда думай, что будем делать с N-ацетил-р-бензохинонимином.
Мозг (порывшись в долговременной памяти в гиппокампе): - Глутатионом его!
Печень (шурша справочниками): - О. Точно. Там есть сульфгидрильные группы. Отлично. Пусть к ним присоединяется вместо того, чтобы нормальные белки из строя выводить.
N-ацетил-р-бензохинонимин: - Э-э-э, полегче, это необратимо!
Печень: - Я в курсе, глутатион, фас!
Глутатион: - Кусь!
Вирус: - А я уже в кардиомиоцитах!
Я: - Иммунитет, что за хрень?!
Иммунитет: - Ничего не знаю, у меня руки связаны, температура нормальная, сами разбирайтесь.
Я: - И сколько тебе нужно?
Иммунитет: - Хотя бы 38,5°С
Я: - Мозг, сможем вернуть как было, но не как было?
Мозг: - Ну... Гипоталамус?
Гипоталамус: - Ага, уже сможем, печень весь парацетамол разобрала.
Печень (пришивая на себя очередную заплатку): - Не щадя живота своего, между прочим.
Я: - Всё, всё, выздоровлю - подкину тебе глюкозы из пироженок.
Печень (мечтательно): - Еще один погребок под гликоген вырою.
Поджелудочная железа: - Я всё слышу!
Гипоталамус: - 38,5!
Иммунитет: - Ну всё, щас я его (ускоряет синтез антител, активирует лимфоциты-убийцы).
Вирус: - Опаньки.
Антитела (облепляя вирус): - Наша прелесссссть!
Макрофаги: - Кусь!
Лимфоциты-убийцы: - Шмяк!
Вирус: - Я еще be back...back...back...
Иммунитет: - Не надейся, я тебя запомнил.
Гипоталамус: - Ну что, точку равновесия можно возвращать на место?
Все хором: - НУЖНО!!!
Я: - Фух. Справились.
Иммунитет: - Обнаружено вторжение бактерии! Пирогены, товсь!
Все: - Ну ** твою ****!!!
Традиционно День медицинского работника отмечается каждый год в третье воскресенье июня.
Начало празднику было положено еще в 1980 году. Памятная дата была утверждена Указом Президиума Верховного Совета СССР № 3018-Х от 1 октября 1980 года «О праздничных и памятных днях», в редакции Указа Президиума Верховного Совета СССР № 9724-XI от 1 ноября 1988 года «О внесении изменений в законодательство СССР о праздничных и памятных днях».
Праздник должен был подчеркнуть значимость медицинских специалистов, их вклад в будущее целой страны. Кроме того, День медицинского работника объединяет не только врачей, фельдшеров и медсестер, но и всех тех, в ком нуждается медицинская наука - инженеры и технологи, химики, биологи, лаборанты, санитары и многие другие.
Вопреки многолетней истории празднования у этой памятной даты нет определенных традиций. Чаще всего в этот день проводятся торжественные мероприятия, концерты, в ходе которых специалистам могут быть вручены государственные награды - показатели их таланта и высокого профессионализма.
С праздником! Ставьте ️ и поздравляйте своих коллег!
Начало празднику было положено еще в 1980 году. Памятная дата была утверждена Указом Президиума Верховного Совета СССР № 3018-Х от 1 октября 1980 года «О праздничных и памятных днях», в редакции Указа Президиума Верховного Совета СССР № 9724-XI от 1 ноября 1988 года «О внесении изменений в законодательство СССР о праздничных и памятных днях».
Праздник должен был подчеркнуть значимость медицинских специалистов, их вклад в будущее целой страны. Кроме того, День медицинского работника объединяет не только врачей, фельдшеров и медсестер, но и всех тех, в ком нуждается медицинская наука - инженеры и технологи, химики, биологи, лаборанты, санитары и многие другие.
Вопреки многолетней истории празднования у этой памятной даты нет определенных традиций. Чаще всего в этот день проводятся торжественные мероприятия, концерты, в ходе которых специалистам могут быть вручены государственные награды - показатели их таланта и высокого профессионализма.
С праздником! Ставьте ️ и поздравляйте своих коллег!