Статистика ВК сообщества "весенний воин"

я никогда не хотела любить поэта или писателя

я не хотела быть беатриче: я не смогла бы быть такой идеальной, непогрешимой, далекой и светлой. я не стала бы лауреттой. мои волосы - не шёлк и не мёд, мои шрамы - просто неправильно сросшаяся кожа, а не метки моей силы и опыта, моё сердце - просто мышца, а не огонь в груди

я знаю, что такое текст. я знаю всё о слове, я знаю все об историях: но я не хочу быть тенью чужих слов. я не хочу быть тенью своих слов. я - больше.

я не беатриче, ждущая тебя среди облаков
не маргарита, которая спасет тебя из ада в твоей голове
я даже не нежная офелия, скрытая за тенью твоего безумия.

я не идеальна. я не поэтична, я не легкая и воздушная, я не волшебная, не завораживающая, но я люблю тебя не меньше, чем беатриче любила данте. я не хочу быть твоим маяком во тьме, не хочу быть твоей музой. я - проще: я хочу касаться твоей кожи. мыть для тебя свежие фрукты, варить тебе кофе. заклеивать ранки пластырем. быть любящим человеком. я не идеальная. я совсем не так прекрасна, и никто не напишет обо мне так, как писали о них. но я также бессмертна

ведь их бессмертие - в любви,
а не в стихах

у мэри в глазах - бесстыжее, злое пламя. больная привычка: не плакать, а выть по-волчьи. он смотрит так прямо и кажется понимает, что кто-то из них не выживет этой ночью.

не греет камин, но хищно сверкают искры. забыт этикет, уроки дурных манер. по радио - джаз, в стаканах - янтарный виски.
в дрожащих руках - сверкающий револьвер.

- ну что же, ты хочешь правду? так будет правда. тебя опасаются, девочка, как огня: в тебе столько тьмы, огня, боли, страха, яда, я буду любить - ты выжжешь всего меня.
ты хочешь, конечно, боже, всего и сразу: и резать, и бить, и гладить, и целовать
смотрю на тебя - и сразу теряю разум, я забываю христа, и отца, и мать

а люси - другая. и любит печенье с крошкой. смеётся заливисто, волосы - будто лён. она мечтает о доме, семье, о кошке, и я не люблю её, хоть в общем-то и влюблён. мы купим с ней милый уютненький домик в ницце...

за окнами тлеет туманный осенний вечер.

и мэри так хочется просто уйти, смириться
ей очень смешно -
от смеха немного легче.

мэри простуженно кашляет, смотрит волком. тихо играет на пыльном фортепиано: от горького виски почти никакого толку и в вазе завяли поблекнувшие тюльпаны. мэри так любит книги и алый бархат и ненавидит до боли малышку люси
дрожь в тонких пальцах - клише, как в дурных романах
мэри ест вишни, не ощущая вкуса.


она целит метко. почти не дрожит рука. блестит револьвер в янтарном огне камина.

- а знаешь, стреляй. да чтобы наверняка. я слабость твоя - убьешь меня, станешь сильной. а губы у люси на вкус отдают малиной, глаза - голубые, и звонкий, прекрасный смех. смешные веснушки, и пахнет она ванилью, но с нею я был бы точно несчастней всех. ведь ты - это шторм, ты - гибель, пожар, ты - буря
она - просто волны, ласкающие песок
я не смогу иначе, так будь, что будет
стреляй.

и мэри, смеясь, стреляет

себе в висок.

быстрый, сладкий, летний поцелуй, от которого ты начинаешь пьяно смеяться. твой голос дрожит. этот мальчик - такой звонкий, легкий, быстрый, как ветер - мягкая прядь волос щекочет твою щеку - кажется сотканным из света. ты боишься его упустить. ты отвернешься - и он уже скроется в высокой траве, убежит по гладким морским камушкам. ты прячешь ваше лето внутри яблочного пирога, и тебе кажется, что твои кости и мышцы превращаются в молоко.

в детстве ты придумывала сказки о северном ветре, хрустальных гробах, говорящих волках, заколдованных изумрудных шкатулках: он слово в слово повторяет их, гладя уже взрослую тебя по волосам. но на самом деле, вы застряли, как муравьи в янтаре: вы шепчете друг другу заклинания на придуманном языке, засыпаете, укрыв ноги одеялом, чтобы до них не добрался монстр. вам больно и это не лечится разделенными на двоих летними вечерами, сладкими апельсинами, сигаретами, и ты бы хотела стать его матерью и дать его внутреннему ребенку вырасти снова, дать ему прожить заново - прожить в мире, где боли никогда не будет больше, чем он смог бы выдержать.

вы ощущаете себя детьми в заброшенном парке аттракционов, но именно ты предлагаешь кататься на позабытых пыльных каруселях вместо того, чтобы искать помощи или звать взрослых. в конце концов, эти карусели все еще красивые и яркие, пусть и довольно жутко скрипят.

когда ты была маленькой, ты ощущала странную притягательность, глядя на свои разбитые локти и коленки. сейчас ты ощущаешь что-то схожее, но эта кровь - не последствие неудачного падения с велосипеда.

папа скинул мне тикток где какой-то очень хороший мальчик читает мои стихи и в комментариях буквально цитата чувак такой: "не знаю, кто это написал, но его очень жаль"
это сделало мой день
я в восторге

а поки нічого не пишу, подивіться як красиво мене пофоткали

когда я много с тобой смеюсь, мне кажется, что я пьяна
и щеки болят от того, что улыбаюсь - в миллион раз ярче, чем без тебя, в миллион раз чаще, чем без тебя, в миллион раз слаще, ты - мёд

пьяно, рьяно, ветрено, пряно! и темно - уже ночь. не глубокая ночь совсем, получается, всё на поверхности: брызги звёзд, дождя, смеха, вся любовь моя - видна, как при свете дня. вот, смотри, я - прозрачное что-то, я что-то невесомое, я что-то бегущее, танцующее, с ума сходящее, я - твоё!

от тебя пахнет пирожными, домом, дождём
скрипят залитые лунным светом качели на детской площадке

" - вот знаешь, у меня такое детское мышление иногда. типа, подумаю: вот бы люди могли летать или вот бы я нашел миллион. и сижу такой, мечтаю о том, как это было бы классно. и вот я подумал, что было бы круто менять свою внешность и внешность окружающих под свои хотелки. я бы два метра ростом стал. и тебе бы не говорил, что у меня такая способность есть. а то ты бы попросила в себе что-то изменить. а в тебе не надо ничего менять - ты идеальная сейчас. идеальная. красивая такая

- если бы ты стал два метра ростом, у меня бы были вопросы

- я бы не ответил все равно, как я тебе объясню-то"

я ударилась в академическую литературную деятельность и имею устойчивое желание помимо полумертвого творческого паблика создать детеныша со статьями и интересностями если хоть кто-нибудь поддерживает это стремление кроме моего молодого человека который устал слушать пересказы проппа то моргните

ты явился в деревню пламенем, звоном стали
разлетались от звонких криков вороньи стаи,
на земле обгоревшей следы свои оставляя
ты идешь -
а я в этих следах прорастаю мятой.

я была колокольней, ты же звенел цепями
ты разрушил всё то, что я бережно создавала
ты, отчаянный, смуглый, обжигающий, беспощадный
целовал меня -
на губах оставался мёд.

мне казалось, ты чище, чем хрупкий весенний лёд,
ты светлее рассветного неба, ты тонкий лён
я была сухой веткой, брошенною в костёр
разлеталась искрами - занимался вокруг пожар

их горячая кровь - твой ужасный, твой тёмный дар,
это золото, звезды, погибель в твоих глазах,
ты заносишь руку - объятие ли, удар
я снесу это стойко,
не рухну к твоим ногам.

я бессильна, слаба, разбита - ну ладно, что ж
я твой лук, тетива, твои ножны
во мне твой нож
ты сожжешь все дотла, на пепле поспишь, уйдёшь
а я буду ждать тебя снова
тобой забыта

эта красная кровь так красива на платье белом
ты уйдешь и я точно не буду настолько смелой,
чтоб идти за тобой, срываясь на быстрый бег.

я тебя не найду - я останусь в своей деревне,
средь обугленных изб, в колыбели огня и пепла
из чужих животов вынимать твои сталь да стрелы
и хранить, как будто бы свадебный оберег.

я бы описала тебя, как несбывшуюся весну: когда-то давно, полная злости, думала,

ты - другое. не то, что я раньше считала красивым, ты другое, неправильное, болезненное, мокрота в кашле от грязного воздуха и дешевых сигарет, раскаленные солнцем крыши гаражей, высокая пыльная трава, асфальт, усыпанный сухой листвой. но в тот момент, когда меня начало тошнить словами и наигранной драмой, я поняла, что гораздо проще не опираться на типичные образы, даже если они грязные, даже если они злые. как только ты смешиваешь боль с красотой - это перестаёт быть чистой ненавистью, это перестаёт болеть так сильно. писать не о звёздах и цветах, а о сигаретном дыме и сбитых костяшках - ново, оригинально, свежо, аж скулы сводит.

поэтому пришлось мыслить оксюморонами, пришлось склеивать в голове все цвета воедино, чтобы можно было тебя воспеть, сохранить так, как ты того заслуживаешь. но слушай, не сдержусь, буду сходить с ума в пределах своих возможностей и, сказать по правде, ни ты, ни я не найдем мои слова красивыми, ведь я не стараюсь сделать их такими.
я могла бы искать поэзию в тебе там, где ищут её обычно: твой смех, твои расширенные зрачки, снежинки на твоих ресницах, поцелуй в шею - горячий мёд и пряные яблоки с корицей, сладко и жарко, твои тонкие пальцы и "ты как будто дотрагиваешься до моих внутренностей", но то, другое, что есть в тебе, что никогда не вместится в слово, в самые изысканные, хрустальные, воздушные, кружевные метафоры. ничто из этого не подчиняется правилам литературной эстетики, не укладывается в рамки языка и сознания
потому что это особый язык, и только я говорю на нём.

это я, беатриче. не меня ты всю жизнь искал? не во имя меня ли ты кровью пятнал знамена, разбивал корабли врагов об уступы скал, не меня ли ты звал, давясь своим хриплым стоном
это я, беатриче. я изранена и пуста, я курю и давлюсь сухим сигаретным дымом. спеленай себя в моих выцветших волосах, оплети мои ноги белым кустом жасмина: это ладан на раны, фиолетовый нежный дым, очищение вымыто кровью, обшито в злато
ты прошёл этот круг - вырос, выжил, ты стал другим
только я до сих пор дышу только этим адом.
лабиринты подъездов, прокуренных поездов, битых стёкол, кошмаров, криков в пустой квартире: о такой слабой мне не сложить никаких стихов, не впустить меня в вечность, не впечатать меня в картины - но во снах я останусь нетленной, святой, твоей, в белоснежных одеждах ждущей тебя у рая
чтобы я была тебе море, и солнце, и колыбель, и рука, что тебя подхватит почти у края
я курю и молчу. ты уходишь, не замечая. я приснюсь тебе позже - в обрывках надежд и слов
это я, беатриче. продолжай свой путь, умоляю
не молись за меня

я не стою твоих стихов.