Статистика ВК сообщества "Неканон"

Кофе я пью редко. Я больше чайный человек. Но тут взял и зашёл в кофейню. И я вот что скажу, там все ебанулись. Вы знали? Я серьезно, знали? Почему мне никто об этом не сказал, блядь?
Про название кофе я не говорю, там давно дьявол их придумывает. Макиато, лавандовый раф, флэт вайт, допио, сука! Это кофе или упражнение у логопеда?
Но самый пиздец это выпечка!
Маффин, мильфей, тарт, макаруна, ещё какая-то невыговариваемая хуйня! Я ведь все равно если захочу купить это скажу, дайте мне вот эту коричневую хуйню. Или вот эту жопу с кремом. Кто это придумывает, блядь?
Ведь был нормальный кекс за двадцать рублей и хуяк, он уже маффин! А маффин вам не сраный кекс, он автоматически начинает стоить стопиисят!
Раньше было проще. Сдоба в ассортименте. Сдоба! Это все, что я хочу об этом знать. Если хотите, напишите, булка с апельсином и крендель с орехом, а не вот это всё сильвуплеблядь.
И главное, здоровые бородатые мужики это покупают. Крутоны блядь. С топингом! Хотя по идее они должны жрать сухари с салом и воблу с говном. А у них крутоны, сука.
Охуели вы со своими баристами.

Александр Гутин

Мужики....
- Вот, я тут ебусь, а ты мне не помогаешь, кричит он голосом раненного буйвола.
И ты бежишь сломя голову помогать. Не важно что он делает. Не суть - главное, чтобы ты была в тонусе.
Двадцать лет вместе. Я помню каждый такой окрик. Каждый крик о помощи.
И конечно уже бегу заранее - надо же помогать.
- Чего ты лезешь? Не лезь. Мешаешь.
- Я помогаю.
- Не надо мне помогать.
Двадцать лет. Двадцать сука лет у меня ушло на то, что бы наконец сообразить - надо просто стоять рядом и восхищенно смотреть на то, как он что - то делает.
Вот это и есть помощь.
Блядь...
Я должна была об этом поведать миру.

Пахман Валентина

Повесишь фотку себя – придут в личку и скажут "Зачем? Вы же старая и некрасивая"
Напишешь "Я старая и некрасивая" – придут в личку и скажут "Вы мерзкая кокетливая блядь!"
Напишешь "Я мерзкая кокетливая бл*дь" – придут в личку и скажут "Вы плебейка, материтесь как сапожник"...

Короче, я старая, страшная, кокетливая блядь-сапожник. (с)

Счастливая женщина всегда немного «не».

Не вся накрашена, не до идеала уложена, не с иголочки одета. Зато может тереть глаза, смело ладонями откидывать назад волосы и не мечтать весь вечер о том, чтобы скинуть с себя неудобное платье.

Она не выставляет напряженное фото с ногой на мыске, надутыми губами, нарочитой улыбкой, она вообще не замечает, что ее фотографируют и хохочет во весь рот. Даже если у нее кривые зубы.

Она не боится выглядеть нелепо.

Она не говорит, что все принимают ее дочь за подругу или сестру, не раскрашивает ногти хохломой и гжелью, не лежит по три часа под лампой и иголками, чтобы утром муж думал, что она всегда красавица.

Не показывает свою овсяную кашу публике, потому что каша - это просто еда, и она ее ест.

Не демонстрирует свой пресс, даже если он есть.

Не идеализирует детей - они обычные люди, а часто сволочи, только маленькие еще.

Не кидает каждый день лубочные картинки с мужем в обнимку, она с ним трахается без камер, но с оргазмом.

Она просто живет. Хотя и немного «не».

Екатерина Бальзамова

Мужчина в магазине настойчиво требовал сначала имбицильную, а затем децибельную воду.
Общими усилиями с продавцами пришли к тому, что мицеллярную.

Эти врачи и инженеры вообще не понимают в прекрасном

Одна моя знакомая пять часов визжала на табурете. К ней пришла мышь и гуляла по кухне как по гастроному. Мыши хотелось на ужин чего-то необычного.
Женщина боролась с грызуном противным голосом. Мышь морщилась, но терпела. На шум заглядывал кот, но чисто посмотреть. Он был пацифист, в его душе росли тюльпаны.
Потом пришёл муж и спас всех шваброй. Бросил, промахнулся, и уже по звону посуды мышь поняла, больше здесь ей не рады. Пора. Конечно, виноват муж.

Слава Сэ

Нацеловав чужих прекрасных собак и котов, приезжаешь домой - а там два своих прекрасных мохнатых существа смотрят на тебя со всей болью и тревогой - где ты была? Целовала других? Им говорила - ты ж мой сладкий? Им давала вкусное? А мы? А мы???
И прямо вот стыдно.
Отводишь глаза, кладёшь в мисочки вырезки говяжьей.
Они едят, а нет нет да на тебя оглянутся, в глазах - вопрос - кем это ты пахнешь?
И как ты могла!?

Anna Sever

Увидев впервые Сергея Довлатова, Ася Пекуровская сказала, что он похож на «разбитую параличом гориллу, которую держат в зоопарке из жалости».

Спустя три года они поженились

Одна девочка закрылась в высокой башне и запаролила двери, сказала: "Пусть благородный рыцарь попросит прощения. Лишь затем ему откроется дверь!" Рыцари со всей округи, из дальних стран съехались, чтобы попытать счастья, набирали: "извини", "прости", "смилуйся" и даже "пардон", но дверь не открывалась. Мимо подходил свинопас, он тоже решил попробовать, ведь жил он в свободной стране, где отменены классовые предрассудки. Свинопас набрал "извени" и дверь со скрипом стала открываться. "Входи, мой рыцарь, я заждалась!"- услышал он волшебный голос принцессы

Виталий Пуханов

Познакомились через интернет, как многие. Месяц переписывались, месяц созванивались, «лайкали» фотки. А потом договорились о свидании.
– Я не одна приду, – предупредила Ирина.
– С подругой? – пытаясь скрыть раздражение, спросил Санек.
– Не совсем.

Подъехал к ее дому. Выпорхнула из подъезда: каблучки, шортики, сиськи под маечкой прыгают, – еще лучше, чем на фотографиях. Села, улыбнулась – Санек-то тоже о-го-го.
– Ну что, поехали?
– А ждать никого не будем? Ты ж сказала, не одна придешь.
– Все свое ношу с собой, – и показала пакет, целлофановый, с цветочками.

Она с ним не расставалась. Прогулялись по парку – пакет в руках, зашли в торговый центр – тоже, в кинотеатре – та же история.
– Да оставь в машине. Не украдут, – предложил Санек.
– Э-э, нет, – хитро погрозила Ирина. В ресторане поставила пакет на стол.
– Не положено, – вежливо кашлянул официант.
– А ты положи, – улыбнулась Ирина.
– Не положено вещи на стол, – настаивал официант. Ирина пристально посмотрела на него.
– Сам ты вещь. Это муж мой. Мишка, – и достала из пакета черную жестяную банку. – Вернее то, что от него осталось. Кстати, познакомься, – обратилась к Сане.

После того, как шокированный официант принял заказ, Ирина рассказала: был муж – молодой, хороший, любимый, а потом не стало – разбился на машине.

– Это я виновата. Звонила каждую минуту: когда приедешь да когда, он и гнал. Врезался в фуру, вылетел из окна… – она всхлипнула. – Вот ведь говнюк какой, говорила же: пристегивайся. В общем, шею сломал. Родители похоронить хотели. А я не дала. Не желаю, чтобы его черви жрали. И еще, вдруг махну куда-нибудь, не эксгумацию же проводить. Вот и решила: кремирую Мишеньку, и будет он всегда со мной.
– А почему он в банке, а не в урне? – поинтересовался Санек.
– Да есть урна. Мраморная. Не натаскаешься. Вот я и пересыпала Мишеньку в баночку. Да и зачем ему урна? От него всего-то и осталось, – и показала две пригоршни.

Так они и встретились – Мишка с Саньком. Один – вполне себе живой, другой – вполне себе порошкообразный. А меж ними – Ирина.

Поначалу Санек про нее думал: сумасшедшая. Но в постели эта «дурочка» показывала такой пилотаж, такие изобретательность и сноровку, какие свойственны не душевнобольным, а скорее раскрепощенным особам, которые умеют каждый раз как в последний. Да и в том, что касалось карьеры, денег или домашнего хозяйства, Ирина была очень рассудительной, умела найти золотую середину.

Перекос выходил только с покойным мужем. Благодаря ей прах продолжал жить. Ехали купаться на речку – Мишка болтался в банке, зажатой Ириниными бедрами. Периодически она высовывала Мишку в окно.
– Это еще зачем? – удивлялся Санек.
– Пусть посмотрит, как здесь все изменилось. Вот этого дома раньше не было.
Санек смеялся, Ирина обижалась.
– Зря ты так. Я же его люблю. До сих пор.
На речке закапывала банку в песок по самую крышку.
– Ему так нравится. В песочке тепленько.
Санек молчал, хотя прогревание Мишки виделось ему кощунственным, – пусть играется. И вообще, разве мертвый живому соперник?

Но Мишка оказался самым настоящим соперником.
– Слушай, переезжай ко мне. Надоела эта бесконечная езда из одного конца в другой, – сказал как-то Санек Ирине.
Она виновато улыбнулась.
– Я-то хоть сейчас. Но Миша... Понимаешь, привык к дому. У него и полочка своя есть. Приходишь с работы, а он ждет, на полочке.

На работу она Мишкины останки не брала, не потому что начальство против – все люди, у каждого может беда случиться, а потому что дела семейные с делами рабочими не путала.

Или вот, с «Нирваной» пример. Мишка слушал только «Нирвану». А Санек не только.
– Останови, мы выйдем. Миша не хочет «Русское радио», его тошнит от попсы, – попросила Ирина, когда Саньку окончательно достала «Smells like teen spirit» – любимая Мишкина песня.

Он затормозил, Ирина, прижимая банку к груди, вышла и спокойно, как ни в чем не бывало, присоединилась к другим пешеходам. Санек проехал один светофор, второй, третий, а потом повернул обратно, врубив на полную Мишкину любимую.

Через пару минут Ирина сидела рядом, а счастливый Мишка подпрыгивал возле колонки.

Скоро и полочка, на которой Мишка «ждал» Ирину, переехала к Сане.
Освоился Мишка быстро – Ирина помогла. Она «водила» его по комнатам, показывала ванну, туалет.
– Вот здесь мы будем пись-пись. А тут куп-куп… А это твоя полочка. Мы будем приходить с работы, а ты нас будешь встречать. Правда, Мишенька, – и гладила по крышке.

Готовила Ирина замечательно, но опять-таки то, что любил бывший супруг: пирожки, жаркое, уху. А борщ – нет. У Мишки была аллергия на свеклу. Поэтому борщ Санек варил себе сам. В какой-то момент Мишка достал. Санек в туалет – там Мишка.
– Здесь-то он что делает? – разозлился Саня.
– В туалет со мной ходил. У нас секретов нет, – честно призналась Ирина.
Саньку это обидело. Целую неделю просил Ирину:
– Покажи, как писаешь.
Но она не показывала.
– А этому, пеплу, значит можно пялиться?! – не сдержался он.
– Зачем ты так? Это же Миша, – и в ту ночь постелила себе отдельно.

Санина гордость требовала мести, тем более что с Мишкой можно было сделать многое: растоптать, вышвырнуть в мусоропровод или с балкона, смешать с землей, смыть в унитазе, наконец. «Развеять по ветру» не подходило – романтика Саню и так достала. Но Ирина, почуяв неладное, спрятала Мишку в надежном месте. А на утро обида отступила. Да и кто теперь Мишка – всего лишь прах.

Так и Новый Год справили – втроем. Санек хотел Мишку под елку отправить, мол, мертвая елка, мертвый Мишка, но Ирина не разрешила. И когда били куранты, заставила Саньку чокнуться с банкой.

В феврале на теплотрассе произошла авария, в квартире критически похолодало. Дружно материли жэковцев и спасались чаем и кексом. Посреди ночи Санек проснулся, потянулся было к теплой Ирине, но вместо этого наткнулся на Мишку.

– Ты чё, совсем?! – взбесился Саня. – Выбирай, я или он. Немедленно! Не могу так больше!
Ирина попыталась погладить Саню по щеке.
– Ты что, миленький? Понимаешь, на полке совсем холодно, вот я и взяла Мишу к нам.
– Или ты его хоронишь, или убирайся отсюда!
Ирина без лишних слов собрала вещи, вызвала такси, сунула банку подмышку и ушла.

Первые три дня Саньку было здорово, потом так себе, а после совсем дрянно. Поехал к Ирине.
– Ну прости меня. Возвращайся.
– Нет, – ответила она. – Мы уж с Мишенькой как-нибудь сами.
– О, Господи, – присел на корточки и обхватил голову. – Хрен с ним, с Мишкой твоим. Вместе возвращайтесь.
– Мы вернемся, но с одним условием…
«Сейчас попросит, чтобы с нами спал» – подумал Саня. Но не угадал.
– У Миши было одно желание – в Карелию хотел, порыбачить. Не успел он. Обещай, что отвезешь его.
– Обещаю, обещаю, – торопливо заверил Санек. – Собирайся.
– Так не пойдет. Ты не мне обещай. Ему, – и вручила банку.
– Обещаю, Мишка. В сентябре у меня отпуск, тогда и поедем. Слышишь, дурило ты пепельное, – и постучал по крышке.

Жили дальше. В марте очень хорошо жили. В апреле чуть похуже – Ирина часто задерживалась на работе. Санек не придирался – у самого бывало случались авралы. Просто ждали ее: Саня у телевизора, Мишка на полке. А в мае Ирина ушла к другому. К своему начальнику, к Савенко. И Мишку не забрала.

Санек в тот день как обычно вернулся с работы, потопал на кухню, чтобы приготовить ужин, и увидел записку. «Я ухожу к Савенко. Простите меня». С полчаса пытался дозвониться до Ирины, но она не брала трубку. Долго бродил по комнате, туда-сюда, туда-сюда, а потом стал швырять на пол Иринины вещи: рамки с ее улыбками, духи, расческу, на которой остались несколько ее волос. В конце концов, оторвал и шарахнул со всей дури полку – ту самую, которую привез из Ирининой квартиры. И тогда он увидел Мишку. Тот лежал на ковре, рядом с черной банкой – уже не соперник, а жалкий неудачник. Санек аккуратно ссыпал серенького Мишку в банку и поставил на стол, а на следующий день купил новую полку.

Они очень ждали Ирину, надеялись, что вернется. Не звонили, не искали с ней встреч, просто ждали. Но прошла неделя, вторая, месяц, и стало понятно, что напрасно.

Тогда Саня захотел спросить «почему?», причем два раза, а Мишка - нет: чувствовал, что ответит Ирина.
Но Саня настаивал, и они пришли к ней на работу.

– Вот, возьми, – Санек протянул Мишку.
Ирина покачала головой.
– Мне-то что с ним делать?
– Не знаю. Можешь выбросить, можешь похоронить. Мне все равно.
– Но почему? – спросил Саня за Мишку.
– Я больше не люблю его, – и опустила глаза.
– А меня?
– А тебя я никогда не любила, – ответила Ирина на второе «почему». – Понимаешь, у меня после Миши никого не было. Долго. А потом появился ты, и я поняла, ты можешь меня вылечить…

На крыльце им встретился Савенко, Мишка не выдержал и врезал ему ребром банки по переносице. Потом из здания выбежали охранники и намяли бока и Саньке, и Мишке. Саньке больше – он прикрывал Мишку, чтобы не просыпали.

Две недели они сидели на больничном. Пили водку и слушали «Smells like teen spirit». Иногда кто-то стучал в дверь, но они не открыли. Иногда звонила Ирина, но они не ответили, – «почему» больше не осталось.

В сентябре Санька уехал в Карелию. С Мишкой. Он же ему обещал. А вернулся один – Мишка не захотел возвращаться.

Elena Mayuchaya