Статистика ВК сообщества "Катя Пепельница"

В мире столько красивых глаз,
а ты смотришь в мои,
спасибо.

голый пол,
холод стен,
матрас —
мне плевать,
я сквозь пол-России
еду чтобы дрожать как пёс
под ноябрьским грубым ливнем,
чтобы запах твоих волос
мне напомнил,
что дух всесилен,

чтоб постигнуть глубокий дзен,
в танце выгнуть до хруста спину,

в мире столько любовных сцен,
а ты выбрал со мной,

спасибо.

В четырнадцать попробовав табак,

в семнадцать всё узнав о силе трения,

я признаю, собрав себя в кулак,

бессмысленность побега как явления.

Когда сломал конечности — врачи,

когда устал — кровать и фильмы Триера,

напуган/ больно/ хочется — кричи

ты зол? — ударь

обидевшего пидора.

Молчание приводит к седине

и резкой боли в дряхлой пояснице,

в такой кряхтящей жалости к себе

глагол внутри тебя всегда с частицей:

«не» смог «не» вырвался «не» сделал «не» достиг —

зато все тихо-мирно, без коллизии

и только страсти демоны внутри

остались вечно ноющими слизнями.


Морщины съели юности наряд

и слышно отдалённо звуки гадкие —

а это ложка бьётся о края

тарелки с твоим коливом несладким
и

всё это будет, позже, всё потом:

пока ещё ты молод, но поверь в меня

я — ТЫ из гроба, чтоб напомнить про

бессмысленность побега как явления.

И в мой лоб упирается кто-то лбом:

— всё решу, всё устрою, всё будет,
только дай мне хоть пару часов на сон и я вырву тебе у судеб
самый лучший финал,
самый светлый исход,
дам свободы и счастья поровну,
но сейчас иди спать — новый день уже ждет,
да и к зеркалу жаться
холодно .

С новым годом, любовь моя, с новым фальшивым счастьем.
С тысячей новых «пошли вы все», «снова здрасьте»,
ровно с одним «с днем рождения», «мне с тобой хорошо»
с парочкой «как красиво»,
с декабрьским «снег пошёл».

С сотней «люблю» и с чуть меньшими «да, я тоже»,
с миллионом «нельзя», с одним максимум новым «можно»,
поздравляю тебя,
поздравляю тебя по морде
поцелуем когда-то, теперь же на обороте
новогодней открытки пишу тебе ровным почерком:

«С новым годом, любовь моя, да и с прочими
абсолютно не важными датами, например,
с нашей смертью в лютующем феврале,
с днем рождения нашей кошки, с днем погранвойск,
всевозможных твоих и моих расстройств,
поздравляю тебя,
поздравляю твою невесту,
с годовщиной вас кстати,
целуй её, нежно пестуй»

не поставлю ни имя, ни подпись, но
я надеюсь ты помнишь
как пишет
твоя любовь.

Моя девочка, ты обязательно
перерастешь,
я тебе обещаю.

сначала тех мальчиков, жаждущих борщ
и шарлотку к вечернему чаю,
потом нарцисичных ублюдков и,
разумеется,
дураков,
которые балуют
бук
ва
ми
не умея построить слов.

Перерастешь.
То глоток весны,
что врывается в грудь смешком.

Опускается нож —
ты себя распусти
и побалуй их всех "стишком".

Всё пройдёт;
и помада словно "rеd flag"
и одежда XXXL,

Всё пройдет;
Хакамада и Ян ван Эйк
и рандомный мудак в постель,

Всё пройдет, моя девочка, стихнет гул
голосов: "ты не сможешь, дрянь",
ты только бензина подлей в избу
и пришпорь
коня,

я же тоже когда-то была как ты,
я тебя, как никто, пойму,
я ведь тоже искала уютный тыл
разжигая в себе войну,

и я также смеялась, давя слезу,
от признаний в любви не мне,
сапогом по губам — а я всё ползу
облизать их ещё нежней —

это было как будто вчера, и да,
это больно, как кожу снять,
но смотри, как сейчас закричит закат
смотри
как горит весна

для тебя,
для меня,
для таких, как мы,
так давай поживём чуть-чуть,

ведь не даром мы выплыли в этот мир,
так зачем же нам в нем тонуть?

Мой друг — художник,
мой муж — поэт.
подруга любит детей и море,
сестра красавица,
братьев нет,
а я?
скажи мне.
скажи мне
кто я?

Меняю третий десяток быстро
на новый город,
на ветер в пальцах,
на сигареты (конечно Winston)
на неумение
расставаться.

На безответственность,
риск,
свободу,
на бой меж искренностью и волей,
на скоп метафор и аллегорий.
ну так скажи мне,
скажи мне
кто я?

А если завтра дождливый вечер?
Я снова злая,
лечу в потоке,
большая скорость,
мудак на встречке,
осколки тела по всей дороге..

... и звук сирены,
белеет простынь
на том, что в кучу собрали разом,
закрытый гроб.
На краю погоста
меня зароют без лишних пауз.

Друг нарисует,
А муж напишет,
Подруга взвоет,
Какая драма...

— не приходи ко мне,
ветер свищет
и ты простудишься.
так не надо —

Только скажи им, что на могиле,
рабочим людям в крестовом поле,
там,
на надгробии,
кроме имя,
что написать им?

Скажи им
кто я.

Все ебутся в спальне.

Все хотят мясного.

Все боятся смерти

и несутся в ад.

Слышишь,
подсознанье,
зарифмуй мне слово,
ведь иначе эти
слушать не хотят:

«Тихо-тихо-тихо»
— мама к колыбели
обращалась нежно:
«Волк к нам не придёт»

А теперь где мама?
ты ей, чё, поверил?
вон её одежда —
волк не ест тряпьё.

Папа объяснял вам
криками и матом
«Дети, сила в правде,
нет её сильней!»

Хули твоя правда
против автомата?
чтож ты такой сильный
и лежишь в земле?

«Не драматизируй»

«Я сказал так надо!»

«Ну и что, что больно?»

«Вырастешь — поймёшь»

Вне презерватива
подрастает стадо;

ты что-нибудь понял?
или тоже врёшь?

Я клянусь, что хочу
как они — роптать,
а не матом кричать в окно.

Вместо голого громкого "ухтыжблять"
говорить — "посмотри каков".

Мелкий шаг вместо рваного юбки шва,
томный отблеск придать глазам,
и считать их "заблудшими" вместо "шмар",
говорить: "споки-ноки, зай"

Я когда-нибудь брошу курить подряд
по четыре
идя домой,
разучусь различать где немецкий приклад,
где стандартный
и где прямой.

Я начну носить розовый,
пить "Шато",
и улыбкой сведу с ума,
и не вырвется больше из губ "шо то —
шо это, родной, ху*ня".

Никаких чистых виски,
прямых речей —
только краска у юных щёк
и невинный испуганно-милый взгляд
вместо южного
"э, ты че?".

Я клянусь, что хочу, как они цвести,
и быть словно
зари
поцелуй,
я хочу,
но прости,
не могу,
прости.

Извините, но всё же —
хуй.

В прошлой жизни мы были последними сволочами,

и в аду на доске почёта наши с тобой портреты,

а иначе не объяснить, почему ночами
нас до крика саднит и терзает нутро поэта.

Это наше проклятие,
наша участь.
Вот наша плата.

Где мы правили бал?
Аненербе?
ГУЛАГ?
Освенцим?

В этой жизни, мой брат, нам с тобой не видать объятий;
в этой жизни, увы,
мы за прошлое платим сердцем.

Потому мы и чувствуем больше всякого в сотни раз,
оттого мы и любим до́ смерти, но не тех:

нам с тобой карандаш художника воткнут в глаз:
видим больше других,
но никак не закрыть нам век.

Ты, конечно же, отмахнешься: «Я не поэт»
— только роза ведь пахнет розой, как её не зови —
а я подойду поближе и твой хребет
с хрустом треснет и проскулит:
«Ну смотри, смотри!».

Я отрою отвёрткой правду в твоих глазах,
второй ковырну под грудью,
третьей распорот рот.
и тогда мы посмотрим, какой же под кожей смрад —
ещё пара мгновений и это произойдёт...

*****

... — В прошлой жизни мы были последними сволочами...
— Ты и правда веришь в такое мироустройство?

«апельсиновый сок и водка» — нам прокричали

-Угощайся, брат,
за знакомство!

1.
Я пишу об этом когда я пьян,
быть сегодня стиху —
и пусть.

Ткни мне пальцем в того,
кто не графоман —
и я ему поклонюсь.

Покажи мне того,
кто познал себя —
и я над ним посмеюсь

Покажи мне того,
кто нашел свой путь.
С ним я точно
пересекусь.

2.
Я пишу об этом в последний раз;
Тише мыши — ленивей кот,
смысл жизни кроется в паре фраз,
но их не осилит рот.

Случайность — обман, а истина — случай,
Но нам их не отличить.
Любую дорогу осилит идущий,
но мы разучились ходить.

Не существует добра со злом,
зря я выдумал им окрас.
Мы делим всю жизнь на «после» и «до», и
«сейчас» умирает в нас

3.
Я пишу об этом, когда я пьян
и думаю — когда трезв.
Я в чужом уме, ведь в моем — туман,
Вместо сердца давно протез.

Я выдумал грань, заступил за неё и думал — выигран бой,
но главной ошибкой
в этом бою
было остаться собой.