Он принял единственно верное решение, по сути - спас мир, но о его смерти даже не сообщили в СМИ...
26 сентября 1983 года мир мог оказаться в условиях начала ядерной войны между СССР и США - система предупреждения в СССР сообщила о ракетной атаке со стороны США.
Герой статьи в ночь на 26 сентября 1983 года находился на посту оперативного дежурного системы. На компьютере центра обработки информации со спутника появилось сообщение с высокой степенью достоверности о запуске пяти (!) межконтинентальных баллистических ракет в ядерном оснащении с территории США.
Оперативный дежурный находился в том состоянии, когда от его решения могла зависеть судьба всего мира. А порядок был таков - он, как оперативный дежурный, должен был оповестить свое командование, дальше, по цепочке, оповещалось советское руководство и приводилась в действие система ответного удара.
Обладая инженерными знаниями и аналитическим умом, оперативный дежурный сумел вычислить, что американская ракета была пущена из одной точки - а это не могло произойти в случае массированного удара.
В итоге оперативный дежурный начал сомневаться, и, в конце концов, принял правильное решение - это ошибка системы.
Как потом выяснилось, солнечные лучи, отражаясь от облаков, засветили советские датчики обнаружения.
Этим оперативным дежурным был подполковник Станислав Евграфович Петров
8 марта 1983 года президент США Рональд Рейган назвал СССР "империей зла".
В США была принята программа Стратегической оборонной инициативы (СОИ), которая предусматривала создание мощной противоракетной обороны. Американцы полагали, что вероятный сценарий ядерной войны — ограниченный удар по ключевым военным объектам противника с последующим шантажом.
Кроме СОИ американцы начали массовое развертывание ракет в Европе. Появление ракет в непосредственной близости от границ СССР заставило сделать вывод - противник готовится к массированному ядерному удару.
Вообще, 1983 год был богат на негативные события в мире. "Холодная война" в самом разгаре.
4 апреля в районе Малой Курильской гряды 6 американских штурмовиков LTV A-7 Corsair II вошли в воздушное пространство СССР на глубину от 2 до 30 километров и провели условное бомбометание по территории острова Зеленый, сделав несколько заходов для атаки наземных целей.
1 сентября советский истребитель-перехватчик Су-15 сбивает южнокорейский пассажирский "Боинг-747", который отклонился от обычной трассы полета на 500 километров, дважды нарушив воздушное пространство СССР.
Ситуация обострялась и в любой момент могла перейти из "холодной войны" в фазу "горячей войны".
Именно в такой напряженной обстановке в ночь с 25 на 26 сентября 1983 года на боевое дежурство и заступил подполковник Петров.
Он был оперативным дежурным на командном пункте системы предупреждения ракетного нападения "Серпухов-15". В 1982 году на боевое дежурство заступила система "Око-1". Это была спутниковая система обнаружения пусков межконтинентальных баллистических ракет. Она входила в состав космического эшелона системы предупреждения о ракетном нападении.
В 0 часов 15 минут на командном пункте системы предупреждения ракетного нападения (СПРН) компьютер выдал информацию - с территории США запущена межконтинентальная баллистическая ракета.
Как вспоминал впоследствии сам Петров - "Машина показывала, что достоверность информации высшая ... Сирена орала как оглашенная, сверху на экране высветились большие красные буквы СТАРТ. Это означает, что МБР точно пошла. Я посмотрел вниз на свой боевой расчет. В это время кто-то даже поднялся со своих мест, они стали оборачиваться на меня. Пришлось повысить голос, для того чтобы все немедленно заняли снова свои посты. Необходимо было проверить поступившую информацию. Не могло оказаться так, что это на самом деле была баллистическая ракета с боеголовками на борту…".
Имеющаяся система предупреждения о ракетном нападении позволяла отслеживать запуски баллистических ракет и ракет-носителей. Запуск отслеживался уже в момент выхода ракеты из шахты.
В тот момент все уровни проверки подтверждали - ракета выпущена. Вспоминает Станислав Евграфович - "Собственно, что требовалось от людей? Машина давала нам все вводные, предоставляла «доказательную базу», а дежурный на командном пункте согласно инструкции должен был докладывать наверх. Уже там решался вопрос об ответных пусках".
Однако оперативный дежурный подполковник Петров сомневался - при настоящей атаке ракеты должны были стартовать сразу с нескольких баз, а не с одной, как показывала система.
Продолжение воспоминаний - "Все данные, которые обрабатывались нашим компьютером, дублировались и вышестоящему начальству. Там были в удивлении: почему от дежурного смены не поступает подтверждения? Через пару минут на КП раздался звонок, звонили по правительственной связи. Подняв трубку, я доложил звонившему дежурному: «Я выдаю вам ложную информацию». Дежурный коротко ответил: «Понял»".
Петров был благодарен этому человеку, который не кричал, не нагнетал обстановку, не срывался, а общался с ним четко, без лишних вопросов и лишних слов.
В это время система оповестила всех на КП об очередном запуске - пошла вторая баллистическая ракета. Крупно загорелись буквы "СТАРТ". После этого в течение трех минут последовало еще три аналогичных сообщения и надпись "СТАРТ" сменилось на "РАКЕТНОЕ НАПАДЕНИЕ".
Вот эти короткие мгновения и стали одними из самых сложных не только в офицерской карьере Петрова, но и всей его жизни.
За ограниченное время ему нужно было проанализировать большое количество различных факторов, а уже после этого и принимать оскончательное решение, которое в тех условиях означало начало ядерной войны. А при ней победителей не будет. Но все надо было решать быстро - счет шел на минуты. Их у Петрова было всего 15 на принятие единственно верного решения.
Подполковник Петров поднял все доступные ему службы. Специалисты по визуальному контролю - "визуальщики" - которые всматривались в экраны видеоконтрольных устройств - ВКУ - ничего не видели. А на экранах ВКУ должен был отображаться яркий "хвост" из сопла стартовавшей ракеты. О том, что не могут обнаружить якобы стартовавшие ракеты, сообщали и специалисты надгоризонтальной радиолокации.
Подполковник Петров справедливо сомневался в том, что США решили нанести ядерный удар по территории СССР - его, как и всех других, инструктировали, что при проведении ядерной атаки ракеты будут запущены с нескольких баз сразу, а таких баз у американцев тогда было 9. Здесь же запуск фиксировался одного места.
Проанализировав всю поступившую информацию - запуски были произведены из одной точки, взлетело всего несколько МБР, а также то, что "визуальщики" не зафиксировали никаких следов ракет, а надогоризонтальная радиолокация не обнаружила цели, подполковник Петров принял решение - тревога ложная. Он доложил о ложном срабатывании системы по цепочке вверх.
Далее командующий войсками противоракетной и противокосмической обороны генерал-полковник Ю.В.Вотинцев, прибыл на КП и доложил о ложном срабатывании системы главкому и министру обороны СССР Д.Ф.Устинову.
Проведенное расследование показало, что причиной сбоя системы стала засветка датчиков советских спутников солнечным светом - он отражался от облаков. Для работы в условиях повышенной солнечной активности программы, заложенные в спутники, не были доработаны.
Существует немалая вероятность, что, переложи Петров ответственность за решение на вышестоящее начальство, нервы у того могли и сдать. И тогда история США, СССР и планеты Земля могла закончиться за одну ночь.
Однако подполковник Петров взял ответственность на себя, и оказался полностью прав.
Его сначала хотели поощрить и даже представить к награде. Но в итоге, вместо этого, объявили выговор - за незаполненный боевой журнал.
В 1984 году Станислав Евграфович ушел в отставку, так и не дослужившись до звания полковника. Вместе со своей семьей Петров поселился в подмосковном Фрязино, где получил квартиру. Жили Петровы очень скромно.
Увольнение произошло по сугубо личным причинам: жена Петрова очень серьезно заболела - онкология - он и решил уволиться со службы. Сентябрьский инцидент оставался государственной тайной до начала 1990-х годов, о том дежурстве ничего не знала даже жена офицера.
Из-за режима секретности о поступке Петрова стало известно спустя 10 лет - в 1993 году.
А настоящая известность к Станиславу Евграфовичу пришла после того, как о нем начали писать и снимать передачи в Европе и США.
19 января 2006 года в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке ему вручили награду общественной организации "Ассоциация граждан мира". Это была хрустальная статуэтка, которая изображала руку, держащую земной шар с гравировкой - "Человеку, который предотвратил ядерную войну"
24 февраля 2012 года в германском Баден-Бадене Петров был удостоен премии немецких СМИ.
А 17 февраля 2013 года в ФРГ ему была вручена "Дрезденская премия за предотвращение конфликтов и насилия".
В 2014 году вышел документально-художественный фильм "Человек, который спас мир". Сыгравший в фильме одну из главных ролей американский актер Кевин Костнер даже прислал Петрову денежный перевод в размере 500 долларов - в знак благодарность за то, что он не поднял в небо ракеты с ядерными боеголовками на борту...
Станислав Евграфович Петров скончался в возрасте 77 лет 19 мая 2017 года.
О его смерти не написало тогда ни одно СМИ, известно о ней стало лишь спустя четыре месяца, когда ему начали звонить старые товарищи, чтобы поздравить с днем рождения и услышали от его сына эту новость.
Человек, который спас мир, умер в одиночестве...
Понравился сайт?Поделись с друзьями!
Статистика ВК сообщества "челоВЕК"
Вайб из прошлого
12 371
213602-ое место по числу подписчиков
5.76%
8.71%
сегодня 1 (0.01%)
за неделю 20 (0.16%)
за месяц 93 (0.76%)
Графики роста подписчиков
Лучшие посты
" Маргарита для Булгакова: у нее было благополучие и влиятельный муж, но выбрала она Мастера "
Могут ли люди полюбить друг друга быстро и неотвратимо? Как в красивых романах, как в фильмах, как в историях о том, что когда-то кто-то действительно видел такую любовь. Вот, скажем, "Мастер и Маргарита": чем же не любовь? Яркая и безумная. Такая, ради которой может и стоит жить. Говорят, что она была и у автора. Настоящая и большая любовь. Говорят, увидев свою "Маргариту", он сразу понял: она - та самая, та, что ему суждена.
Михаил Булгаков и Елена Шиловская познакомились в феврале 1929 года. Познакомились, и полюбили. Так, как в романах: неожиданно и навсегда.
Между тем, романы - не жизнь. В жизни есть обязательства, который порой важнее чувств. К моменту знаменательной встречи и Михаил Афанасьевич, и Елена Сергеевна были связаны узами брака.
Свою первую жену, Татьяну Николаевну Лаппу, Булгаков оставил после 11 лет совместной жизни, полной трагедий и лишений, увлекшись новой женщиной - Любовью Евгеньевной Белозерской, ставшей его второй по счету супругой.
Елена Сергеевна Нюренберг, она же Елена Сергеевна Шиловская, будущий прототип Маргариты из одноименного романа, тоже была уже женщиной искушенной. Ее первый брак с Юрием Нееловым, сыном знаменитого в те годы артиста Мамонта Дальского, продлился всего два года. От него Елена Сергеевна ушла к генерал-лейтенанту Евгению Александровичу Шиловскому, в браке с которым на свет появилось двое детей.
Итак, 28 февраля 1929 года Елена Сергеевна была приглашена на масленичный вечер к друзьям, семье художника Моисеенко. Идти ей не хотелось, но прошел слух, что почетным гостем будет писатель Михаил Булгаков, а с ним ей было очень любопытно познакомиться.
"Я поняла, что это моя судьба… Это была быстрая, необычайно быстрая, во всяком случае, с моей стороны, любовь на всю жизнь" (Елена Шиловская о первой встрече с Булгаковым).
Сам Булгаков так описывал свои эмоции от встречи на страницах "Мастера и Маргариты":
«Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке… Так поражает молния, так поражает финский нож!» ("Мастер и Маргарита", М.А. Булгаков)
Первое время, впрочем, они пытались просто дружить. Например, однажды, получив небольшой аванс за свои литературные труды, Михаил Афанасьевич позвал Елену Сергеевну выпить с ним по кружке пива, в качестве закуски предложив только одно сваренное яйцо. Уровень жизни Шиловской был совершенно иным. Ее супруг, начальник штаба Московского военного округа, мог позволить себе многое. А, впрочем, вероятная потеря материального благополучия, смущала Елену Сергеевну не так сильно, как необходимость выбрать...
Как и героиня романа, Елена Сергеевна долго не решалась оставить мужа, который ее очень любил. Она дала себе обещание не видеться с Булгаковым и два года это обещание держала, игнорируя письма и звонки возлюбленного, и практически не выходя из дома, но все же вмешался случай.
«Очевидно, всё-таки это была судьба, потому что когда я первый раз вышла на улицу, то встретила его, и первой фразой, которую он сказал, было: „Я не могу без тебя жить". И я ответила: „И я тоже". И мы решили соединиться, несмотря ни на что» (воспоминания Е А. Булгаковой)
Узнавший об измене супруги Шиловский, устроил скандал и заявил, что в случае развода детей Елена Сергеевна не получит. Ещё полтора года она терпела, но во второй раз случайно встретив Михаила Афанасьевича, твердо приняла решение - уходить.
Несколько дней спустя Булгаков напишет Шиловскому такое письмо:
«Дорогой Евгений Александрович, я виделся с Еленой Сергеевной по её вызову, и мы объяснились с нею. Мы любим друг друга так же, как любили раньше. И мы хотим пожениться».
На этот раз Евгений Александрович препятствовать возлюбленным не стал и подписал все бумаги на развод (старший сын остался с ним, а младший - с матерью). Более того, он достойно смирился с этим поражением, стараясь даже оправдать бывшую жену перед родственниками:
"Наш брак, столь счастливый в прошлом, пришёл к своему естественному концу. Мы исчерпали друг друга… Раз у Люси родилось серьёзное и глубокое чувство к другому человеку, она поступила правильно, что не пожертвовала им… " (из писем Е. А. Шиловского)
К октябрю 1932 года браки Шиловских и Булгаковых были расторгнуты, а уже 4 октября Елена Сергеевна официально стала Булгаковой.
Через четыре года Михаил Афанасьевич завершил работу над "Мастером и Маргаритой":
"Боги, боги мои! Что же нужно было этой женщине?! Что нужно было этой женщине, в глазах которой всегда горел какой-то непонятный огонёчек, что нужно было этой чуть косящей на один глаз ведьме, украсившей себя тогда весною мимозами? Не знаю. Мне неизвестно. Очевидно, она говорила правду, ей нужен был он, мастер, а вовсе не готический особняк, и не отдельный сад, и не деньги." - "Мастер и Маргарита"
Елена Сергеевна полностью посвятила себя мужу и его творчеству. Она писала под его диктовку, затем перепечатывала рукописи, редактировала их, общалась издателями...и была совершенно счастлива.
Однако счастье было недолгим. В 1939 году Булгаков тяжело заболел нефросклерозом. Болезнь протекала тяжело: к концу дней своих он потерял зрение и способность говорить, и 10 марта 1940 года скончался, взяв с Елена Сергеевны обещание сделать все возможное, чтобы опубликовать "Мастера и Маргариту". Это обещание Булгакова выполнила. Роман был опубликован лишь с седьмой попытки.
Елена Сергеевна умерла 18 июля 1970 года в возрасте 76 лет. Своего Мастера она пережила на долгие 30 лет.
Могут ли люди полюбить друг друга быстро и неотвратимо? Как в красивых романах, как в фильмах, как в историях о том, что когда-то кто-то действительно видел такую любовь. Вот, скажем, "Мастер и Маргарита": чем же не любовь? Яркая и безумная. Такая, ради которой может и стоит жить. Говорят, что она была и у автора. Настоящая и большая любовь. Говорят, увидев свою "Маргариту", он сразу понял: она - та самая, та, что ему суждена.
Михаил Булгаков и Елена Шиловская познакомились в феврале 1929 года. Познакомились, и полюбили. Так, как в романах: неожиданно и навсегда.
Между тем, романы - не жизнь. В жизни есть обязательства, который порой важнее чувств. К моменту знаменательной встречи и Михаил Афанасьевич, и Елена Сергеевна были связаны узами брака.
Свою первую жену, Татьяну Николаевну Лаппу, Булгаков оставил после 11 лет совместной жизни, полной трагедий и лишений, увлекшись новой женщиной - Любовью Евгеньевной Белозерской, ставшей его второй по счету супругой.
Елена Сергеевна Нюренберг, она же Елена Сергеевна Шиловская, будущий прототип Маргариты из одноименного романа, тоже была уже женщиной искушенной. Ее первый брак с Юрием Нееловым, сыном знаменитого в те годы артиста Мамонта Дальского, продлился всего два года. От него Елена Сергеевна ушла к генерал-лейтенанту Евгению Александровичу Шиловскому, в браке с которым на свет появилось двое детей.
Итак, 28 февраля 1929 года Елена Сергеевна была приглашена на масленичный вечер к друзьям, семье художника Моисеенко. Идти ей не хотелось, но прошел слух, что почетным гостем будет писатель Михаил Булгаков, а с ним ей было очень любопытно познакомиться.
"Я поняла, что это моя судьба… Это была быстрая, необычайно быстрая, во всяком случае, с моей стороны, любовь на всю жизнь" (Елена Шиловская о первой встрече с Булгаковым).
Сам Булгаков так описывал свои эмоции от встречи на страницах "Мастера и Маргариты":
«Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке… Так поражает молния, так поражает финский нож!» ("Мастер и Маргарита", М.А. Булгаков)
Первое время, впрочем, они пытались просто дружить. Например, однажды, получив небольшой аванс за свои литературные труды, Михаил Афанасьевич позвал Елену Сергеевну выпить с ним по кружке пива, в качестве закуски предложив только одно сваренное яйцо. Уровень жизни Шиловской был совершенно иным. Ее супруг, начальник штаба Московского военного округа, мог позволить себе многое. А, впрочем, вероятная потеря материального благополучия, смущала Елену Сергеевну не так сильно, как необходимость выбрать...
Как и героиня романа, Елена Сергеевна долго не решалась оставить мужа, который ее очень любил. Она дала себе обещание не видеться с Булгаковым и два года это обещание держала, игнорируя письма и звонки возлюбленного, и практически не выходя из дома, но все же вмешался случай.
«Очевидно, всё-таки это была судьба, потому что когда я первый раз вышла на улицу, то встретила его, и первой фразой, которую он сказал, было: „Я не могу без тебя жить". И я ответила: „И я тоже". И мы решили соединиться, несмотря ни на что» (воспоминания Е А. Булгаковой)
Узнавший об измене супруги Шиловский, устроил скандал и заявил, что в случае развода детей Елена Сергеевна не получит. Ещё полтора года она терпела, но во второй раз случайно встретив Михаила Афанасьевича, твердо приняла решение - уходить.
Несколько дней спустя Булгаков напишет Шиловскому такое письмо:
«Дорогой Евгений Александрович, я виделся с Еленой Сергеевной по её вызову, и мы объяснились с нею. Мы любим друг друга так же, как любили раньше. И мы хотим пожениться».
На этот раз Евгений Александрович препятствовать возлюбленным не стал и подписал все бумаги на развод (старший сын остался с ним, а младший - с матерью). Более того, он достойно смирился с этим поражением, стараясь даже оправдать бывшую жену перед родственниками:
"Наш брак, столь счастливый в прошлом, пришёл к своему естественному концу. Мы исчерпали друг друга… Раз у Люси родилось серьёзное и глубокое чувство к другому человеку, она поступила правильно, что не пожертвовала им… " (из писем Е. А. Шиловского)
К октябрю 1932 года браки Шиловских и Булгаковых были расторгнуты, а уже 4 октября Елена Сергеевна официально стала Булгаковой.
Через четыре года Михаил Афанасьевич завершил работу над "Мастером и Маргаритой":
"Боги, боги мои! Что же нужно было этой женщине?! Что нужно было этой женщине, в глазах которой всегда горел какой-то непонятный огонёчек, что нужно было этой чуть косящей на один глаз ведьме, украсившей себя тогда весною мимозами? Не знаю. Мне неизвестно. Очевидно, она говорила правду, ей нужен был он, мастер, а вовсе не готический особняк, и не отдельный сад, и не деньги." - "Мастер и Маргарита"
Елена Сергеевна полностью посвятила себя мужу и его творчеству. Она писала под его диктовку, затем перепечатывала рукописи, редактировала их, общалась издателями...и была совершенно счастлива.
Однако счастье было недолгим. В 1939 году Булгаков тяжело заболел нефросклерозом. Болезнь протекала тяжело: к концу дней своих он потерял зрение и способность говорить, и 10 марта 1940 года скончался, взяв с Елена Сергеевны обещание сделать все возможное, чтобы опубликовать "Мастера и Маргариту". Это обещание Булгакова выполнила. Роман был опубликован лишь с седьмой попытки.
Елена Сергеевна умерла 18 июля 1970 года в возрасте 76 лет. Своего Мастера она пережила на долгие 30 лет.
"Приходите обедать, будут вареники с вишней", - предложил ей будущий муж.
Человек, встретившийся Тоне Пирожковой, был необычным. Старше нее на добрых 15 лет, он сумел покорить ее заботой...В конце концов, не каждый роман начинается с вареников, не так ли?
Антонина появилась на свет в июле 1909 года в богатом сибирском селе Красный Яр. Отец ее, Николай Пирожков, имел небольшую адвокатскую практику и преподавал в школе, а мать - женщина активная, с крестьянской хваткой - вела дом и хозяйство. Тихие посиделки с жареными кедровыми орешками, походы за грибами осенью, пушистая ель зимой - жизнь текла неспешно и счастливо, пока и до Сибири не докатилась революция. Тиф, голод, а в 1923 году и уход отца, не справившегося с болезнью, тяжело сказались на семье. Чтобы поддержать маму и трех младших братьев, Тоня, которой легко давались точные науки, стала за плату заниматься с отстающими учениками. Часть денег, полученных от уроков, удавалось откладывать: понимая, что математический талант дочери обеспечит её будущее, Зинаида Пирожкова решила, что по окончании 9 класса девочка должна продолжить образование. Так и случилось. Тоня поступила в Томский технологический институт на инженерно-строительный факультет. Обучение она совмещала с работой: сначала в статистическом бюро, потом - на расчетах конструкций, а затем и в проектном бюро Кузнецкого металлургического завода.
Талантливую девушку, которая справлялась с трудными задачами, заметили и стали выделять: Тоне не исполнилось и 22 лет, когда ее, окончившую институт, оставили на особых условиях на Кузнецкстрое - с окладом в невероятные 365 рублей и отдельной комнатой! А в 1931 году Антонину Пирожкову перевели в Москву: в Государственный институт по проектированию металлургических заводов. Большой и шумный город встретил Тоню почти ласково: ей выдали комнату в общежитии, радовала и любимая работа, и старые друзья, которые один за другим возвращались с Кузнецкстроя. Однажды на вечере у знакомых она встретилась с человеком, известным ей прежде лишь по книгам - Исааком Бабелем. Писатель был не слишком молод - на добрых 15 лет старше, на редкость некрасив, да и к тому же вскоре должен был выехать во Францию, где ждали его жена и трехлетняя дочь...
И все же случайное знакомство продолжилось: Бабель пригласил Тоню с подругой к нему обедать. "Будут вареники с вишней!", - убеждал он. И вареники - сочные, сладкие, и просторная двухэтажная квартира, и ее хозяин - добродушный, очаровательный в своем жизнелюбии, неожиданно покорили девушку. На следующий день уже не было вареников, зато состоялось настоящее знакомство с Москвой: на прогулке Бабель рассказывал о местах, которые знал и любил, перемежая факты с историями из жизни... Их встречи продолжались: писатель познакомил Тоню с друзьями, водил на концерты Утесова и на конный завод. А потом, уезжая во Францию, предложил пожить в его квартире. Он приручал ее постепенно: писал из Парижа длинные письма, уговаривал рассказывать ему о московских новостях, просил встречаться с его друзьями...Впрочем, казалось, отношения их не выходили за рамки приятельских: ведь у него - семья, а она - не из тех, кто готов к отношениям без обязательств.
Они не виделись около года: Исаак Бабель вернулся в Россию лишь летом 1933. Спустя годы его выросшая дочь уверяла: все могло бы сложиться иначе, если бы из дома в Николоворобинском переулке не летели за границу конверты с исписанными аккуратным почерком листками...но, конечно, поверить в это непросто: вряд ли писатель не остался с семьей лишь потому, что уже любил большеглазую девушку Тоню. Так или иначе, но осенью 1933 года Исаак Бабель и Антонина Пирожкова путешествовали по Кавказу, а потом вместе встретили новый 1934 год. Становиться "писательской женой" - вдохновительницей, обеспечивающей тылы, Тоня не захотела: быть тенью известного мужа - удел несчастливых женщин. Оттого она продолжила любимое занятие - сложными задачами манил ее Метропроект.
Работа над чертежами вестибюля станции "Площадь Дзержинского", затем - расчеты по тоннелям и пересадочным узлам...первой из метростроевцев Тоня получила медаль "За трудовое отличие", которую вручили ей в Кремле. Ее увлеченность делом поддерживал и Бабель, гордившийся достижениями жены: "Она у нас математик, - хвастался он знакомым. - Вы только посмотрите, как все сложно, это вам не сценарии писать…" 18 января 1937 года у пары родилась дочь Лида - ребенок, обожаемый и матерью, и отцом. Но долгой семейной идиллии не случилось: начался "большой террор" - дни, когда колеса государственной машины перемалывали жизни людей. Один за другим исчезали старые знакомые Бабеля, за которых он пытался хлопотать, не веря в их вину. И его собственный арест становился лишь вопросом времени.
15 мая 1939 года к дому в Николоворобинском переулке подъехала машина: четверо в форме попросили Антонину собраться. Следующим адресом стало Переделкино, где на даче работал Бабель. За обыском последовал арест, а потом - дорога на печально известную Лубянку. Правда ворота захлопнулись лишь за писателем: Тоню люди в погонах отвезли обратно, сообщив, что претензий к ней нет. Только в январе 1940 года Антонине Пирожковой сообщили: ее муж осужден - 10 лет без права переписки с конфискацией всего имущества. Тогда еще не все знали, что означают эти страшные слова: долгие годы Тоня отправляла запросы о судьбе мужа, на которые получала краткий ответ "Жив, содержится в лагере". А жизнь, между тем, шла: внимания требовали и проектная работа, и маленькая дочь, нуждавшаяся в матери.
Жена Бабеля избежала участи, которая постигла многих членов семей репрессированных - ее не арестовали, не отправили в лагеря. Возможно потому, что она считалась ценной работницей - талантливым инженером. А может быть, причина была иной. Кто знает? Однако и чудом сохраненная свобода не позволила Антонине забыть о муже: она все ждала и надеялась на его возвращение. Только 15 лет спустя, в 1954 году, когда многие дела стали пересматриваться, вместо обычной отписки Пирожкова получила горький и правдивый ответ: его давно нет на этом свете. Много позже удалось выяснить и обстоятельства гибели: Исаак Бабель был расстрелян в январе 1940 года. Даже зная о том, что муж не вернется, Антонина не захотела искать себе другого счастья и более не вышла замуж, посвятив жизнь близким, сложной и важной работе, сохранению памяти о любимом человеке. Она прожила долгую и насыщенную жизнь - больше 100 лет, - и ушла в 2010 году в США, куда её перевез внук.
Человек, встретившийся Тоне Пирожковой, был необычным. Старше нее на добрых 15 лет, он сумел покорить ее заботой...В конце концов, не каждый роман начинается с вареников, не так ли?
Антонина появилась на свет в июле 1909 года в богатом сибирском селе Красный Яр. Отец ее, Николай Пирожков, имел небольшую адвокатскую практику и преподавал в школе, а мать - женщина активная, с крестьянской хваткой - вела дом и хозяйство. Тихие посиделки с жареными кедровыми орешками, походы за грибами осенью, пушистая ель зимой - жизнь текла неспешно и счастливо, пока и до Сибири не докатилась революция. Тиф, голод, а в 1923 году и уход отца, не справившегося с болезнью, тяжело сказались на семье. Чтобы поддержать маму и трех младших братьев, Тоня, которой легко давались точные науки, стала за плату заниматься с отстающими учениками. Часть денег, полученных от уроков, удавалось откладывать: понимая, что математический талант дочери обеспечит её будущее, Зинаида Пирожкова решила, что по окончании 9 класса девочка должна продолжить образование. Так и случилось. Тоня поступила в Томский технологический институт на инженерно-строительный факультет. Обучение она совмещала с работой: сначала в статистическом бюро, потом - на расчетах конструкций, а затем и в проектном бюро Кузнецкого металлургического завода.
Талантливую девушку, которая справлялась с трудными задачами, заметили и стали выделять: Тоне не исполнилось и 22 лет, когда ее, окончившую институт, оставили на особых условиях на Кузнецкстрое - с окладом в невероятные 365 рублей и отдельной комнатой! А в 1931 году Антонину Пирожкову перевели в Москву: в Государственный институт по проектированию металлургических заводов. Большой и шумный город встретил Тоню почти ласково: ей выдали комнату в общежитии, радовала и любимая работа, и старые друзья, которые один за другим возвращались с Кузнецкстроя. Однажды на вечере у знакомых она встретилась с человеком, известным ей прежде лишь по книгам - Исааком Бабелем. Писатель был не слишком молод - на добрых 15 лет старше, на редкость некрасив, да и к тому же вскоре должен был выехать во Францию, где ждали его жена и трехлетняя дочь...
И все же случайное знакомство продолжилось: Бабель пригласил Тоню с подругой к нему обедать. "Будут вареники с вишней!", - убеждал он. И вареники - сочные, сладкие, и просторная двухэтажная квартира, и ее хозяин - добродушный, очаровательный в своем жизнелюбии, неожиданно покорили девушку. На следующий день уже не было вареников, зато состоялось настоящее знакомство с Москвой: на прогулке Бабель рассказывал о местах, которые знал и любил, перемежая факты с историями из жизни... Их встречи продолжались: писатель познакомил Тоню с друзьями, водил на концерты Утесова и на конный завод. А потом, уезжая во Францию, предложил пожить в его квартире. Он приручал ее постепенно: писал из Парижа длинные письма, уговаривал рассказывать ему о московских новостях, просил встречаться с его друзьями...Впрочем, казалось, отношения их не выходили за рамки приятельских: ведь у него - семья, а она - не из тех, кто готов к отношениям без обязательств.
Они не виделись около года: Исаак Бабель вернулся в Россию лишь летом 1933. Спустя годы его выросшая дочь уверяла: все могло бы сложиться иначе, если бы из дома в Николоворобинском переулке не летели за границу конверты с исписанными аккуратным почерком листками...но, конечно, поверить в это непросто: вряд ли писатель не остался с семьей лишь потому, что уже любил большеглазую девушку Тоню. Так или иначе, но осенью 1933 года Исаак Бабель и Антонина Пирожкова путешествовали по Кавказу, а потом вместе встретили новый 1934 год. Становиться "писательской женой" - вдохновительницей, обеспечивающей тылы, Тоня не захотела: быть тенью известного мужа - удел несчастливых женщин. Оттого она продолжила любимое занятие - сложными задачами манил ее Метропроект.
Работа над чертежами вестибюля станции "Площадь Дзержинского", затем - расчеты по тоннелям и пересадочным узлам...первой из метростроевцев Тоня получила медаль "За трудовое отличие", которую вручили ей в Кремле. Ее увлеченность делом поддерживал и Бабель, гордившийся достижениями жены: "Она у нас математик, - хвастался он знакомым. - Вы только посмотрите, как все сложно, это вам не сценарии писать…" 18 января 1937 года у пары родилась дочь Лида - ребенок, обожаемый и матерью, и отцом. Но долгой семейной идиллии не случилось: начался "большой террор" - дни, когда колеса государственной машины перемалывали жизни людей. Один за другим исчезали старые знакомые Бабеля, за которых он пытался хлопотать, не веря в их вину. И его собственный арест становился лишь вопросом времени.
15 мая 1939 года к дому в Николоворобинском переулке подъехала машина: четверо в форме попросили Антонину собраться. Следующим адресом стало Переделкино, где на даче работал Бабель. За обыском последовал арест, а потом - дорога на печально известную Лубянку. Правда ворота захлопнулись лишь за писателем: Тоню люди в погонах отвезли обратно, сообщив, что претензий к ней нет. Только в январе 1940 года Антонине Пирожковой сообщили: ее муж осужден - 10 лет без права переписки с конфискацией всего имущества. Тогда еще не все знали, что означают эти страшные слова: долгие годы Тоня отправляла запросы о судьбе мужа, на которые получала краткий ответ "Жив, содержится в лагере". А жизнь, между тем, шла: внимания требовали и проектная работа, и маленькая дочь, нуждавшаяся в матери.
Жена Бабеля избежала участи, которая постигла многих членов семей репрессированных - ее не арестовали, не отправили в лагеря. Возможно потому, что она считалась ценной работницей - талантливым инженером. А может быть, причина была иной. Кто знает? Однако и чудом сохраненная свобода не позволила Антонине забыть о муже: она все ждала и надеялась на его возвращение. Только 15 лет спустя, в 1954 году, когда многие дела стали пересматриваться, вместо обычной отписки Пирожкова получила горький и правдивый ответ: его давно нет на этом свете. Много позже удалось выяснить и обстоятельства гибели: Исаак Бабель был расстрелян в январе 1940 года. Даже зная о том, что муж не вернется, Антонина не захотела искать себе другого счастья и более не вышла замуж, посвятив жизнь близким, сложной и важной работе, сохранению памяти о любимом человеке. Она прожила долгую и насыщенную жизнь - больше 100 лет, - и ушла в 2010 году в США, куда её перевез внук.
Вундеркинд из Ялты: как мать и бабушка разрушили детство Ники Турбиной — самой юной поэтессы СССР
Её стихи за несколько лет напечатали крупнейшие газеты СССР, вся страна восхищалась недетскими рифмами Ники Турбиной и пыталась разгадать секрет их создания. Первый поэтический сборник Ники вышел, когда ей было восемь. В 15 про неё практически забыли. В 27 она умерла. А через много лет после её смерти выяснилось, что звезду из девочки обманом сделали мать и бабушка.
***
" Идиотка или Богом данная "
7 ноября 1978 года бабушка будущей поэтессы Ники Турбиной собиралась на демонстрацию и пыталась найти свои праздничные зеленые колготки, которые берегла специально для этого события. Она зашла в комнату внучки и увидела, что трёхлетняя Ника сплела из ее колготок тугую косу — она часто так делала, когда нервничала. У бабушки случилась истерика, на Нику набросилась мать — Майя Никаноркина.
Девочку поставили в угол, одну в комнате — бабушка и мать ушли на кухню, в квартире повисла тишина. «Мы сидели и думали: она идиотка или Богом данная?» — вспоминала тот день бабушка Ники, Людмила Карпова. Тишина затянулась. Они прислушались. Пошли посмотреть. Ники в комнате не было. Она собрала свои вещи, еще не умела одеваться сама — и с курткой в руках вышла на лестничную клетку.
— Мы ее схватили, плачем, трясемся, — уже после смерти Ники рассказывала Карпова. — Принесли в коридор, а она говорит: «Не унижайте меня!» У Майки началась истерика, я пошла и купила коньяк, мы выпили и немного успокоились.
" Астма, аллергия, диабет "
Ника Турбина, по паспорту Торбина, родилась 17 декабря 1974 года в Ялте. Ее отец, оперный режиссер Георгий Торбин, всегда жил отдельно, девочку воспитывали бабушка и мать. Дом, в котором выросла Ника, был знаменит своим гостеприимством, там часто собирались писатели и поэты — читали стихи, помногу и громко. Когда Ника прославилась, среди поклонников ходила легенда, что ее отец — Андрей Вознесенский.
У Ники с детства была аллергия на шерсть животных, бронхиальная астма и диабет. Ее бабушка и мать много курили, держали нескольких кошек. Девочка плохо спала — чтобы решить эту проблему, мать регулярно давала ей димедрол. К пяти годам, по воспоминаниям бабушки, бессонница стала хронической: «Ника не спала ни днем ни ночью. Однажды услышав, как она что-то лепечет в своей комнате, я спросила:
— Никуша, с кем ты разговариваешь?
— С Богом.
— Какой Бог, о каком Боге идет речь? — подумала я, — меня же, если узнают, могут исключить из партии, а Нику заберут в психушку. Мы с Майей думали, что она чокнутая».
Когда Ника все-таки засыпала, она часто кричала во сне. Однажды ее мать записала эти крики, а утром сказала дочери, что та сочинила стихи и теперь их нужно выучить
Девочка послушно учила, и скоро таких стихов накопилась целая тетрадка. Мать сделала ей прическу «под Цветаеву» и научила декламировать в стиле Андрея Вознесенского — громко, экспрессивно, с жестикуляцией. Надрывный стиль чтения станет визитной карточкой юной поэтессы Ники Турбиной.
" Гипсовый лев "
Бабушка Ники, Людмила Карпова, работала в гостинице в Ялте, куда часто заезжали знаменитости литературного мира. Однажды она познакомилась с писателем Юлианом Семеновым и уговорила его прочесть стихи, которые написала ее четырехлетняя внучка. Семенов прочитал и не поверил, что это написал ребенок. Но по возвращении в Москву рассказал о Нике журналисту «Комсомольской правды».
29 августа 1982 года, за три дня до того, как Ника Турбина пошла в первый класс, в газете «Советский Крым» на третьей странице появилась первая публикация ее стихов. Это были стихотворения «Лошади в поле» и «Утром, вечером и днем…».
Журналисты крупнейших советских газет приезжали в Ялту, и каждый рассказывал свою версию того, как у маленькой девочки получаются такие взрослые и трагичные стихи:
«Маленькая девочка из Ялты, в четыре года испытавшая мучительные ночные кошмары, неожиданно для себя самой нашла из них выход. Еще не умея писать, она стала диктовать рифмованные фразы, рождающиеся в ее сознании, маме и бабушке».
«Ей было четыре года, когда впервые появился этот голос… Он приходил к ней по ночам и не давал покоя. Он диктовал ей строчки совсем недетских, мощных, убедительных стихов… Она была совсем крохой, но ее характер уже тогда был железный — она буквально заставляла маму и бабушку садиться у кровати и записывать в блокнот под диктовку…»
«Ника с детства страдала бронхиальной астмой тяжелой формы, не спала по ночам до двенадцати лет и, чтобы справиться с длинными пустотами ночи, рифмовала строчки, сначала бессознательно, пугаясь, а потом уже не освобождаясь от ритмичного властного хоровода. Это была не ее блажь и не сумасшествие, а всего лишь некоторая форма защиты от страха смерти и боли. Такую защиту посылает Вселенная или… Бог в ответ на бессознательную мольбу ребенка».
Но стихи, которыми восхищался весь Союз, как выяснил через много лет после смерти Ники ее биограф Александр Ратнер, писала мать — Майя Никаноркина. Из обрывочных фраз, которые дочь произносила во сне или придумывала, Майя собирала строфы, а потом просила дочь переписать их своим почерком.
Первая книга стихов Ники Турбиной вышла, когда ей было восемь лет. С публикацией помог поэт Евгений Евтушенко, он же написал предисловие. Книгу перевели на 12 языков. Многие, особенно профессиональные литераторы, сомневались в том, что такие стихи могла написать восьмилетняя девочка.
Писатель Валентин Берестов, например, обратил внимание, что это «взрослые стихи не очень талантливой женщины»
К четвертому классу сама Ника еще не умела грамотно писать и очень плохо училась — из класса в класс ее переводили только благодаря специальному отношению учителей к маленькому гению. Но в десять лет вместе с Евгением Евтушенко она поехала в Венецию и получила там «Золотого льва» — главный приз фестиваля «Поэты и Земля». До нее из советских поэтов его получала только Анна Ахматова. Вернувшись со «львом» домой, Ника попыталась отпилить у него лапу, чтобы продать золото по кусочкам, а деньги отдать маме и бабушке. Но «лев» оказался гипсовым.
" О том, как детство не убить "
Ника Турбина стала знаменитостью. На записи одного из концертов, снятого в 1983 году, Евгений Евтушенко приглашает на сцену симпатичную щекастую девочку с родинкой над губой. В короткой светлой кофточке, завершая каждую строчку взмахом кулака, она, сильно переигрывая и отрабатывая мимически, читает:
— Междугородние звонки. Вы с Богом наперегонки. Вокруг планеты — кто кого? От крика лопнуло стекло.
Или:
— Мы будем молча говорить. О том, как детство не убить.
Жесты — явно подсмотренные, не всегда соответствующие словам, которые она произносит. Видно, что девочке нравится быть на сцене, но стихи она скорее заучила, чем сочинила. И какая злая ирония появляется в строчке про детство, если знать, что написала их не восьмилетняя девочка, а ее мать — не слишком талантливая художница, бывшая любовница поэта Вознесенского. В общем-то, детство ее как раз и убившая.
В интервью для телевидения в ответ на вопрос, как к ней приходят стихи, Ника, слегка округляя интонацией слова, но все-таки по-детски и искренне отвечает: «Стихи приходят ко мне тихо, как сказка. Как мышонок подкрадывается». Сидя на красном диване в окружении мягких игрушек, она ласково смотрит на корреспондента с микрофоном и старается выглядеть «мило».
Корреспондент спрашивает, любит ли она Пушкина, Ника театрально задумывается и произносит: «Я люблю Пушкина так же, как люблю свою жизнь. Я дышу, потому что есть воздух, а душа моя живет, потому что есть Пушкин».
«Я затеряюсь в тумане, как маленькая звездочка в небе. Я затеряюсь в тумане, и нет до меня никому дела. Но я иду вперед, потому что верю в свою дорогу. Она непременно приведет меня к морю — там сходятся все пути. И горькие, по которым легко идти. Я отдам морю свою звезду, которую бережно несу в ладонях. Это — моё будущее. Но оно такое большое… Мне его трудно одной нести».
" Третья попытка "
Будущее Ники Турбиной оказалось не таким уж и большим. Когда ей исполнилось двенадцать (примерно до этого возраста она продолжала сосать соску, когда нервничала, называла ее «нюней» и всегда брала с собой на гастроли), Евгений Евтушенко навсегда исчез из ее жизни. Перестал звонить и приезжать, а она ждала.
Поэту было уже за пятьдесят, слава его шла на убыль, а история с девочкой-вундеркиндом позволила ему немного хайпануть. Благодаря его поддержке о Нике узнала вся страна, она стала давать концерты и получала до 150 рублей за выступление (это чуть больше среднемесячной зарплаты по стране). Вместе с мамой и бабушкой она перебралась в Москву. О ней говорили все реже, начался переходный возраст — Ника перестала быть милой странной девочкой, которой «Бог диктует» по ночам печальные неровные стихи.
В 14 лет Турбина сыграла главную роль в фильме «Это было у моря». Там она — уже взрослая девушка, которая выглядит сильно старше своих лет, с удлинившимся лицом, поджатыми губами и недобрым взглядом — в кульминационный момент выходит из окна и стоит на карнизе, пока ее не затаскивают обратно.
После роли о ней снова вспомнили, но ненадолго, и эта короткая слава обернулась трагедией — возможно, окончательно разрушившей ее психику
Портрет Ники Турбиной напечатали на обложке журнала Read. Там его увидел практикующий швейцарский психиатр Джованни Мастропаоло. Он написал Нике, что читал ее стихи своим пациентам, и пригласил ее к себе, чтобы «проводить занятия по стихотерапии». Бабушка и мама ее отпустили, Нике было 16 лет. Она провела в Швейцарии чуть больше полугода, после возвращения никогда не рассказывала, что именно происходило между ней и 76-летним психиатром, кроме того, что он стал ее первым мужчиной. За эти полгода Ника успела стать хронической алкоголичкой.
Она больше не писала стихов и с трудом вспоминала старые, поступила сначала во ВГИК, на курс Армена Джигарханяна, потом в Институт культуры. Повзрослев, Ника возненавидела мать, с которой в детстве была болезненно близка, использовала любую возможность, чтобы подержать за руку, заглянуть в глаза. По словам бабушки и матери, их очень удивило, что Ника была на них обижена — они узнали об этом после ее смерти, перечитав дневники.
Ника много пила, знакомые считали ее опасной и дикой. Пыталась делать передачу на телевидении — интервью с известными людьми, разговоры о самоубийстве. Проект свернули после пилотного выпуска. В 22 года Ника в первый раз воспроизвела сцену из фильма, в котором снималась подростком: пьяная влезла на карниз и выпала из окна на пятом этаже. Повредила позвоночник, но выжила. В 27 повторила попытку — снова окно, снова пятый этаж, снова алкоголь. Но выжить не получилось.
Людмила Карпова и Майя Никаноркина, бабушка и мать, забрали урну с прахом Ники через полтора месяца после ее смерти.
" Постправда "
Летом 2018 года вышла книга Александра Ратнера «Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»). За пять лет до этого Александр Ратнер, «по роду занятий — ученый-металлург, а по призванию — поэт и писатель», решил стать «первым биографом Ники Турбиной на общественных началах». В начале 80-х он был влюблен в ее творчество, а после ее смерти издал сборник стихов.
Он подружился с семьей, помог бабушке, Людмиле Карповой, опубликовать ее пьесу «Ника». Он помогал семье деньгами — Майя много пила, бабушка много курила. «Я проводил в ее доме много времени, — вспоминал Ратнер о встречах с семьей Ники в своем интервью „Экспресс-газете“, — хотя это было тяжело из-за стойкого запаха дыма, смешанного с кошачьей мочой».
Майя умерла через семь лет после дочери, в 2009 году, ей было 58. Все дневники и рукописи дочери она завещала Ратнеру. Глубже погружаясь в биографию Ники Турбиной, Ратнер все больше и больше сомневался в том, что она была автором стихов. Он поговорил с ялтинскими одноклассниками Ники, учителями, поэтами и писателями, которые помнили успех маленькой поэтессы. А потом взял ее черновики и заказал графологическую экспертизу всех членов семьи.
Оказалось, что в основном стихи за девочку писала мать. Но вообще литературный проект «Ника Турбина» состоял из пяти человек: мать, бабушка, сестра бабушки Светлана, которая была нянькой у Ники, и дедушка — советский поэт Анатолий Никаноркин.
Людмила Карпова умерла в августе 2014 года, пережив дочь на пять, а внучку — на двенадцать лет.
Её стихи за несколько лет напечатали крупнейшие газеты СССР, вся страна восхищалась недетскими рифмами Ники Турбиной и пыталась разгадать секрет их создания. Первый поэтический сборник Ники вышел, когда ей было восемь. В 15 про неё практически забыли. В 27 она умерла. А через много лет после её смерти выяснилось, что звезду из девочки обманом сделали мать и бабушка.
***
" Идиотка или Богом данная "
7 ноября 1978 года бабушка будущей поэтессы Ники Турбиной собиралась на демонстрацию и пыталась найти свои праздничные зеленые колготки, которые берегла специально для этого события. Она зашла в комнату внучки и увидела, что трёхлетняя Ника сплела из ее колготок тугую косу — она часто так делала, когда нервничала. У бабушки случилась истерика, на Нику набросилась мать — Майя Никаноркина.
Девочку поставили в угол, одну в комнате — бабушка и мать ушли на кухню, в квартире повисла тишина. «Мы сидели и думали: она идиотка или Богом данная?» — вспоминала тот день бабушка Ники, Людмила Карпова. Тишина затянулась. Они прислушались. Пошли посмотреть. Ники в комнате не было. Она собрала свои вещи, еще не умела одеваться сама — и с курткой в руках вышла на лестничную клетку.
— Мы ее схватили, плачем, трясемся, — уже после смерти Ники рассказывала Карпова. — Принесли в коридор, а она говорит: «Не унижайте меня!» У Майки началась истерика, я пошла и купила коньяк, мы выпили и немного успокоились.
" Астма, аллергия, диабет "
Ника Турбина, по паспорту Торбина, родилась 17 декабря 1974 года в Ялте. Ее отец, оперный режиссер Георгий Торбин, всегда жил отдельно, девочку воспитывали бабушка и мать. Дом, в котором выросла Ника, был знаменит своим гостеприимством, там часто собирались писатели и поэты — читали стихи, помногу и громко. Когда Ника прославилась, среди поклонников ходила легенда, что ее отец — Андрей Вознесенский.
У Ники с детства была аллергия на шерсть животных, бронхиальная астма и диабет. Ее бабушка и мать много курили, держали нескольких кошек. Девочка плохо спала — чтобы решить эту проблему, мать регулярно давала ей димедрол. К пяти годам, по воспоминаниям бабушки, бессонница стала хронической: «Ника не спала ни днем ни ночью. Однажды услышав, как она что-то лепечет в своей комнате, я спросила:
— Никуша, с кем ты разговариваешь?
— С Богом.
— Какой Бог, о каком Боге идет речь? — подумала я, — меня же, если узнают, могут исключить из партии, а Нику заберут в психушку. Мы с Майей думали, что она чокнутая».
Когда Ника все-таки засыпала, она часто кричала во сне. Однажды ее мать записала эти крики, а утром сказала дочери, что та сочинила стихи и теперь их нужно выучить
Девочка послушно учила, и скоро таких стихов накопилась целая тетрадка. Мать сделала ей прическу «под Цветаеву» и научила декламировать в стиле Андрея Вознесенского — громко, экспрессивно, с жестикуляцией. Надрывный стиль чтения станет визитной карточкой юной поэтессы Ники Турбиной.
" Гипсовый лев "
Бабушка Ники, Людмила Карпова, работала в гостинице в Ялте, куда часто заезжали знаменитости литературного мира. Однажды она познакомилась с писателем Юлианом Семеновым и уговорила его прочесть стихи, которые написала ее четырехлетняя внучка. Семенов прочитал и не поверил, что это написал ребенок. Но по возвращении в Москву рассказал о Нике журналисту «Комсомольской правды».
29 августа 1982 года, за три дня до того, как Ника Турбина пошла в первый класс, в газете «Советский Крым» на третьей странице появилась первая публикация ее стихов. Это были стихотворения «Лошади в поле» и «Утром, вечером и днем…».
Журналисты крупнейших советских газет приезжали в Ялту, и каждый рассказывал свою версию того, как у маленькой девочки получаются такие взрослые и трагичные стихи:
«Маленькая девочка из Ялты, в четыре года испытавшая мучительные ночные кошмары, неожиданно для себя самой нашла из них выход. Еще не умея писать, она стала диктовать рифмованные фразы, рождающиеся в ее сознании, маме и бабушке».
«Ей было четыре года, когда впервые появился этот голос… Он приходил к ней по ночам и не давал покоя. Он диктовал ей строчки совсем недетских, мощных, убедительных стихов… Она была совсем крохой, но ее характер уже тогда был железный — она буквально заставляла маму и бабушку садиться у кровати и записывать в блокнот под диктовку…»
«Ника с детства страдала бронхиальной астмой тяжелой формы, не спала по ночам до двенадцати лет и, чтобы справиться с длинными пустотами ночи, рифмовала строчки, сначала бессознательно, пугаясь, а потом уже не освобождаясь от ритмичного властного хоровода. Это была не ее блажь и не сумасшествие, а всего лишь некоторая форма защиты от страха смерти и боли. Такую защиту посылает Вселенная или… Бог в ответ на бессознательную мольбу ребенка».
Но стихи, которыми восхищался весь Союз, как выяснил через много лет после смерти Ники ее биограф Александр Ратнер, писала мать — Майя Никаноркина. Из обрывочных фраз, которые дочь произносила во сне или придумывала, Майя собирала строфы, а потом просила дочь переписать их своим почерком.
Первая книга стихов Ники Турбиной вышла, когда ей было восемь лет. С публикацией помог поэт Евгений Евтушенко, он же написал предисловие. Книгу перевели на 12 языков. Многие, особенно профессиональные литераторы, сомневались в том, что такие стихи могла написать восьмилетняя девочка.
Писатель Валентин Берестов, например, обратил внимание, что это «взрослые стихи не очень талантливой женщины»
К четвертому классу сама Ника еще не умела грамотно писать и очень плохо училась — из класса в класс ее переводили только благодаря специальному отношению учителей к маленькому гению. Но в десять лет вместе с Евгением Евтушенко она поехала в Венецию и получила там «Золотого льва» — главный приз фестиваля «Поэты и Земля». До нее из советских поэтов его получала только Анна Ахматова. Вернувшись со «львом» домой, Ника попыталась отпилить у него лапу, чтобы продать золото по кусочкам, а деньги отдать маме и бабушке. Но «лев» оказался гипсовым.
" О том, как детство не убить "
Ника Турбина стала знаменитостью. На записи одного из концертов, снятого в 1983 году, Евгений Евтушенко приглашает на сцену симпатичную щекастую девочку с родинкой над губой. В короткой светлой кофточке, завершая каждую строчку взмахом кулака, она, сильно переигрывая и отрабатывая мимически, читает:
— Междугородние звонки. Вы с Богом наперегонки. Вокруг планеты — кто кого? От крика лопнуло стекло.
Или:
— Мы будем молча говорить. О том, как детство не убить.
Жесты — явно подсмотренные, не всегда соответствующие словам, которые она произносит. Видно, что девочке нравится быть на сцене, но стихи она скорее заучила, чем сочинила. И какая злая ирония появляется в строчке про детство, если знать, что написала их не восьмилетняя девочка, а ее мать — не слишком талантливая художница, бывшая любовница поэта Вознесенского. В общем-то, детство ее как раз и убившая.
В интервью для телевидения в ответ на вопрос, как к ней приходят стихи, Ника, слегка округляя интонацией слова, но все-таки по-детски и искренне отвечает: «Стихи приходят ко мне тихо, как сказка. Как мышонок подкрадывается». Сидя на красном диване в окружении мягких игрушек, она ласково смотрит на корреспондента с микрофоном и старается выглядеть «мило».
Корреспондент спрашивает, любит ли она Пушкина, Ника театрально задумывается и произносит: «Я люблю Пушкина так же, как люблю свою жизнь. Я дышу, потому что есть воздух, а душа моя живет, потому что есть Пушкин».
«Я затеряюсь в тумане, как маленькая звездочка в небе. Я затеряюсь в тумане, и нет до меня никому дела. Но я иду вперед, потому что верю в свою дорогу. Она непременно приведет меня к морю — там сходятся все пути. И горькие, по которым легко идти. Я отдам морю свою звезду, которую бережно несу в ладонях. Это — моё будущее. Но оно такое большое… Мне его трудно одной нести».
" Третья попытка "
Будущее Ники Турбиной оказалось не таким уж и большим. Когда ей исполнилось двенадцать (примерно до этого возраста она продолжала сосать соску, когда нервничала, называла ее «нюней» и всегда брала с собой на гастроли), Евгений Евтушенко навсегда исчез из ее жизни. Перестал звонить и приезжать, а она ждала.
Поэту было уже за пятьдесят, слава его шла на убыль, а история с девочкой-вундеркиндом позволила ему немного хайпануть. Благодаря его поддержке о Нике узнала вся страна, она стала давать концерты и получала до 150 рублей за выступление (это чуть больше среднемесячной зарплаты по стране). Вместе с мамой и бабушкой она перебралась в Москву. О ней говорили все реже, начался переходный возраст — Ника перестала быть милой странной девочкой, которой «Бог диктует» по ночам печальные неровные стихи.
В 14 лет Турбина сыграла главную роль в фильме «Это было у моря». Там она — уже взрослая девушка, которая выглядит сильно старше своих лет, с удлинившимся лицом, поджатыми губами и недобрым взглядом — в кульминационный момент выходит из окна и стоит на карнизе, пока ее не затаскивают обратно.
После роли о ней снова вспомнили, но ненадолго, и эта короткая слава обернулась трагедией — возможно, окончательно разрушившей ее психику
Портрет Ники Турбиной напечатали на обложке журнала Read. Там его увидел практикующий швейцарский психиатр Джованни Мастропаоло. Он написал Нике, что читал ее стихи своим пациентам, и пригласил ее к себе, чтобы «проводить занятия по стихотерапии». Бабушка и мама ее отпустили, Нике было 16 лет. Она провела в Швейцарии чуть больше полугода, после возвращения никогда не рассказывала, что именно происходило между ней и 76-летним психиатром, кроме того, что он стал ее первым мужчиной. За эти полгода Ника успела стать хронической алкоголичкой.
Она больше не писала стихов и с трудом вспоминала старые, поступила сначала во ВГИК, на курс Армена Джигарханяна, потом в Институт культуры. Повзрослев, Ника возненавидела мать, с которой в детстве была болезненно близка, использовала любую возможность, чтобы подержать за руку, заглянуть в глаза. По словам бабушки и матери, их очень удивило, что Ника была на них обижена — они узнали об этом после ее смерти, перечитав дневники.
Ника много пила, знакомые считали ее опасной и дикой. Пыталась делать передачу на телевидении — интервью с известными людьми, разговоры о самоубийстве. Проект свернули после пилотного выпуска. В 22 года Ника в первый раз воспроизвела сцену из фильма, в котором снималась подростком: пьяная влезла на карниз и выпала из окна на пятом этаже. Повредила позвоночник, но выжила. В 27 повторила попытку — снова окно, снова пятый этаж, снова алкоголь. Но выжить не получилось.
Людмила Карпова и Майя Никаноркина, бабушка и мать, забрали урну с прахом Ники через полтора месяца после ее смерти.
" Постправда "
Летом 2018 года вышла книга Александра Ратнера «Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»). За пять лет до этого Александр Ратнер, «по роду занятий — ученый-металлург, а по призванию — поэт и писатель», решил стать «первым биографом Ники Турбиной на общественных началах». В начале 80-х он был влюблен в ее творчество, а после ее смерти издал сборник стихов.
Он подружился с семьей, помог бабушке, Людмиле Карповой, опубликовать ее пьесу «Ника». Он помогал семье деньгами — Майя много пила, бабушка много курила. «Я проводил в ее доме много времени, — вспоминал Ратнер о встречах с семьей Ники в своем интервью „Экспресс-газете“, — хотя это было тяжело из-за стойкого запаха дыма, смешанного с кошачьей мочой».
Майя умерла через семь лет после дочери, в 2009 году, ей было 58. Все дневники и рукописи дочери она завещала Ратнеру. Глубже погружаясь в биографию Ники Турбиной, Ратнер все больше и больше сомневался в том, что она была автором стихов. Он поговорил с ялтинскими одноклассниками Ники, учителями, поэтами и писателями, которые помнили успех маленькой поэтессы. А потом взял ее черновики и заказал графологическую экспертизу всех членов семьи.
Оказалось, что в основном стихи за девочку писала мать. Но вообще литературный проект «Ника Турбина» состоял из пяти человек: мать, бабушка, сестра бабушки Светлана, которая была нянькой у Ники, и дедушка — советский поэт Анатолий Никаноркин.
Людмила Карпова умерла в августе 2014 года, пережив дочь на пять, а внучку — на двенадцать лет.
" Все забрать у Веры"
Вера родилась на 10 лет позже мисс Белл, в 1878 году, в многодетной семье обрусевшего немца Михаила Григорьевича фон Дервиза. Появилась на свет она не в столице - в селе Старожилово под Рязанью, где Дервизы имели немалые владения. В целом же, известны Дервизы были двумя вещами - своими богатствами и своей благотворительностью.
Масштаб их капиталов представить, пожалуй, будет трудно. Дома в Петербурге и в Москве, земли в Оренбургской, Киевской и Рязанской губерниях, собственность за границей - во Франции и в Италии. Брат Михаила Григорьевича - Павел Григорьевич, ничуть от этого не обеднев, выделил в 1872 году 400 тысяч капитала на строительство Владимирской детской больницы в Москве. Словом, семья Веры имела очень и очень много.
Жизнь девочки протекала вполне счастливо в усадьбе Дягилево, там же, в Рязани. Дом отец ее, человек по натуре мягкий, вел на широкую ногу: любил гостей, давал вечера. Сам увлекался хозяйственными преобразованиями, растениеводством, коневодством - в Старожилово, принадлежащем его племяннику, располагался большой конный завод. Детство Веры прошло в атмосфере уютной: большая любящая семья, домашние развлечения - спектакли, музыка, пикники. Не прервались традиции и в 1888 году, когда главы семьи не стало.
Впрочем, к этому времени Вера уже обучалась в Екатерининском институте благородных девиц, что был в Москве. Программа обучения мало отличалась от других в аналогичных заведениях - подъем в 6 утра, час на сборы, потом молитва, завтрак, а дальше уроки: языки, арифметика, история, география, физика, Закон Божий, рисование, рукоделие...Вера, как ни странно, предпочитала науки точные. Оттого, выпустившись в 1896 году, поступила на физико-математическое отделение Бестужевских курсов, позволявших женщинам получить высшее образование.
Окончив обучение в 1900 году, спустя 4 года Вера фон Дервиз решила продолжить образование: в 1904 году она поступила в Женевский университет в Швейцарии. На физический факультет, где преподавали геологию, минералогию и прочие предметы. За время обучения опубликовала несколько статей на основе данных, полученных во время летних экспедиций на Кавказ. А в 1910 защитила диссертацию.
Успехи Веры были оценены не только за рубежом, но и в России: она получила приглашение на работу в Геологический комитет, которое и приняла. В 1911 году ее удостоили членства в Императорском петербургском минералогическом обществе.
Несмотря на революцию и наличие родственников за границей, Вера фон Дервиз осталась в России. Имущество ее семьи было национализировано, сама она получила комнату в коммунальной квартире в Петербурге. Туда к ней перебралась из Дягилево и ее сестра с дочерью. Поддержала Вера и других родных: тоже оставшегося в стране брата, племянников.
На карьере Веры революционные события сразу не сказались. В 1921 году она стала адьюнкт-геологом при Геолкоме, единственной женщиной такого ранга. Впрочем, что такое исполнять свою работу в нестабильной обстановке она прочувствовала сполна: болезни, голод, опасность - от зверя и человека. Многие были убиты, многие пропали без вести, как ей удалось выжить в экспедициях в то неспокойное время - загадка.
Дервиз трудилась, а дела политические ее волновали мало. То, однако, что она не интересовалась политикой, пропадая в своих поездках от Осетии до Урала, целью которых было описание и анализ особенностей горных пород, вовсе не означало, что политика не заинтересуется ею. С 1926 года дирекция Геологического комитета уже не выбиралась - назначалась свыше, а членство зависело не столько от достижений, сколько от принадлежности к партии и нужного происхождения. В марте 1927 года 35 геологов, среди которых была и Вера, подписали протестную петицию, выступая против новых правил. Ожидаемых результатов петиция не принесла, принесла лишь проблемы для подписавших. Так, Веру Дервиз понизили в должности.
Однако она по-прежнему отправлялась на полевые работы: в основном на Урал. Занималась геологической съемкой месторождений, определяла места скважин бурения, высчитывала запасы руд. Вера действительно была ценна: в 1931 году во время очередной "чистки" ее не тронули, лишь перевели подальше от центра, в Уральское отделение. До 1935 года она жила в Свердловске. А потом, когда годы стали брать свое, вернулась в Ленинград, но работу свою не оставила. В Ленинграде она провела и страшное блокадное время: исследовала месторождения строительных материалов для нужд обороняющегося города. За свои заслуги в 1944 году была удостоена медали - "За оборону Ленинграда", тогда же получила степень доктора наук.
Увы, заслуги не спасли Веру, у которой сохранился один чудовищный недостаток: говорить то, что думала. По воспоминаниям современников, "это было непривычно и воспринималось с тревогой". Говорят, причиной ее ареста стал один вот такой, слишком прямой анекдот. Ее арестовали в октябре 1945 года по "народной" 58 статье УК РСФСР (всего в 1921-1958 годах по ней было осуждено более 3,5 миллионов человек). Обвиненная в контрреволюционной пропаганде, Вера Дервиз получила 10 лет лагерей с конфискацией имущества.
Она была уже немолода. В тюремных условиях ее здоровье стремительно ухудшалось. Она лежала в больнице, потом была отправлена в лагеря. Ее не стало в 1951 году, до своего освобождения Вера фон Дервиз не дожила.
Вера родилась на 10 лет позже мисс Белл, в 1878 году, в многодетной семье обрусевшего немца Михаила Григорьевича фон Дервиза. Появилась на свет она не в столице - в селе Старожилово под Рязанью, где Дервизы имели немалые владения. В целом же, известны Дервизы были двумя вещами - своими богатствами и своей благотворительностью.
Масштаб их капиталов представить, пожалуй, будет трудно. Дома в Петербурге и в Москве, земли в Оренбургской, Киевской и Рязанской губерниях, собственность за границей - во Франции и в Италии. Брат Михаила Григорьевича - Павел Григорьевич, ничуть от этого не обеднев, выделил в 1872 году 400 тысяч капитала на строительство Владимирской детской больницы в Москве. Словом, семья Веры имела очень и очень много.
Жизнь девочки протекала вполне счастливо в усадьбе Дягилево, там же, в Рязани. Дом отец ее, человек по натуре мягкий, вел на широкую ногу: любил гостей, давал вечера. Сам увлекался хозяйственными преобразованиями, растениеводством, коневодством - в Старожилово, принадлежащем его племяннику, располагался большой конный завод. Детство Веры прошло в атмосфере уютной: большая любящая семья, домашние развлечения - спектакли, музыка, пикники. Не прервались традиции и в 1888 году, когда главы семьи не стало.
Впрочем, к этому времени Вера уже обучалась в Екатерининском институте благородных девиц, что был в Москве. Программа обучения мало отличалась от других в аналогичных заведениях - подъем в 6 утра, час на сборы, потом молитва, завтрак, а дальше уроки: языки, арифметика, история, география, физика, Закон Божий, рисование, рукоделие...Вера, как ни странно, предпочитала науки точные. Оттого, выпустившись в 1896 году, поступила на физико-математическое отделение Бестужевских курсов, позволявших женщинам получить высшее образование.
Окончив обучение в 1900 году, спустя 4 года Вера фон Дервиз решила продолжить образование: в 1904 году она поступила в Женевский университет в Швейцарии. На физический факультет, где преподавали геологию, минералогию и прочие предметы. За время обучения опубликовала несколько статей на основе данных, полученных во время летних экспедиций на Кавказ. А в 1910 защитила диссертацию.
Успехи Веры были оценены не только за рубежом, но и в России: она получила приглашение на работу в Геологический комитет, которое и приняла. В 1911 году ее удостоили членства в Императорском петербургском минералогическом обществе.
Несмотря на революцию и наличие родственников за границей, Вера фон Дервиз осталась в России. Имущество ее семьи было национализировано, сама она получила комнату в коммунальной квартире в Петербурге. Туда к ней перебралась из Дягилево и ее сестра с дочерью. Поддержала Вера и других родных: тоже оставшегося в стране брата, племянников.
На карьере Веры революционные события сразу не сказались. В 1921 году она стала адьюнкт-геологом при Геолкоме, единственной женщиной такого ранга. Впрочем, что такое исполнять свою работу в нестабильной обстановке она прочувствовала сполна: болезни, голод, опасность - от зверя и человека. Многие были убиты, многие пропали без вести, как ей удалось выжить в экспедициях в то неспокойное время - загадка.
Дервиз трудилась, а дела политические ее волновали мало. То, однако, что она не интересовалась политикой, пропадая в своих поездках от Осетии до Урала, целью которых было описание и анализ особенностей горных пород, вовсе не означало, что политика не заинтересуется ею. С 1926 года дирекция Геологического комитета уже не выбиралась - назначалась свыше, а членство зависело не столько от достижений, сколько от принадлежности к партии и нужного происхождения. В марте 1927 года 35 геологов, среди которых была и Вера, подписали протестную петицию, выступая против новых правил. Ожидаемых результатов петиция не принесла, принесла лишь проблемы для подписавших. Так, Веру Дервиз понизили в должности.
Однако она по-прежнему отправлялась на полевые работы: в основном на Урал. Занималась геологической съемкой месторождений, определяла места скважин бурения, высчитывала запасы руд. Вера действительно была ценна: в 1931 году во время очередной "чистки" ее не тронули, лишь перевели подальше от центра, в Уральское отделение. До 1935 года она жила в Свердловске. А потом, когда годы стали брать свое, вернулась в Ленинград, но работу свою не оставила. В Ленинграде она провела и страшное блокадное время: исследовала месторождения строительных материалов для нужд обороняющегося города. За свои заслуги в 1944 году была удостоена медали - "За оборону Ленинграда", тогда же получила степень доктора наук.
Увы, заслуги не спасли Веру, у которой сохранился один чудовищный недостаток: говорить то, что думала. По воспоминаниям современников, "это было непривычно и воспринималось с тревогой". Говорят, причиной ее ареста стал один вот такой, слишком прямой анекдот. Ее арестовали в октябре 1945 года по "народной" 58 статье УК РСФСР (всего в 1921-1958 годах по ней было осуждено более 3,5 миллионов человек). Обвиненная в контрреволюционной пропаганде, Вера Дервиз получила 10 лет лагерей с конфискацией имущества.
Она была уже немолода. В тюремных условиях ее здоровье стремительно ухудшалось. Она лежала в больнице, потом была отправлена в лагеря. Ее не стало в 1951 году, до своего освобождения Вера фон Дервиз не дожила.
10 лет на чердаке по воле любимой
С чердака снова послышались странные шорохи: как будто бы кто-то ходил прямо над спальней. Фред Остеррайх перевел взгляд на жену, безмятежно читающую книгу в своем кресле. Он знал, что говорить ей об этих звуках бесполезно - она уже не раз высмеивала его за это. Тряхнув головой, Остеррайх вновь обратился к своим бумагам: в конце концов, он слышал эти шорохи на протяжении многих лет. Если это и был призрак, то явно безвредный. Жизнь Вальбурги Коршель до определенного момента была совершенно непримечательной. Появилась на свет она в 1880 году в семье немецких иммигрантов, которые или незадолго до рождения девочки, или же сразу после него переехали в США в поисках лучшей жизни. Долли - как привыкла себя называть Вальбурга - выросла в бедном немецком квартале возле Милуоки. Ее родители едва ли сводили концы с концами, поэтому девочке с ранних лет приходилось самой заботиться о собственном пропитании.
В 12 лет Долли устроилась работать на небольшую текстильную фабрику, принадлежавшую ещё одному немецкому иммигранту - Фреду Уильяму Остеррайху. Долли росла девушкой хорошенькой, харизматичной и умела производить нужное впечатление, поэтому немудрено, что она привлекла внимание своего начальника. Пять лет спустя они поженились, и Долли стала фрау или же миссис Остеррайх.
Теперь она могла не беспокоиться о деньгах: на производстве кухонных фартуков ее муж зарабатывал достаточно, чтобы полностью обеспечить семью, включая родившегося вскоре сына Реймонда. Правда, спокойная жизнь среднестатистической американской домохозяйки быстро наскучила Долли, да и брак перестал приносить позитивные эмоции - Фред много пил и совершенно не уделял жене внимания. Так что, пока супруг руководил фабрикой и искал дно у пивной кружки, Долли предпочитала развлекаться в компании других мужчин.
Очередным увлечением тридцатилетней женщины стал 17-летний Отто Санхубер, который в то время работал мастером по ремонту швейных машин на фабрике ее мужа. Впервые Долли заприметила симпатичного юношу, когда за каким-то делом приходила к супругу на производство. На следующий день она позвонила на фабрику и попросила прислать мастера для ремонта сломавшейся машинки. Когда же Санхубер приехал к ней домой, Долли встретила его в одном лёгком шелковом халатике.
С тех пор у них закрутился роман, который очень быстро вышел за пределы приличий: Отто проводил у Остеррайхов все время, что Фреда не было дома, и, конечно, этого не могли не заметить вездесущие соседи. Сначала Долли попыталась выдать молодого любовника за своего сводного брата, но в это мало кто поверил, так что женщине пришлось придумать что-то еще.
Найденное ей решение было весьма оригинальным: она поселила Отто на чердаке, куда можно было попасть через шкаф в общей спальне супругов. Санхуберу были предоставлены раскладушка, книги, письменные принадлежности и скудные объедки со стола. Днем юноша выполнял всю работу по дому, пока Долли отдыхала на диване, а ночью, в своем уединении на чердаке, читал при свечах и писал научно-фантастические рассказы, которые Вальбурга анонимно отправляла за него издателям. Такие странные отношения полностью устраивали обе стороны, так что, когда семья Остеррайхов решила переехать в Лос-Анджелес, Отто тайно поехал за ними и в новом доме снова поселился на чердаке. Фред же о ещё одном жильце годами ничего не подозревал: все странные звуки, доносящиеся сверху, его жена объясняла порывами ветра или же слуховыми галлюцинациями, вызванными чрезмерными возлияниями супруга.
Скандалы и громкие выяснения отношений вообще не были редкостью для семьи Остеррайхов, но в тот день, 22 августа 1922 года, очередная ссора окончательно вышла из под контроля. Услышав крики и звуки борьбы и всерьёз опасаясь за безопасность своей возлюбленной, Отто решил все же спуститься вниз. На всякий случай с собой он прихватил два пистолета из кабинета Остеррайха. Неизбежная встреча мужа и любовника закончилась трагедией: в пылу драки Фред получил от соперника смертельное пулевое ранение, от которого сразу же скончался. Чтобы скрыть следы преступления, Долли решила инсценировать нападение грабителей: Санхубер запер свою связанную возлюбленную в чулане, забрал облигации и дорогие бриллиантовые часы Фреда, а затем скрылся в своем чердаке вместе с пистолетами. Вскоре приехала полиция, которую вызвали соседи, услышавшие выстрелы. Стражи порядка освободили плачущую Долли и вполне удовлетворились рассказанной ей историей, а на небольшие противоречия предпочли попросту закрыть глаза.
После смерти супруга вдова Остеррайх переехала в другой дом по соседству, куда снова тайно поселила Санхубера. Единственным послаблением по сравнению с прошлым "режимом содержания" стала пишущая машинка: теперь можно было не опасаться, что кто-то услышит стук клавиш. Сама же Долли начала роман с адвокатом Германом С. Шапиро, занимавшимся наследственными делами ее безвременно почившего супруга. Она надеялась, что влюбленный поверенный будет с большим пылом отстаивать ее интересы в суде, поэтому всячески демонстрировала ему свою привязанность и дарила дорогие подарки. Одним из таких презентов стали те самые бриллиантовые часы Остеррайха, которые якобы украли грабители в ту роковую ночь. Шапиро вещь узнал и насторожился, но Долли объяснила ему, что нашла часы под подушкой в доме, но не посчитала нужным сообщить об этом властям.
Оставалась ещё одна проблема, а вернее две: необходимо было избавиться от пистолетов, из которых был убит несчастный Фред. Для этой цели Долли завела ещё одного любовника по имени Рой Клумб, которого и попросила об этой небольшой услуге. Однако самоуверенность вдовы сыграла против нее: через некоторое время Клумб узнал о Шапиро и, разозлившись на свою даму сердца, рассказал обо всем полиции. Адвокат тоже не стал выгораживать любовницу и представил следствию бриллиантовые часы Остеррайха. Спустя почти восемь лет после убийства мужа Долли была арестована.
Находясь в тюрьме, Вальбурга призналась Шапиро, что ее "сводный брат" живет на чердаке ее дома и попросила проверить его: выходить из дома самостоятельно Санхуберу не разрешалось, а оставленная еда уже должна была подойти к концу. Озадаченный адвокат отправился в дом Остеррайхов и постучал в люк, ведущий на чердак. Встретил его худой и бледный как тень мужчина, который рассказал Шапиро о своих истинных отношениях с Долли и признался, что сидит на чердаке уже больше десяти лет, а адвокат - первый человек, кроме Долли, с которым он заговорил за все это время.
Поведал Санхубер и о своей роли в убийстве Фреда. Шапиро сопроводил Отто в отделение полиции, где тот повторил свою историю и был заключен под стражу. Необычные обстоятельства дела вскоре попали в прессу, где Санхубера окрестили "чердачным призраком" и "человеком-летучей мышью".
Санхубер был осужден за непредумышленное убийство, но позже освобожден, поскольку срок давности по выдвижению обвинения уже истек. Позже Отто сменил имя на Уолтер Кляйн и переехал в Канаду, где женился на другой женщине, а затем вернулся в Лос-Анджелес и прожил остаток жизни в безвестности.
Суд над Вальбургой так же закончился ничем, и за недостатком улик женщину отпустили на свободу. В 1936 году с нее окончательно были сняты все обвинения. Долли Остеррайх оставалась в Лос-Анджелесе до самой своей смерти в 1961 году.
С чердака снова послышались странные шорохи: как будто бы кто-то ходил прямо над спальней. Фред Остеррайх перевел взгляд на жену, безмятежно читающую книгу в своем кресле. Он знал, что говорить ей об этих звуках бесполезно - она уже не раз высмеивала его за это. Тряхнув головой, Остеррайх вновь обратился к своим бумагам: в конце концов, он слышал эти шорохи на протяжении многих лет. Если это и был призрак, то явно безвредный. Жизнь Вальбурги Коршель до определенного момента была совершенно непримечательной. Появилась на свет она в 1880 году в семье немецких иммигрантов, которые или незадолго до рождения девочки, или же сразу после него переехали в США в поисках лучшей жизни. Долли - как привыкла себя называть Вальбурга - выросла в бедном немецком квартале возле Милуоки. Ее родители едва ли сводили концы с концами, поэтому девочке с ранних лет приходилось самой заботиться о собственном пропитании.
В 12 лет Долли устроилась работать на небольшую текстильную фабрику, принадлежавшую ещё одному немецкому иммигранту - Фреду Уильяму Остеррайху. Долли росла девушкой хорошенькой, харизматичной и умела производить нужное впечатление, поэтому немудрено, что она привлекла внимание своего начальника. Пять лет спустя они поженились, и Долли стала фрау или же миссис Остеррайх.
Теперь она могла не беспокоиться о деньгах: на производстве кухонных фартуков ее муж зарабатывал достаточно, чтобы полностью обеспечить семью, включая родившегося вскоре сына Реймонда. Правда, спокойная жизнь среднестатистической американской домохозяйки быстро наскучила Долли, да и брак перестал приносить позитивные эмоции - Фред много пил и совершенно не уделял жене внимания. Так что, пока супруг руководил фабрикой и искал дно у пивной кружки, Долли предпочитала развлекаться в компании других мужчин.
Очередным увлечением тридцатилетней женщины стал 17-летний Отто Санхубер, который в то время работал мастером по ремонту швейных машин на фабрике ее мужа. Впервые Долли заприметила симпатичного юношу, когда за каким-то делом приходила к супругу на производство. На следующий день она позвонила на фабрику и попросила прислать мастера для ремонта сломавшейся машинки. Когда же Санхубер приехал к ней домой, Долли встретила его в одном лёгком шелковом халатике.
С тех пор у них закрутился роман, который очень быстро вышел за пределы приличий: Отто проводил у Остеррайхов все время, что Фреда не было дома, и, конечно, этого не могли не заметить вездесущие соседи. Сначала Долли попыталась выдать молодого любовника за своего сводного брата, но в это мало кто поверил, так что женщине пришлось придумать что-то еще.
Найденное ей решение было весьма оригинальным: она поселила Отто на чердаке, куда можно было попасть через шкаф в общей спальне супругов. Санхуберу были предоставлены раскладушка, книги, письменные принадлежности и скудные объедки со стола. Днем юноша выполнял всю работу по дому, пока Долли отдыхала на диване, а ночью, в своем уединении на чердаке, читал при свечах и писал научно-фантастические рассказы, которые Вальбурга анонимно отправляла за него издателям. Такие странные отношения полностью устраивали обе стороны, так что, когда семья Остеррайхов решила переехать в Лос-Анджелес, Отто тайно поехал за ними и в новом доме снова поселился на чердаке. Фред же о ещё одном жильце годами ничего не подозревал: все странные звуки, доносящиеся сверху, его жена объясняла порывами ветра или же слуховыми галлюцинациями, вызванными чрезмерными возлияниями супруга.
Скандалы и громкие выяснения отношений вообще не были редкостью для семьи Остеррайхов, но в тот день, 22 августа 1922 года, очередная ссора окончательно вышла из под контроля. Услышав крики и звуки борьбы и всерьёз опасаясь за безопасность своей возлюбленной, Отто решил все же спуститься вниз. На всякий случай с собой он прихватил два пистолета из кабинета Остеррайха. Неизбежная встреча мужа и любовника закончилась трагедией: в пылу драки Фред получил от соперника смертельное пулевое ранение, от которого сразу же скончался. Чтобы скрыть следы преступления, Долли решила инсценировать нападение грабителей: Санхубер запер свою связанную возлюбленную в чулане, забрал облигации и дорогие бриллиантовые часы Фреда, а затем скрылся в своем чердаке вместе с пистолетами. Вскоре приехала полиция, которую вызвали соседи, услышавшие выстрелы. Стражи порядка освободили плачущую Долли и вполне удовлетворились рассказанной ей историей, а на небольшие противоречия предпочли попросту закрыть глаза.
После смерти супруга вдова Остеррайх переехала в другой дом по соседству, куда снова тайно поселила Санхубера. Единственным послаблением по сравнению с прошлым "режимом содержания" стала пишущая машинка: теперь можно было не опасаться, что кто-то услышит стук клавиш. Сама же Долли начала роман с адвокатом Германом С. Шапиро, занимавшимся наследственными делами ее безвременно почившего супруга. Она надеялась, что влюбленный поверенный будет с большим пылом отстаивать ее интересы в суде, поэтому всячески демонстрировала ему свою привязанность и дарила дорогие подарки. Одним из таких презентов стали те самые бриллиантовые часы Остеррайха, которые якобы украли грабители в ту роковую ночь. Шапиро вещь узнал и насторожился, но Долли объяснила ему, что нашла часы под подушкой в доме, но не посчитала нужным сообщить об этом властям.
Оставалась ещё одна проблема, а вернее две: необходимо было избавиться от пистолетов, из которых был убит несчастный Фред. Для этой цели Долли завела ещё одного любовника по имени Рой Клумб, которого и попросила об этой небольшой услуге. Однако самоуверенность вдовы сыграла против нее: через некоторое время Клумб узнал о Шапиро и, разозлившись на свою даму сердца, рассказал обо всем полиции. Адвокат тоже не стал выгораживать любовницу и представил следствию бриллиантовые часы Остеррайха. Спустя почти восемь лет после убийства мужа Долли была арестована.
Находясь в тюрьме, Вальбурга призналась Шапиро, что ее "сводный брат" живет на чердаке ее дома и попросила проверить его: выходить из дома самостоятельно Санхуберу не разрешалось, а оставленная еда уже должна была подойти к концу. Озадаченный адвокат отправился в дом Остеррайхов и постучал в люк, ведущий на чердак. Встретил его худой и бледный как тень мужчина, который рассказал Шапиро о своих истинных отношениях с Долли и признался, что сидит на чердаке уже больше десяти лет, а адвокат - первый человек, кроме Долли, с которым он заговорил за все это время.
Поведал Санхубер и о своей роли в убийстве Фреда. Шапиро сопроводил Отто в отделение полиции, где тот повторил свою историю и был заключен под стражу. Необычные обстоятельства дела вскоре попали в прессу, где Санхубера окрестили "чердачным призраком" и "человеком-летучей мышью".
Санхубер был осужден за непредумышленное убийство, но позже освобожден, поскольку срок давности по выдвижению обвинения уже истек. Позже Отто сменил имя на Уолтер Кляйн и переехал в Канаду, где женился на другой женщине, а затем вернулся в Лос-Анджелес и прожил остаток жизни в безвестности.
Суд над Вальбургой так же закончился ничем, и за недостатком улик женщину отпустили на свободу. В 1936 году с нее окончательно были сняты все обвинения. Долли Остеррайх оставалась в Лос-Анджелесе до самой своей смерти в 1961 году.
Сироты с «Титаника»: сильная история двух неопознанных малышей, спасшихся с корабля в шлюпке
Их прозвали «сиротами с «Титаника». Никто не знал, кто эти два маленьких мальчика. Старшему было три, младшему два и они не говорили на английском. Только на французском, и то трудно было разобрать их лепет. Отец передал детей сердобольной девушке в последней шлюпке, а сам остался на тонущем корабле. Газеты наперебой писали про ребят и публиковали фотографии мальчиков, надеясь, что удастся выяснить, кто же они.
Жизнь интереснее любого романа и создает такие сюжеты, которые не придумать всем сценаристам мира. Малышей прозвали «Луи» и «Лола», однако эти имена были всего лишь догадкой. На самом деле их звали Мишель и Эдмон. Путешествовали они со своим отцом, 32-летним портным Михаем Навратилем. Словак родом, в 1902 году Михай перебрался в Ниццу, стал Мишелем и женился на итальянке Марчелле. Увы, в 1912 году дали трещину и брак, и портновский бизнес.
Мишель и Марчелла развелись, детей оставили матери. Отец уговорил бывшую супругу позволить мальчикам провести с ним Пасху и… увез с собой в Англию. Ему грозило банкротство, и Мишель решил, что стоит попытать удачи в Америке. Билеты на «Титаник» он купил на фамилию друга, так что на борт поднялись пассажиры второго класса Луи Хоффман и его сыновья Луи-младший (Мишель) и Лото (Эдмон).
Старший брат неплохо помнит путешествие (ему было уже почти четыре). Мальчику очень всё нравилось. Отец постоянно играл с сыновьями на палубе, и лишь разок отошел перекинуться в карты с другими пассажирами, попросив юную швейцарку присмотреть за детьми. Когда пришла беда, Михай сохранял спокойствие и не дал запаниковать братьям. Он тепло одел детей и передал их в шлюпку D, куда через оцепление матросов пускали только женщин и детей.
Маленький Мишель запомнил, что последние слова отца были про Марчеллу. Мол, когда мать их найдет, передай, что я всегда любил её и был уверен, что семья воссоединится в Америке. Трогательно, но поступок его, как мне кажется, все равно не оправдывает, ведь женщина места себе не находила.
В шлюпке Мишель и Эдмон почти сразу заснули. Их взяла под опеку 24-летняя пассажирка первого класса, неплохо знавшая французский. Поскольку дети были маленькие, их не смогли опознать и прозвали «сиротами с «Титаника». К счастью, о детях написали газеты всего мира, и мама увидела новость. Билет в Америку Марчелле бесплатно выдала крупная судоходная компания. Так что у истории, можно сказать, счастливый конец.
Семья вернулась во Францию. Эдмон выучился на строителя, но подорвал здоровье в годы Второй мировой и его не стало в 43. Старший же брат – Мишель – преподавал философию в университете и прожил до 92-х.
Их прозвали «сиротами с «Титаника». Никто не знал, кто эти два маленьких мальчика. Старшему было три, младшему два и они не говорили на английском. Только на французском, и то трудно было разобрать их лепет. Отец передал детей сердобольной девушке в последней шлюпке, а сам остался на тонущем корабле. Газеты наперебой писали про ребят и публиковали фотографии мальчиков, надеясь, что удастся выяснить, кто же они.
Жизнь интереснее любого романа и создает такие сюжеты, которые не придумать всем сценаристам мира. Малышей прозвали «Луи» и «Лола», однако эти имена были всего лишь догадкой. На самом деле их звали Мишель и Эдмон. Путешествовали они со своим отцом, 32-летним портным Михаем Навратилем. Словак родом, в 1902 году Михай перебрался в Ниццу, стал Мишелем и женился на итальянке Марчелле. Увы, в 1912 году дали трещину и брак, и портновский бизнес.
Мишель и Марчелла развелись, детей оставили матери. Отец уговорил бывшую супругу позволить мальчикам провести с ним Пасху и… увез с собой в Англию. Ему грозило банкротство, и Мишель решил, что стоит попытать удачи в Америке. Билеты на «Титаник» он купил на фамилию друга, так что на борт поднялись пассажиры второго класса Луи Хоффман и его сыновья Луи-младший (Мишель) и Лото (Эдмон).
Старший брат неплохо помнит путешествие (ему было уже почти четыре). Мальчику очень всё нравилось. Отец постоянно играл с сыновьями на палубе, и лишь разок отошел перекинуться в карты с другими пассажирами, попросив юную швейцарку присмотреть за детьми. Когда пришла беда, Михай сохранял спокойствие и не дал запаниковать братьям. Он тепло одел детей и передал их в шлюпку D, куда через оцепление матросов пускали только женщин и детей.
Маленький Мишель запомнил, что последние слова отца были про Марчеллу. Мол, когда мать их найдет, передай, что я всегда любил её и был уверен, что семья воссоединится в Америке. Трогательно, но поступок его, как мне кажется, все равно не оправдывает, ведь женщина места себе не находила.
В шлюпке Мишель и Эдмон почти сразу заснули. Их взяла под опеку 24-летняя пассажирка первого класса, неплохо знавшая французский. Поскольку дети были маленькие, их не смогли опознать и прозвали «сиротами с «Титаника». К счастью, о детях написали газеты всего мира, и мама увидела новость. Билет в Америку Марчелле бесплатно выдала крупная судоходная компания. Так что у истории, можно сказать, счастливый конец.
Семья вернулась во Францию. Эдмон выучился на строителя, но подорвал здоровье в годы Второй мировой и его не стало в 43. Старший же брат – Мишель – преподавал философию в университете и прожил до 92-х.
Первую женщину, добровольно раскрасившую все свое тело татуировками, звали Мод Вагнер. Родилась она в 1877 году в Канзасе и первую половину жизни работала воздушной гимнасткой в передвижном цирке. Так, во время очередных гастролей Мод познакомилась со своим будущим мужем - Гусом, который зарабатывал на жизнь набиванием татуировок особым "ручным" методом, без машинки.
Девушка пришла в восторг от необычного ремесла и уже на первом свидании попросила молодого человека сделать ей тату. Гус, конечно, не смог отказать. После свадьбы пара открыла свое собственное небольшое дело, а через несколько лет оно начало приносить такой доход, что Вагнеры смогли окончательно уйти из цирка и посвятить себя тату-искусству.
Мод тоже обучилась этому мастерству и одновременно работала "живой рекламой" для клиентов, ведь все ее тело вскоре было украшено причудливыми рисунками экзотических растений, птиц и животных. Родившуюся дочь по имени Лоттева Гус сначала тоже хотел приобщить к семейному бизнесу, но его супруга настояла на том, чтобы тело девочки оставалось чистым.
Лоттева все равно связала свою жизнь с татуировками, продолжив дело родителей, но даже после смерти матери, выполняя ее волю, не набивала их себе.
Девушка пришла в восторг от необычного ремесла и уже на первом свидании попросила молодого человека сделать ей тату. Гус, конечно, не смог отказать. После свадьбы пара открыла свое собственное небольшое дело, а через несколько лет оно начало приносить такой доход, что Вагнеры смогли окончательно уйти из цирка и посвятить себя тату-искусству.
Мод тоже обучилась этому мастерству и одновременно работала "живой рекламой" для клиентов, ведь все ее тело вскоре было украшено причудливыми рисунками экзотических растений, птиц и животных. Родившуюся дочь по имени Лоттева Гус сначала тоже хотел приобщить к семейному бизнесу, но его супруга настояла на том, чтобы тело девочки оставалось чистым.
Лоттева все равно связала свою жизнь с татуировками, продолжив дело родителей, но даже после смерти матери, выполняя ее волю, не набивала их себе.
