Статистика ВК сообщества "Общественное мнение"

«Три копейки не платите, а разворовывают миллиарды»: диалог дня — это, судя по всему, случайный разговор спикера Госдумы Вячеслава Володина с ветераном на улице Саратова.

Пожилая женщина раскритиковала депутата и власть в целом за ложь и коррупцию, рассказав о бедности и назвав «позором» выплаты Путина. «В следующий раз встретимся, палкой получишь. Ну сколько можно?» — пообещала

Quis custodiet ipsos custodes?
24 апреля 2021 от @AnarchyPlus
Старинная формула исчерпывающе выражает главную претензию, которую можно адресовать иерархическому устройству общества. «Кто сторожит стражников?». Ниже — о том, как сегодня можно развернуть эту претензию.
Я/мы - потенциальные преступники
Существует базовая проблема общественных отношений, решать которую обычно призывают государство. Люди могут обманывать, насиловать и убивать. С некоторой вероятностью, любой случайно взятый человек окажется преступником. Назовем эту проблему «риск потенциального преступника» — РПП*.
Естественным решением проблемы может показаться создание институтов контроля. Давайте поставим над людьми стражника, который будет следить за их поведением. Дадим ему власть, чтобы он мог наказывать за «преступное» и награждать за «конструктивное» поведение.
Однако это решение может казаться удачным, только пока фигура стражника вынесена за скобки. В действительности, проблема просто переносится на новый уровень: стражник это такой же человек, и согласно нашему исходному утверждению, он тоже может оказаться преступником. При этом стражник обладает властью, и сможет совершать преступления с особенным размахом.
Хорошо; тогда нам нужен стражник, который будет следить за стражниками. Но что, если преступником окажется он? Можно добавлять новые и новые уровни контроля, но это не решит проблему. Она просто уйдет в бесконечную рекурсию. И чем выше позиция стражника, тем больше вреда он может нанести, если окажется преступником.
На самом верху пирамиды контроля все равно будет потенциальный преступник.
Единая точка отказа
Это перекликается с идеей «хрупкости» у Талеба. Добавляя новые уровни контроля, мы не только снижаем риски преступного поведения обычных людей, но и накапливаем риски для системы в целом. Мы берем риски и вытесняем их, но если нежелательное событие случится, оно будет глобальным. Верховный правитель становится «единой точкой отказа» системы, и речь отныне идет о риске тирании в масштабах страны.
Хорошие и плохие люди
В крайней форме идея РПП утверждает, что предоставленный собственной воле, человек обязательно сделает преступный выбор. В мягкой форме — что существует некоторый процент преступников, «плохих людей», которых нужно сдерживать. Следовательно, существуют и «хорошие» люди.
Допустим, мы придерживаемся второй точки зрения.
Тогда следующим «очевидным» решением будет ввести фильтры, которые позволят нам отделить преступников от не-преступников (или формировать не-преступное поведение). Решить проблему РПП пытались и так: тщательный отбор на роль верховного стражника должен был снизить риски, что он окажется преступником. Таким образом, скорее «праведный» верховный стражник сможет устранить риски, что преступниками окажутся нижние стражники, и при этом риски не будут накапливаться на самом верху. Вся наша цивилизация строится на предположении, что человек на месте правителя меньше остальных подвержен риску преступного выбора.
Негативный отбор и бесконечный регресс
К сожалению, здесь есть три вложенных проблемы.
Первая: фактическое положение дел таково, что люди у власти скорее больше склонны быть «преступниками», чем случайные люди. Отбор во власть действует не в ту сторону, в которую нужно.
Вторая: допустим, мы решили изменить систему отбора во власть. Но если отбор происходит не спонтанно, и не контролируется высшими стражниками, значит подверженные ему высшие стражники на самом деле не высшие в иерахии контроля, и рычаги управления всей системой находятся в руках у кого-то ещё. Мы опять ненароком вынесли верхний уровень иерархии за скобки. И риски просто переносятся на ещё один дополнительный уровень.
Третья: у нас нет никакого средства провести разделение «плохих» и «хороших» людей с надежностью — само понятие преступного поведения является предметом конфликта конкурирующих сил.
Мы можем определить «преступное» и «конструктивное» поведение только через толкования людей, которые сами являются потенциальными преступниками. Это проблема, хорошо известная в логике, эпистемологии и философии: проблема бесконечного регресса. Любая попытка окончательно определить «преступное» и «конструктивное» будет заканчиваться тем, что мы ходим по кругу, от мнения одного потенциального преступника — к мнению другого.
Впрочем, нам всегда казалось, что потенциальным решением проблемы бесконечного регресса может быть деление на «ядро тяжести» и «периферию» сети смыслов. Тогда если не окончательным, но относительным решением может быть «взвешивание» мнений большинства людей, заинтересованных в исходе оценки**. Этот подход требует определенной конфигурации сил. В действительности учитываются только мнения равных; следовательно, многие должны быть примерно равны в силах в том или ином смысле.
В каком-то смысле, использовать фильтры возможно — и люди всегда это делали. Но чтобы система фильтров сама не стала инструментом потенциального преступника, строить ее следует на определенной архитектуре.
Стражник, которого можно вынести за скобки
Но может быть, на самый верх мы можем определить того, чье поведение не нужно контролировать или оценивать?
Давайте поставим на место стражников машины — они надежны и беспристрастны. Однако, кто будет назначать машинам цели (алгоритмы) или решать, какие цели назначить? Люди, и эти люди окажутся в конце цепочки власти. Кажется, от этой проблемы никуда не сбежать.
Цепочка власти и кольцо власти
В конечном счете, есть только две принципиальные схемы ранжирования по старшинству: кольцо, где приблизительно равные силы в итоге уравновешивают друг друга, и цепочка, где верхний элемент контролирует все нижестоящие, но его не контролирует никто. Различные инструменты или последовательности соединения будут подчиняться одной или другой схеме.
Как выглядит кольцо? Мы можем не только поставить стражника над стражниками. Мы можем поставить двух равных между собой стражников, так чтобы каждый сторожил другого. Ничто не гарантирует, что ситуация не пойдет по пизде самопроизвольно. Зато если один из двух стражников окажется преступником, мы получим конфликт равных сил вместо тотального произвола преступника-верховного стражника. Отношения равных стражников может опосредовать сколько угодно инстанций; отдельные стражники могут собираться в коалиции и блоки сил; ключевой момент в том чтобы не было конечного узла, который доминирует все остальные***.
Речь идет о том, можно ли выстроить на множестве участников отношение полного порядка силового потенциала.
Баланс
Проблема РПП решается в той или иной степени только через баланс приблизительно равных сил. «Система стяжек и противовесов». Потенциальные преступники уравновешивают друг друга.
Это и есть анархистская логика сдерживания преступности. Но реализации такого подхода могут быть разными.
К примеру, успешная демократия — это когда силу верхнего стражника уравновешивает коалиция людей «снизу», взятое как единое целое. Даже если каждый отдельный человек «слабее» лидера, все вместе приблизительно равны ему по силе. Первобытный эгалитаризм, по всей видимости, использовал подобный подход внутри малых групп (в антропологии это называется «обратной доминацией»). Зато между группами существовали отношения конкуренции и взаимного сдерживания приблизительно равных субъектов одного уровня. Сегодня подобная структура остается на уровне международных отношений.
Самопроизвольные тенденции
С другой стороны, отсутствие единого центра не защищает нас от накопления рисков. Нельзя сказать, что низовая преступность всегда распыляет риски. Деструктивный хаос может случиться и при анархии, так как конфликтные события не являются независимыми. При взаимодействии они могут создать динамику, в которую втянут всю систему. Анархия в хорошем смысле возможна, только если будут созданы распределенные системы для сдерживания самопроизвольных деструктивных тенденций.
Плюсы длинного кольца
На заре национальных государств, можно было наблюдать парадоксальный эффект: рост бюрократических аппаратов, рост централизации власти, рост концентрации капитала сочетались с увеличением роли политических свобод. Можно предположить, что это происходило по двум причинам: с одной стороны, сложился баланс приблизительно равных сил (гражданское общество против правительства), с другой стороны — увеличился масштаб конфликта (аппарату государства как целому противостоит гражданское общество как целое). Увеличение масштаба могло упростить работу с проблемой, по сравнению с ситуацией, когда множество локальных групп противостоит множеству феодалов или банд. Однако, это побочный эффект гонки за власть нескольких конкурирующих сил — и дальнейшее увеличение централизации может снова нарушить баланс.
Беспокойство
Поставить потенциальных преступников сторожить потенциальных преступников — та еще идея. Но лучших вариантов просто нет.
Мы не можем окончательно решить проблему, назначив идеального стражника. Мы не можем уйти от неопределенности, рисков и конфликтов. И чтобы справиться с проблемой хоть как-то, необходимо это осознать. Нужно принять мир, в котором нет гарантий.
Вместо идеального решения, перед нами лежит вечный риск, с которым необходимо работать в моменте, и который в конечном счете может обернуться катастрофой — что бы мы ни делали.
Легкий выход только увеличит риски. Чем выше мы будем конструировать надстройки контроля, чем дальше вытеснять проблему, тем хуже это аукнется, когда единая точка отказа сработает****.

Американский историк Ларри Вульф, автор отличного исследования «Изобретая Восточную Европу: карта цивилизации в сознании в эпоху Просвещения», вспоминал, как он убедился в том, что Россия – часть европейского мира.
В 1976 году он студентом приехал в СССР. Его поразил Ленинград, который он оценил как один и самых европейских и красивых городов мира. Про Москву он сказал, что если бы туда воткнуть небоскрёбы, то её было бы не отличить от Нью-Йорка – по ритму жизни, и нацеленности москвичей на успех. Но главный факт, убедивший его в европейскости русских, был такой. Во время пребывания Вульфа в СССР, умер Мао Дзедун. И русские студенты, с которыми он тусовался, воспринимали Мао как какого-то «далёкого и непонятного чёрта», а Восток они видели как нечто чуждое. У простых советских людей было такое же отношению к Китаю.

Вульф пишет о первой и очень веской причине, почему при знакомстве с Московией в XVI-XVII веках европейцы, прибывавшие туда, посчитали её территорией варваров: это «разгул содомии во всех слоях московитского общества». Русские воспринимались ими как народ гомосексуалистов, настолько он был обыденностью в монастырях, посадах, среди стрельцов и т.д. Для сверхконсервативных в то время европейских христиан Московия представлялась страной «страшного греха». Эта «чёрная метка» задала тон позднее и остальным плохим представлениям о русских.

Также Вульф снимает с СССР широко распространённое мнение в Центральной Европе, что это Москва виновата в закабалении их земель. Так до сих пор думают интеллектуалы Чехии, Венгрии, Польши. Он напоминает, что вообще-то сначала Англия (в 1944 году), а год спустя и США в Ялте совместно со Сталиным прочертили «советскую зону влияния». Вульф напоминает о совместном соглашении Черчилля и Сталина: «Набросав несколько цифр на клочке бумажки, Черчилль предложил Сталину 90-процентный контроль (со стороны СССР) в Румынии, 75% в Болгарии, по 50% в Венгрии и Югославии и 10% в Греции. Черчилль предложил сжечь этот документ, но Сталин посоветовал сохранить его».
А «Железный занавес» был выгоден самим США и Англии, так как он предотвратил распространение коммунизма в Западной Европе. Вульф уверен, что иначе в конце 1940-х коммунисты пришли бы парламентским путём к власти во Франции и Италии.

Есть у Вульфа ещё одно интересное воспоминание. В 1960-е он, как и миллионы других американских детей, смотрел популярный в США сериальный мультфильм «Рокки и Бульвинкль», где много внимания уделялось и России. В мультсериале были два главных действующих лица из России: два шпиона – Борис Бедунов и высокая, злобная, соблазнительная Наташа. Американским детям внушали, что в СССР царит разгульный феминизм, и власть там захватили вот такие злобные и развратные «Наташи», как в этом мультфильме. Для американских патриархальных семей 1960-х это было ещё одним доводом бояться и ненавидеть СССР.
Сегодня ситуация отзеркалилась, и уже в России детей пугают тем, что на Западе всем заправляют распоясавшиеся женщины – феминистки.

Толкователь