Статистика ВК сообщества "Понятная психология. Группа Анастасии Долгановой"

У человека, который испытывает сложности с границами внутри, внешнее обозначение границ может быть избыточным.

Внутренние сложности обычно касаются чувства вины и сомнения в собственной адекватности: а могу ли я так сделать? А не разрушит ли это мои отношения? А не должны ли нормальные люди соглашаться и терпеть, не являюсь ли я в этом эгоистичным, равнодушным, плохим, злым человеком? Например: если я внутри сомневаюсь в своем праве отказать родителям в помощи в посадке картошки, я говорю «Идите в ж*пу со своей картошкой», даже если эта просьба неагрессивна и вполне предполагает мягкий отказ вроде «Я очень устал, мам, и у меня свои планы, так что я не приеду».

Если я сомневаюсь в своем праве не слушать, как прошел рабочий день у мужа, я говорю «Как ты меня достал со свое работой, у меня тоже проблемы, а тут еще ты», а если не сомневаюсь, то «Я не хочу сейчас разговаривать, поговорим позже». Если сомневаюсь в том, что имею право отказаться от неприятных прикосновений, то резко сбрасываю руку другого, а если не сомневаюсь – то учу делать так, как мне хочется.

Чрезмерность в вопросах внешнего соблюдения своих границ возникает потому, что вариант поехать, выслушать, потерпеть внутри очень близок, хоть и совершенно нежеланен. В этом случае внешний источник хочется напугать и оттолкнуть, даже уничтожить, поскольку он обладает слишком большой властью. Закрытая дверь, заблокированный контакт, разорванные отношения становятся тем условием, при котором границы личности в безопасности, поскольку вокруг никого нет и на них в принципе никто не покушается.

Я при этом не утверждаю, что категоричность в обозначении своих границ всегда чрезмерна. Во-первых, иногда это совершенно необходимо (например, когда мне пишут что-то, что я воспринимаю как гадость, я блокирую навсегда и без объяснения причин). Во-вторых, такая категоричность - это необходимый этап движения от отсутствующих границ к границам гибким, результатом которого станет возможность выбирать в зависимости от контекста между РАЗНЫМИ реакциями, лежащими в диапазоне от согласия до нападения. Когда у меня в руках множество инструментов, то нет необходимости пользоваться только одним.

И в любом случае наличие пусть жестких, пусть неоправданно агрессивных границ лучше, чем полное их отсутствие.

P. S.: На фото - ясная граница между морем и небом за несколько минут до шторма, в котором границ не будет вообще.

Зависимость в отношениях – это когда «мне тебя надо». Этот феномен отличается от привязанности, которая про то, что «я тебя хочу»: привязанность – это желание, а зависимость – это нужда. Можно строить отношения любви без зависимости, и тогда это глубокие, но безопасные отношения, в которых не случается серьезных травм, а расставания происходят с печалью, но разумно и по договоренности.

Когда в игру вступает зависимость – то безопасность из отношений вылетает навсегда, поскольку зависимость возникает на фоне регресса. Мы как взрослые не нуждаемся в других, другие необходимы для наших детский частей. Не всякий партнер подходит для развития такой нужды (в том случае, если наши детские части условно здоровы и не проявляются в любых условиях и в любых отношения просто потому, что слишком большие и слишком громкие), а те, кто подходят, делятся на плохих и хороших.

Плохой вариант партнера, с которым мы регрессируем - это абъюзивный партнер. Насилие в отношениях вызывает регресс, в котором пропадают взрослые навыки, особенно если насилие классически возрастает постепенно. Движение от критического замечания, сделанного «из любви», до сексуального, материального и физического насилия занимает много времени, и на каждой ступеньке этого движения регресс нарастает. Взрослый человек, начинающий отношения с плохим партнером, уйдет, если его ударить, но если до этого несколько лет его окрикали, критиковали, обвиняли, запугивали и наказывали, то он встанет в угол и подумает о своем поведении, поскольку взрослого человека в его психике к тому времени не останется.

Хороший вариант партнера, с которым возможен регресс – это физически и эмоционально доступный партнер, который способен быть безопасным свидетелем нашей уязвимости, нежности и нужды и хорошей родительской фигурой при необходимости. С таким партнером становится возможно иногда становиться ребенком, который ничего не умеет, но во всем нуждается. В отличие от абъюзивного партнера, с которым регресс становится источником страданий, с хорошим партером регресс и зависимость (важно: эпизодические, а не постоянные, взаимные, а не в одну сторону) могут стать источниками глубины и счастья. Это буквально может менять жизнь, перестраивая со временем старые и токсичные нейронные связи, давая опыт безопасной привязанности со всеми вытекающими последствиями, открывая наши ресурсы для исследования мира и саморазвития, ориентируя нас в мире на основании того, что мы любимые, нужные и что нам нечего стыдиться.

Самым глубоким (и самым опасным в смысле катастрофичности потери) уровнем такой зависимости будут отношения, в которых формируются кроме прочих довербальные связи, то есть связи телесности. В довербальной связи мы нуждаемся в физическом присутствии партнера, которое само по себе успокаивает, подбадривает и насыщает. Потребность в большом количестве несексуальных прикосновений или невозможность спать, когда партнер отсутствует на другой стороне постели, говорит о наличии такого регресса: малышей нужно трогать, малыши не спят одни, это нормально. С плохим партнером такой регресс разрушает, но с хорошим – лечит.

Жизнь с отношениями взаимозависимости становится счастливее, но труднее. Счастливее – в области того, что у нас есть возможность получить вещи, которые мы сами себе никогда бы не дали (Внутренний Родитель такого не дает). Труднее – потому что такие отношения выходят далеко за рамки эмоциональной безопасности и сталкивают нас с ужасом их потери, а так же с огромной сердечной болью и скорбью, когда эта потеря происходит.

Это невероятное сокровище стоит невероятно дорого.

P.S.: Я считаю, что на фото мой лучший кадр на сегодняшний день. Называется «Тайка рассматривает красивые картинки в Инстраграме». Кто найдет на фото тайку и иронию, у того все будет хорошо.

Боль ориентирует в ситуации.

Когда сломана рука или нога, то боль ограничивает подвижность, сообщая нам, что что-то сильно не в порядке. Это правильно и это хорошо: только слушая голос боли и слушаясь его, мы можем позаботиться о себе в достаточной для выздоровления степени.

С эмоциональной болью то же самое. После серьезных разрушений – ужасной новости, открывшейся измены, принятого решения о разводе – нам нужно время для того, чтобы сориентироваться в изменившемся мире. Боль в этом процессе - проводник и советчик, а не палач, от которого нужно скрыться в новые решения или новые отношения, уйти в гнев или апатию, погрузиться в отказ от попыток пробовать снова, в алкоголь, работу, наркотики, да мало ли способов отделиться от собственных чувств?

Боль требует – остановись и послушай, и послание боли нужно уважать.

Потому что если давать сломанной кости срастись самой, то она срастется как попало, и жизнь после этого будет только хуже. Так же как попало срастется развод, или измена, или потеря, и будут потом до конца жизни аукаться болями и воспалениями на месте разрушенного, хрупкостью плохо восстановившихся тканей, страхом, что повторится, и потому постоянным ограничением внутренней подвижности и свободы. Избегание боли лишает нас той бережности и медлительности, которая нужна для первых месяцев (или лет) жизни после того, как что-то сломалось. Живое человеческое существо уязвимо, очень уязвимо, и нам нужна опека, и для правильной опеки над собой нам необходима боль.

Так что боль нужно чувствовать – столько, сколько потребуется. А она подскажет все остальное.

P.S.: На фото - небо-море-облака в молочном засвете и лодочки, которые храбро ориентируются.

Девочка-подросток, находящаяся в отношениях со взрослым мужчиной, критически нуждается в помощи и при этом почти не способна ее получить.

С одной стороны она, как и всякая жертва долгого насилия, ощущает щель между собой и остальным миром. Задачи, которые ей приходится решать, совершенно не похожи на задачи других людей. Ее сверстницы переживают о мальчиках и экзаменах, а она о том, что их с партнером могут поймать и наказать. Ее одноклассники проявляют первое нелепое и пугливое возбуждение, а у нее формируется опыт самого разнообразного взрослого секса.

Ее родители работают, ее учителя требуют успеваемости, ее бабушка чем-нибудь болеет в то время, как она качается на эмоциональных качелях в огромной амплитуде от эйфории до эмоциональной боли, связанных с этими разрушительными отношениями, и никто на всем белом свете не может задать ей правильные вопросы или отразить ее переживания.

С другой стороны, эта щель ощущается девочкой-подростком как преимущество. У нее есть внушенное мужчиной ощущение ее избранности, уникальности, исключительности. «Все другие девочки такие глупые, а ты особенная», говорит он ей. «Мы родные души, я всю жизнь искал и даже не надеялся встретить кого-то вроде тебя». «Ты потрясающая, я обожаю тебя, обожаю твою смелость». «Я вручил свою жизнь в твои руки, и я знаю, что ты меня не предашь». «Ты самое лучшее в моей жизни». Этим невозможно не впечатлиться, это слишком сильная аргументация для хаотичного, неуверенного в себе подростка, чьи границы личности исчезли вместе с гормональной бурей. Страшная беда таких отношений обернута в упаковочную бумагу от подарка мечты.

С третьей стороны, наличие таких сложных задач (при прежней необходимости учиться, выполнять домашнюю работу или поддерживать отношения с семьей) и постоянное почти гипнотическое воздействие партнера перегружают психику и создают внутри такую серьезную спутанность, что девочка перестает различать то, что внутри нее происходит, что хорошо и что плохо, что ей нравится и что не нравится. Она вынуждена расщепиться, идеализируя партнера и отношения и относя все плохие чувства к себе самой.

Например, если ей не нравится секс, она думает, что это она сама незрелая или чего-то не понимает, и ей необходимо это скрывать, чтобы не потерять такую ценную привязанность партнера, не расстроить и не разочаровать его. Она может выгораживать его перед своими родителями или окружением, врать, брать на себя вину, соглашаться на явно вредящие ей вещи (как Лолита соглашается на путешествие с Гумбертом, или как Ванесса в «Моей темной Ванессе» соглашается на исключение из школы, чтобы защитить своего возлюбленного учителя, или как Дженнифер в «Рассказе» соглашается на сексуальную связь со своими взрослыми друзьями, несмотря на физическую боль и на то, что каждый раз после акта ее рвет в туалете).

Со мной что-то не так, думает девочка, если она злится, напугана, если ей что-то не нравится. Она может выгораживать партнера перед его женой, друзьями, работодателем. Она может распространять для него наркотики, проводить с ним время в ущерб задачам собственной жизни, разрывать отношения с родителями. То плохое, что с ней происходит, она не в состоянии приписать партнеру из-за расщепления, и это делает ее очень плохим союзником для тех людей, которые пытаются ее спасти.

Но ей нужна помощь. Отношения девочки-подростка со взрослым мужчиной – это трагедия, за которую она заплатит своей жизненной энергией, своими границами, своей возможностью ориентироваться в происходящем и принимать верные, хорошие решения о себе самой.

Задача такой помощи – это закончить отношения и убрать расщепление. Отношения должен закончить взрослый – родитель, учитель (они вообще не должны были начаться, и эта ответственность принадлежит мужчине, что бы он там не говорил про «она сама меня соблазнила»), ребенок этого не сделает. Расщепление так же предстоит убирать взрослому, но это более тонкий навык.

Хорошим текстом для родителя будет что-то вроде такого: «Милая, я не злюсь на тебя и вообще не испытываю к тебе никаких плохих чувств, только любовь, но я злюсь на него. Я точно знаю, что происходит, поскольку в отношениях между взрослым мужчиной и девочкой-подростком всегда происходит именно это. Тебя соблазнили, и за все, что происходит между вами, отвечает он, а не ты, даже если он говорит другое. Ты хочешь совершенно нормальных вещей: любви, дружбы, чувства, что ты особенная, что ты привлекательная, что тебя выбирают, но за эти нормальные желания совершенно ненормально платить сексом. Та спутанность, которую ты ощущаешь, та растерянность, одиночество и вина, которые ты чувствуешь, не говорят о том, что с тобой что-то не так, а являются следствием насилия, которое над тобой осуществляется. Это нормально, что происходящее в постели тебе не нравится, тебе не нужно это подавлять. Это нормально, что тебе не нравится, что он женат, или что у него нет нормальной работы, или что тебе приходится пропускать школу, чтобы побыть с ним, потому что так быть и не должно. Ты хотела бы слышать только часть своих чувств, потому что они такие яркие, приятные и важные для тебя, но у тебя есть и другие чувства, есть и тьма, кроме света. Сейчас я приму решение за тебя, поскольку это моя обязанность. Давай говорить о том, что это было, обо всем, что ты испытывала, потому что это и для взрослого очень сложная задача и ты не должна пытаться разобраться одна. Я сделаю для тебя все, что смогу».

Рано или поздно, повторенное много раз, это должно помочь.

Дорогие коллеги, оставаться стабильными, опорными и в терапевтической позиции мы должны не за счёт заморозки собственных чувств, а за счёт определения для них верного пространства. Нашим личным панике, гневу и горю должно быть место на наших личных терапии и супервизии. Наши терапевты пойдут к своим терапевтам, а те - к своим терапевтам, а те - к своим терапевтам, которые и есть мы. Никакого конечного мета-терапевта, который мог бы не выдержать и лопнуть, не существует и беспокоиться об этом (оберегая, например, своего терапевта от своих сложных чувств и состояний) нам не нужно.

Я считаю нашу работу профилактикой умножения зла и я считаю это очень важным делом. Как говорил философ Мераб Мамардашвили, зло возникает везде, где нет усилия. Совершать усилие и помогать другому совершать усилие может только тот, кому и самому помогают. Если мы не будем осознанно пользоваться помощью профессионалов, то наша психика сделает это вместо нас и за счёт наших клиентов. Так зла станет только больше.

Заботьтесь о себе изо всех сил. Каждое движение вашей души важно и должно жить на своём месте. Продолжим работать.

Способность испытывать чувства очень важна, но у чувствительности должна быть мера.

Если ночью долго вслушиваться в пустой дом, то обязательно услышишь что-нибудь странное. Если очень-очень внимательно наблюдать свое тело и то, что в нем происходит, заработаешь ипохондрию. Если растить вообще каждое свое чувство и каждое намерение, то от такой чрезмерной заботы о внутреннем мире в нем появится не стабильность и упорядоченность, а хаос из плохо согласованных движений , поскольку в нас бесконечно что-то происходит, и все это разное, текучее, раскачивающееся под ветром обычных повседневных событий, своих и чужих настроений, книг, снов, фантазий, лент соцсетей или случайных воспоминаний о том, что давно закончилось.

Если чувствительности мало, то ее действительно нужно усиливать: она помогает ориентироваться в мире и принимать необходимые для безопасности и счастья решения. А вот если чувствительность уже раскачана и эмоций много, и все они слышны (потому что таковы особенности нервной системы, или есть стресс, недосып, болезнь, усталость, просто передозировка впечатлениями, или вы находитесь в психотерапии, или вы сам - психотерапевт и так далее), то их нужно научиться притормаживать. Слышать не все – это такой же полезный навык, как и вообще слышать.

Притормаживание эмоций иногда может требовать специальных навыков, которые превращают аффект во вполне выносимое чувство. Техник существует множество, этому можно научиться. У КПТ, например, есть целые сборники упражнений для эмоциональной регуляции, и все это хорошо и этим нужно пользоваться.

Но до того, как чувство стало аффектом, который нужно специально регулировать, нужно ощущение меры собственной внимательности. Эта мера не означает глухоты, но означает легкость и гибкость вместо мнительности и сверхсерьёзности. Такую избирательную легкость можно описать примерно так: я слышу это чувство или желание, но я могу его не раскачивать, оставив на потом или вообще оставив, если у меня сейчас нет на него сил или если мой здравый смысл говорит, что это внутреннее движение выглядит как случайное и малозначимое.

Например, мне приснился бывший муж – ну и ладно (но вот если снится постоянно – то это другое дело и нужно обратить на это внимание). Я устала и хочу все бросить и уехать на море навсегда – так все иногда этого хотят (но если хочу сильно и регулярно, то это имеет значение). Мне тревожно, что я сегодня не хочу секса, да и вчера не хотела, и внизу живота что-то покалывает – бывает, это гормоны, это усталость, да и вообще иногда ничего не хотеть нормальнее, чем хотеть всегда (но если это продолжится еще неделю, то я об этом всерьез задумаюсь).

В нас происходят не только серьезные движения, но и рябь на воде.

P. S.: Фото качели, которая не качается, на море, которое не волнуется, здесь со вполне очевидным иллюстративным смыслом, но кроме этого – посмотрите, как красиво здесь во время отливов. Летом море уходит, и остаются только песок и тишина.

Во-первых, у нас пока нет ПТСР. Мы имеем дело с острым стрессом разной степени. Он может стать травмой, а может не стать, и от этого будет зависеть, разовьётся ли посттравматическое расстройство или не разовьётся.

Стресс становится травмой, когда:

- вместо действий есть обездвиженность - или же те действия, которые человек вынужден совершать, выходят за рамки его понимания добра

- чувства обладают экстремальной силой и (или) экстремальной длительностью

- возможности разделить с кем-то свои переживания без осуждения или отвержения нет.

То есть профилактика травмы - это активные действия, разделение опыта, саморегуляция и непреступание границ своих ценностей. Если этого не сделать, то стресс станет избыточным и что-то сломается (это и называется психологической травмой), а сломанная психика начнёт работать неэффективно и лишит нас возможности адекватно жить, любить и работать (это и называется посттравматическим расстройством).

Во-вторых, навыка справляться с острым стрессом у большинства из нас нет, и это нормально, поскольку наша жизнь была мирной. Его нужно приобрести. У коллег множество упражнений и объяснений, маленьких и больших, по поводу того, что именно нужно делать со своими чувствами, желаниями, действиями и физическим телом, когда наступают сложные времена. Прекрасные, ясные и эффективные мануалы. Нужно разобраться в этой информации и освоить навык.

В этом месте, в котором должно быть освоение нового навыка по поддержке себя в остром стрессе, возникает два вопроса, о которых я хотела бы высказаться. Первый - это определённая снисходительность, обесценивание рекомендаций вроде «составьте список дел, которые лежат в сфере вашего контроля» или «сделайте шесть медленных вдохов и выдохов».

Тут, наверное, играет роль и личное отсутствие энергии (и потому избегание усилия), и некая затёртость, засмотренность информации, и разочарование от опыта использования, приобретённое раньше. Однако, все эти вещи в хорошие времена и не должны были работать как-либо заметно: базовые навыки саморегуляции и управления своей жизнью убирают лишнее, а не всё, и если делать это в норме, то ощущения особенно не меняются.

В остром же стрессе есть избыток: тревоги, бессилия, гнева, отчаяния. Этот избыток и нужно убрать. То, что в обычной жизни было необходимо (и помогало) людям в особых ситуациях и состояниях, теперь нужно освоить чуть ли не каждому. Такое время. И это как раз одно из тех усилий, которые себя оправдывают.

Второй вопрос - это вопрос о том, зачем всё это надо, зачем приводить себя в порядок, зачем прикладывать усилия к тому, чтобы чувствовать себя лучше, если мир разрушен, смысл потерян, люди страдают, а будущее мрачно и надежды нет. Для того, кто несёт потери, такие мысли в общем адекватно описывают реальность, для других так могут проявляется эмпатия и склонность к сопереживанию, которые я могу только уважать.

Однако любой смысл жизни всегда был индивидуальной категорией. Крах одного смысла не означает крах всех смыслов вообще, поскольку он изначально был не данностью жизни, а личным творческим изобретением. Тем же образом, каким у нас появились старые смыслы, наша психика создаст новые - если дать ей такую возможность. Для этого нужно остановить сокрушительную работу острого стресса (см выше) и саморазрушение, которое расцветает при отсутствии усилия.

Никто не знает, что будет дальше, но если ничего не сажать, то земля всегда зарастает сорняками. Если нести в будущее тьму, зло и травмы не входит в ваши планы, то нужно дышать, работать, составлять списки дел и ждать, пока из этого проклюнется новая энергия. Потому что если, как говорит дорогая Шульман, мы доживём, то мы увидим новый мир, и он будет состоять из нас. По-моему, это вполне может стать одним из возможных смыслов.

Обратная связь от других людей не всегда точна в тех местах, когда нужно отразить что-то тонкое и сильно отличающееся от других.

В норме те вещи, которые говорят нам о нас другие люди, помогают нам себя познавать и в себе ориентироваться. «Ты такая добрая», «с тебя где сядешь, там и слезешь», «ты очень упрямая», «ты легко сходишься с людьми», «иногда ты перегибаешь палку» - это важно, чтобы нам об этом говорили, и когда мы маленькие, и когда мы взрослые. Функция зеркала, которую могут выполнить для нас только другие люди, необходима для развития и помогает нам так же, как обычное зеркало помогает привести в порядок одежду или причёску. Люди и зеркала могут быть при этом добрыми или злыми, и лучше держаться добрых зеркал, которые сообщат нам о неполадках, но не заставят испытывать к себе стыд и отвращение.

Однако, зеркало отражает только то, что может, и возможности психологического зеркала полностью вписываются в личный опыт и внутренний мир того, кто даёт обратную связь. И даже если не рассматривать обычные проекции, когда отражающий приписывает своему собеседнику собственные качества, то в тех местах, где этот опыт и миры расходятся, могут возникнуть проблемы точности.

Существуют люди, сильно отличающиеся от своего окружения. Они не получают достоверной обратной связи, поскольку их личность и поведение не вписывается границы познанного отражающими. От искажённой, неточной обратной связи образ себя у таких людей формируется искажённым и неточным (и зачастую - застыженным). Тонкие движения души, многослойные мотивации, необычное устройство мозга или социальных потребностей обычно оставляют человека с множественной обратной связью про то, что у него «трудный характер», или что он «лицемер и эгоист», или что у него «всё не как у людей». Это никак ему не помогает, конечно, но оставляет его с уверенностью ( которая потом во взрослой жизни будет снова и снова подпитываться такой же обратной связью), что с ним что-то не так.

Если он находит похожее на себя окружение или хотя бы одного человека, который способен его вместить и отразить по-другому, конкретнее и доброжелательнее, то ему становится сильно легче жить. Тогда его неточное и упрощённое знание о том, что он какой-то дефектный, становится информацией о том, кто он есть и как именно он устроен.

Например:

- социальные контакты для меня болезненны, поэтому я предпочитаю в основном держаться в стороне, но мои немногочисленные социальные связи я ценю и оберегаю (вместо «я нелюдимый»)

- я жадина в том, что касается жизни, поэтому хочу попробовать всё, чего мне захочется, а одного занятия, бизнеса, города, страны, образа жизни мне мало и скучно (вместо «я ничего не довожу до конца»)

- я не понимаю правил больших групп, поэтому на семейном сборе или в корпоративной среде я чувствую себя нелепо и выгляжу странно, но в одиночестве у меня достаточно энергии и я всё могу (вместо «я не уважаю старших», например)

- у меня перевозбуждённый, перестимулированный мозг, поэтому мне нужен особый - ритмичный и предсказуемый - образ жизни без особых стрессов, побед, поражений, амбиций, грандиозных планов и спонтанных решений (вместо «я ленивая и ни на что не способная»)

- мне важнее связь, чем правда (вместо «я лицемерная» или «я переобуваюсь»)

- мне не интересно материнство (вместо «я эгоистичная» или «во мне нет чего-то важного»)

и так далее.

Такие особенные вещи могут вызывать в других людях бурю чувств в спектре от «переделать» до «запретить». Непонятное всегда кажется неправильным. Люди злятся, завидуют, пугаются, чувствуют отчаяние или презрение, и рядом с такими зеркалами находиться неполезно. Я думаю, что есть два основных способа защитить себя в том случае, если вы человек своеобразный и вызываете у других людей своеобразные чувства: найти свою стаю и выучить правила для всех остальных.

Например, если вы часто кажетесь другим людям человеком агрессивным, то стоит научиться проявлять дружелюбие, если высокомерным - то научиться больше участвовать в контактах, если душным - то больше молчать и шутить.

А уже со своими можно быть тем, кто вы есть: человеком, у которого сложно с границами, или стеснительным и чувствительным, который от робости изображает из себя короля, или человеком, которого пугают его чувства и потому всё на свете заменяется мыслями и рассуждениями, особенно тогда, когда чувство внутри действительно есть.

Ну и кстати, когда точная обратная связь получена, то дезадаптивное поведение обычно слабеет. Так и должно быть - знание освобождает, и если я узнаю, что кажусь другим людям высокомерным, потому что я стеснительный, то обычно ослабевает и стеснительность, и высокомерность.

Управлять собой и развиваться можно только тогда, когда точно знаешь, с чем именно имеешь дело.

Специалист-психотерапевт в области нарциссической травмы обнаруживает уязвимое, слабо сформированное Эго своего клиента, который вынужден заполнять пробелы своего Я наивными нарциссическими представлениями о мире и о себе, нарциссическими защитами по типу идеализации – обесценивания и какими-нибудь способами компенсировать нарциссический стыд, например – магическим мышлением.

Сам человек всех этих слов до психотерапии обычно не знает, но области своих травм может наблюдать и без владения терминологией. Он чувствует мучительное напряжение, которое возникает у него в присутствии других людей, ощущает, что он попадает в какое-то постоянно существующее соревнование, в котором он должен быть лучше всех, чтобы не стать самым худшим. Это делает для него недоступными или мало доступными те занятия, которыми люди без нарциссических травм обычно занимаются с удовольствием: ходят вместе на пикники или в походы, занимаются йогой в группе, поют в хоре или ходят в любимый ресторан, не подозревая, что кто-то из окружающих их людей в чем-то состязается.

Вообще режим сравнения себя со всеми остальными является первым, примитивным способом познания себя и в норме появляется около 3х лет, а потом развивается вместе с ребенком и становится все более глубоким и сложным. Пока мы дети, для нас естественно сравнивать себя с другими, чтобы понять, каковы же мы сами. Со временем этот процесс меняется и нас должны все больше интересовать не другие люди, а внутренние движения нашей собственной личности: а чего я хочу? Что мне нравится? Что в этом мире полезно именно для меня?

Эта способность руководствоваться собственными умозаключениями, желаниями, удовольствием или пользой и нарушена у человека с нарциссической травмой, для воспитания которого взрослые использовали слишком много сравнений. Для него присутствие рядом другого человека запускает не процесс контакта, а процесс проверки, поскольку слабое Эго путает и смешивает себя самого со своим отражением. Что думают обо мне другие, что они скажут, как они оценят меня (это важно, потому что я так и буду о себе думать)? Я толстый? Я угрюмый и тяжелый человек? Я плохо формулирую свои мысли? Я как-то неадекватно одет?

Для облегчения этих состояний популярна идея о том, что никто про нас ничего не думает, потому что все сосредоточены на себе. Это - попытка скомпенсировать стыд, а не правда. Разумеется, другие люди думают о нас и нас оценивают, просто в норме это не должно иметь такого значения. То, чего я хочу, мой собственный способ жить, мои чувства и мои решения должны быть сначала исследованы, а затем и полноценно проявлены - исцеление лежит в этом процессе, а не в попытке игнорировать процессы, происходящие в других.

Эго набирает силу тогда, когда знакомится с самим собой и позволяет силам внутри себя иметь власть над реальностью.

P.S.: Тайский грибочек едет так потому, что ему так удобно. Защищенный и от дождя, и от нарциссических травм.

В современной психологически продвинутой среде уже понятна разница между искренностью и неискренностью, но еще непонятно, что вторая не всегда означает манипулятивных мотивов. Такие мотивы обычно ассоциируются с получением прямой выгоды, например – казаться лучше, чем ты есть, или заставлять других людей покоряться твоей воле, или совершить насилие. Таких вещей в повседневной жизни достаточно, как и голода более-менее осознанных людей до честных и ненасильственных отношений, и потому искреннее выражение чувств и мыслей становится очень важным.

Однако, есть особая неискренность, которая является формой социальной дистанции и личных границ. Такая неискренность проявляется не в виде агрессии или шантажа, а в виде вежливости и приветливости. Например, можно быть приятным человеком в незнакомой компании, можно взаимодействовать с родителями в стиле «легко-далеко», можно после трудного разговора с другом сказать ему не «пошел ты нахрен», а «да, это все очень важно, спасибо за разговор, спокойной ночи».

Это затрудняет процессы установления близости, но, во-первых, близость не является священной коровой, а во-вторых, некоторым людям быть в близости гораздо мучительнее, чем переносить свою дистанцированность. Так, например, для ранних травматиков, о которых я писала в предыдущем посте, близость является триггером травматической ситуации, в которой они испытывали тогда и будут испытывать сейчас трудно переносимые чувства. Сказать другу, что тот не прав означает для таких людей не только и не столько возможность разрешить противоречия, но выбранное своей волей нахождение в ситуации конфликта, который сопровождается сепарационной тревогой, ожиданием отвержения или насилия, скачком стресса, влияющего на повседневную жизнь. Выбор между «я скажу правду и буду чувствовать себя плохо долгое время (перестану спать, буду переедать или пить много алкоголя, не смогу сосредоточиться на работе, соматически заболею)» и «я скажу что-то нейтрально-вежливое и продолжу жить своей устроенной жизнью» вполне очевиден.

Поэтому для раннего травматика нормальна ситуация, когда количество людей, с которыми он ведет себя искренне, исчерпывается одним человеком – другом или партнером, или даже психотерапевтом. Счастье, когда этот один человек существует, и количество усилий и времени на построение таких отношений сложно переоценить. Для остальных существуют вежливо-дистанцированные социальные маски.

Кстати, статус «друга» или «партнера» совершенно не означает автоматического наличия искренности. Серапационная тревога требует наличия отношений так же сильно, как и защищает от излишнего самораскрытия. Просто это особенные отношения, в которых человек находится, но не раздевается. Партнер с низкой эмпатией может об этом не знать, тревожный может поторапливать, агрессивный или инфантильный – отвергать, наткнувшись на закрытые комнаты и не справившись со своей яростью о том, что этот человек ему не принадлежит.

А вот стабильный, зрелый, не предающий, ненасильственный, терпеливый и симпатизирующий партнер может со временем (и обычно в сочетании с личной терапией либо на самой этой личной терапии, если партнер – это психотерапевт) создать в плохом мире хотя бы одно хорошее место.

Этого вполне достаточно для победы.

P.S.: Картинка про то, что закрытость означает безопасность. Будет ощутимее, если вы представите, что за окном около нуля. Просто нужной картинки у меня нет, а тайские ливни в ноябре – это вполне приятно. Тут тоже хорошее место.