Статистика ВК сообщества "Это Арчет"

Пожалуйста, не читайте и не комментируйте эти стихи, если вы рады смертям. Я понимаю, что обидно, стыдно, страшно и больно, и не на меня падают бомбы. Но мы не приблизим мир, воюя. Милосердие стоит правоты. Любовь — сильнее стыда и даже сильнее страха. У того, кто строит забор повыше, на стол переговоров древесины уже не хватит. Прав не "истинный хозяин реки", – а тот, кто поможет тонущим.

***

До весны уже недолго,
лёд разбился на Дону,
Вы слыхали сказок много,
расскажу ещё одну.

Шёл солдат, земля скрипела,
пела радиоволна,
просто так, а не для дела,
а для дела не она.

Вдруг, глядит, ему навстречу
из соседнего леска
вышел вражеский разведчик:
значит, рядом их войска.

Ну а может не разведка,
– вышел, долго не мудрил,
из кармана сигаретку
потянул да закурил.
Дым стелился низко-низко
над замерзшим озерцом.

– Эй, курилка, поделись-ка!
Мы с тобою в группе риска
отравления свинцом.

Тот упал, как на картине,
ахом, охом вылез: — Дык,
а огонь-то есть, противник?
Зажигалка всё, кирдык.

– Вылезай, посушим ноги,
надоела плескотня.
Огонёк найдётся. Много
у меня того огня...

– Нам об этом говорили...

На лесок упала тень.
И сидели, и курили.
Начинался новый день.

***

– Что пришёл?

– А ты что вылез?

– Чтобы ты пошёл домой.

– Я неподалёку вырос,
тут за речкой хутор мой.

– Ну а мой в её истоке,
и земля ещё вокруг.
Там, на западе, востоке,
и куда хватает рук.

– Так ведь нам земли не надо,
у самих её громада,
целый свет мы обошли.

– Так зачем вы тут?

– За правдой.

– Значит, дома не нашли?

***

Развели костёр под ёлкой,
попадает зуб за зуб,
и оттаявши, иголки
опадают в тёплый суп.

– Вы зачем по нашим били?

– А зачем вы наших жгли?

– А зачем вы нас бомбили?

– А зачем сюда пришли?

– А затем, что не могли мы
оставаться в стороне.

– У себя не оставайтесь.
А не в чуждой вам стране.

– Так она нам не чужая!

– То когда-то, не теперь.

– Это кто ещё решает?

– Мы.

– Не верю.

– Ну, не верь.

Дым летел от полевого
и живого костерка,
поднимало чьё-то слово
неживые облака.

Бомбы, мины огнестрелы
и осколки там и тут
рассекали чьё-то тело.
Где-то – жгут. А где-то ждут.

***

– Завтра мы идём в атаку.
У меня такой приказ.

– Тут понятно даже в танке,
утром выйдем против вас.

– Но ведь мы же не убийцы,
"ты да я, да мы с тобой".

– "Чёрный ворон будет виться
над моею головой"...

– "За далекие пригорки
Уходил сраженья жар..."

– "На снегу Василий Теркин
Неподобранный лежал"...

Так сидели на опушке
два растерянных бойца,
за спиной стреляли пушки,
ночи не было конца,
пели, дрались, обнимались
и братались на века.

Что ещё для них осталось

кроме Дона.

Разливалась

общая

река.

Эту умирающую девочку я нашел случайно. Блог в интернете, она вела его года три. И все это время шла к смерти. Ближе к концу у нее работали только пальцы. Ими и печатала. Примерно следующее:

"Почему я не ходила, пока могла. Почему я не делала что-то, пока могла это делать? Почему я, блин, поняла, что жизнь прекрасна, только сейчас?!"

Ничего нового тут нет. Вам это скажет любой старик. Но меня это очень сильно задело в такой настоящей подаче. От реальной, живой, теперь уже – мертвой девушки. И мне захотелось передать хоть часть этих эмоций другим. Потому что это важно.

ВЕСНА

Когда до осени было пятнадцать дней, доктора сказали, — завтра лучше не будет.
Надо быть уверенней и сильней… Носили воду в пластиковой посуде,
а она скулила, как плачут псы взаперти, обо всем своем небудущем сожалея,
и плита, давно лежащая на груди, становилась тяжелее. И тяжелее.

У нее был мальчик, выпавший с первым снегом. Но потом вернулся. Выдержал до конца.
И пока ходила — радовался побегам, а потом стирал слезинки с ее лица.
И она — с его. Потом отключились руки.
Он уехал к ней и с ней разделил кровать,
успокаивал по ночам, облегчая муки, не давал сдаваться, плакать и умирать.

Рождество. Морозы были по минус сорок, но она смотрела только из-за окна.
И ослепла. Метастазы пошли в подкорок, на глаза упала мутная пелена.

Через пятеро суток боли, в последних числах, под куранты зачем-то снова пыталась встать.
Осознала, что загадывать нету смысла.
Поняла, что не умеет уже мечтать.

Бесконечные иголки, штифты и трубки, терапия, рвота, капельницы и сны,
Ни слова, ни сожаления, ни поступки не помогут дожить до первого дня весны.
Никогда не поздно все начинать сначала, только если ты еще не пришел к концу.
И она не причитала и не кричала, а сказала через ломкую хрипотцу:

«Я люблю тебя. Прости, что все время плохо. Принеси, пожалуйста, сока или воды».
Он погладил ее по носу. Четыре вдоха. «Мы не будем пасовать из-за ерунды».

Он ушел.

И она пошла, замирая слепо. Но любовь верна, доверчива и ясна.

Он вернется к ней со стаканом воды на небо.

Все, конечно, будет.

И будет опять
Весна.

“На войне правда – первая жертва” – это эпиграф книги Артура Понсонби “Ложь во время войны”.

Вот список звоночков. Когда слышите их в новостях, знайте, что внимаете пропаганде.

Статья основана на статье журналиста Поликарпова, книге Понсонби и обобщении Энн Морелли, учёной-историка. Итак…

1. Мы не хотим войны!

Её хочет кто угодно, кроме нас. Все нас ненавидят. Они вот-вот начнут! Они уже готовились. Вот пробирка, смотрите, чайной ложки достаточно, чтобы всех убить!

2. В войне виноват враг!

Например, одна из крупнейших хищниц всех времён и народов, Британская империя, постоянно “отбивалась” от вероломных арабов, афганцев, буров, зулусов – а потом делала из их стран колонии. Не пропадать же добру.

3. Враги – это черти!

В том смысле, что не люди, их не жалко. А главным у них – сам лукавый Сатана. У вражеского лидера нет ничего человеческого. Он извращенец, преступник, пьян, он играет роль, он смешон, врёт и путает. Он туп как пробка и дьявольски хитёр одновременно.

4. Наши интересы? Нет у нас там интересов!

Всё ради Справедливости. Что нам, великим и могучим (мирным и маленьким), может быть нужно от этих ущербных? Но раз выхода нет…

5. Враг совершает зверства специально и массово! Мы – редко и случайно. И это были не мы.

Кроме того, враг коварно стреляет по своим, чтобы всех убедить, что мы плохие. Мы уничтожаем технику и блиндажи, а враг грабит, насилует и режет в основном мирное население. Своё тоже. Кстати, предтечей “распятого мальчика” был бельгийский “мальчик с отрубленными руками”. Французская газета “Фигаро” писала минимум о 100 подтверждённых “безруких мальчиках”.

Позднейшее расследование не обнаружило в реальности вообще никаких следов данных событий.

6. Враг использует нечестное оружие!

Это у нас ополченцы, а у врага живой щит. Это у нас оружие победы, а у врага – отвратительный инструмент геноцида. Враг нарушает даже неписаные законы! Мы же обходим писаные с помощью прославленной национальной смекалки. Например, во время WWI Германия якобы выпустила медали за потопление мирного лайнера “Лузитания”. Эти медали, как физическое доказательство бесчеловечности немцев, были широко распространены в США. Британия продала им около 250 000 штук.

Настоящая такая медаль тоже была. Её сделал по личной инициативе один житель Мюнхена. Моряки, потопившие “Лузитанию”, перевозившую, кроме гражданских, 173 тонны снарядов, никогда её не получали.

7. Наши войска почти целы. Потери врага – чудовищны!

Каждый раз после войны историки пытаются разобраться, кто сколько чего потерял. Обычно на это уходит не менее 15 лет.

8. Лидеры мнений – за нас.

Лучшие умы, острейшие перья, ясные головы гарантируют нашу (и вашу!) правоту. Незачем изучать факты самому, посмотри в эти глаза, разве они могут лгать. Мало ли что это физик рассуждает о медицине, а певец о Женевской конвенции. Они всё равно крутые.

9. Это – священная война!

Её главная причина не экономика, не амбиции, а сакральные материи: миссия, божья воля, поступь судьбы, историческая память. Сыновей дают убивать за это, а не за тварные ништяки.

10. Кто не верит – предатель!

Большой брат прав и был прав. Веруй, не мудрствуй лукаво. Патриотизм измеряется лояльностью, а любовь к Родине – ровно то же самое, что любовь ко власти.

Несогласные – врут, потому что Родину продали за пачку печенья и ложку варенья.

***

Книге Понсонби почти 100 лет.

Кстати, там есть ещё один хороший эпиграф из Голди Дикинсона:

“На лжи легче делать деньги, чем на правде. У правды одна сила – она зажигает души. Но всё же душа сильнее толпы”.

И ещё: “Ложь не доживает до старости”. Такие дела.

Если есть возможность, призываю показать статью тем, чьё мнение о повестке вам небезразлично, вне зависимости от стороны.

Полезная вещь, когда даёшь человеку сравнить то, что он слышит сейчас, с инструментами вековой давности, на которых кровавая короста в два пальца толщиной.

БОНУС

Логика имперского национализма:

Если на вашей земле много наших людей – она наша и мы её отнимем.

Если на вашей земле мало наших людей – отнимем её, чтобы защитить их!

Если вы тут давно, а мы нет – это историческая справедливость.

Если мы тут давно, а вы нет – вы оккупанты.

Ваша земля, которая была нашей давно – колыбель нации. Её надо отнять.

Ваша земля, которая не была нашей никогда, сама на нас нападает. Это нельзя терпеть.

Если вам с союзниками можно убивать, почему нам нельзя.

Ваши мечты о величии – фашизм, наши – следствие необходимости.

Эти правила применяются только к нам.

***

Спасибо за ваше время и поддержку. Сил и мира.

P.S.:

Важная оговорка.

Пропаганда – не равно “враньё”. Это скорее правила подачи инфы. Сильнее всего два вида лжи:

1) Та, в которой есть зерно истины.

2) Настолько наглая и тотальная ложь, что в неё можно “только верить”, потому что разве можно так соврать? Это же глупо.

Пропагандой всегда заняты обе воюющие стороны.

Арчет

С праздником! Думаю, тебе сегодня ещё скажут про украшение коллектива, пожелают цвести, детей и мужа. Я хочу сказать о другом.

Слава специалистке.
Слава учащей и учащейся.
Слава той, кто борется за свои и чужие права.
Слава ломающей пределы.
Слава пробующей снова.
Слава принципиальной.
Слава мудрой.

Слава сильной и нежной.
Слава слабой и стойкой.
Слава тонкой и хлёсткой.

Слава жертвенной и трудящейся, чтобы не вынуждать на жертвы других.

Слава той, что идёт вперёд.

Ты – огонь моего сердца, ты смысл мира.

И пока ты веришь, что свет впереди — он не зря.

Поздравляю с жизнью.

Недавно смотрел стрим, писательницы отвечали на вопросы. И все время говорили про сильных женщин. Я спросил, а сильная — это какая? Готовая решать вопросы насилием? Жёсткая? Пробивная?

Ответ:

Имеющая право на ошибку. Та, что будет пытаться снова.

Мне нравится.

Дорогие учителя (тут буква и номер) класса!
Скорее всего, я очень давно скончался,
и мне хорошо лежится в моём гробу.
Но я и оттуда достаточно меткий.
Тьфу.

Сейчас вы, наверное, очень важно молчите, с таким выражением "лучше меня не зли". Мои стихи... Заставьте детей учить их, — и я вас буквально достану из под земли.

Уж если я где-то там, где остался Пушкин, и личность мою изучают по старым блогам, я вам заявляю (дети, заткните ушки): пожалуйста, отъебитесь! Ну ради бога! (Правда, я был атеистом. Это для рифмы. Я часто такое делал: оп, логарифмы).

Помню, в нашем классе литературы со стен смотрела куча усталых лиц: сборище много сделавших для культуры психов, абьюзеров, нарков, самоубийц. Они важны, конечно, но, вместе с тем, у нас практически не было общих тем. (Я рос фанатом фэнтези и Стартрека, — они его не смотрели в начале века).

И вот чего не хотелось бы, уж поверьте, — чтобы мои стихи учили сквозь слёзы. И я НЕ передумаю после смерти. Да не нужны все эти розы-морозы в заученном и замученном дохлом виде!

Я не хочу учить детей ненавидеть.

*

Короче, отстаньте от школьников по-хорошему.
Наверно, понятно, к чему я сейчас веду?

Наш голос довольно громко звучит из прошлого,
но им — виднее, что я имел в виду.

Мы выросли в круге бетонного КАДа.
Но мы не забыли, что значит "блокада".
Послушайте, сёстры, послушайте, братцы,
да, мы петербуржцы. Но мы ленинградцы.

Не мы в сорок первом попали под пули,
не мы защищали, не мы дотянули,
не мы возвели баррикады и дзоты,
пошли на заводы, держали высоты.

Не мы под размеренный стук беспрестанно
отчаянно ждали слова Левитана,
когда репродукторы были немы,
и хлеб из опилок жевали не мы.

Осталось немного героев на свете.
Но есть ещё внуки. И есть ещё дети.
И если попроще, без пафосных фраз,
герои оставили город на нас.

И больше, выходит, нам спрашивать не с кого.
Мы знаем опасную сторону Невского.
Мы знаем, как строится путь через Ладогу,
как жать из земли обгорелую патоку,
что делать, когда наступает беда.

И нам не забыть.
Ни сейчас,
никогда.

В мире все повторится. Сотни, тысячи раз:
тысячи лис и принцев, тысячи старых фраз.
Ты — простая частица. Стой себе и не ной.
— Не хочется быть частицей.
Хочется быть волной.

Через небо стремиться, солнце неся в руке и семена кислицы катая на языке. Снова найти лисицу – ту, что была со мной. Не хочется быть частицей. Хочется быть волной.

...Радио замерзает. Медленно меркнет свет. Я все равно не знаю, что говорить в ответ. Молчание вьется, длится – бьется во тьме ночной.
Не хочется быть частицей. Хочется быть волной. В небе по звездной каше кто-то рассыпал мет. Божьи окурки кажутся высверками комет. Его забытая пицца кажется нам луной. Не хочется быть частицей. Хочется быть волной.

В мире все повторится. Это цикличный мир. Снова принцы и лисы, тьма, самолет, эфир, и станцию схватит кашель, и пепельница полна...

И ты непременно скажешь
опять непременно скажешь:

– Слышу тебя,
я слышу тебя,
я слышу тебя, Волна.

_________________
*музыка: Yiruma

У нас с тобой обязательно будет Лето.
Настоящее лето, теплое, как рука.
Знаю, что счастье - сиреневые билеты.
Все силуэты уходят на берег Леты,
эти снега - превращаются в облака.

У нас обязательно будет большое Море.
Такое большое, - только оно кругом.
Будет много историй. Они в миноре,
мажоре, соре, сорри, задоре, вздоре,
разговоре, с волнами, чайками и песком.

И Северное сияние. И рассветы.
И радуга - среди загорелой тьмы.

Знаешь, я просто верю.
Я верю в это.
Верю не как в примету, - а словно свету.

Верю, что верю.

И верю, что будем Мы.

Не хочу взрослеть! Я останусь так: в детстве, но умнее своих лет.
Страшно. Это вроде "нашли рак". Или тихо тычется пистолет.
Вот мое отражение. Да, прыщи. Шмотки типа "умненький неформал".
Сколько оправдания ни ищи, знаешь, – этот мир тебя надорвал.

"Вижу, притворяешься до сих пор. И не надоело? Не слышу? Нет?"
Зеркала глядят на меня в упор. Молча и упрямо гляжу в ответ.
От такого взгляда не убежать, не уйти домой, не укрыться пледом.
Не спасают градусы и кровать.
Угол паденья падающим неведом.

Острый, как наточенная фреза, взгляд – сильнее, дольше, чем остальные. Страшно то, что это – мои глаза.
Взрослые. Уверенные. Стальные.

Звон! Осколки брызнули по щеке. Только оцарапали мне лицо.
Я дезинфицирую. Все окей.

Я же не ребенок, в конце концов.