Статистика ВК сообщества "Марина Цветаева"

Когда обидой — опилась
Душа разгневанная,
Когда семижды зареклась
Сражаться с демонами —

Не с теми, ливнями огней
В бездну нисхлестнутыми:
С земными низостями дней.
С людскими косностями —

Деревья! К вам иду! Спастись
От рёва рыночного!
Вашими вымахами ввысь
Как сердце выдышано!

Дуб богоборческий! В бои
Всем корнем шествующий!
Ивы-провидицы мои!
Березы-девственницы!

Вяз — яростный Авессалом,
На пытке вздыбленная
Сосна — ты, уст моих псалом:
Горечь рябиновая…

К вам! В живоплещущую ртуть
Листвы — пусть рушащейся!
Впервые руки распахнуть!
Забросить рукописи!

Зеленых отсветов рои…
Как в руки — плещущие…
Простоволосые мои,
Мои трепещущие!

8 сентября 1922

1921 год для Марины Цветаевой – год добрых вестей. Долгожданное письмо от мужа, встреча с сестрой Асей в Москве после долгой разлуки.

1921 год для Анны Ахматовой – год трагедии. В августе расстрелян ее первый муж - Николай Гумилев.

1921 год – год эпистолярной встречи двух поэтов. Три письма Цветаевой, приложенные к письмам мамы записочки Али, ответы Ахматовой.
Марина Цветаева с дочерью в своей Борисоглебской «трущобе» читают стихи Ахматовой («Четки», «Белая стая», «Подорожник»).

Марина Цветаева: «Дорогая Анна Андреевна!
Так много нужно сказать — и так мало времени! Спасибо за очередное счастье в моей жизни — «Подорожник». Не расстаюсь, и Аля не расстается. Посылаю Вам обе книжечки, надпишите.
Не думайте, что я ищу автографов, — сколько надписанных книг я раздарила! — ничего не ценю и ничего не храню, а Ваши книжечки в гроб возьму — под подушку!
…Как я рада им всем трем — таким беззащитным и маленьким! Четки — Белая Стая — Подорожник. Какая легкая ноша — с собой! Почти что горстка пепла». (26-го русского апреля 1921 г.)

Аля: «Читаю Ваши стихи «Четки» и «Белую Стаю».
... Ваши стихи такие короткие, а из каждого могла бы выйти целая огромная книга. Ваши книги - сверху совсем черные, у нас всю зиму копоть и дым. Над моей кроватью большой белый купол: Марина вытирала стену, пока руки хватило, и нечаянно получился купол.
...Мы с Мариной живем в трущобе. Потолочное окно, камин, над которым висит ободранная лиса, и по всем углам трубы (куски). - Все, кто приходит, ужасаются, а нам весело. Принц не может прийти в хорошую квартиру в новом доме, а в трущобу - может.
Но Ваши книги черные только сверху, когда-нибудь переплетем. И никогда не расстанемся. Белую Стаю Марина в одном доме украла и целые три дня ходила счастливая.
... Из Марининых стихов к Вам знаю, что у Вас есть сын Лев. Люблю это имя за доброту и торжественность. Я знаю, что он рыжий. Сколько ему лет? Мне теперь восемь.
...Пришлите нам письмо, лицо и стихи. Кланяюсь Вам и Льву.
Ваша Аля
Деревянная иконка от меня, а маленькая, веселая - от Марины.

(Приписка М. И. Цветаевой)
Аля каждый вечер молится:-«Пошли, Господи, царствия небесного
Андерсену и Пушкину, - и царствия земного - Анне Ахматовой».

Анна Ахматова: «Дорогая Марина Ивановна,
благодарю Вас за добрую память обо мне и за иконки. Ваше письмо застало меня в минуту величайшей усталости, так что мне трудно собраться с мыслями, чтобы подробно ответить Вам. Скажу только, что за эти годы я потеряла всех родных, а Левушка после моего развода остался в семье своего отца.
Книга моих последних стихов выходит на днях, я пришлю ее Вам и Вашей чудесной Але. О земных же моих делах, не знаю, право, что и сказать. Вероятно, мне «плохо», но я совсем не вижу, отчего бы мне могло быть «хорошо».
То, что Вы пишете о себе, и страшно и весело.
Желаю Вам и дальше дружбы с Музой и бодрости духа, и, хотите, будем надеяться, что мы все-таки когда-нибудь встретимся.
Целую Вас.
Ваша Ахматова».

В сентябре 1921 года после расстрела Гумилева по Москве ходили слухи о самоубийстве Ахматовой. Достоверные вести о ней Цветаева пыталась узнать в литературных кафе Москвы: «Я ко всем подходила в упор, вымаливала Вашу жизнь. Еще бы немножко — я бы словами сказала: «Господа, сделайте так, чтобы Ахматова была жива!» …Утешила меня Аля: «Марина! У нее же — сын!» (31-го русского августа 1921 г.)

«Я та песня, из к<отор>ой слова не выкинешь, та пряжа, из к<отор>ой нитки не вытянешь. Не нравлюсь — не пойте, не <слово не вписано> — не облачайтесь.
Только не пытайтесь исправить, это дело не челов<еческое>, а Божье: будет час — сама (т. е. иным велением!) расплету, расплещу, распущу: песню отдам ветрам, пряжу свою — гнездам. Это будет час моей смерти, моего рождения в другую жизнь.
А пока это спаяно, сплетено, сцеплено — не подступайтесь, это только значит, что я еще живу».

Записная книжка 10

Молодую рощу шумную —
Дровосек перерубил.
То, что Господом задумано —
Человек перерешил.

И уж роща не колышется —
Только пни, покрыты ржой.
В голосах родных мне слышится
Темный голос твой чужой.

Все мерещатся мне дивные
Темных глаз твоих круги.
— Мы с тобою — неразрывные,
Неразрывные враги.

20 августа 1917

Летом 1937 года, на отдыхе в местечке Lacanau-Océan, вокруг которого пылают пожары, Марина Цветаева пишет повесть о живом пожаре на лице актрисы Вахтанговского театра Софьи Голлидэй.

Это «Повесть о Сонечке».

Ещё это повесть о Москве 1919 года, а ещё об актерах Вахтанговской студии, которые пропадали поздними вечерами в московской квартире Марины Цветаевой в Борисоглебском переулке, и она пропадала вместе с ними, утопая в их душах, в их мире, мире театра. А они — в звуках граммофона, который был центром её квартиры, не считая дымящих и коптящих печек.

А ещё это повесть о дружбе двух женщин: хрупких, слабых, нежных. Женщин, которые пытаются сохранить женственность и романтичность посреди фамильярной, бесцеремонной, мужицкой военной Москвы.

Это повесть о категории пространства. Поэт Марина Цветаева и актриса Софья Голлидэй ходят друг к другу в гости, их дома — это пристанища, маленькие островки безопасности посреди бурлящего военного моря новой столицы. Маринин дом — это хаос самых разных не соотносящихся друг с другом предметов, где можно было найти всё: от старых бабушкиных платьев до песочных часов, Сонечкин дом — это образец порядка.

Это повесть-воспоминание об одной маленькой актрисе, прославившейся в веках не своими ролями, а своими цитатами, так нежно записанными большим поэтом:

"— Господи, как можно дружить с женщиной и не знать, сколько у ее ребенка зубов?"

"— Марина, я никогда не могла понять (и себя не понимаю), как можно — только что целовавшись — говорить молитву. Теми же губами… Нет, не теми! Я, когда молюсь — никогда не целовалась и когда целуюсь — никогда не молилась.
— Сонечка! Сонечка! От избытка сердца целуют уста ваши".

"Однажды она, рассказывая мне о какой-то своей обиде:
— О, Марина! И у меня были такие большие слезы — крупнее глаз!
— А вы знаете, Сонечка, я когда-нибудь это у вас украду в стихи, потому что это совершенно замечательно — по точности и…
— О, берите, Марина! Все, что хотите — берите! Все мое берите в стихи, всю берите! Потому что в ваших руках все будет жить — вечно! А что от меня останется? Несколько поцелуев…"

#цитатыМЦ

Изображение: Марина Цветаева и Софья Голлидэй (из свободных источников)

«Ушло слово грех (понятие Бог). Оно заменено словом вред. Грешник. Вредитель.
Согрешить можно на острове, один на один с собой (совестью). Повредить на острове можно только руку или ногу.
Грех — понятие наединное, неизменное, вред — общественное, прикладное. Грешника Бог судит и прощает. Вредителя общество не судит, а осуждает (упраздняет, изымает)».

Сводные тетради. Тетрадь 3

#цитатыМЦ

"Сегод­ня у матери с соседкой Воронцовой произошел на кухне скандал, который отравил мне весь день, жалею я мать, что ей приходится жить со склочниками и мещанами. Мне-то на­плевать, но мне мать жалко, очень-очень жалко. Ее так лег­ко обидеть и уязвить! Какая мерзость эти кухонные склоки! Я все сделал, чтобы обезвредить этот скандал. Эта Ворон­цова — мелкая, завистливая женщина. И сказать только, что матери приходится быть с ней на кухне! Я стараюсь сделать­ся вконец бесчувственным, но не удается мне это. Я рекомендую матери не обращать внимания на этих людей и не отвечать на их замечания. Но мать говорит о справедливос­ти, что ее несправедливо обвиняют в грязи, что таким то­ном с ней нельзя разговаривать... Я ей говорю, что она не должна унижаться до пререканий с такими людьми. Но трудно перевоспитать человека и научить его хладнокровию, презрению и холодности". (Георгий Эфрон. Дневники)

Москва, Покровский бульвар, д.14/5, кв. 62 - последний московский адрес Марины Цветаевой.

#адресаЦветаевой #адресаМЦ #улицыЦветаевой #улицыЦветаевой_Покровскийбульвар #покровскийбульвар #Москва

«Я не сновидящий, у меня зоркий сон. Я глазами вгрызаюсь, не в меня вплывает. И сны так вижу — со всеми пятью чувствами (NB! в жизни у меня — одно, мои чувства во сне прозревают, в жизни они все, кроме слуха, бесконечно-притуплены, как сквозь вату, целую гору ваты. Так, могу долго держать горящий уголь, а держа бисеринку — ничего не чувствую, и запах чувствую только страшно-сильный, непереносимый для других, — точно ноздри заткнуты. О глазах говорить нечего — сплошной туман и сияние всех близоруких: звездные туманности на Смоленском рынке, напр. Вкус? Никогда его не проверяла, тоже, наверное, третьесортный. Впрочем то же что с руками — не обжигаюсь: пью и ем огонь. (Нёбо — вторые руки.)
Но слух, слух, слух. Слух не прощающий ничего. Слух благодаря которому я так исступленно страдала раньше чем в детстве: в младенчестве: когда немка-бонна Августа Ивановна что-то высасывала из зубов, и позже — когда в Лозанне старшие ученицы — Magda и Martha — что-то напевали, в два голоса, жирно и жаворочно-поднебесно. О, сжатые кулаки в ответ на смех. И полная беспомощность, ибо — кто поймет?)»

Сводные тетради. Тетрадь 1.

Иллюстрация: Генри Грант Пламб. Пять чувств. (Из свободных источников)

«Я очень рад, потому что в Москве со вчерашнего дня идет новый американский фильм, который называется «Сто мужчин и одна женщина». В выходной день я на него пойду – Муля обещал достать билеты для меня, Ириши, мамы и себя самого. <...> Довольно скучно, что маме тоже хочется посмотреть этот фильм, иначе я бы мог или сговориться с Митькой, или пойти с Майей» (Георгий Эфрон. Дневники. 9 апреля 1940 г.)

#ночькино