К счастью, для того, чтобы поступать человечно, не обязательно принадлежать к той или иной религии: достаточно просто быть человеком!
Далай Багша
Статистика ВК сообщества "Ламы Янгажинского Дацана "ДАШИ ШАРВАВЛИН""
Очирдари Бурханай Ордон - Дворец Ваджрадхары
Количество постов 18 294
Частота постов 2 часа 11 минут
ER
52.27
Нет на рекламных биржах
Графики роста подписчиков
Лучшие посты
Когда вечером вы отправляетесь спать, то прежде чем заснуть, проверьте характер всех поступков, которые вы совершили в течение дня. Если было сделано что-либо дурное, вызовите в себе чувство раскаяния и примите твердое решение никогда не поступать так в будущем. А всем совершенным вами благим делам следует только радоваться.
Отправляясь спать, важно нести в себе благие мысли, поскольку практикующему иногда удается выполнять некоторые практики и во сне; но особенно важно иметь добрые мысли по утрам, при пробуждении, поскольку утром у вас очень чистое и свежее сознание, и если вы станете выполнять практику в это время, она также будет сильной и чистой.
Далай Багша
Отправляясь спать, важно нести в себе благие мысли, поскольку практикующему иногда удается выполнять некоторые практики и во сне; но особенно важно иметь добрые мысли по утрам, при пробуждении, поскольку утром у вас очень чистое и свежее сознание, и если вы станете выполнять практику в это время, она также будет сильной и чистой.
Далай Багша
Я советую молодым относиться к годам ученичества как к самому важному периоду своей жизни.
Далай Багша
Далай Багша
Я не одобряю жертвоприношений, ибо я не верю в счастье, добытое ценой страданий других.
Бурхан Багша
Бурхан Багша
«Обычно я выделяю три части в буддизме: буддийскую науку, буддийскую философию и буддийскую религию. Посмотрите на пример Будды. Будда изначально был обычным человеком, ограниченным существом. Он учил тому, как поэтапно преобразовать наши обычные эмоции и ум, и, следуя этому пути сам, он в конце концов стал просветленным, то есть буддой. Следовательно, буддийский подход состоит в том, чтобы начать с этого уровня, с уровня обычных людей, и затем продвигаться вплоть до достижения состояния будды.
По этой причине нам в первую очередь необходимо знать реальность нашего времени: вот почему нам нужна буддийская наука. Затем, на этой основе, мы видим возможность изменения, преобразования. Мы видим, что изменение возможно, и это буддийская философия. Когда это становится понятным для нас, и мы обретаем убежденность в процессе внутреннего преобразования, тогда мы можем начать практиковать буддийскую религию.»
Далай Багша
По этой причине нам в первую очередь необходимо знать реальность нашего времени: вот почему нам нужна буддийская наука. Затем, на этой основе, мы видим возможность изменения, преобразования. Мы видим, что изменение возможно, и это буддийская философия. Когда это становится понятным для нас, и мы обретаем убежденность в процессе внутреннего преобразования, тогда мы можем начать практиковать буддийскую религию.»
Далай Багша
— Когда я прилетел в Туву, мне приснился очень необычный сон: Калмыкия, Тува и Бурятия предстали как три драгоценных камня в безбрежном океане России. Если жители этих республик станут внимательно изучать наследие Будды, им будет, что предложить современной России. Если калмыки, тувинцы и буряты будут взращивать в своих сердцах мудрость и сострадание, их земли превратятся в сияющие драгоценности, озаряющие своим светом самые темные уголки. Для молодых жителей этих республик, которые сегодня получают современное образование, особенно важно изучать философию и психологию буддизма, чтобы они могли добавить понимание к той вере, которую унаследовали от предков, и не поддавались соблазнам идеологии материализма.
А быть хорошим буддистом — значит быть реалистом, стараться как можно тщательнее изучать устройство мира. Ведь чем больше мы знаем о мире, внешнем и внутреннем, тем счастливее и дружелюбнее мы становимся.
Профессор Роберт Турман
А быть хорошим буддистом — значит быть реалистом, стараться как можно тщательнее изучать устройство мира. Ведь чем больше мы знаем о мире, внешнем и внутреннем, тем счастливее и дружелюбнее мы становимся.
Профессор Роберт Турман
Мой сын Далай Лама. Рассказ матери. Оглядываясь назад.
Сейчас, когда я пытаюсь вспоминать, жизнь моя представляется мне странной, почти нереальной. Тебе придется простить мне некоторые провалы в памяти. Все это было так давно, а до сих пор мое детство никогда не было предметом обсуждения. Я не знаю, как сделать, чтобы рассказ получился интересным. Странно, что ты спрашиваешь о моем дне рождения. Если бы я когда-нибудь решилась задать этот вопрос своей бабушке, она бы непременно сурово выговорила мне за такое проявление неуважения. Как меняются времена!
Честно говоря, я не знаю точной даты своего рождения. Какое это имело для нас значение? Мы рождались, взрослели, выходили замуж, рожали детей и умирали без всякой помпы. Мы проживали свою жизнь просто, считая, что люди просто живут и что жизнь – явление естественное.
Я родилась примерно в первом месяце года Быка (1901). Меня назвали Сонам Цомо. Имя, данное мне при рождении, относится к другой жизни. Большинство людей знают меня как Дики Церинг, но это не то имя, с которым я родилась. С тех пор как я переехала в Лхасу, я всегда пыталась быть Дики Церинг – со всеми общественными условностями и пользой, которые этому имени сопутствовали. Из-за ответственности, которую возлагало на меня мое новое положение, я постепенно перестала быть Сонам Цомо – простой девушкой с простой жизнью, единственной целью которой было стать хорошей хозяйкой дома и матерью. Я до сих пор испытываю огромную нежность к той юной девушке, которую заставила себя забыть.
Судьба и вера вели меня к моей невероятной миссии – стать матерью Далай Ламы. Когда это произошло, я словно разом потеряла всю храбрость и уверенность в себе; я испугалась, как дитя. Стоявшая передо мной задача казалась величественной и грозной. Но когда я стала называть себя Дики Церинг – именем, которое я получила в день свадьбы и которое означало «Океан Удачи», – мужество и воля вернулись ко мне. Я больше не боялась и сознательно бросила вызов судьбе, полная решимости противостоять несущему меня потоку.
Сейчас я – усталая старая женщина, страдающая от ревматизма. Но сколь бы ни были вы слабы физически, помните: дух юности жив и никогда вас не покинет – даже перед лицом величайших страданий. Единственными моими спутниками теперь стали мечты и воспоминания. Все чаще я возвращаюсь мыслями в годы детства, в мой родной город, к родителям, бабушке и дедушке. Я вижу луга, холмы и реку, деревенский дом, в котором я выросла. Никогда еще я не чувствовала великий цикл возвращения столь ясно, как сейчас, на последнем этапе моего пути.
Традиции очень легко нарушить и забыть. Сегодня, когда я вижу, как ведут себя молодые люди, мне кажется, что это их способ выразить свой протест против традиций. Они хотят таким образом продемонстрировать, насколько они современны.
Несмотря на свою гибкость и способность меняться, я горжусь тем, что я очень традиционный человек. Разве я из-за этого становлюсь живым анахронизмом? Я всегда была гордой и обладала сильной волей. Я выиграла множество битв, и каждая победа делала меня только сильнее. Источником силы для меня были мои традиции, мои тибетские корни. Традиции нельзя забывать или выбрасывать за ненадобностью. Это живые творцы нашего духа, нашей гордости и способности к состраданию. Они делают нас теми, кто мы есть, и определяют то, кем мы хотим быть.
Зa несколько дней до моего рождения дедушка посетил местного ламу. Он был уверен, что ребенок, которому предстоит родиться, будет девочкой. Он говорил: «Я костями чувствую, что это будет необычное дитя. Пожалуйста, придумайте подходящее имя для особенной девочки, которая станет совершенно замечательной женщиной». После нескольких дней молитв и продолжительных астрологических расчетов было решено назвать меня Сонам Цомо. Сонам означает «плодовитость», а Цомо – имя великой богини долголетия.
В нашем традиционном крестьянском обществе религия была единственным оправданием существования. Она давала нам чистоту, спокойствие ума и сердечное удовлетворение. Религия – я называю ее верой – была неотъемлемой частью нашей повседневной жизни. Священника, представителя Бога на земле, приглашали для участия во всех таких значительных событиях жизни, как роды, бракосочетание, дальние поездки, болезнь, умирание и загробная жизнь.
Мои самые ранние воспоминания – о стране, которую природа превратила в райский сад изобилия. Там было много лесов, озер, холмов, гор и плодородной земли. Такой мне запомнилась моя родная деревня Чурха в районе Цонка. Чурха находилась под юрисдикцией монастыря Кумбум. Цонка была родиной великого ламы Цонкапы, который в XIV веке основал буддийскую секту Гелугпа. Я была вторым ребенком в семье, но старшей среди дочерей. Возможно, родители считали мое рождение несчастьем, так как оно предвещало появление в семье долгой цепочки девочек.
Я никогда не забывала о свободе, которая сопровождала мои детские годы в Амдо (одной из двух восточных провинций Тибета). Я росла с семью сестрами и тремя братьями в атмосфере любви и дружбы. Мои родители были скромными, но зажиточными крестьянами, и мои знания о мире ограничивались историями о жизни предков-земледельцев. Мы жили за счет земли. Когда по воле судьбы в моей жизни произошли внезапные и резкие перемены, я была всего лишь обычной крестьянской девчонкой.
Детство мое прошло в большой, постоянно растущей семье. У отца было шесть братьев, и все они жили в одном доме вместе со своими женами и детьми. Этот обычай был характерен именно для провинции Амдо. Сыновья приводили жен в свои родные семьи, а дочери после замужества оставляли родительский дом и уходили в семью мужа. Иногда, если у родителей были только дочери, они «приобретали» жениха, который становился членом семьи, чтобы продолжить ее имя, но такое случалось редко.
Дома в Амдо отличались от жилищ Центрального Тибета: они были квадратные, одно- или двухэтажные. У нас был двухэтажный дом и одноэтажный, в котором жили слуги. Для строительства домов использовались тхала – две стены, между которыми набивался песок. Деревенские дома окружала каменная стена, а сами они располагались вокруг внутреннего дворика. Большие семьи нередко жили в усадьбах, состоящих из нескольких таких домов. В каждом доме была большая комната для хранения цампы (поджаренной ячменной муки, основного продукта питания в Тибете), муки, вяленого мяса, растительного и сливочного масла. Отдельно располагались стойла, в которых мы держали овец, коров и лошадей, дри (самок яков), ишаков, свиней и дзомо (так называется потомство женского пола от яков и коров. Мужское потомство именуется «дзо»).
В нашей местности водились самые свирепые на вид мастифы, которых я когда-либо видела, – ужаснее их не было даже в Лхасе. Их использовали в качестве ценных сторожевых собак. Известно, что их нередко обменивают даже на лошадей. В ходе торговых процедур им часто приходится преодолевать большие расстояния, и у них образуются ссадины на лапах. Мы обвязывали их раненые лапы ячьей шерстью.
Моего отца звали Таши Дондуп, а мать – Дома Янзом. Они тоже жили с нами. В Амдо всех взрослых женщин называли амала, т. е. «мать». Чтобы отличить одну «мать» от другой, мы использовали такие термины, как тама или гама – старшая мать или младшая мать, в зависимости от старшинства. Согласно традиции и в качестве выражения преданности родителям представители старшего поколения, которые вырастили детей, освобождались от работы. Считалось, что они уже отработали свое в этой жизни.
Дед и бабушка любили меня с момента моего появления на свет не потому, что я была старшей, – у меня уже был старший брат, – а потому, что предвидели, что я буду необычным ребенком и еще более необычной женщиной, когда вырасту. Они изливали на меня целое море любви и нежности. Все свое детство я знала, что меня холят и лелеют. В результате чувство радости жизни никогда не покидало меня. Я очень им благодарна за то, что они обогатили мою жизнь и скрыли от меня, пусть всего лишь на время, что жизнь женщины может быть тяжелой, жестокой и полной испытаний и горя.
Дед с бабушкой были центром всего моего мира. С ними я спала и ела, они утешали меня и баловали. Казалось, они заполняют собой все мое маленькое существо. Возможно, причиной тому были теплые, непринужденные отношения между дедом с бабушкой и их внуками и внучками, которые не были ограничены строгими правилами поведения.
Мой дед был сильным, властным, даже слегка надменным человеком. В то время он был хозяином в Амдо и правил железной рукой. Когда я появилась на свет, этот буйный властелин взял меня на руки, как в люльку, и заявил: «Это моя Сонам Цомо!» После такого исчерпывающего заявления я стала его подопечной. Даже если его властность и злоупотребление авторитетом раздражали моих родителей, им не оставалось ничего иного, как только смириться с этим.
Тем более странным казалось мне то, что мои родители, подчинявшиеся деду и бабушке во всех важных вопросах, уступали каждому моему капризу и каждой причуде. Только намного позже я стала осознавать взаимное уважение, которое стояло за нашими родственными узами, и то, как оно окрашивало все грани нашего поведения в семье. Все члены семьи относились к деду и бабушке с любовью, благоговейным уважением и даже с некоторым страхом. Тем не менее отношения между ними и их внуками были отмечены лишенной всяких формальностей близостью. Отношения же между родителями и детьми были сдержанными, отчужденными и очень строгими. Такими же были отношения между моими отцом и матерью, с одной стороны, и дедом и бабушкой – с другой.
Я замечала – часто не без тайного ликования, – в какой трепет моих родителей ввергали дед с бабушкой. Например, если дед восседал на канге (подогреваемом возвышении для сидения и сна), социальные условности запрещали моему отцу сидеть рядом с ним. Почтение к старшему требовало, чтобы он либо стоял, либо усаживался на пол. Я же могла забраться на канг рядом с дедом и наслаждаться ощущением безопасности в его объятиях. Я нарочно провоцировала отца подобным образом, демонстрируя, что в присутствии деда я была маленькой хозяйкой и могла поступать, как мне заблагорассудится.
Когда дед пил чай, свой любимый напиток, традиция запрещала отцу делать то же, если только дед не приказывал ему: «Таши Дондуп, сядь и выпей чашку чая». Но даже в этом случае отец никогда не усаживался на стул, а должен был удовлетвориться сидением на корточках на полу. Стулья предназначались только для равных, встречавшихся с глазу на глаз.
Каждый вечер после заката, когда семья собиралась на ужин, я пристраивалась рядом с дедом – наш тайный условный знак, что после ужина мы собирались хорошо провести время вдвоем. Я завороженно слушала его бесконечные сказки и истории. Больше всего я любила рассказ о том, как он выбирал мне имя и боролся за него с остальными родственниками.
В детские годы дед оказал на меня огромное влияние. Он умел наслаждаться жизнью и ценил каждый опыт, встречавшийся на его пути.
Уже в раннем детстве меня очень удручал тот факт, что я родилась девочкой. С самого юного возраста мы уже отдавали себе отчет в разнице между ролью и задачами мужчин и женщин и в том, что во всех семьях родители больше радовались сыновьям. Рождение дочери иногда даже считалось проклятием. Я слышала об одной бедной семье, утопившей новорожденного ребенка-девочку. В нашем земледельческом обществе на дочерей смотрели как на обузу. Маленькая девочка только ела и требовала заботы и внимания, не принося семье никакой пользы. Позже, когда она подрастала, ей нужно было обеспечить приданое, после чего она выходила замуж, покидала свою семью и уходила в другую. Сыновья же, напротив, своим трудом приносили пользу семье. Они оставались дома, и их дети еще более укрепляли семейное благосостояние.
Я много раз спрашивала деда, не хотел ли он, чтобы я родилась мальчиком. Я не вынесла бы разочарования, если бы он подтвердил мои опасения, Он дергал меня за уши и отвечал:
– Разве в таком случае я сказал бы, что ты девочка, еще до твоего рождения?
Его слова наполняли меня восторгом. Для меня очень много значило, чтобы меня любили ради меня самой, независимо от того, девочка я или мальчик.
Те ранние годы моей жизни были полны радости. Они никогда не изгладятся из моей памяти. Я могла смеяться, словно только что услышала самую смешную шутку в мире, наслаждаться красотой деревьев и цветов, гладить лошадей и коров и мечтать обо всем, что только мог вообразить мой детский ум.
Церинг Дики "Мой сын Далай Лама. Рассказ матери"
Сейчас, когда я пытаюсь вспоминать, жизнь моя представляется мне странной, почти нереальной. Тебе придется простить мне некоторые провалы в памяти. Все это было так давно, а до сих пор мое детство никогда не было предметом обсуждения. Я не знаю, как сделать, чтобы рассказ получился интересным. Странно, что ты спрашиваешь о моем дне рождения. Если бы я когда-нибудь решилась задать этот вопрос своей бабушке, она бы непременно сурово выговорила мне за такое проявление неуважения. Как меняются времена!
Честно говоря, я не знаю точной даты своего рождения. Какое это имело для нас значение? Мы рождались, взрослели, выходили замуж, рожали детей и умирали без всякой помпы. Мы проживали свою жизнь просто, считая, что люди просто живут и что жизнь – явление естественное.
Я родилась примерно в первом месяце года Быка (1901). Меня назвали Сонам Цомо. Имя, данное мне при рождении, относится к другой жизни. Большинство людей знают меня как Дики Церинг, но это не то имя, с которым я родилась. С тех пор как я переехала в Лхасу, я всегда пыталась быть Дики Церинг – со всеми общественными условностями и пользой, которые этому имени сопутствовали. Из-за ответственности, которую возлагало на меня мое новое положение, я постепенно перестала быть Сонам Цомо – простой девушкой с простой жизнью, единственной целью которой было стать хорошей хозяйкой дома и матерью. Я до сих пор испытываю огромную нежность к той юной девушке, которую заставила себя забыть.
Судьба и вера вели меня к моей невероятной миссии – стать матерью Далай Ламы. Когда это произошло, я словно разом потеряла всю храбрость и уверенность в себе; я испугалась, как дитя. Стоявшая передо мной задача казалась величественной и грозной. Но когда я стала называть себя Дики Церинг – именем, которое я получила в день свадьбы и которое означало «Океан Удачи», – мужество и воля вернулись ко мне. Я больше не боялась и сознательно бросила вызов судьбе, полная решимости противостоять несущему меня потоку.
Сейчас я – усталая старая женщина, страдающая от ревматизма. Но сколь бы ни были вы слабы физически, помните: дух юности жив и никогда вас не покинет – даже перед лицом величайших страданий. Единственными моими спутниками теперь стали мечты и воспоминания. Все чаще я возвращаюсь мыслями в годы детства, в мой родной город, к родителям, бабушке и дедушке. Я вижу луга, холмы и реку, деревенский дом, в котором я выросла. Никогда еще я не чувствовала великий цикл возвращения столь ясно, как сейчас, на последнем этапе моего пути.
Традиции очень легко нарушить и забыть. Сегодня, когда я вижу, как ведут себя молодые люди, мне кажется, что это их способ выразить свой протест против традиций. Они хотят таким образом продемонстрировать, насколько они современны.
Несмотря на свою гибкость и способность меняться, я горжусь тем, что я очень традиционный человек. Разве я из-за этого становлюсь живым анахронизмом? Я всегда была гордой и обладала сильной волей. Я выиграла множество битв, и каждая победа делала меня только сильнее. Источником силы для меня были мои традиции, мои тибетские корни. Традиции нельзя забывать или выбрасывать за ненадобностью. Это живые творцы нашего духа, нашей гордости и способности к состраданию. Они делают нас теми, кто мы есть, и определяют то, кем мы хотим быть.
Зa несколько дней до моего рождения дедушка посетил местного ламу. Он был уверен, что ребенок, которому предстоит родиться, будет девочкой. Он говорил: «Я костями чувствую, что это будет необычное дитя. Пожалуйста, придумайте подходящее имя для особенной девочки, которая станет совершенно замечательной женщиной». После нескольких дней молитв и продолжительных астрологических расчетов было решено назвать меня Сонам Цомо. Сонам означает «плодовитость», а Цомо – имя великой богини долголетия.
В нашем традиционном крестьянском обществе религия была единственным оправданием существования. Она давала нам чистоту, спокойствие ума и сердечное удовлетворение. Религия – я называю ее верой – была неотъемлемой частью нашей повседневной жизни. Священника, представителя Бога на земле, приглашали для участия во всех таких значительных событиях жизни, как роды, бракосочетание, дальние поездки, болезнь, умирание и загробная жизнь.
Мои самые ранние воспоминания – о стране, которую природа превратила в райский сад изобилия. Там было много лесов, озер, холмов, гор и плодородной земли. Такой мне запомнилась моя родная деревня Чурха в районе Цонка. Чурха находилась под юрисдикцией монастыря Кумбум. Цонка была родиной великого ламы Цонкапы, который в XIV веке основал буддийскую секту Гелугпа. Я была вторым ребенком в семье, но старшей среди дочерей. Возможно, родители считали мое рождение несчастьем, так как оно предвещало появление в семье долгой цепочки девочек.
Я никогда не забывала о свободе, которая сопровождала мои детские годы в Амдо (одной из двух восточных провинций Тибета). Я росла с семью сестрами и тремя братьями в атмосфере любви и дружбы. Мои родители были скромными, но зажиточными крестьянами, и мои знания о мире ограничивались историями о жизни предков-земледельцев. Мы жили за счет земли. Когда по воле судьбы в моей жизни произошли внезапные и резкие перемены, я была всего лишь обычной крестьянской девчонкой.
Детство мое прошло в большой, постоянно растущей семье. У отца было шесть братьев, и все они жили в одном доме вместе со своими женами и детьми. Этот обычай был характерен именно для провинции Амдо. Сыновья приводили жен в свои родные семьи, а дочери после замужества оставляли родительский дом и уходили в семью мужа. Иногда, если у родителей были только дочери, они «приобретали» жениха, который становился членом семьи, чтобы продолжить ее имя, но такое случалось редко.
Дома в Амдо отличались от жилищ Центрального Тибета: они были квадратные, одно- или двухэтажные. У нас был двухэтажный дом и одноэтажный, в котором жили слуги. Для строительства домов использовались тхала – две стены, между которыми набивался песок. Деревенские дома окружала каменная стена, а сами они располагались вокруг внутреннего дворика. Большие семьи нередко жили в усадьбах, состоящих из нескольких таких домов. В каждом доме была большая комната для хранения цампы (поджаренной ячменной муки, основного продукта питания в Тибете), муки, вяленого мяса, растительного и сливочного масла. Отдельно располагались стойла, в которых мы держали овец, коров и лошадей, дри (самок яков), ишаков, свиней и дзомо (так называется потомство женского пола от яков и коров. Мужское потомство именуется «дзо»).
В нашей местности водились самые свирепые на вид мастифы, которых я когда-либо видела, – ужаснее их не было даже в Лхасе. Их использовали в качестве ценных сторожевых собак. Известно, что их нередко обменивают даже на лошадей. В ходе торговых процедур им часто приходится преодолевать большие расстояния, и у них образуются ссадины на лапах. Мы обвязывали их раненые лапы ячьей шерстью.
Моего отца звали Таши Дондуп, а мать – Дома Янзом. Они тоже жили с нами. В Амдо всех взрослых женщин называли амала, т. е. «мать». Чтобы отличить одну «мать» от другой, мы использовали такие термины, как тама или гама – старшая мать или младшая мать, в зависимости от старшинства. Согласно традиции и в качестве выражения преданности родителям представители старшего поколения, которые вырастили детей, освобождались от работы. Считалось, что они уже отработали свое в этой жизни.
Дед и бабушка любили меня с момента моего появления на свет не потому, что я была старшей, – у меня уже был старший брат, – а потому, что предвидели, что я буду необычным ребенком и еще более необычной женщиной, когда вырасту. Они изливали на меня целое море любви и нежности. Все свое детство я знала, что меня холят и лелеют. В результате чувство радости жизни никогда не покидало меня. Я очень им благодарна за то, что они обогатили мою жизнь и скрыли от меня, пусть всего лишь на время, что жизнь женщины может быть тяжелой, жестокой и полной испытаний и горя.
Дед с бабушкой были центром всего моего мира. С ними я спала и ела, они утешали меня и баловали. Казалось, они заполняют собой все мое маленькое существо. Возможно, причиной тому были теплые, непринужденные отношения между дедом с бабушкой и их внуками и внучками, которые не были ограничены строгими правилами поведения.
Мой дед был сильным, властным, даже слегка надменным человеком. В то время он был хозяином в Амдо и правил железной рукой. Когда я появилась на свет, этот буйный властелин взял меня на руки, как в люльку, и заявил: «Это моя Сонам Цомо!» После такого исчерпывающего заявления я стала его подопечной. Даже если его властность и злоупотребление авторитетом раздражали моих родителей, им не оставалось ничего иного, как только смириться с этим.
Тем более странным казалось мне то, что мои родители, подчинявшиеся деду и бабушке во всех важных вопросах, уступали каждому моему капризу и каждой причуде. Только намного позже я стала осознавать взаимное уважение, которое стояло за нашими родственными узами, и то, как оно окрашивало все грани нашего поведения в семье. Все члены семьи относились к деду и бабушке с любовью, благоговейным уважением и даже с некоторым страхом. Тем не менее отношения между ними и их внуками были отмечены лишенной всяких формальностей близостью. Отношения же между родителями и детьми были сдержанными, отчужденными и очень строгими. Такими же были отношения между моими отцом и матерью, с одной стороны, и дедом и бабушкой – с другой.
Я замечала – часто не без тайного ликования, – в какой трепет моих родителей ввергали дед с бабушкой. Например, если дед восседал на канге (подогреваемом возвышении для сидения и сна), социальные условности запрещали моему отцу сидеть рядом с ним. Почтение к старшему требовало, чтобы он либо стоял, либо усаживался на пол. Я же могла забраться на канг рядом с дедом и наслаждаться ощущением безопасности в его объятиях. Я нарочно провоцировала отца подобным образом, демонстрируя, что в присутствии деда я была маленькой хозяйкой и могла поступать, как мне заблагорассудится.
Когда дед пил чай, свой любимый напиток, традиция запрещала отцу делать то же, если только дед не приказывал ему: «Таши Дондуп, сядь и выпей чашку чая». Но даже в этом случае отец никогда не усаживался на стул, а должен был удовлетвориться сидением на корточках на полу. Стулья предназначались только для равных, встречавшихся с глазу на глаз.
Каждый вечер после заката, когда семья собиралась на ужин, я пристраивалась рядом с дедом – наш тайный условный знак, что после ужина мы собирались хорошо провести время вдвоем. Я завороженно слушала его бесконечные сказки и истории. Больше всего я любила рассказ о том, как он выбирал мне имя и боролся за него с остальными родственниками.
В детские годы дед оказал на меня огромное влияние. Он умел наслаждаться жизнью и ценил каждый опыт, встречавшийся на его пути.
Уже в раннем детстве меня очень удручал тот факт, что я родилась девочкой. С самого юного возраста мы уже отдавали себе отчет в разнице между ролью и задачами мужчин и женщин и в том, что во всех семьях родители больше радовались сыновьям. Рождение дочери иногда даже считалось проклятием. Я слышала об одной бедной семье, утопившей новорожденного ребенка-девочку. В нашем земледельческом обществе на дочерей смотрели как на обузу. Маленькая девочка только ела и требовала заботы и внимания, не принося семье никакой пользы. Позже, когда она подрастала, ей нужно было обеспечить приданое, после чего она выходила замуж, покидала свою семью и уходила в другую. Сыновья же, напротив, своим трудом приносили пользу семье. Они оставались дома, и их дети еще более укрепляли семейное благосостояние.
Я много раз спрашивала деда, не хотел ли он, чтобы я родилась мальчиком. Я не вынесла бы разочарования, если бы он подтвердил мои опасения, Он дергал меня за уши и отвечал:
– Разве в таком случае я сказал бы, что ты девочка, еще до твоего рождения?
Его слова наполняли меня восторгом. Для меня очень много значило, чтобы меня любили ради меня самой, независимо от того, девочка я или мальчик.
Те ранние годы моей жизни были полны радости. Они никогда не изгладятся из моей памяти. Я могла смеяться, словно только что услышала самую смешную шутку в мире, наслаждаться красотой деревьев и цветов, гладить лошадей и коров и мечтать обо всем, что только мог вообразить мой детский ум.
Церинг Дики "Мой сын Далай Лама. Рассказ матери"
Я часто упоминаю, что доброжелательность и бескорыстная любовь – это и есть настоящая красота, красота внутренняя.
Далай Багша
Далай Багша
Великий бурятский философ Агван-Нима,
уехавший в 20-х годах прошлого столетия
сначала в Тибет, а потом в Индию, достигнув преклонного возраста, объявил своим ученикам:
- Я хочу уйти в Чистую землю и получать там
наставления от будды Майтрейи, ламы Цонкапы и Атиши. Услышав эти слова, ученики стали умолять Агван-Ниму не покидать их так рано и дать им еще столько наставлений, сколько они способны вместить. И Агван-Нима сжалился над своими учениками и раз-
решил им провести молебен о продлении ему жизни. На этот молебен собрались и другие пожилые люди, которые хотели продлить себе жизнь.
Агван-Нима спросил одного мужчину:
- Сколько же лет Вы собираетесь прожить?
- Я собираюсь прожить еще 10 лет, – ответил тот.
- Тогда и я останусь еще на 10 лет, – объявил Агван-Нима и прожил эти годы в напряженных трудах, ни разу ничем не болея. Далай Лама ХIV предложил Агван-Ниме возглавить в эти годы монастырь Гоман, один из самых известных в буддийском мире, но тот отказался.
- Я играю иногда в игру «ва», и поэтому не являюсь совершенным монахом, – пояснил свое решение Агван-Нима.
Далай Лама ему ответил:
- Я разрешаю Вам играть иногда в эту игру, но все-таки очень прошу принять мое предложение. И Агван-Нима согласился возглавить этот монастырь.
Будучи настоятелем монастыря, Агван-Нима получал иногда от его посетителей щедрые денежные подарки. Он брал из них только 100 индийских рупий для покупки себе самых необходимых вещей, а
остальные деньги раздавал монахам.
Агван-Нима приехал в монастырь Гоман, имея при себе лишь две желтые накидки и чашку для еды.
По истечении срока своего пребывания в должности
настоятеля этого монастыря он также покинул его с
двумя накидками и чашкой…
Его спросили:
- Почему вы не забрали с собой те многочислен-
ные подарки, которые вам поднесли?
Агван-Нима ответил:
- Мне ничего из этих вещей не нужно. Я ухожу с
тем, с чем пришел.
Однажды Агван-Нима спросил у своих учеников:
- А сколько мне лет?
- Сейчас Вам 83 года, – ответили ученики.
Агван-Нима посчитал и удивился:
- Я прожил больше, чем те 10 лет, которые обе-
щал вам прожить. Как же такое могло случиться?
И стал готовиться к уходу.
Агван-Нима предупредил своих учеников:
- Я занимался сильнейшими тантрийскими прак-
тиками, и в момент моей смерти со мной могут про-
изойти не совсем обычные явления…
И попросил учеников сохранять полный покой.
Сидя в тихой и светлой комнате, Агван-Нима
ушел из жизни не сразу. В течение трех суток он
находился в состоянии переживания Ясного Света, и
только после этого его голова склонилась на грудь.
Известный тибетский астролог сказал про Агван-
Ниму, что еще в прошлой кальпе будды Кашьяпы тот
находился на высших ступенях духовной Иерархии.
В своих земных жизнях Агван-Нима имел немало
возможностей уйти в Нирвану, но из-за сострадания
к людям всегда оставался.
Имелись у Агван-Нимы и западные ученики. Один
из них, сын крупного фабриканта, оставив на время
свои дела, уехал однажды к себе на родину.
Вернувшись и узнав, что Агван-Нима покинул
свое тело, этот ученик впал в сильную депрессию.
Он явился к Далай Ламе XIV и спросил:
- Где снова родится наш Учитель? Сообщите нам,
пожалуйста. Мы его найдем и дадим наилучшее образование.
На это Далай Лама ответил:
- Агван-Нима уже не вернется. Он ушел в Нир-
вану.
уехавший в 20-х годах прошлого столетия
сначала в Тибет, а потом в Индию, достигнув преклонного возраста, объявил своим ученикам:
- Я хочу уйти в Чистую землю и получать там
наставления от будды Майтрейи, ламы Цонкапы и Атиши. Услышав эти слова, ученики стали умолять Агван-Ниму не покидать их так рано и дать им еще столько наставлений, сколько они способны вместить. И Агван-Нима сжалился над своими учениками и раз-
решил им провести молебен о продлении ему жизни. На этот молебен собрались и другие пожилые люди, которые хотели продлить себе жизнь.
Агван-Нима спросил одного мужчину:
- Сколько же лет Вы собираетесь прожить?
- Я собираюсь прожить еще 10 лет, – ответил тот.
- Тогда и я останусь еще на 10 лет, – объявил Агван-Нима и прожил эти годы в напряженных трудах, ни разу ничем не болея. Далай Лама ХIV предложил Агван-Ниме возглавить в эти годы монастырь Гоман, один из самых известных в буддийском мире, но тот отказался.
- Я играю иногда в игру «ва», и поэтому не являюсь совершенным монахом, – пояснил свое решение Агван-Нима.
Далай Лама ему ответил:
- Я разрешаю Вам играть иногда в эту игру, но все-таки очень прошу принять мое предложение. И Агван-Нима согласился возглавить этот монастырь.
Будучи настоятелем монастыря, Агван-Нима получал иногда от его посетителей щедрые денежные подарки. Он брал из них только 100 индийских рупий для покупки себе самых необходимых вещей, а
остальные деньги раздавал монахам.
Агван-Нима приехал в монастырь Гоман, имея при себе лишь две желтые накидки и чашку для еды.
По истечении срока своего пребывания в должности
настоятеля этого монастыря он также покинул его с
двумя накидками и чашкой…
Его спросили:
- Почему вы не забрали с собой те многочислен-
ные подарки, которые вам поднесли?
Агван-Нима ответил:
- Мне ничего из этих вещей не нужно. Я ухожу с
тем, с чем пришел.
Однажды Агван-Нима спросил у своих учеников:
- А сколько мне лет?
- Сейчас Вам 83 года, – ответили ученики.
Агван-Нима посчитал и удивился:
- Я прожил больше, чем те 10 лет, которые обе-
щал вам прожить. Как же такое могло случиться?
И стал готовиться к уходу.
Агван-Нима предупредил своих учеников:
- Я занимался сильнейшими тантрийскими прак-
тиками, и в момент моей смерти со мной могут про-
изойти не совсем обычные явления…
И попросил учеников сохранять полный покой.
Сидя в тихой и светлой комнате, Агван-Нима
ушел из жизни не сразу. В течение трех суток он
находился в состоянии переживания Ясного Света, и
только после этого его голова склонилась на грудь.
Известный тибетский астролог сказал про Агван-
Ниму, что еще в прошлой кальпе будды Кашьяпы тот
находился на высших ступенях духовной Иерархии.
В своих земных жизнях Агван-Нима имел немало
возможностей уйти в Нирвану, но из-за сострадания
к людям всегда оставался.
Имелись у Агван-Нимы и западные ученики. Один
из них, сын крупного фабриканта, оставив на время
свои дела, уехал однажды к себе на родину.
Вернувшись и узнав, что Агван-Нима покинул
свое тело, этот ученик впал в сильную депрессию.
Он явился к Далай Ламе XIV и спросил:
- Где снова родится наш Учитель? Сообщите нам,
пожалуйста. Мы его найдем и дадим наилучшее образование.
На это Далай Лама ответил:
- Агван-Нима уже не вернется. Он ушел в Нир-
вану.