Статистика ВК сообщества "Слингоцентр - магазин для беременных и кормящих"
г. Ижевск, ул. Пушкинская, 244
Количество постов 7 523
Частота постов 51 час 51 минута
ER
26.63
Нет на рекламных биржах
Графики роста подписчиков
Лучшие посты
Мартина Коуни считали бесчеловечным чудовищем. Он с грустной улыбкой выслушивал все проклятия – и уходил спасать жизни...
А история такая: в конце XIX века инженеры изобрели инкубаторы для недоношенных детей. Внутри находились приборы, которые регулировали влажность и температуру и защищали ребёнка. Но содержать инкубаторы было очень дорого, так что больницы их не закупали. Недоношенных малышей просто не выхаживали… Но Коуни увидел в изобретении потенциал. Он купил сразу 25 инкубаторов, а чтобы иметь возможность их содержать, придумал жутковатую идею. Он исколесил всю Европу со своей выставкой недоношенных младенцев в инкубаторах. В 1933 году газеты писали про этот необычный аттракцион: "Тут вы увидите странных маленьких существ (до 25 одновременно). Трудно поверить, что все они когда-нибудь станут полноценными людьми. Они больше напоминают обезьян, чем мужчин или женщин." В то время больницы не брались за лечение недоношенных детей. Их считали генетически неполноценными.
Женщина, родившая раньше срока, вспоминала: "Они просто отказались помогать. Отвечали, мол, этот ребёнок не должен был вообще родиться". К счастью, отец женщины знал человека, который мог позаботиться о младенце - Мартина Коуни. В каждом городе люди толпой шли посмотреть на «детей-уродцев», и деньги за входные билеты полностью покрывали расходы! При всём этом Коуни умудрился поставить дело так, что в инкубаторах поддерживалась идеальная чистота – а это было очень непросто с учётом многочисленных посетителей. Первые инкубаторы были разработаны в 1880-х в Париже, а в 1903 г. Мартин привёз их в США. Он утверждал, что является учеником некоего французского доктора, хотя никаких подтверждающих документов у него не было. Поддержание и лечение младенцев стоило дорого ($15 в день, на сегодняшний пересчёт это $400), и Коуни придумал новый подход к финансированию. Он демонстрировал недоношенных детей в инкубаторах и брал за это плату. Посмотреть стоило $0,25. Посетители платили деньги, а младенцы продолжали жить. Инкубаторы. Они были чудом того времени. Стекло и сталь защищали детей, а горячая вода от котла поддерживала нужную температуру. Младенцев, которые рождались на несколько недель раньше срока, медсёстрам приходилось одевать в кукольную одежду, потому что в магазинах просто не продавались настолько маленькие размеры. «Чудовищу» удалось вырастить порядка 7 000 детей, которые без его «бесчеловечной» идеи просто погибли бы... Мартин Коуни был грустным 60-летним человеком с редкими и седыми волосами и выраженной сутулостью. Последнее он сам в шутку приписывал тому, что всю жизнь склонялся над младенцами.
Это одна из самых потрясающих историй, которые я слышал. Человек придумал необычный и вынужденный способ финансирования, чтоб спасти тысячи недоношенных детей, но в ответ презирался медицинским сообществом. Большинство медицинских работников были уверенны, что Мартин - липовый доктор. Они пренебрежительно называли его шоуменом и избегали иметь с ним дело. Тем не менее, этот шоумен из Пруссии спас жизни примерно 7000 младенцев и смог существенно поменять отношение медицины к недоношенным детям. К началу 40-х годов в больницах наконец-то начали открывать отделения для лечения и ухода за ними.
Мартин скончался в 1950-х годах в возрасте 80 лет. Накоплений у шоумена не было и умер он в нищете. Это было довольно разорительное занятие - в одиночку заботиться о детях, от которых отказалось медицинское сообщество того времени. (C)
15 ГЕНИАЛЬНЫХ ЦИТАТ ЛЮДМИЛЫ ПЕТРАНОВСКОЙ.
1. Тот, к кому ребёнок привязан, утешает и придаёт ему сил просто фактом своего присутствия.
2. Хотите, чтобы ребёнок справлялся с жизнью? Значит, всё детство утешайте, обнимайте, принимайте его чувства. Не говорите «Не плачь!», не стремитесь сразу отвлечь и развлечь. Помогайте ему проживать стресс, оставаясь живым, и выходить из него, а не глотать неприятные чувства и отмораживаться.
3. Нам кажется, что тот, кто закалён невзгодами с детства, будет лучше справляться с ними и потом. Это не так. Исследования показывают, что лучше справляются с трудностями те, у кого было счастливое детство и благополучная семья. Их психика имеет запас прочности, в стрессе она сохраняет способность быть гибкой и изобретательной, они обращаются за помощью и способны утешиться сами.
4. Решать, что делать прямо сейчас с вашим собственным малышом, который плачет, дерётся или испуган – только вам, и если ваша интуиция, движимая любовью и заботой, говорит не то, что книга – слушайте интуицию.
5. Важно оставаться для ребёнка родителями, а родитель – это тот, кто заботится.
6. Хотите, чтобы он (ребёнок) умел просить прощения? Просите сами, покажите пример выхода из ссоры и признания ошибок. Если с привязанностью всё будет в порядке – у него включится подражание и он тоже научится, сам, без нравоучений.
7. Привычка эмоционально разряжаться через ребёнка – если вы срываетесь часто – это просто дурная привычка, своего рода зависимость. И эффективно справляться с ней нужно так же, как с любой другой вредной привычкой: не «бороться с», а «научиться иначе», постепенно пробуя и закрепляя другие модели.
8. Устраивайте себе «тайм-ауты», маленькие перерывы до того, как придёт невыносимая усталость. Поставьте детям мультик и спокойно выпейте кофе или примите душ. Забудьте про грозные предупреждения врачей, что телевизор дольше 15 минут в день – это очень вредно. Поверьте, мама в состоянии нервного истощения гораздо вреднее, чем телевизор.
9. Если мы учим детей не врать, а сами врём, требуем не курить, а сами курим, велим не обижать маленьких и слабых, а сами ребёнка лупим, не стоит питать иллюзии относительно результата.
10. Наши недостатки есть продолжение наших достоинств, и наоборот. Почему-то мы охотно признаём это по отношению к самим себе, но забываем, когда речь идёт о детях.
11. Почему-то многим взрослым кажется, что если ребёнок не бросает мгновенно всё, чем был занят, и не бежит выполнять их поручение, это признак неуважения. На самом деле неуважение - это обращаться к человеку не с просьбой, а с приказом, не интересуясь его планами и желаниями (исключение составляют только ситуации чрезвычайные, связанные с безопасностью).
12. Что самое-самое главное в деле воспитания детей? А самое главное – это, конечно, родитель и его собственное состояние. Психологи обожают приводить в пример пункт из инструкции о безопасности полетов: «В случае разгерметизации салона сначала наденьте кислородную маску на себя, затем на ребёнка». Потому что, если вы не сможете нормально дышать, ребёнку уж точно никто и ничто не поможет.
13. Не стоит жертвовать общением с ребёнком ради того, чтобы «дать ему всё самое лучшее». Лучше вас и ваших объятий на свете всё равно ничего нет, доверие и душевное спокойствие ребёнка не купишь ни за какие деньги.
14. Важно, чтобы в процессе столкновений с вами ребёнок получал разный тип ответных реакций. Чтобы когда-то ему уступали, а когда-то не уступали, чтобы когда-то переводили в игру, а когда-то договаривались, а когда-то ещё по-другому, чтобы как в жизни, были разные варианты.
15. Самое лучшее, что мы можем сделать для развития своих детей в нежном возрасте – не мешать им играть. Иногда участвовать в играх, иногда превращать в игру домашние дела или прогулки, иногда просто не трогать его, если он увлечён.(c)
1. Тот, к кому ребёнок привязан, утешает и придаёт ему сил просто фактом своего присутствия.
2. Хотите, чтобы ребёнок справлялся с жизнью? Значит, всё детство утешайте, обнимайте, принимайте его чувства. Не говорите «Не плачь!», не стремитесь сразу отвлечь и развлечь. Помогайте ему проживать стресс, оставаясь живым, и выходить из него, а не глотать неприятные чувства и отмораживаться.
3. Нам кажется, что тот, кто закалён невзгодами с детства, будет лучше справляться с ними и потом. Это не так. Исследования показывают, что лучше справляются с трудностями те, у кого было счастливое детство и благополучная семья. Их психика имеет запас прочности, в стрессе она сохраняет способность быть гибкой и изобретательной, они обращаются за помощью и способны утешиться сами.
4. Решать, что делать прямо сейчас с вашим собственным малышом, который плачет, дерётся или испуган – только вам, и если ваша интуиция, движимая любовью и заботой, говорит не то, что книга – слушайте интуицию.
5. Важно оставаться для ребёнка родителями, а родитель – это тот, кто заботится.
6. Хотите, чтобы он (ребёнок) умел просить прощения? Просите сами, покажите пример выхода из ссоры и признания ошибок. Если с привязанностью всё будет в порядке – у него включится подражание и он тоже научится, сам, без нравоучений.
7. Привычка эмоционально разряжаться через ребёнка – если вы срываетесь часто – это просто дурная привычка, своего рода зависимость. И эффективно справляться с ней нужно так же, как с любой другой вредной привычкой: не «бороться с», а «научиться иначе», постепенно пробуя и закрепляя другие модели.
8. Устраивайте себе «тайм-ауты», маленькие перерывы до того, как придёт невыносимая усталость. Поставьте детям мультик и спокойно выпейте кофе или примите душ. Забудьте про грозные предупреждения врачей, что телевизор дольше 15 минут в день – это очень вредно. Поверьте, мама в состоянии нервного истощения гораздо вреднее, чем телевизор.
9. Если мы учим детей не врать, а сами врём, требуем не курить, а сами курим, велим не обижать маленьких и слабых, а сами ребёнка лупим, не стоит питать иллюзии относительно результата.
10. Наши недостатки есть продолжение наших достоинств, и наоборот. Почему-то мы охотно признаём это по отношению к самим себе, но забываем, когда речь идёт о детях.
11. Почему-то многим взрослым кажется, что если ребёнок не бросает мгновенно всё, чем был занят, и не бежит выполнять их поручение, это признак неуважения. На самом деле неуважение - это обращаться к человеку не с просьбой, а с приказом, не интересуясь его планами и желаниями (исключение составляют только ситуации чрезвычайные, связанные с безопасностью).
12. Что самое-самое главное в деле воспитания детей? А самое главное – это, конечно, родитель и его собственное состояние. Психологи обожают приводить в пример пункт из инструкции о безопасности полетов: «В случае разгерметизации салона сначала наденьте кислородную маску на себя, затем на ребёнка». Потому что, если вы не сможете нормально дышать, ребёнку уж точно никто и ничто не поможет.
13. Не стоит жертвовать общением с ребёнком ради того, чтобы «дать ему всё самое лучшее». Лучше вас и ваших объятий на свете всё равно ничего нет, доверие и душевное спокойствие ребёнка не купишь ни за какие деньги.
14. Важно, чтобы в процессе столкновений с вами ребёнок получал разный тип ответных реакций. Чтобы когда-то ему уступали, а когда-то не уступали, чтобы когда-то переводили в игру, а когда-то договаривались, а когда-то ещё по-другому, чтобы как в жизни, были разные варианты.
15. Самое лучшее, что мы можем сделать для развития своих детей в нежном возрасте – не мешать им играть. Иногда участвовать в играх, иногда превращать в игру домашние дела или прогулки, иногда просто не трогать его, если он увлечён.(c)
Как рассказать детям, что такое мамин ресурс и почему он важен.
«Недавно я объясняла своим детям, «почему я иногда злая, противная, грустная и подавленная». Могу сказать, что дети теперь меня с радостью выпихивают на свидания с папой, погулять, посидеть в ванной и поспать», - пишет автор комикса Суворова Екатерина.
«Недавно я объясняла своим детям, «почему я иногда злая, противная, грустная и подавленная». Могу сказать, что дети теперь меня с радостью выпихивают на свидания с папой, погулять, посидеть в ванной и поспать», - пишет автор комикса Суворова Екатерина.
ПОКОЛЕНИЕ НЕДОУКАЧЕННЫХ
Так сложилось, что мне теперь приходится слышать много советов от людей старшего поколения относительно того, как надо обращаться с ребенком. И если на «укропную водичку» можно просто забить, то наставления в духе «не укачивай», «не приучай к рукам» и «положи в кроватку и отойди» наводят меня на горькие мысли о том, как хреново было быть нами младенцами🥺
Нами — теми, кому сейчас 30.
Этот пост — не плач по утраченному и не попытка обвинить наших родителей в том, что «недодали». (Потому что «…они дали все, что могли, — чего не дали, так того и не могли». — Екатерина Михайлова) Но только став мамой, я поняла, что все эти «не» в указаниях, которые так щедро раздаются сейчас — это все те «не», которые вылазят потом во взрослой жизни. Внезапно, вдруг и, как правило, — боком.
Что же получается: это мы — те, кого «не укачивали» и «не приучали к рукам»? Кого клали в холод простыней детской кроватки засыпать самостоятельно, а не возле теплого маминого тела, с рождения, а по сути — с бессознательного еще периода новорожденности — «воспитывая» умение «справляться самому»?
То есть это не абстрактные какие-то советы, которые нам преподносят как истину, а прокачанные на реальных детях методики.
И эти дети — не какие-то абстрактные гипотетические дети, сферические деревянные лошадки в вакууме, а… мы?
Самостоятельные с рождения, «как-то же выросшие — и ничего». Не недолюбленные, нет — но недоукачанные, недобывшие на папиных руках, недослушавшие биение сердца мамы
Может быть, именно в этом кроется причина того, что мое поколение такое голодное до объятий? Такое, на самом деле, не избалованное ими — «мама, почеши спинку» несут по жизни как святой артефакт, драгоценный «секретик» детства. Это уже потом нас гладили по головке, когда мы были хорошими и удобными — любимцами в садике, лучшими в школе, поступившими на бюджет. А тогда, когда любовь нужна была безусловной (слова еще не известны, картинка размыта), — как мы могли понять, что мы любимы?
Может, отсюда и это поголовье социальных интровертов — пожалуйста, не трогайте меня; а что — обниматься обязательно?
Самое дурацкое, что мы же первые этого и хотим — чтобы и обняли, и погладили ласково, и поплакать на плече позволили, и убаюкали на своих руках. Обыкновенной тактильной доброты ищем, по ней тоскуем. Это только кричат: секс, секс, а на самом деле — обнимите меня, пожалуйста, не хороните за плинтусом…
Поэтому сейчас, через сына, я доукачиваю саму себя. И мужа. И своих родителей. И вон ту сильную девочку, которой так отчаянно хочется тепла, но которая выставляет такие щиты и барьеры, что не пробиться. И того мальчика, который никогда не позволяет себе плакать, который «все сам», такой холодный, такой независимый, а дотронешься случайно до сердечного родничка — и не унять.
Я смотрю в еще космические, как у всех младенцев, глаза своего ребенка и повторяю как мантру: «Что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты знал: ты любим».
Я хочу, чтобы это отложилось у него в подсознании, чтобы знание это стало кожей. Я пишу ему об этом в письмах «на вырост», чтобы ему, будущему 30-летнему, на приеме у психоаналитика не было о чем говорить. Разве что: знаете, доктор, я доверяю этой жизни, не знаю почему, но доверяю; с рождения и до сейчас —
принимаю ее как дар,
и себя в ней — как чудо.
У вас усталые глаза, доктор.
Вас обнять?
***
Я хочу быть последней недоукачанной в моем роду.
Я хочу. (с) Ольга Примаченко
Так сложилось, что мне теперь приходится слышать много советов от людей старшего поколения относительно того, как надо обращаться с ребенком. И если на «укропную водичку» можно просто забить, то наставления в духе «не укачивай», «не приучай к рукам» и «положи в кроватку и отойди» наводят меня на горькие мысли о том, как хреново было быть нами младенцами🥺
Нами — теми, кому сейчас 30.
Этот пост — не плач по утраченному и не попытка обвинить наших родителей в том, что «недодали». (Потому что «…они дали все, что могли, — чего не дали, так того и не могли». — Екатерина Михайлова) Но только став мамой, я поняла, что все эти «не» в указаниях, которые так щедро раздаются сейчас — это все те «не», которые вылазят потом во взрослой жизни. Внезапно, вдруг и, как правило, — боком.
Что же получается: это мы — те, кого «не укачивали» и «не приучали к рукам»? Кого клали в холод простыней детской кроватки засыпать самостоятельно, а не возле теплого маминого тела, с рождения, а по сути — с бессознательного еще периода новорожденности — «воспитывая» умение «справляться самому»?
То есть это не абстрактные какие-то советы, которые нам преподносят как истину, а прокачанные на реальных детях методики.
И эти дети — не какие-то абстрактные гипотетические дети, сферические деревянные лошадки в вакууме, а… мы?
Самостоятельные с рождения, «как-то же выросшие — и ничего». Не недолюбленные, нет — но недоукачанные, недобывшие на папиных руках, недослушавшие биение сердца мамы
Может быть, именно в этом кроется причина того, что мое поколение такое голодное до объятий? Такое, на самом деле, не избалованное ими — «мама, почеши спинку» несут по жизни как святой артефакт, драгоценный «секретик» детства. Это уже потом нас гладили по головке, когда мы были хорошими и удобными — любимцами в садике, лучшими в школе, поступившими на бюджет. А тогда, когда любовь нужна была безусловной (слова еще не известны, картинка размыта), — как мы могли понять, что мы любимы?
Может, отсюда и это поголовье социальных интровертов — пожалуйста, не трогайте меня; а что — обниматься обязательно?
Самое дурацкое, что мы же первые этого и хотим — чтобы и обняли, и погладили ласково, и поплакать на плече позволили, и убаюкали на своих руках. Обыкновенной тактильной доброты ищем, по ней тоскуем. Это только кричат: секс, секс, а на самом деле — обнимите меня, пожалуйста, не хороните за плинтусом…
Поэтому сейчас, через сына, я доукачиваю саму себя. И мужа. И своих родителей. И вон ту сильную девочку, которой так отчаянно хочется тепла, но которая выставляет такие щиты и барьеры, что не пробиться. И того мальчика, который никогда не позволяет себе плакать, который «все сам», такой холодный, такой независимый, а дотронешься случайно до сердечного родничка — и не унять.
Я смотрю в еще космические, как у всех младенцев, глаза своего ребенка и повторяю как мантру: «Что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты знал: ты любим».
Я хочу, чтобы это отложилось у него в подсознании, чтобы знание это стало кожей. Я пишу ему об этом в письмах «на вырост», чтобы ему, будущему 30-летнему, на приеме у психоаналитика не было о чем говорить. Разве что: знаете, доктор, я доверяю этой жизни, не знаю почему, но доверяю; с рождения и до сейчас —
принимаю ее как дар,
и себя в ней — как чудо.
У вас усталые глаза, доктор.
Вас обнять?
***
Я хочу быть последней недоукачанной в моем роду.
Я хочу. (с) Ольга Примаченко
Для виноватых мам (а практика показывает, что с этим чувством живет большинство мам):
Дети съедают наш ресурс, и пусть вам не будет стыдно, что вы от них устаёте. Они так устроены - потреблять наши силы. Это нормально уставать от детей.
Нормально не любить играть по два часа подряд. Если вам 40, как мне, а ребёнку 5, то логично, что вам не может быть интересно строить домики и играть в куклы. Вы прошли эту фазу 35 лет назад.
Это нормально хотеть уйти от детей. И не на 10 минут в ванную, а хотя бы на пару часов в кафе. Поскольку дети потребляют нашу энергию, ее надо как-то восполнять. И это не потому что вы плохая мама. Чтобы энергию отдать, ее надо где-то брать.
Казалось бы бесполезные занятия (пофоткать еду, походить по улицам, попить кофе) - и есть возможность эту энергию получить. Если, уходя от детей, вы идёте мыть посуду, энергию так легко не восполнить. А вот позаниматься чем-то без «надо», очень полезно.
Есть женщины, которые ведут бизнес и у них семеро по лавкам читают Мандельштама наизусть. Так вот, у них в 99% есть те, кто помогает с детьми (у нас 9-17 каждый день). За кадром остаётся очень многое. А мы равняемся на то, что в кадре.
При этом вы можете выбирать, - быть с детьми или работать. Это не делает вас хуже или лучше. Это только ваш выбор в жизни, если он у вас есть.
Вина все равно накроет и тех, кто занимается домом (тут не доделала, тут не досмотрела), и тех, кто работает нон-стоп (как я). Потому что когда работаешь, провисает масса всего другого.
Счастливая мама - залог здоровой психики ребёнка. Так что лично я сначала себе, потом детям. Иначе что я смогу им отдавать, если у меня ничего не будет (с)
Наталья Ремиш
Дети съедают наш ресурс, и пусть вам не будет стыдно, что вы от них устаёте. Они так устроены - потреблять наши силы. Это нормально уставать от детей.
Нормально не любить играть по два часа подряд. Если вам 40, как мне, а ребёнку 5, то логично, что вам не может быть интересно строить домики и играть в куклы. Вы прошли эту фазу 35 лет назад.
Это нормально хотеть уйти от детей. И не на 10 минут в ванную, а хотя бы на пару часов в кафе. Поскольку дети потребляют нашу энергию, ее надо как-то восполнять. И это не потому что вы плохая мама. Чтобы энергию отдать, ее надо где-то брать.
Казалось бы бесполезные занятия (пофоткать еду, походить по улицам, попить кофе) - и есть возможность эту энергию получить. Если, уходя от детей, вы идёте мыть посуду, энергию так легко не восполнить. А вот позаниматься чем-то без «надо», очень полезно.
Есть женщины, которые ведут бизнес и у них семеро по лавкам читают Мандельштама наизусть. Так вот, у них в 99% есть те, кто помогает с детьми (у нас 9-17 каждый день). За кадром остаётся очень многое. А мы равняемся на то, что в кадре.
При этом вы можете выбирать, - быть с детьми или работать. Это не делает вас хуже или лучше. Это только ваш выбор в жизни, если он у вас есть.
Вина все равно накроет и тех, кто занимается домом (тут не доделала, тут не досмотрела), и тех, кто работает нон-стоп (как я). Потому что когда работаешь, провисает масса всего другого.
Счастливая мама - залог здоровой психики ребёнка. Так что лично я сначала себе, потом детям. Иначе что я смогу им отдавать, если у меня ничего не будет (с)
Наталья Ремиш
Счастлив тот ребёнок, кому дают доплакать.
Не пресекают криком "а ну прекрати немедленно!", не стоят над душой с перекошенной физиономией, а великодушно предоставляют время, место, сочувствие.
Тогда не надо насиловать свои душу и тело.
Не надо засовывать боль сухим комком подальше в горло, не нужно до бронхоспазмов давиться неутихающими всхлипываниями. Можно дать волюшку слезам, и тогда грудная клетка раскроется как цветок, и расслабятся мышцы, и разомлеет лицо, и мир станет нежным и свежим.
Роскошь, которая не стоит ни копейки и которая так мало кому доступна.
Оксана Фадеева
Не пресекают криком "а ну прекрати немедленно!", не стоят над душой с перекошенной физиономией, а великодушно предоставляют время, место, сочувствие.
Тогда не надо насиловать свои душу и тело.
Не надо засовывать боль сухим комком подальше в горло, не нужно до бронхоспазмов давиться неутихающими всхлипываниями. Можно дать волюшку слезам, и тогда грудная клетка раскроется как цветок, и расслабятся мышцы, и разомлеет лицо, и мир станет нежным и свежим.
Роскошь, которая не стоит ни копейки и которая так мало кому доступна.
Оксана Фадеева
"Почему нам сейчас так тяжело в материнстве?
Ведь раньше и стиральных машинок не было, и детей было больше, а о выгорании никто и не говорил.
Причина в том, что мы сейчас – совершенно невероятные, прекрасные мамы, мы совершаем буквально революцию исцеления реки материнства.
А парадокс в том, что именно мы гнобим себя и корим в материнстве так сильно, как ни одно поколение мам до нас.
Потому что не было ценности материнства. Была ценность выжить.
Это и есть “или я, или ты”.
Что же мы такого делаем?
Мы совершаем психическую работу, причем сразу:
За себя
“за того парня”
в контексте того, что уже происходит со мной.
Раскрою каждое:
“За себя”:
Мы наконец-то делаем то, что и надлежит делать мамам. То, что никогда раньше не считалось нормой, мы пытаемся вырастить плюс-минус психически здоровых людей, способных быть счастливыми.
Это связано со знаниями о развитии мозга, о врожденных потребностях психики на каждом этапе развитии, удовлетворение которых влияет на наше психологическое существование в этом мире: имею ли я право быть? имею ли я право хотеть? имею ли я право отличаться? Это и многое другое влияет на способность не тратить прорву энергии на низкую самооценку и попытки заполнить внутреннюю пустоту, как это у большинства из нас, это влияет на способность знать, чего я хочу и знать, как я могу это сделать. Это влияет на доверие миру и способность выстраивать близкие отношения – с близкими. Кажется, и этим не могут похвастаться поколения до.
Так вот сейчас наконец-то появилась огромная масса информации о прямой взаимосвязи детства, того, что происходит с ребенком, самого бытового, и того, как сильно и глубоко влияет это на всю дальнейшую жизнь. И мы пробуем, стараемся сделать это наконец-то правильно. Насколько у нас получается.
Почему же, если это норма, – нам так тяжело?
Пункт второй: “за того парня”
Нам так тяжело, потому что мы пытаемся дать не из того, что дали нам.
В норме так и есть: поток любви от мамы наполняет меня ребенка, и я вырастаю, психически вырастаю и крепну, и могу тогда уже и сама стать мамой и питать ребенка. Из этой любви ко мне, ставшей любовью к себе, становящейся любовью к другому.
Но нормы у нас было маловато. И тогда я пытаюсь дать любовь из того, чего у меня нет, и раздобывать это самыми мыслимыми и немыслимыми способами: нам надо проделать тонну, ТОННУ психической работы, горевания, отпускания, совладания со всем тем, чего не было. Осознать, чего не было, увидеть, что это не норма, прожить чувства в связи с этим и обиды, и гнева, и боли, и отчаяния, и безвыходности,. И наконец, понять, а ЧТО там должно быть, не только на уровне понимания, а психически достроить это самостоятельно. В ход идут литература, блоги психологов, личная психотерапия, всевозможные курсы – это титанический труд муравьишки, пытающегося построить в одно лицо разрушенный двадцатым веком целый муравейник.
Столько слез, столько работы чувств, столько в прямом смысле слова – психической терапии.
Нам не из чего давать. Это еще и наращивать надо. А мы даем.
И третий пункт: “в контексте того, что уже происходит со мной”
И сюда входит просто жизнь здесь и сейчас, не только про материнство. Здесь и мои чувства ребенка в недостаче, ранящегося об отношения с мужем, таким же раненым и местами мальчишкой. Как два слепых щенка наощупь пытающиеся проложить маршрут к контакту – тоже, тому, что не было ценностью особо у большинства людей кучу времени до нас. Или прожить руины своего неудавшегося брака, все по тем же причинам -. неумении быть в близости или находить партнера про близость, потому что мама была не про близость.
Сюда же незнание, кто я, могу ли я, магноли я, что я хочу вообще – и знаменитое ” а что, так можно было?” – мы только встали на путь исцеления. И это все требует серьезной работы.
Никогда не думали, почему интеллектуальный труд и творческий оплачивается так высоко, в отличие от физического, даже если и титанического?
Моя работа – сугубо умственно-психическая. Видели бы вы, СКОЛЬКО я ем и КАК сплю, после закрываний родов, проведения групп, написания текста… Потому что затрата энергии здесь намного круче, чем стоять на заводе, или пахать от звонка до звонка.
Попробуйте представить только, какое количество энергии уходит на материнство + проживание травм + психическую жизнь души, если ты живой.
И еще довесочек, из времени “без стиральных машинок и. памперсов”:
– требования к успешности и идеальности, плоды условной любви.
Родители выживали, и старались сделать так, чтоб выжили и мы. Поэтому лучше, еще лучше, старайся, еще больше делай. Мало результата. Либо 5 либо никак.
Ты хорошая и любимая, только если.
Выращеные в парадигме условной любви, мы точно знаем, что “право иметь” я буду только если сделаю что-то хорошо.
А предела совершенству нет. Особенно сейчас, когда каждые пять лет все больше и больше нового в системах воспитания. И ты все равно отстаешь от этого, ребенок-то твой одноразово растет, что-то ты уже упустила раньше, пока не знала.
Очень много уходящей энергии на доказательство себе своей хорошести, права, и правильности, даже там, где в комнате только ты и твой ребенок.
– ориентация современного общества на успех в самореализации, а не материнстве, и тогда ты фигней занимаешься, разгружая вагоны вот все выше перечисленные – нет ценности и самоподдержки.
Ты пытаешься совладать с океаном, пока дно его, песочное, просыпается через огромные пальцы Общества, чем жена занимается? – “да ничем, она дома сидит, с детьми”.
Пока мы – матери – переворачиваем будущее в сторону любви, действительно исцеляя планету людей, внутри и снаружи нет ни просто признания этого и благодарности, так нет не только поддержки, но даже обесценивание, критика, конееечно, конечно, на это уходит масса сил!
– И плюс система города – когда ни тебе общины, где дети носятся вместе, и домой забегают только поесть, ни деревня взрослых, где все дети наши, и в воспитании участвует много людей, не только мама, и папа по вечерам и. выходным (если он еще есть, а то и это не всегда) . Плюс с выходом замуж и рождением детей дружба сохраняется довольно номинально: помню, в универе мы были близки, и теплом прожитого только и держимся, нежностью друг к другу за время и детство, но что тут про здесь и сейчас?
Поэтому да, нам тяжело. И это нормально. Нормально выдыхаться, нормально выгорать. Нормально чувствовать недостаток сил давать. Мы в этом не плохие, не ущербные, а огромные молодцы.
И мы нормальны – в желании поддержки и опор. (с) Марьяна Олейник
Ведь раньше и стиральных машинок не было, и детей было больше, а о выгорании никто и не говорил.
Причина в том, что мы сейчас – совершенно невероятные, прекрасные мамы, мы совершаем буквально революцию исцеления реки материнства.
А парадокс в том, что именно мы гнобим себя и корим в материнстве так сильно, как ни одно поколение мам до нас.
Потому что не было ценности материнства. Была ценность выжить.
Это и есть “или я, или ты”.
Что же мы такого делаем?
Мы совершаем психическую работу, причем сразу:
За себя
“за того парня”
в контексте того, что уже происходит со мной.
Раскрою каждое:
“За себя”:
Мы наконец-то делаем то, что и надлежит делать мамам. То, что никогда раньше не считалось нормой, мы пытаемся вырастить плюс-минус психически здоровых людей, способных быть счастливыми.
Это связано со знаниями о развитии мозга, о врожденных потребностях психики на каждом этапе развитии, удовлетворение которых влияет на наше психологическое существование в этом мире: имею ли я право быть? имею ли я право хотеть? имею ли я право отличаться? Это и многое другое влияет на способность не тратить прорву энергии на низкую самооценку и попытки заполнить внутреннюю пустоту, как это у большинства из нас, это влияет на способность знать, чего я хочу и знать, как я могу это сделать. Это влияет на доверие миру и способность выстраивать близкие отношения – с близкими. Кажется, и этим не могут похвастаться поколения до.
Так вот сейчас наконец-то появилась огромная масса информации о прямой взаимосвязи детства, того, что происходит с ребенком, самого бытового, и того, как сильно и глубоко влияет это на всю дальнейшую жизнь. И мы пробуем, стараемся сделать это наконец-то правильно. Насколько у нас получается.
Почему же, если это норма, – нам так тяжело?
Пункт второй: “за того парня”
Нам так тяжело, потому что мы пытаемся дать не из того, что дали нам.
В норме так и есть: поток любви от мамы наполняет меня ребенка, и я вырастаю, психически вырастаю и крепну, и могу тогда уже и сама стать мамой и питать ребенка. Из этой любви ко мне, ставшей любовью к себе, становящейся любовью к другому.
Но нормы у нас было маловато. И тогда я пытаюсь дать любовь из того, чего у меня нет, и раздобывать это самыми мыслимыми и немыслимыми способами: нам надо проделать тонну, ТОННУ психической работы, горевания, отпускания, совладания со всем тем, чего не было. Осознать, чего не было, увидеть, что это не норма, прожить чувства в связи с этим и обиды, и гнева, и боли, и отчаяния, и безвыходности,. И наконец, понять, а ЧТО там должно быть, не только на уровне понимания, а психически достроить это самостоятельно. В ход идут литература, блоги психологов, личная психотерапия, всевозможные курсы – это титанический труд муравьишки, пытающегося построить в одно лицо разрушенный двадцатым веком целый муравейник.
Столько слез, столько работы чувств, столько в прямом смысле слова – психической терапии.
Нам не из чего давать. Это еще и наращивать надо. А мы даем.
И третий пункт: “в контексте того, что уже происходит со мной”
И сюда входит просто жизнь здесь и сейчас, не только про материнство. Здесь и мои чувства ребенка в недостаче, ранящегося об отношения с мужем, таким же раненым и местами мальчишкой. Как два слепых щенка наощупь пытающиеся проложить маршрут к контакту – тоже, тому, что не было ценностью особо у большинства людей кучу времени до нас. Или прожить руины своего неудавшегося брака, все по тем же причинам -. неумении быть в близости или находить партнера про близость, потому что мама была не про близость.
Сюда же незнание, кто я, могу ли я, магноли я, что я хочу вообще – и знаменитое ” а что, так можно было?” – мы только встали на путь исцеления. И это все требует серьезной работы.
Никогда не думали, почему интеллектуальный труд и творческий оплачивается так высоко, в отличие от физического, даже если и титанического?
Моя работа – сугубо умственно-психическая. Видели бы вы, СКОЛЬКО я ем и КАК сплю, после закрываний родов, проведения групп, написания текста… Потому что затрата энергии здесь намного круче, чем стоять на заводе, или пахать от звонка до звонка.
Попробуйте представить только, какое количество энергии уходит на материнство + проживание травм + психическую жизнь души, если ты живой.
И еще довесочек, из времени “без стиральных машинок и. памперсов”:
– требования к успешности и идеальности, плоды условной любви.
Родители выживали, и старались сделать так, чтоб выжили и мы. Поэтому лучше, еще лучше, старайся, еще больше делай. Мало результата. Либо 5 либо никак.
Ты хорошая и любимая, только если.
Выращеные в парадигме условной любви, мы точно знаем, что “право иметь” я буду только если сделаю что-то хорошо.
А предела совершенству нет. Особенно сейчас, когда каждые пять лет все больше и больше нового в системах воспитания. И ты все равно отстаешь от этого, ребенок-то твой одноразово растет, что-то ты уже упустила раньше, пока не знала.
Очень много уходящей энергии на доказательство себе своей хорошести, права, и правильности, даже там, где в комнате только ты и твой ребенок.
– ориентация современного общества на успех в самореализации, а не материнстве, и тогда ты фигней занимаешься, разгружая вагоны вот все выше перечисленные – нет ценности и самоподдержки.
Ты пытаешься совладать с океаном, пока дно его, песочное, просыпается через огромные пальцы Общества, чем жена занимается? – “да ничем, она дома сидит, с детьми”.
Пока мы – матери – переворачиваем будущее в сторону любви, действительно исцеляя планету людей, внутри и снаружи нет ни просто признания этого и благодарности, так нет не только поддержки, но даже обесценивание, критика, конееечно, конечно, на это уходит масса сил!
– И плюс система города – когда ни тебе общины, где дети носятся вместе, и домой забегают только поесть, ни деревня взрослых, где все дети наши, и в воспитании участвует много людей, не только мама, и папа по вечерам и. выходным (если он еще есть, а то и это не всегда) . Плюс с выходом замуж и рождением детей дружба сохраняется довольно номинально: помню, в универе мы были близки, и теплом прожитого только и держимся, нежностью друг к другу за время и детство, но что тут про здесь и сейчас?
Поэтому да, нам тяжело. И это нормально. Нормально выдыхаться, нормально выгорать. Нормально чувствовать недостаток сил давать. Мы в этом не плохие, не ущербные, а огромные молодцы.
И мы нормальны – в желании поддержки и опор. (с) Марьяна Олейник
Это так просто. Но так важно.
Это так просто - притормозить на повороте, чтобы прошел пешеход. Тогда его пальто и ваша совесть будут чисты.
Это так просто сказать ребенку, который разбил елочную игрушку - "ничего, малыш, это на счастье", а не кричать полчаса, как будто он разбил не шарик, а ваше сердце.
Это так просто - позвонить маме и спросить: "мама, привет, а как твои дела вообще?", а не звонить только тогда, когда что-то нужно.
Это так просто - встать после спектакля и аплодировать стоя. Ваши ноги не оторвутся от напряжения, не бойтесь. А артистам будет приятно. Ваши аплодисменты - их главная пища, их награда. Другой у них нет.
Это так просто - оставить свое мнение при себе, если вы с чем-то не согласны на фейсбуке. А энергию, которая уходит, как вода на ядовитый комментарий, потратить на созидание.
Это так просто - быть благодарным. Говорить "спасибо" за то, что вам уступили место, что быстро ответили на ваше письмо, что согласились с вами пообедать. Потому что, если честно, вам никто ничего не должен. Ни родители, ни ваши дети, ни ваши коллеги, ни подружка, ни консьерж, которому вы возмущаетесь, что на 9м этаже громко слушают музыку.
Это так просто - сказать "нет" всему, что вам не близко. Людям, которые делают вам больно - нет. Людям, которые не разделяют ваши ценности - нет. Скучным книгам - нет, бросайте их. Грубияну-таксисту - нет, найдите другое такси, уважайте себя. "Нет" всему, что вас разрушает. "Да" всему, что делает вас счастливым.
Это так просто - отправить смс "я тебя люблю". Просто так. Без повода. Потому что вам повезло, вам есть кому написать.
Это так просто - нарушить правила. Быть смешным. Проспать. Уснуть в кинотеатре. Надеть самое нарядное платье в самый серый день. Есть из праздничного сервиза омлет и гречневую кашу.
- Мама, - признались поздно вечером дети. - Мы так мечтаем однажды поспать все вместе и прямо на полу. Мы понимаем, что не сейчас, впереди понедельник, и у Яруси сопли, и ясно, что идея так себе, но так хочется, мама, имей, пожалуйста, ввиду.
- Прекрасная идея, - сказала я. - Почему бы нам не сделать это прямо сейчас. Ведь это так просто.
Из маленьких вещей - из вашего "спасибо", "пожалуйста", "ничего страшного", "я люблю тебя", "поцелуй меня", "давай обнимемся", "я тебе рада", "давайте сделаем это сейчас" - складывается большое, настоящее счастье. (с)
Ярослава Гресь