Статистика ВК сообщества "ФАНФИКИ ЖИЗНИ"

• Последний снег •

”Пальцы, погруженные в человечье нутро, уже сводило от холода. Прошло достаточно времени, чтобы тело остыло, да и погода теплом не радовала — даже через толстые стены крома просачивался холод, а здесь, в подвалах, почти лишенных жаровен, было едва ли теплее, чем на улице. Наконец, когда была найдена селезенка и выложена рядом с сердцем и печенью, можно было заняться делом...„

© [club56499878|Xierillae]

#отрывок@гадания

•Ирисы•

Ночи в конце месяца Яблок* всегда были удивительно теплыми в Соли, словно не пришло время жатвы и поворота Колеса в сторону темного времени года. Птицы еще не покинули свитых весной гнезд, еще пел в тени сада соловей. Только воздух был чуть морознее, едва опускались сумерки, а в садах нет-нет, а появлялось утром хрупкое цветение поздних цветов.
Когда-то, еще в детстве, с месяцем Яблок к Натаниэлю приходила некоторая слабость и желание поскорее уйти на покой, но с годами оно исчезло. В этом году, стоило пройти порог праздника Медовых Яблонь*, он и вовсе потерял покой. Все казалось, опустятся вновь сумерки, потушат все свечи в доме слуги, знаменуя время сна, и тогда скрипнет вновь дверь в спальню, а на пороге вырастет молчаливая фигура Ирондель. Ночной стылый сквозняк всколыхнет подол тонкой шелковой рубахи, которую она оставляет на ночь, а после отпустит белоснежную ткань и опустится сам, оставляя в воздухе лишь тонкий аромат чертополоха и полыни да ноту лавандовой воды. И Дель, так и не проронив ни слова, пройдет в комнату, запирая дверь, улыбнется печально и опустится рядом, как сделала это в Гли Бейд. А после растает на рассвете.
Но Ирондель не приходила, она даже не вспоминала о событиях праздничной ночи, когда ей выпало стать Хозяйкой Зимы. А он злился на самого себя раз за разом, потому что позволил себе на что-то надеяться, потому что позволил себе вспомнить, что когда-то имел право назвать Ирондель своей и вновь пожелал этого, хотя сам теперь не принадлежит самому себе.

Сон не шел. Не помогали ни гретое постельное белье, ни попытки взбить подушку, ни даже хождение по комнате или чтение скучной ноктюрнской классики периода завоевания юга Соли. Как не помогали до того вечерние, почти ночные тренировки с саблей или музицирование. Оставалось только позвать камердинера, одеться и выйти в ночь, будучи движимым нелепой надеждой, что тяжелые мысли выветрятся из головы и придет долгожданная усталость.
Ночь встретила его мягкой прохладой и горьковатым полынно-календульным ароматом зацветающих хризантем, таким сильным, что хотелось прикрыть нос и рот платком и поскорее уйти подальше от разбитых слишком старательным садовником клумб. Уйти в самый конец сада, к небольшой рощице у ручья, где разливался в трелях голос беспокойного соловья, а в сыроватый от близости воды воздух примешивались ноты пудрового аромата цветущего второй раз ириса. И может ему повезет, и во флигеле, выходящем дверями на ажурный мостик через ручей, будет в окнах бликовать хрупкое свечное пламя и на стук в тонкую перегородку стекла ответят, откроют ему и пустят внутрь. А там... Что же, иногда стоит высказаться, чтобы стало легче.

В окнах действительно горел свет. Ему отворил тяжелую дверь заспанный слуга, тут же с поклоном удалившийся досматривать прерванный сон. Только Ирондель не вышла встречать.
Он нашел ее в дальних комнатах, слишком занятой, чтобы отвлекаться на ночных гостей, а на тонкую шелковую рубашку был накинут теплый шлафрок, небрежно распахнутый, потому что девушка не потрудилась перетянуть талию поясом.
— Не спится? — она тряхнула густой копной вьющихся, не собранных даже обычной льняной ленточкой, волос, немилосердно обрезанных чуть выше бедер.
— Как и тебе, — он отложил на узкий комод, стоящий возле порога, собранный букет ирисов. В неверном свете луны он принял их за фиолетовые с нежными желтоватыми прожилками в сердцевинке соцветий, но теперь отчетливо видел, что сам того не ведая собрал совсем другие. Ирисы были удивительно темно-красными, будто кто-то крепко поранился у ручья, а цветы вобрали в себя все до капли и сохранили тот оттенок, когда кровь еще не до конца запеклась.
— Меня леди Элиот не осудит, — свеча выхватила чуть склоненную полубоком голову, осветила линию носа с горбинкой, но милосердно скрыла усилившееся с годами разноглазие, превратив темно-фиалковый и сиренево-синий глаза в одинаково темные, почти черные. — Я редко сплю ночью, Ферни. А сегодня это имеет особенный смысл. Мэй нездоровится уже третий день, и чем дольше, тем ей хуже. Для дочери егеря она слишком болезнена и, боюсь, вполне способна заразить остальных. Ее отец уже жаловался на боль в горле и головокружение. Думаю отправить к ним Мэйгво с посылкой. Пару склянок она унесет, а может и больше.
Натаниэль покосился на птицу, выбравшую себе насестом каминную решетку, горячую настолько, что даже за несколько шагов до нее шел ощутимый жар. Если бы не знал, принял бы прячущегося в обычном соколином оперении феникса за обычную ловчую пичугу.
— Ты вовсе не обязана беспокоиться о моих слугах, Дель.
— Нет, не обязана, — она отвернулась вновь к горелке и булькающей в ней вязкой жидкости, уменьшила огонь и всыпала в бурую массу очередные стертые в порошок ингредиенты, — но я хочу. А сейчас помолчи немного, пожалуйста.

Она передвигалась по комнате быстро, но настолько плавно, что порой казалось, будто Дель танцует. Нат следил не отрываясь, как подвешивает она за крюк в камине небольшой пузатый чайник, как возвращается к столу и вновь отходит от него, чтобы прихватить то бутыль вина, то небольшой стеклянный фиал с рубиново-красным уксусным раствором, а после и вовсе бросает все и склоняется, чтобы чиркнуть записку. И мельтешение девушки, которое должно было, если следовать логике, раздражать, наоборот, приносило спокойствие и некое умиротворение — то, что Натаниэль потерял за последние две недели и безрезультатно все пытался отыскать.

Наконец она погасила пламя горелки, завернула в пергамент свои хитрые зелья и аккуратно подписала посылку. После возле Натаниэля на столе появилась пузатая кружка, до краев полная темного настоя, терпко пахнущего травами, а сама Ирондель опустилась напротив и осторожно сжала кончиками пальцев его ладонь.
— Я не обязана, Ферни. Но я хочу помочь твоему егерю и его дочери. Не потому, что мне на них не плевать, а потому, что я беспокоюсь в первую очередь о тебе. У девочки с отцом вариола*, и если им не помочь сейчас, заболеет куда больше человек, в том числе можешь заболеть и ты. А от вариолы умирают. Часто. И страшно.
— Поставь, пожалуйста, цветы в вазу, Дель.
Он силой смахнул с себя взявшее оцепенение, зная, что лишь оттягивает момент. Но появившиеся после Гли Бейда проблемы со сном, тяжесть мыслей и необходимость признания очевидного, что прошло столько лет, но нежная привязанность к ноктюрнской герцогине никуда не делась, а теперь переросла в нечто куда большее, требовали хотя бы немного отсрочки и раздумий. Хотя казалось бы, зачем оттягивать еще больше неизбежное, расчленяя в мыслях это на составляющие в нелепом поиске логики. Он отпил настой, вновь отдаляя момент, когда избавится от отягощающего его груза.

— Они красные, — Дель удивилась, но оставлять без воды цветы не стала, опустила аккуратно в вазу, тут же бросив в урну для бумаг когда-то забытые и засохшие полевые цветы, которые ей — Нат знал об этой привычке у своих поместных слуг и крестьян, — приносили пришедшие за лекарствами горничные.
— Это странно? — получилось правильно: ровно и спокойно. Как надо. И он снова скрылся за кружкой с настоем.
— Отчасти. Ты знаешь историю о Марон и Этцеле?
— Поверхностно, как и многие в Ноктюрне. Это было слишком давно, а подается как выдуманная в их времена легенда. Неприятно думать, что в основании империи виновата эльфийка.
— Всего шестьсот-семсот лет. И она была полуэльфийка. — Ирондель погладила лепестки и отняла от цветом пальцы. — А что неприятно — лишь веянье времени. В каждом ноктюрнце так или иначе есть капля эльфийской крови, как и в форосуурце или жителе Соли. Вопрос лишь в том, когда и как она проявит себя. И сможешь ли ты это принять это так же легко, как принимают форосуурцы.
Замечание царапнуло. Дель говорила практически правду. Нат знал, что и в нем есть немного от остроухих, и это наследие успело сказаться на внешности. Лукавила колдунья лишь в том, что ее кровь, как и кровь императоров Ноктюрна, с эльфами ровным счетом ничего не связывало, а вот с Этцелем очень даже многое.
— Так что с Марон и Этцелем?
— Марон была дочерью последнего короля Тар Аурима и Пламени, генералом армии водных эльфов и последней их жрицей Аллиатара-Воды. Тарн Альдрог, отец Марон и король Тар Аурима, возлагал на дочь большие надежды. Верил, что она победит Этцеля. Но... битву она проиграла, стала рабыней. Этцель ненавидел эльфов, а вот Марон внезапно приблизил к себе. Сделал своей наложницей и даже пообещал освободить и сделать одной из жен, если она родит ему наследника. Говорят, что Марон направляли Тьма и Пламя. Но самое главное не это... — Дель обернулась, нервно комкая шелковую ленту, которой Нат перевязал цветы. — Марон получила красные ирисы дважды. От самого Этцеля. И от его приемного сына, Нирия, которого родила жена его старшего брата. И оба раза они означали для нее одно и то же. "Зачем ты потревожила мое сердце?"
Дель криво улыбнулась, словно высмеивая этот момент легенды.
— Впрочем, ничего хорошего ей эта любовь не принесла. Этцеля убили, Нирий спустя время женился на одной из отцовских человеческих наложниц, ребенок Марон и Этцеля родился мертвым, а саму Марон обвинили в сговоре и убийстве ее хозяина. Больше всего от этой истории выиграли Тьма и Пламя. Они хотели тогда уничтожить все, что связано с Ауримом. И у них почти получилось. Если бы не наказание от Хозяйки судеб, кто знает, может, и наши императоры были бы немного эльфами.

Нат допил настой и решительно отставил пустую кружку в сторону. Сам того не желая, он выдал себя с потрохами просто из-за того, что слишком поверхностно что-то знал. Он поднялся с кресла, лишь чудом сдержал вздох и подошел к комоду, возле которого стояла Ирондель. Он только хотел вернул себе ленту, чтобы снова перевязать волосы, но понял, что оттягивать больше признание не станет.

— Дель, — пальцы сами крепче сжали узкую полоску шелка, — ты помнишь, что когда-то ответила мне на мои жалкие объяснения, почему мне пришлось уехать, а наш брак отменили, маленьким букетом белых фиалок и роз*? — Она медленно кивнула, перестала разглядывать рукав собственной рубашки и посмотрела ему в глаза. Натаниэль поднял руку, чтобы убрать за ухо девушки прядь, лезущую ей в глаза, но отнимать пальцев не стал, лишь кончиками касаясь девичьего уха. — Что, если ирисы действительно не просто так красные? Могу ли я... надеяться?
— Прости, что?..
Дель нахмурилась, запахнула шлафрок, обнимая себя руками.
— Я не знал, что они значат, пока ты не сказала, но... То, что случилось в Гли Бейд... Я очень долго думал, сомневался, и, Дель, мне не кажется. Ты и правда потревожила мое сердце. Еще тогда, пока я не покинул Ноктюрн. Когда мы встретились в Форосууре, я не был уверен, полагал, что все прошло. Но теперь, теперь я особенно четко осознал, что не прошло. Это никуда не делось, просто ждало момента, когда я сам это осознаю.
Он склонил голову, коснувшись ее лба своим, и прикрыл глаза, чтобы выдохнуть ей в губы признание, из-за которого пришел. И словно шагнул в пропасть:
— Я люблю тебя.

Она погладила его по щеке, коротко поцеловала и отстранилась.
— Надеяться можно и нужно всегда и на что угодно. Но у тебя, Ферни, есть невеста. А я не хочу прожить остаток своей и без того странной жизни в роли приживалки и любовницы. К тому же, леди Элиот все это убьет.
— И все же... — он огладил пальцем ее скулу.
— И все же, Ферни, — она снова подняла на него взгляд, приблизилась и вновь коротко поцеловала, — если ты осознаешь, что это может плохо кончиться, то надежда не напрасна. Ты любимчик Вирлэ, а кто я такая, чтобы идти наперекор Тьме... Но на твоем месте, — она опустила взгляд и застегнула ему верхние пуговицы камзола, — я бы поторопилась вернуться. Светает. А еще в настое был чабрец, много душицы и кипрей. Здоровье, знаешь ли, превыше всего.

Примечания:

Красные ирисы — символ зародившейся любви
месяц Яблок/месяц Луны Яблок/Луны Меда — август
праздник Медовых Яблонь или Гли Бэйд — 1 августа, Первая Жатва.
*вариола — оспа, в данном случае скорее ветряная
* белые фиалки и розы — символы чистоты и светлой, нежной любви.

© [id229271168|Xierillae]

Самайн

Воздух по-предзимнему стыл. Оседает колючими иглами инея в лёгких — не вздохнуть без боли, не выдохнуть, сдержав слезы. В Ярнвиде слишком темно и сумрачно. Костер, разведённый не столько для согрева или капли света, сколько для знака — вот она я, приходи же, — оставляет отблески столь малые, что хищные тени, подбирающиеся к хрупкому кругу кажутся только темней и опасней. Пламя призрачно. Оно синеет потусторонней, холодной пляской. Но даже так становится слишком спокойно.
Ярнвид страшит меня не больше, чем малого ребенка знакомый пролесок.
И все же дышать слишком больно. Хочется замереть, закрыть глаза и вспомнить, что где-то там, куда редко заходит кто-то из знакомых мне людей, я вросла глубоко корнями в землю, встала гибкой темной елью и осталась стоять. Одна из многих. Единственная, в ком ещё можно будет найти однажды свое потерянное Я.

Ладонь почти не саднит, хотя я помню, как долго текла с нее густым черным киселем горячая кровь. Немногое, что ещё роднит с живыми.
Под темно-бордовым покрывалом-саваном уютно. Свернулись косы змеями, непослушными, все тянущимися прочь — сбежать, уползти, исчезнуть, обретя не только своеволие, но и собственную жиль.
Оседает на побледневших от мороза губах инеистая соль пополам с горьким пеплом: тело жжет призрачный огонь, пожирает прошлое. И уже сложно разделить Явь с зыбким, скользким Не-Здесь. Ярнвид пьет закипающую кровь жадно, как изголодавшийся зверь. Миг — короче удара сердца — и все растворяется, рассыпается колким первым снегом, оставляя лишь черную, иглами под лопатки ласкающую, почву и полный звуков — шорохов крыльев, дикого хищного рыка и шёпота, — Нижний Мир.

— И всё-таки, ты сумрачная или даже темная девочка. Вставай уже. С новой жизнью, мертвая птичка.
Пальцы скользят по ране в груди, красятся в чермный — торжественно-мертвый погребальный багрянец. Съеденное сердце оставило лишь гулкую пустоту меж ребер.
— Красиво, конечно, — Лофт облизывает перепачканные моей кровью пальцы с каким-то извращённым удовольствием. — Даже пафосно. И сердечко дала съесть, и всю себя отдала. Мертвая птичка — забавный подарок. В духе Мамочки.
Кивает на изрезанную ладонь с засохшей коркой — слишком незаметный след клятвы по сравнению с добровольным шагом к смерти с последующим перерождением.
— Как там зовут тех неупокоиц, что возрождаются из пепла? — щедро набирает угольев из кострища, сыпет с садистской ласковостью на место отданного сердца. И от боли возвращается голос. Тихий, как шелест палой листвы:
— Фениксы.
— Из тебя феникс вышел бы хреновый. Но хоть не дохлая синичка. Порадовала!
— Ты... доволен?
В груди жгут уголья, шипят растревоженным змеиным гнездом. Теперь уже совсем не больно и не страшно...
— Мы. Мы довольны, Свалвон.
Редит кончиками пальцев рассыпавшиеся по плечам длинные косы, те вспыхивают тусклым красным золотом и вновь темнеют в холодный темно-русый.

Руки зарываются в жаркий пепел, раскрашенный яркими непогасшими искрами. Тепло и спокойно. Ярнвид обступает неприступной стеной, защищая от чего-то извне. Чего-то живого.
— Дыши. Долго тебе здесь находиться нельзя. Возвращайся к себе.
Кажется — и хочется верить, — что в словах не до конца скрытая забота. И сколько не была я упрямой, невольно хочу подчиниться.

Воздух оседает колючими иглами инея в лёгких. Стылый, по-предзимнему сладкий. Почти ничего не болит. И только с ладони капает, пачкая юбку и волосы густым черным киселем пущенная для очередной клятвы кровь...

Примечания:
Ярнвид — Железный Лес. Лес в Йотунхейме, в котором живёт Ангрбода — жена Локи, родившая ему Хель, Йормунганда и Фенрира. Не самое приятное для людей место.
Мамочка — Мать Ведьм.
Чермный — устар. "красный"
Дохлая синичка — (нлг) символ одного йотуна, не шибко любящего Локи.

[id229271168|©Xierillae]

И вот в один из зимних вечеров,
Мне стало очень грустно.
Мне вспоминались времена…
Когда спокойно и без всякой лжи любил свою я первую любовь.
Когда смогли мы отыскать те яркие огни в сердцах.

Но дни летели очень быстро…
И вместо радости в глазах
Дарила мне пустой и одинокий взгляд.
Любовь и наша прогорела.
Любовь смогла и тут уйти в обман.

Как же так смогло случиться?
Как же так смогла закрыться и уйти на покой?
Почему же? Почему же?
Ты смогла меня так разыграть?
Разве так хитрят с любовью?

«Остановись,» - прошепчу себе же,
И опущу свой взгляд на третью сигарету и тихонечко вздохну.

Как же ты тогда смогла поверить?
Как же ты тогда смогла мой мир превратить в другой?
Почему же я так долго шел к одной мечте, но мне пришлось свернуть с тропинки на одну из троп лесов.
И ведь тогда я и потерял тебя.
Ведь именно тогда прошел мимо блестящих от любви глаз.

Она меня тогда ведь опоила…
Она тогда же превратила все в обман.

«Слушай, а ты хорошо меня помучил…
Ты хорошо смог поиграть в игру.
Ты обошел там всех везучих и умелых игроков.
Ты смог пройти туда, кто когда-то не смог и даже посмотреть.
Ты лишь пробрался в одно из самых закрытых мест.
Ты смог тогда ведь насладиться тем, что было отдано тебе?
Так почему же ты тогда сумел спокойно отвернуться?
Почему тогда решил так просто разорвать?»

– прочту я строчки на бумажке…
А ведь тогда ты любила…
Тогда ты хотела построить свой мирок с моим участием…
А мне пришлось все растоптать…@

Руки, по локоть в муке, слегка сводило с непривычки. Венн всегда признавала, что она белоручка и что приготовить сложнейшее зелье или мазь ей куда проще, чем испечь пирог. И, все же, тесто под руками теплело и разминалось слегка липнущей к пальцам массой. Кисло пахло в воздухе вишнями, сахарной пудрой и чуть-чуть ванилью, добавленной в тесто. Пока все складывалось удачно.

Наарифин никогда ей ничего не запрещал, каждое новое начинание если не поощряя, то уж точно не пресекая. Беспокойная подруга хочет в Джероллские горы, искать драконьи храмы и захоронения? Пусть едет.
Решила нырнуть в Море Призраков, чтобы поискать там останки снежных эльфов? Непременно стоит засунуть ей в собранные вещи амулет защиты от морозов.
И все что угодно, любое увлечение, лишь бы не попытки отправиться с экспедицией на Атмору.
Знал ли лорд, что однажды ее занесет на кухню и что богатый шелк пачкается о вековой слой жирной грязи так же, как мешковина?

Это был уже третий пирог. Первые два окончили свой путь в корыте с пищевыми отходами. У одного оказалось слишком жидкое тесто, другой задержался в печи и обгорел. Третий пока обещал выйти хотя бы сносным. Венн уже рассчитала верное количество муки, сколько надо чашек вишни пустить на начинку, даже формочку для пирога подобрала такую, чтобы быть скорее уверенной в успехе, чем просто уповать на чудо.
Печево, проверяемое каждый раз, когда Линдвэн мысленно досчитывала до пятисот, выходило румяным и пахло на всю кухню приятно кисловатыми ягодами и корицей.
Близился миг, когда формочку можно будет вытащить, оставить на столе у окна под тонким полотенцем, чтобы пирог остывал. Венн руки вытерла о простенький фартук и присела перед печью, чтобы досчитать в очередной раз уже в тишине и спокойствии.

— Что ты тут делаешь, Гэрлиндвэн, — чужая рука вытянула длинную шпильку, удерживающую часть волос в строгом узле на затылке, а потом аккуратно заколола пряди по новой. Чужим дыханием опалило нежную кожу на шее, тут же ласково прикушенную. Линдвэн голову откинула, сбившись со счета.
— У меня такой же вопрос. Что здесь забыл ты? — Наарифин выпрямился, напоследок коснувшись губами ее виска.
— Шел, ориентируясь на незнакомый запах. Обычно из этого крыла тянет твоими зельями и мазями.
— В этом прелесть загородных домиков, — поднялась легко со скамьи, чтобы подпорхнуть к заслонке, открыть ее и достать полностью готовый пирог. — Ты занимаешься работой без отрыва от свежего воздуха. А прием пищи — просто трата времени, можно есть ягодки. — Пальцем провела по вытекшей из песочного плена капельке вишневого сиропа и, надеясь, что Наарифин не заметит, отправила запачкавшийся палец в рот.
Она действительно любила небольшой дом неподалеку от Абесинского моря. Ей нравилось, что при малейшем желании можно было уехать в Фестхолд, но если этого желания не было, никто не помешал бы насладиться уединением и покоем, в котором хорошо работается, пишется или просто думается.

— Я по-прежнему считаю, что великого повара из меня не выйдет, — пирог поставила на натертый до блеска стол. — Но есть это можно, — замялась на секунду. — Мы останемся здесь… или ты предпочитаешь столовую?
— Я предпочитаю то, что выберешь ты сама, Гэрлиндвэн. Достоин твой пирог столовой или уютного чаепития на кухне, пока никто не видит — решаешь только ты. Но чтобы ты не решила, это будет одинаково правильным.
— Ты даже не пробовал…
— Не думаю, что ты меня разочаруешь. В конце концов, если из тебя вышел прекрасный алхимик, шанс, что ты не справилась с третьим, — Венн вздрогнула, понимая, что о неудачах Наарифин тоже осведомлен, — пирогом, равен практически нулю.
Линдвэн улыбнулась мягко, опустив глаза в пол. Отерла снова руки, нервно и жестоко, словно стараясь стереть с них кожу. И снова подняла глаза на Наарифина.
Чем сумела она так понравится Маре, что та подарила ей свое благословение? За какой подвиг ей дано такое нелепое счастье? И почему именно ей, не сестрам, не брату, а именно ей — никчемной, не способной жить по тем правилам и устоям, которые считаются правильными, способной в обществе лишь лицемерить…

Венн вздрогнула, когда Наарифин некрепко сжал ее плечи, притянул к себе, чтобы обнять, коснуться губами присыпанных за время готовки мукой волос. И тихо разревелась. Просто так, от захлестнувшего счастья…

***

… Открыть глаза оказалось куда сложнее, чем она себе это предполагала. Пережитое во сне, несуществующее счастье выплеснулось на меховой сверток, служивший ей подушкой, горечью несбывшегося…

Никогда. Ничего. Не было…

Даже вся магия Нирна не в силах вернуть тех, кто давно стал пеплом, чьи могилы украсились жесткими побегами ежевики, колючками, тиранящими каждую руку, что потянулась к надгробью…

Скулдафн давил тяжелыми потолками в кельях, подавлял громадными сводами величественных залов. Оставленные Пожирателем Мира царапины чесались и умоляли скорее ногтями содрать образовавшуюся корку сукровицы.

Гэрлиндвэн перевернулась, лицом уткнувшись в холодную темноту каменной кладки, свернулась по-кошачьи калачиком. И заплакала.
Безо всякой надежды…

© Xierillae

ㅤ ㅤ ㅤ ㅤ
ㅤ ㅤ [club150367963|Imagine] — в большинстве своём небольшие истории, содержащие какой-то момент из жизни. Также как и фанфики имейджины пишутся по самым различным фэндомам, однако, чаще всего от второго лица с использованием местоимений ты/вы. При чтении вы довольно часто будете встречать Т/И или Т/Ф, что означает «Твоё имя» и «Твоя фамилия». Это позволяет полностью окунуться в рассказ.

ㅤ ㅤ В [club150367963|~ Dreams ~] вы найдёте огромное количество самых разнообразных зарисовок по многим фэндомам: актёры и актрисы, киновселенная Марвел, Гарри Поттер, популярные компьютерные и консольные игры, певцы и певицы, футболисты, сериалы, фильмы.

ㅤ ㅤ Добро пожаловать в мир самых сокровенных желаний и фантазий Мы ждём именно тебя.
ㅤ ㅤ
ㅤ ㅤ
ㅤ ㅤ

• Последний снег •

”— Тут написано, — нарушил уютную тишину Ормгейр, — что настоящая леди носит длинные красивые платья, перчатки, шляпки с цветами и обязательно собирает волосы в изящную прическу. Она ест, как птичка, поет как соловей…
— И труслива, как страус… — не отрывая взгляда от вышивки вставила Ирондель. — Поверь мне, Орм, если я начну следовать всем советам из этой книги, то ты повесишься на первом же суку. И, не приведи Первые, я начну петь… Ты тут же оглохнешь.
Нордар перекатился с живота на спину, над собой поднимая книгу:
— Она безбожно врет! Поет она очень даже неплохо. Я слышал, — Дель отложила в сторону пяльцы и кинула в Нордара подушкой. — А посмотришь, как она с нашей матушкой общается, сразу поймешь, что Ирондель — эталон леди. Кроткая, как овца, и прелестная, как павлин...„

© [club56499878|Xierillae]

#отрывок

•О приличных мальчиках, мокрых тварях и несправедливости•

Вечер обещал быть долгим.
Для пятницы конца рабочей недели бар был слишком пуст. Для пятницы накануне рабочей субботы — возмутительно полон. Айзек к такому неоднозначному положению не был готов: выпить было не с кем, споить некого, а напиться контингент бара был способен и без него, вполне обходясь расторопным официантом, которого Айк недавно к себе взял. Зачем взял? Да просто так. Почему бы не взять кого-то, когда дают и хотят. Щедрость как она есть.

А ещё вечер обещал быть скучным.
Все, с кого можно было содрать историю-две, оставив при этом в живых после сомнительного коктейля, где-то непотребно шлялись. Кого можно было бы прикончить ещё не пришли.
Оставалось только протирать стаканы и прочую посуду, демонстративно делая вид, что это самое интересное занятие в мире. Делать вид удавалось плохо.

«Локи! Да хоть бы ты чего сотворил, лишь бы не было так тухло, а!»

Не то, чтобы Айзек действительно уповал на Хведрунга, но даже его вклад в сегодняшний вечер был бы не лишним.

И Локи откликнулся.

Если лучшие сигары, как сказывала молва, скручивались на шикарных бедрах прекраснейших кубинок, то над вышивкой, украшающей воротник-стойку мундира, в котором щеголял новый посетитель, явно растеряли всю молодость сотни две-три изящнейших эльфийских девственниц. И померли они, к слову, тут же и не иначе как от зависти, что не им это великолепие носить.

— Из всех миров, из бесконечного числа вселенных ты, Рыжий, притащил мне очередного ушастого? Хитро...

Гость, в прочем, оказался отнюдь не «ушастым», на уже знакомого Айзеку по одному из томных вечеров Айрэаннара смахивал разве что густыми золотыми волосами и лисьими глазищами. И факт, совсем не слепыми, а вполне себе зрячими, светлыми и серо-зелеными.

— И это даже не батя драконов, — вздохнул Айк и снова принялся натирать стакан. На сей раз пивной.


— Если я попрошу средство от невыносимой тоски, вызванной тотальной несправедливостью, что мне смогут здесь предложить? — посетитель, в разрез с показушной аристократичностью, крайне неизящно плюхнулся на сиденье барного табурета и нагло оперся локтями о стойку. — Кроме как убиться, конечно... Это, увы, не помогает.

Айзек подобрался. Отложил в сторону салфетку. И с интересом посмотрел на гостя.

— Одна моя знакомая спаивает в таких случаях абсентом до фейского визга. Я же могу предложить эксклюзив. Недавно заполучил несколько бутылок крепчайшего «Белого Волка» с нотками кладбищенского духа и лёгкой морской горчинкой. Но цена будет соответствующей.
Посетитель поморщился.
— А если без волков и особенно белых? И желательно без моря. От первых тошнит, от второго укачивает.
Айзек заинтересовался ещё больше.
— «Полночная мгла». Состав не скажу, это большой секрет, но отдает дёгтем, тоской и отчаяньем. Клин, как говорится, клином. Но цена тоже соответствующая.
Молодой человек явно задумался. Побарабанил по барной стойке пальцами и кивнул.
— Какая?

Клюнул. Айзек едва сумел скрыть довольство.

— Для начала подойдёт имя. Я, — он ткнул пальцем в бейдж, — Айзек.
— Натаниэль, — молодой человек словно запнулся о собственное имя и добавил чуть ли не с кислой миной, — Магги́лан.
Первая "г" звучала слишком глухо, так что на ум Айзека полезли всякие МакДональды, МакГоннаглы и прочие полевые и горные Маки.
— Неплохо. О твоём сказочном мирке спрашивать не стану. Сам не бывал, но парочку ваших знаю. Даже различать научился. Увидел воинственную Рапунцель в штанах и с кучей шрамов, значит, ваши заглянули. Так что перейдем к «цене».
Сохранить на лице маску непроницаемой серьезности, оказалось сложно, но Айк справился.
— Мне нужна история. Хорошая история, Натаниэль. Например, твоя собственная. Почему самоубийство не помогает тебе от гнетущей тоски, вызванной тотальной несправедливостью?
Нат потёр пальцем шрам на подбородке и забавно, будто и правда лесной зверёк, фыркнул:
— Тут такая штука, Ай-зек, — протянул смешливо, блеснул хитрыми искорками в глазах и усмехнулся, — просто меня постоянно убивают.

Заявление тянуло на сенсацию. Вечер окончательно перестал быть скучным, долгим и занудливым, а настроение Айзека тут же значительно поднялось.
Перед Натаниэлем грохнул первый стакан с угольно-черным и блестящим маслянисто пойлом.
— Я жду подробности.

— Бывает так, что ты жил, никого не трогал, занимался своим делом. Да и дело не самое большое — светить. В хорошем настроении мурлыкал под нос песенку. В плохом — горланил частушки. И вроде бы никто не жаловался, любимое начальство хвалило и радовалось, но однажды появляется мокрая скотина и вырывает тебе сердце. А потом ещё и превращает твои печальные останки в инсталляцию.
— Кисло.
— Вот и я о том же. Начальство сбивается с ног, латает тебя, как может. Прописывает мокрой скотине люлей, а тебя заставляет светить дальше. И вот ты не живой и не мертвый, но на вечных рабочих галерах. Зато любимое начальство опять тобой довольно так, что хоть в отпуск не ходи.
Айк нахмурился. Было что-то знакомое в маггилановской истории.
— Ан-Фаэрне?
— Он самый. Полностью меня зовут Натаниэль Фернан Маггилан.
Да, тогда с «Полночной мглой» Айзек угадал более чем лихо. Маггилану понравится.

Перед Натаниэлем опустился на стойку второй стакан. Нат ловко опустошил новую порцию и продолжил:
— Потом к тебе является начальство начальства и предлагает прогуляться вниз. Ты, исключительно в надежде на новый опыт, соглашаешься и оказываешься среди смертных. Но мокрая скотина, к твоему сожалению, оказывается там же, да ещё и числится в оборотнях. Ты старательно избегаешь большую часть конфликтов, ведешь себя как примерный мальчик из воскресного хора, но эта невоспитанная шавка какого-то хрена все равно тебя находит, а после устраивает жаркую расчлененку в старой ратуше. В результате тебя ждут сожранное блохастым белым волчарой сердце и похороны в закрытом гробу.
Натаниэль снова оперся локтем о стойку и положил щеку на сжатый кулак. Выглядел он до нелепости тоскливо. И по-пьяному аллегорично.
— Я так понимаю, это ещё не конец.
— Конечно, нет.

Третий стакан вырос перед Натаниэлем, как по мановению волшебной палочки. Тот его с кислой миной опрокинул и вздохнул.
— Ты возвращаешься к себе и снова работаешь, радуя любимое начальство, когда тебе приходит заманчивое предложение реализовать себя уже в другом мире. И вот снова ты ведешь себя как примерный мальчик. Ты светило школьных олимпиад, староста класса, лучший ученик потока в ВУЗе, ты даже стабильно нагинаешь мокрую скотину, что тебе все это время гадила. Вы даже почти пришли к миру и у вас все наладилось. Но эта зубастая тварь снова тебя убивает. Получить пулю, лишиться скальпа и оказаться раскиданным кусочками в разной удаленности друг от друга оврагах, болотах и прочих неприятных местах совсем не сладко, знаешь ли. И вот тогда, Айзек, оно и приходит. Осознание, что тебе дико тоскливо, а поступают с тобой катастрофически несправедливо. И отсюда только один вывод. Знаешь какой? Быть хорошим мальчиком нельзя. Ты либо мокрая скотина, либо мертвая мамина радость. Третьего не дано.

— Глубокомысленно, — спустя минуту раздумий протянул Айзек и жестом предложил добавки. Но Нат вдруг сполз с табурета, яростно помотал головой, окончательно растрепав длиннющую косу, и весело улыбнулся.
— Нет, хватит. Ты, Айзек, был прав. Клин клином. Я ещё что-то должен?
Айк покачал отрицательно головой.
— Разве что. Ты это, заходи, если что...
— Ну... — Нат хлопнул вдруг в ладоши, — Тогда пойду я. Как там... «Светить всегда, светить везде до дней последних донца», наверное, мое любимое начальство уже заскучало.
И ушел. Действительно ушел, да так громко хлопнув дверью, что заискрила внезапно лампочка.

Айзек ещё немного подумал в тишине. Встряхнулся. И позвал нанятого «официанта».
— Принеси-ка наколотого льда. И побольше. Надо бы одной полынной ведьме подарок отправить. И желательно вытряхнуть прямо за шиворот. Чтобы охладилась и всякие там светила перестала третировать.
А после подумал удивительно тоскливо:
«Любимое, мать-перемать, начальство. Тоже мне...»

[id229271168|© Xierillae]

Всем привет

Нашему Паблику больше 9 лет. За это время много всего изменилось.
В первую очередь мы все повзрослели и администраторы пабла и участники.

Прошло больше 6 лет, как я отдала группу на попечительство других администраторов, за это время время я закончила школу, колледж, институт, поменяла кучу работ и профессий, познала мир и людей. Уверена, что мои писатели и читатели так же росли вместе со мной и занимались любимым делом.

Рада, что ещё остались те, кто читает и те кто пишет.

Спустя 6 лет я решила возобновить паблик.

Конечно, будучи уже взрослой 26-летней тётей, я не могу представить, что могла бы сейчас писать фанфики о Бибера или читать их, но покопавшись в обсуждениях и слегка их очистив, увидела прекрасные истории, которые с удовольствием сама бы прочла.

С этого момента, переименовываю паблик в ФАНФИКИ ЖИЗНИ.
Уверена, что у каждого в жизни были моменты, про которых можно сказать «про него хоть книгу пиши»
Поэтому, жду ваших историй через «предложить новость»

Фанфики останутся, если есть желание- можете подавать заявку в обсуждение и творить, творить, творить 🤩

Я очень люблю творческих людей и с большим удовольствием опубликую: Стихи, истории из жизни, ваше личное мнение, ваше вдохновение, переживания, интересы, идеи ️