Володя-снайпер. Рассказ о якуте-промысловике, воевавшем в 1-ю Чеченскую
У Володи не было рации, не было никаких новых «прибамбасов» в виде сухого спирта, питьевых трубочек и прочего барахла. Не было даже разгрузки, бронежилет он не взял сам. У Володи был только старый дедовский охотничий карабин с трофейной немецкой оптикой, 30 патронов, фляга с водой и печенье в кармане ватника. Да была шапка-ушанка – облезлая. Сапоги, правда, были хорошие, он после прошлогоднего промысла купил их на ярмарке в Якутске, прямо на сплаве у Лены у каких-то заезжих торгашей.
Вот так он и воевал уже третий день. Промысловик-соболятник, 18-летний якут из дальнего оленьего стойбища. Надо было так случиться, что пришел в Якутск за солью и патронами, случайно увидел в столовой по телевизору груды трупов российских солдат на улицах Грозного, дымящиеся танки и услышал какие-то слова о «снайперах Дудаева». Врезалось Володе это в голову, да так сильно, что вернулся охотник на стойбище, забрал свои заработанные деньги, продал и намытое золотишко. Взял дедовскую винтовку и все патроны, засунул за пазуху иконку Николая-угодника и поехал воевать якут за Российское дело.
О том, как ехал, лучше не вспоминать – о том, как три раза сидел в КПЗ, как много раз отбирали винтовку. Но все-таки через месяц якут Володя прибыл в Грозный. Наконец, якуту повезло, и он добрался до генеральского штаба.
Единственным документом, помимо паспорта, была у него рукописная справка военкома о том, что Владимир Колотов, охотник-промысловик по профессии, направляется на войну, с подписью военкома. Бумажка, которая поистрепалась в дороге, уже не раз спасала ему жизнь. Генерал Рохлин, удивленный тем, что кто-то прибыл на войну по собственному желанию, велел пропустить якута к себе.
Володя, щурясь на мигающие от генератора тусклые лампочки, отчего его раскосые глаза еще больше расплылись, по-медвежьи, боком зашел в подвал старого здания, в котором разместился временно штаб генерала. – Извините, пожалуйста, Вы и есть тот генерал Рохля? – уважительно спросил Володя. – Да, я Рохлин, – ответил уставший генерал, пытливо всматривавшийся в человека маленького роста, одетого в протертый ватник, с рюкзаком и винтовкой за спиной. – Чаю хотите, охотник? – Благодарствуйте, товарищ генерал. Горячего уже три дня не пил. Не откажусь. Володя достал из рюкзака свою железную кружку и протянул ее генералу. Рохлин налил ему чаю до краев.
– Мне сказали, что Вы прибыли на войну самостоятельно. С какой целью, Колотов? – Видел я по телевизору, как чеченцы наших из снайперских валят. Не могу терпеть это, товарищ генерал. Стыдно, однако. Вот и приехал, чтобы их валить. Денег не надо, ничего не надо. Я, товарищ генерал Рохля, буду сам по ночам на охоту уходить. Пусть мне место покажут, куда патроны и еду будут класть, а остальное я сам делать буду. Устану – через недельку приду, отосплюсь в тепле денек и снова пойду. Рации и всего такого не надо... тяжело это. Удивленный Рохлин закивал головой.
– Возьми, Володя, хоть новую СВДэшку. Дайте ему винтовку! – Не надо, товарищ генерал, я со своей косой в поле выхожу. Только патронов дайте, у меня сейчас всего-то 30 осталось... Так Володя начал свою войну, снайперскую. Он отоспался сутки в штабных кунгах, несмотря на минные обстрелы и жуткую пальбу артиллерии. Взял патроны, еду, воду и ушел на первую охоту. В штабе о нем забыли. Только разведка каждые три дня исправно приносила патроны, еду и, главное, воду в условленное место. Каждый раз убеждалась, что посылка исчезла.
Первым о Володе вспомнил на заседании штаба радист-«перехватчик». – Лев Яковлевич, у «чехов» паника в радиоэфире. Говорят, что у русских, то есть у нас, появился некий черный снайпер, который работает по ночам, смело ходит по их территории и валит безбожно их личный состав. Масхадов даже назначил 30 тысяч долларов за его голову. Почерк у него такой – бьет этот молодец чеченцев аккурат в глаз. Почему только в глаз – кто его знает...
И тут штабные вспомнили про якута Володю. – Еду и патроны из тайника берет регулярно, – доложил начальник разведки. – А так мы с ним ни словом не перекинулись, даже и не видели ни разу. Ну, как он от вас тогда ушел на ту сторону...
Так или иначе, в сводке отметили, что наши снайпера их снайперам тоже прикурить дают. Потому что Володина работа давала такие результаты – от 16 до 30 человек укладывал промысловик выстрелом в глаз. Чеченцы раскусили, что появился на площади Минутка русский промысловик. А так как на этой площади и происходили все события тех страшных дней, то и изловить снайпера вышел целый отряд чеченских добровольцев.
Тогда, в феврале 95-го, на Минутке «федералы», благодаря хитрому замыслу Рохлина, уже перемололи почти на три четверти личного состава «абхазский» батальон Шамиля Басаева. Немалую роль сыграл здесь и карабин якута Володи. Басаев обещал золотую чеченскую звезду тому, кто принесет труп русского снайпера. Но ночи проходили в безуспешных поисках. Пятеро добровольцев ходили по передовой в поисках «лежанок» Володи, ставили растяжки везде, где он мог появиться в прямой видимости своих позиций. Однако это было такое время, когда группы и с одной и с другой стороны прорывали оборону противника и глубоко вклинивались в его территорию. Иногда так глубоко, что уже не оставалось никаких шансов вырваться к своим. Но Володя спал днем под крышами и в подвалах домов. Трупы чеченцев – ночную «работу» снайпера – хоронили на следующий день.
Тогда, устав терять еженощно по 20 человек, Басаев вызвал из резервов в горах мастера воего дела, учителя из лагеря по подготовке юных стрелков, снайпера-араба Абубакара. Володя и Абубакар не могли не встретиться в ночном бою, таковы уж законы снайперской войны. И они встретились через две недели. Точнее, Абубакар зацепил Володю из буровской винтовки. Мощная пуля, убивавшая когда-то в Афганистане советских десантников навылет на расстоянии в полтора километра, прошила ватник и слегка зацепила руку, чуть пониже плеча. Володя, ощутив прилив горячей волны сочащейся крови, понял, что наконец-то началась охота и на него.
Здания на противоположной стороне площади, а, точнее, их развалины, сливались в Володиной оптике в единую линию. «Что же блескануло, оптика?», – думал охотник, а он знал случаи, когда соболь видел сверкнувший на солнце прицел и уходил восвояси. Место, которое он выбрал, располагалось под крышей пятиэтажного жилого дома. Снайперы всегда любят находиться наверху, чтобы все видеть. А лежал он под крышей – под листом старой жести не мочил мокрый снежный дождичек, который то шел, то переставал.
Абубакар выследил Володю лишь на пятую ночь – выследил по штанам. Дело в том, что у якута штаны были обычные, ватные. Это американский камуфляж, который носили чеченцы, пропитывался специальным составом, в нем форма была невидима в приборах ночного видения, а отечественная светилась ярким салатовым светом. Так Абубакар и «вычислил» якута в мощную ночную оптику своего «Бура», сделанного на заказ английскими оружейниками еще в 70-х. Одной пули было достаточно, Володя выкатился из-под крыши и больно упал спиной на ступеньки лестницы. «Главное, винтовку не разбил», – подумал снайпер.
– Ну, значит, дуэль. Да, господин чеченский снайпер! – сказал себе мысленно без эмоций якут. Володя специально прекратил кромсать «чеченские порядки». Аккуратный рядок 200-х с его снайперским «автографом» на глазу оборвался. «Пусть поверят, что я убит», – решил Володя. Сам же только и делал, что высматривал, откуда же до него добрался вражеский снайпер. Через двое суток, уже днем, он нашел «лежанку» Абубакара. Он так же лежал под крышей, под полусогнутым кровельным листом на другой стороне площади. Володя бы и не заметил его, если бы арабского снайпера не выдала дурная привычка, – он покуривал анашу. Раз в два часа Володя улавливал в оптику легкую синеватую дымку, поднимавшуюся над кровельным листом и сразу уносимую ветром.
«Вот я и нашел тебя, абрек! Без наркоты не можешь! Хорошо...», – думал с торжеством якутский охотник. Он не знал, что имеет дело с арабским снайпером, прошедшим и Абхазию, и Карабах. Но убивать его просто так, прострелив кровельный лист, Володя не хотел. У снайперов так не водилось, а у охотников на пушнину – и подавно. – Ну ладно, куришь ты лежа, но в туалет придется тебе встать, – хладнокровно решил Володя и стал ждать.
Только через три дня он вычислил, что Абубакар выползает из-под листа в правую сторону, а не в левую, быстро делает дело и возвращается на «лежанку». Чтобы «достать» врага, Володе пришлось ночью поменять точку стрельбы. Он не мог ничего сделать заново, любой новый кровельный лист сразу же выдаст позицию снайпера. Но Володя нашел два поваленных бревна от стропил с куском жести чуть правее, метрах в 50-ти от своей точки. Место было прекрасное для стрельбы, но уж очень неудобное для «лежанки». Еще два дня Володя высматривал снайпера, но он не показывался. Володя уже решил, что противник ушел насовсем, когда на следующее утро вдруг увидел, что он «открылся». Три секунды на прицеливание с легким выдохом, и пуля пошла в цель. Абубакар был сражен наповал в правый глаз. Он почему-то, против удара пули, упал с крыши плашмя на улицу. Большое жирное пятно крови растекалось по грязи на площади дудаевского дворца.
«Ну вот, я тебя и достал», – подумал Володя без какой-либо восторженности или радости. Он понял, что должен продолжить свой бой, показав характерный почерк. Доказать тем самым, что жив, и что противник не убил его несколько дней назад. Володя всматривался в оптику в неподвижное тело сраженного противника. Рядом он увидел и «Бур», который он так и не распознал, так как таких винтовок ранее не видел. Одним словом, охотник из глухой тайги!
И вот тут он удивился: чеченцы стали выползать на открытое место, чтобы забрать тело снайпера. Володя прицелился. Вышли трое, склонились над телом. «Пусть поднимут и понесут, тогда и начну стрелять!» – торжествовал Володя. Чеченцы действительно втроем подняли тело. Прозвучали три выстрела. Три тела упали на мертвого Абубакара.
Еще четыре чеченских добровольца выскочили из развалин и, отбросив тела товарищей, попытались вытащить снайпера. Со стороны заработал российский пулемет, но очереди ложились чуть выше, не причиняя вреда сгорбившимся чеченцам. «Эх, пехота-мабута! Только патроны тратишь...», – подумал Володя. Прозвучали еще четыре выстрела, почти слившись в один. Еще четыре трупа уже образовали кучку.
Володя убил в то утро 16 боевиков. Он не знал, что Басаев отдал приказ во что бы то ни стало достать тело араба до того, как начнет темнеть. Его нужно было отправить в горы, чтобы захоронить там до восхода солнца, как важного и почтенного моджахеда. Через день Володя вернулся в штаб Рохлина. Генерал сразу принял его как дорогого гостя. Весть о дуэли двух снайперов уже облетела армию.
– Ну, как ты, Володя, устал? Домой хочешь? Володя погрел руки у «буржуйки». – Все, товарищ генерал, работу свою выполнил, домой пора. Начинается весенняя работа на стойбище. Военком отпустил меня только на два месяца. За меня работали все это время мои два младших брата. Пора и честь знать... Рохлин понимающе закивал головой.
– Винтовку возьми хорошую, мой начштаба оформит документы... – Зачем? У меня дедовская... – Володя любовно обнял старый карабин. Генерал долго не решался задать вопрос. Но любопытство взяло верх. – Сколько ты сразил врагов, считал ведь? Говорят, более сотни... чеченцы переговаривались. Володя потупил глаза. – 362 человека, товарищ генерал. Рохлин молча похлопал якута по плечу. – Поезжай домой, мы теперь сами справимся... – Товарищ генерал, если что, вызывайте меня заново, я с работой разберусь и приеду во второй раз!
На лице Володи читалась откровенная забота о всей Российской Армии.
p.s. Опубликован: Март 1995 года; Сборник "Я - Русский Воин!"
Понравился сайт?Поделись с друзьями!
Статистика ВК сообщества "Философия войны"
Нет уз святее товарищества!
20 245
132780-ое место по числу подписчиков
20.41%
23.67%
Графики роста подписчиков
Лучшие посты
ФЕНИКС
Из воспоминаний Эдуарда Вурцели о штурме Грозного в августе 1996-го.
"Отвоевали очередную пятиэтажку. Точнее, то, что от нее осталось.
Дальше не двигаемся, так как последняя не подбитая БМП увезла раненых. У нас из серьезного вооружения один РПГ остался. А напротив боевички сидят упертые, и их много. Палят, патронов не жалея. Из подствольников и автоматов их не выкурить. Перестреливаемся. Ждем подкрепления, которое два часа назад обещали.
Вдруг на той стороне, где боевики засели, сильный переполох начался.
Палят "чехи" куда-то себе за спину. Некоторые с перепугу аж на нашу сторону выбегают. Стреляем по ним, немало озадаченные их поведением.
Стрельба все ближе. Разрывы, дым столбом. Рев двигателя. Из-за
разрушенной стены, словно Феникс из пепла, выскакивает Т-80. Он несется прямо на нас. Видим, танк не дудаевский. Стараемся на глаза попасть, чтобы тот ненароком своих не подавил. Наконец экипаж увидел нас. Танк остановился. Тяжелая машина - как смятая промокашка. Активная броня висит лохмотьями. Башня засыпана кирпичами и штукатуркой. У танкистов, вылезших из ее нутра, вид не краше. На закопченных до черноты лицах блестят глаза да белеют зубы.
- Закурить есть, пехота? - Затянувшись, заботливо протянутой кем-то снизу сигаретой, танкист оглянулся. - Мы к кому в гости попали?
- "Двести пятая". Держи сигареты, кавалерия. Чего, заблудились?
- Ищем тех, к кому нас направили, да найти никак не можем. Перекурим,
дальше пойдем.
- Может, нам поможете? Сейчас сюда броня должна подойти, а дорогу "бэшки" загораживают.
Посередине улицы догорали две БМП, подбитые недавно. Из экипажей спастись не удалось никому. Сколько в них было народу? Из какой части? Никто не знал, и спросить уже не у кого. Царствие им небесное...
Чумазый танкист вытер рукавом стекавшие на лоб из-под шлемофона ручейки
пота, махнул рукой:
- Сделаем. Раз другой работы нет.
Танк, развернув башню, чтобы не повредить ствол орудия, начал сдвигать подбитую технику в развалины. "Чехи" вновь открыли стрельбу из гранатометов.
Несколько выстрелов попали в танк, но вреда ему не причинили.
- А у вас тут весело! - прокомментировал танкист, под шквальным огнем прибежав к нам в укрытие за сигареткой. - Пожалуй, тут немного задержимся.
- Мы уж думали, тебе конец настал. Верно, заговоренный.
- Просто день удачный. Куда будем воевать?
При поддержке танкистов взяли еще два дома. Подошло подкрепление, а через некоторое время танк исчез так же внезапно, как и появился."
Из воспоминаний Эдуарда Вурцели о штурме Грозного в августе 1996-го.
"Отвоевали очередную пятиэтажку. Точнее, то, что от нее осталось.
Дальше не двигаемся, так как последняя не подбитая БМП увезла раненых. У нас из серьезного вооружения один РПГ остался. А напротив боевички сидят упертые, и их много. Палят, патронов не жалея. Из подствольников и автоматов их не выкурить. Перестреливаемся. Ждем подкрепления, которое два часа назад обещали.
Вдруг на той стороне, где боевики засели, сильный переполох начался.
Палят "чехи" куда-то себе за спину. Некоторые с перепугу аж на нашу сторону выбегают. Стреляем по ним, немало озадаченные их поведением.
Стрельба все ближе. Разрывы, дым столбом. Рев двигателя. Из-за
разрушенной стены, словно Феникс из пепла, выскакивает Т-80. Он несется прямо на нас. Видим, танк не дудаевский. Стараемся на глаза попасть, чтобы тот ненароком своих не подавил. Наконец экипаж увидел нас. Танк остановился. Тяжелая машина - как смятая промокашка. Активная броня висит лохмотьями. Башня засыпана кирпичами и штукатуркой. У танкистов, вылезших из ее нутра, вид не краше. На закопченных до черноты лицах блестят глаза да белеют зубы.
- Закурить есть, пехота? - Затянувшись, заботливо протянутой кем-то снизу сигаретой, танкист оглянулся. - Мы к кому в гости попали?
- "Двести пятая". Держи сигареты, кавалерия. Чего, заблудились?
- Ищем тех, к кому нас направили, да найти никак не можем. Перекурим,
дальше пойдем.
- Может, нам поможете? Сейчас сюда броня должна подойти, а дорогу "бэшки" загораживают.
Посередине улицы догорали две БМП, подбитые недавно. Из экипажей спастись не удалось никому. Сколько в них было народу? Из какой части? Никто не знал, и спросить уже не у кого. Царствие им небесное...
Чумазый танкист вытер рукавом стекавшие на лоб из-под шлемофона ручейки
пота, махнул рукой:
- Сделаем. Раз другой работы нет.
Танк, развернув башню, чтобы не повредить ствол орудия, начал сдвигать подбитую технику в развалины. "Чехи" вновь открыли стрельбу из гранатометов.
Несколько выстрелов попали в танк, но вреда ему не причинили.
- А у вас тут весело! - прокомментировал танкист, под шквальным огнем прибежав к нам в укрытие за сигареткой. - Пожалуй, тут немного задержимся.
- Мы уж думали, тебе конец настал. Верно, заговоренный.
- Просто день удачный. Куда будем воевать?
При поддержке танкистов взяли еще два дома. Подошло подкрепление, а через некоторое время танк исчез так же внезапно, как и появился."
Быть, а не казаться!
Понятное фото: слева сирийский беженец, частый клиент качалок, а справа скромный солдат самого эффективного армейского подразделения в истории по мнению многих военных экспертов, называлось подразделение "Скауты Селуса", они прославились тем, что за время всех войн Родезии несмотря на свою малую численность относительно остальной армии (~800 человек скаутов) уничтожили 60% сил противника, а нормативы и экзамены этого подразделения валили даже бывшие члены британского SAS. Нормативы были по правде сказать очень жестокие и требующие сверхчеловеческих усилий. Это родезийское соединение также по привычке воевало с десятикратно превосходящими силами противника и безжалостно громило их, это кстати упомянуто не для красного словца, а реальный случай: в августе 1976 года 59 скаутов переодевшись в форму боевиков ЗАНУ проникли в их лагерь и уничтожили свыше 1000 человек внезапно открыв по ним огонь, при общей численности противника в 3000 вооруженных до зубов террористов (остальные бежали, а многие утонули в реке), также в плен были захвачены 14 главарей террористов, на обратном пути разведчики взорвали мост и при этом не потеряли за операцию НИ ОДНОГО скаута. И такие операции, которые при первом рассмотрении можно было принять за сюжет голливудского боевика были для скаутов профессиональной нормой.
Понятное фото: слева сирийский беженец, частый клиент качалок, а справа скромный солдат самого эффективного армейского подразделения в истории по мнению многих военных экспертов, называлось подразделение "Скауты Селуса", они прославились тем, что за время всех войн Родезии несмотря на свою малую численность относительно остальной армии (~800 человек скаутов) уничтожили 60% сил противника, а нормативы и экзамены этого подразделения валили даже бывшие члены британского SAS. Нормативы были по правде сказать очень жестокие и требующие сверхчеловеческих усилий. Это родезийское соединение также по привычке воевало с десятикратно превосходящими силами противника и безжалостно громило их, это кстати упомянуто не для красного словца, а реальный случай: в августе 1976 года 59 скаутов переодевшись в форму боевиков ЗАНУ проникли в их лагерь и уничтожили свыше 1000 человек внезапно открыв по ним огонь, при общей численности противника в 3000 вооруженных до зубов террористов (остальные бежали, а многие утонули в реке), также в плен были захвачены 14 главарей террористов, на обратном пути разведчики взорвали мост и при этом не потеряли за операцию НИ ОДНОГО скаута. И такие операции, которые при первом рассмотрении можно было принять за сюжет голливудского боевика были для скаутов профессиональной нормой.
БОЕЦ 2 БРИГАДЫ СПЕЦНАЗА ГРУ О ШТУРМЕ КОМСОМОЛЬСКОГО
Расскажу о том что сам видел. Мы стояли под Урус-Мартаном и начиная с 6 марта стали наблюдать работу артиллерии и штурмовой авиации по Комсомольскому. Тогда говорили, что чехи уничтожили взвод мотострелков и танковый экипаж (взвод АГС и два танка из 503-го МСП. Х.), за что Шаманов приказал стереть село с лица земли (мы полностью поддерживали такую постановку вопроса, т. к. были обозлены большими потерями в феврале). В отряде в это время прошла замена, прибыл новый состав в третью роту вместо погибших 21 февраля, все начали готовиться к выходам. Примерно в районе 6 числа под Комсомольское убыла 2 рота нашего отряда (они потом мелькали в репортаже РТР-щиков, когда отходили из села). А 9-ого числа комбат довел задачу нашей 211-ой группе на сопровождение Уралов с БК и Пайками для 2-ой роты. Но 9-ого не пришла броня с 84 ОРБ, и лишь 10-ого с утра мы на 2-ух БРМ-ках выдвинулись на сопровождение. Комбат Макаров напутствовал, что ждет нас к обеду, но был как-то напряжен, как будто сам не верил что мы так быстро вернемся. Я взял с собой свою ВСС (к ней 7 магазинов по 10 патронов), АПСБ (200 патронов в магазинах и пачках) и 8 гранат (4 Ф-1,2 РГО, 2 РГН), а после напутствия комбата сбегал в палатку и взял ночной прицел на ВСС (1ПН51), почему-то подумал что не все будет так просто. Кроме этого весь Л/C заставили одеть броники (первый и последний раз за 2 года в Чечне). Все посмялись, нахрена тебе ночник говорят. А я молча засунул его в задний карман разгрузки и мы поехали. Добрались быстро и по словам ребят, которым передавали пайки, поняли что заваруха серьезная. Командира группы вызвали в штаб, а мы сели у забора вдоль дороги. Оглянувшись вокруг, увидел знакомых ребят из спецназа ГУИН "Тайфун", с которыми сидели на горе под Харсеноем. Они рассказали, что воюют с 6 числа, закрепились где-то в деревне, есть несколько погибших и раненых, вокруг полный бардак и неразбериха с командованием, генералов больше, чем приданных на операцию танков. Все изображают бурную деятельность, при этом никто на себя полную ответственность брать не хочет. Фоном к этому разговору по дороге одна за другой проходили ВВ-шные БТР, по-моему какого-то отряда спецназа ВВ и на каждом навалено по нескольку 200-ых. На душе стало как-то пакостно, общее впечатление было такое: "По ходу встряли, раз приехали - то хрен нас кто назад отпустит". Наконец пришел КГ и сказал что до особого распоряжения мы переходим в подчинение представителя Спецразведки с позывным "Ленин". Приказано готовиться к бою в селе в составе сводной штурмовой группы, которую сейчас формируют с миру по нитке. На мой вопрос о пополнении БК, мне ответили, что спецпатронов нет и предложили рожать все, что можно, пока есть время. Подошел к нашим БРМ, попросил поделиться тем что есть. Наводчик-оператор (его позже убили) спыгнул на землю, открыл десант, а там под завязку "Шмели" и РПГ-26, плюс ящики с 5,45 патронами и гранатами. Затарились всем что было по самое нехочу, я даже патронов к автомату взял, думая что в конце концов ствол чей-то подберу, ну а моих 70 патронов надолго точно не хватит. Дальше разбились по тройкам и обговорили порядок передвижения и прикрытия, но так как группа в боях не была (неделя после замены отряда, из старого состава 4 человека, остальных не знаем), то особых иллюзий не питали. Ждали часа 2-3 после чего опять прибежал командир и сообщил, что нас перенацелили на ПЗД в зеленке на Юго-востоке Комсомольского. Тут мы задышали легче, как-никак а в зеленке воевать привычнее, чем в городе. Снова сели на БРМ-ки и поехали на вывод в район выхода на засаду.В то время с юго-востока на участке примернов 3 км мы выдвигаясь по дороге встретили 1 или 2 БМП с отделением бойцов на каждой.Этои были силы блокирования со стороны зеленки переходящей в предгория. То есть с юго-востока село не блокировалось никем и это на четвертые сутки активной фазы операции.Спешились,построились в боевой порядок и пошли на засаду в указанный район.Первая ночь была полные мраки,сели на краю оврага в 200 метрах за которым начиналась первая линия домов,непрерывно обстреливаемых артелами,а по дну оврага шла тропа. Решили как только кого то засадим отходим в зеленку и вызываем на квадрат засады удар артелов, а не будет артогня то и хрен с ним, в героическую гибель в безымянном овраге играться не хотелось. На всю группу БК было на час боя и пару залпов из РПГ, РПО (с них начнем, добавим стрелкового и на отход, пока не расхерачили). Ночь продрожали, в свитерах и брониках в марте все-же холодно. Всю ночь где-то рядом орали ослы и люди, но на нас никто не выходил, а с одним ночником на группу не очень-то повоюешь. В общем, под утро снялись с засады и пошли к броне. Там нас доукомплектовали минами, теплыми вещами, БК и пайками и отправили держать участок зеленки где сходились два оврага к окраине села. По пути заметили у дороги кучку бойцов с АКСУ. Оказалось, какие-то водилы, привезли, бросили на дороге, приказали держаться, а у них на 8 человек 3 АКС, 5 АКСУ и 1 граната, да по 3-4 рожка на автомат. Мы им оставили патронов, гранат, договорились по сигналам взаимодействия, если на них выходить будем. Они на нас смотрели как на богов, подаривших им жизнь. Мы сели на высотке в месте слияния оврагов в видимости окраин села, а за нами от высотки шла длинная.узкая поляна шириной метров 50-70 и длиной метров 400-600, которая выводила к дороге проходящей вдоль юго-восточной окраины Комсомольского. Мы затарились, оценили силы (14 человек, 3 ПКМ, 1 СВД, 1 ВСС, остальное АКС и АКМ), заняли периметр обороны на высотке и в первый день выставили на растяжку и управление около 15 монок и ОЗМ-72, а их прикрыли в несколько ярусов Ф-1 и РГ-42, оборудованными вместо УЗРГМ МД-шками С МУВ (граната рвет мгновенно как мина). Позже лишь это тотальное минирование и позволило продержаться в бою 14 марта. Только закрепились, как пошли задачи от "Ленина". То "Альфа" засекла каких-то греческих снайперов, сидящих на деревьях. Нас послали на их поиск, но забыли предупредить о группе уссурийцев, которые вышли в тот же район с той-же задачей. Хорошо, головняки правильно среагировали при встрече, вовремя опознали друг друга, а то быть бы беде. Уссурийцы предложили пароль и отзыв, что-то типа "туруру-АГАГА". Мы приняли, снова разошлись по задачам и уже на ближайшем привале вспоминали эти хитрые слова, но точно так никто и не вспомнил. Потом нас посылали на проверку окраин села на наличие боевиков и корректирование огня артиллерии по выявленным целям. Вышли через свои минные поля, группой из 8 человек, перекатами закрепились в крайних домах и стали наблюдать. На большой поляне над селом на юге катают танки и лупят по целям в селе в том числе по домам на нашей улице. На наш резонный вопрос о том, знают ли танкисты, что мы здесь работаем, ответ был совсем неопределенный, типа не ссыте, все под контролем. Ладно, начали продвигаться вдоль улицы, зачищая попадающиеся по пути дома. Тут отличился Эдик, служивший на Спутнике в ДШБ, и воевавший морпехом в 1 чеченскую. Такой филигранной работы по зачистке домов я не видел ни до, ни после. Молчаливый, спокойный парень немаленьких размеров со своим ПК отрабатывал помещения, попутно подсказывал новичкам что и как делать. То есть, полностью руководил действиями подгруппы, хотя по штату числился просто пулеметчиком. На мой вопрос "Эдик, ты где так надрочился?", он скромно сказал, что полгода не вылезал из боев на должности зам.ком. взвода МП и штурмовать деревни для него не новость. Мы продвинулись вдоль улицы метров на 300, засели в доме и командир приказал нашей снайперской паре забраться на чердак осмотреться в районе. Все заняли в доме круговую оборону, и только мы собрались лезть как боец наблюдающий в сторону наших танков орет: "Б..я, они щас по нам уху..чат" и сразу дом через дорогу вспухает и опадает, до нас метров 50-70. Мы ноги в руки и броском через 2 дома, танк в это время сносит еще один дом. Окна дома, где засели выходили на улицу, и вдруг слышим нарастающий рев движков и следом непрерывную пулеметную стрельбу. Я выглядываю наискосок из простенка в окно и вижу как на нас несется БТР, на котором 5-6 человек в сферах и брониках херачат длинными очередями из ПК и РПК во все стороны. Мы только лечь успели, как в каждое окно, где по 1-2 пули, а где и полновесной очереди влетело. В общем, начало не порадовало. Сначала танкисты отработали, потом ВВ или ОМОН на своей чудо-колеснице нас заставили поваляться. В общем, решили закрепиться и наводить артелов если выявим цели. Связались с "Лениным", а нам в ответ: "Уточните свое мостоположение. По району работают "Буратино" (ТОС-1, страшная штука). Мы пытаемся дать координаты, а нас не слышат. Вот тогда комгруппы принял единственно правильное решение, ноги в руки и назад туда, откуда начинали. Только добрались до окраины, как в том месте, где сидели сначала, вспышка, потом огромное облако взрыва. "Буратино" отработали как раз туда, где мы устроили НП. А тут и СУ-25 вокруг над селом встали. Связи нет. Нас то слышат, то нет, "Ленин" орет и требует проверить результат удара. КГ плюнул и сказал, "пошел он на хуй. Группа, уходим на высотку". Стали отходить. Только ушли от домов под склон, нам вдогон дали из стрелкового, пули по веткам зацокали. Представьте картину: впереди головняк, перепрыгивая монки и ОЗМ на растяжке ломится и орет: "Внимание мина", в ядре снайпер с лукошком яиц, у Эдика в тыльнике в руках банка каких-то маринадов (там живность бегала под ногами, в брошенных домах куры и коровы, в каждом дворе по 2-3 машины, все горело и погибало в огне). Таким макаром отошли на высотку, чудом никого не задело и никто не подорвался на своих минах. КГ вышел на связь и передал, что артелы отработали просто здорово,завалили кучу чехов и пожалуй хватит. Ну а мы, отгородившись от Комсомольского экраном из веток, замутили яичницу в цинке и куриный шашлык. Правда, когда в сумерках костер стал заметнее, пришлось доедать в положение лежа, обсуждая при этом из чего нас обстреливают: 5,45 или все-же 7,62? Вот такие будни армейского спецназа, это если по настоящему, а не как в кино. А если бы остались корректировать огонь, то попали бы под свой же залп и про нас тоже сочинили небылицу про бой героической группы спецназа в полном окружении и гибели не меньше 100 боевиков от нашего меткого огня. А как итог нашей работе скажу, что за 9 суток в этом районе из 5 групп спецназа на своих позициях удержалась одна наша группа, несмотря на то, что при прорыве боевиков, нарвавшись на нас, они не смогли подойти из-за МВЗ и грамотной системы огня группы, плюс вертушки помогли, дали жару нурсами и из своих пушек или пулеметов (не знаю что там на МИ-24), правда и нас задели, единственные потери (2 контуженных взрывом НУРСА) от них были. Чехи, проверив нас, обошли наши позиции стороной и вышли на нашу третью роту (3 группы), которая сидела вместе с группой уссурийцев. Вот на одну из ячеек уссурийцев чехи и вышли, а те в тот момент вдвоем (лежали по парам) мутили что-то из еды. Их ячейку расстреляли в упор. Один погиб, его БК в разгрузке начал взрываться и он весь обгорел, а второй боец от испуга выскочил и побежал бросив ВСС. Чехи вошли в периметр и начался бой на коротких дистанциях. Чехов отбили, завалили 6-ых точно, но потеряли двоих. Второй убитый был снайпер из 3-ей роты, он высунул голову в поисках цели и ему сразу в череп и прилетело. Рота вся молодняк, только приехали и сразу такая заваруха. Им дали добро на эвакуацию убитых и они всей толпой сорвались и пошли, в головняке пошел капитан Голиков и пулеметчик Шишковский Игорь (он должен был домой ехать, но пошел с новичками на правах ветерана, зная что выход сложный). Они нарвались на чехов и увели их на себя, дав возможность выйти остальным. Те толпой, побросав все, выбежали из зеленки, дошли до линии войск (тогда их было уже много по периметру) и только тогда заметили что головняка нет. Самые храбрые вернулись и нашли Голикова с пистолетом в руке и с последней обоймой, а в другой руке 3 или 4 пулевых попадания, рядом остывал Игорь Шишковский, так и убитый, ведя огонь из пулемета (свою новорожденную дочку он так и не увидел). Их подхватили и вынесли к броне. Вся толпа встала у брони и начала делится впечатлениями, пока грузили раненого и убитых. Тут обнаружили, что когда все побежали, то кроме брошенных РД, оставили и мертвого уссурийца где-то в зеленке, но идти за ним никто не захотел. В этот момент из зеленки выбегает чех с РПГ-22 или 26 и навскидку бьет из него прямо в толпу у брони. Результат - падает боец Сулимов, всеобщий любимец и отличный гитарист. Замечают ранение в ногу, перетягивают жгутом и ложат на носилки. Когда привозят на площадку - он уже холодный, истек кровью из раны в спине, которую из-за бушлата сразу не заметили. А Голиков умер в Ростове где-то через неделю. Вот так 4 группы потеряли в одном бою 4 убитыми, оставили свои позиции, бросили убитого товарища и практически все имущество притороченное к РД (радиостанции 392 и 863, БН, ночные прицелы и ТР). Наша группа осталась на 2 суток в зеленке одна, мы потом выдвинулись, нашли и вынесли уссурийца к нашим войскам, собрали что смогли из имущества. Странно было видеть поляну на которой лежало порядка 20-30 РД, а чуть в стороне труп бойца, завернутый в плащ-палатку и подготовленный к переноске. Впечатление, что все по команде сбросили все тяжелое, лишь бы быстрее съебать. Потом мы, когда пригнали человек 200 ВВ-ов, заходили нашей группой перед цепью прочесывания и снимали все наши мины и растяжки и то, что осталось от чехов и третьей роты. Сказали, что пока не дадим сигнала, никому не выдвигаться. Собрали около 20 мин и штук 30-40 растяжек. Тут, устав медленно двигаться, ВВ рванули вперед и за пару минут двое из них стали безногими. Мы орали на это стадо, но толку ноль. А когда они добрались до поляны с РД, забыли про все и начали мародерничать. Но мы уже не препятствовали, было уже по хрену. Потом еще охраняли группой генерала Божко из ВВ в период последних боев в Комсомольском. Видел как воюет ОМОН: 20-30 мужиков толпой выбегают на горку, где каждый выпускает в никуда по магазину, потом толпой убегают под горку, меняют магазины и снова толпой в никуда шмаляют. Уважуха ребятам-разведчикам из 33-ей бригады ВВ, это настоящие герои. Пробитые на всю голову (в хорошем смысле). Мы пришли к ним в опорный пункт, одни по периметру наблюдают, другие обед готовят, кур щипают. Божко пошутил что-то о том, что с такой едой, да на свежем горном воздухе не жизнь, а малина. А потом сказал, что надо попытаться взять улочку внизу под склоном. Парни бросили недощипаных куриц, собрались, построились и без лишних слов пошли. Пошли доклады: один трехсотый, второй. Пошла команда на отход. Вернулись, опять часть на периметр, часть на обед. И ноль видимых эмоций, а двое уже не с ними. Потом бегали за генералом по селу, а он лично выводил танки на прямую наводку и все на нас орал, что мы все вперед него лезем, наблюдать мешаем, а ему командиры с пехоты говорят: "Товарищ генерал, уйдите, здесь снайпера работают". А ему похрену, вот и приходилось собой закрывать. Но надо отдать должное: лез на передовую, себя не жалел. А нас и подавно. В Комсомольском чехов наваляли здорово. Лежали по всему селу через каждые 30-50 метров сплошняком по всему центру села, где больше, где меньше. Я такого никогда ни до, ни после не видел. Когда мы 19 окончательно вышли на эвакуацию, группа подошла к броне, ребята молча без команды, хоть были страшно вымотаны (спали по 2-3 часа в сутки, по ночам галюны ловили, у деревьев бойцы прикурить спрашивали), все разошлись по периметру вокруг БРМ, заняли попарно позиции, лежа за укрытиями, несмотря на то, что вокруг своих войск и техники вполне хватало. Просто уже действовали на автомате, как научились за эти 9 суток. Вот такой рассказ. Из нашей группы наградили 2-их контуженных орденами Мужества, которым запорлнили форму сто, остальных прокатили, типа потерь в группе мало, так что не за что. А мне в 2002 в 3 командировке вручили Медаль Суворова за 1-ю командировку по совокупности, хотя разговоры шли про 1 "Орден мужества", 2 "За отвагу" и медаль "За заслуги перед отечеством 2 степени с мечами". Но это все херня, главное, что за 2 года в нашей группе, когда я ходил старшим головняка, за замка или ком. группы (в составе РО) не было ни одного убитого.
Расскажу о том что сам видел. Мы стояли под Урус-Мартаном и начиная с 6 марта стали наблюдать работу артиллерии и штурмовой авиации по Комсомольскому. Тогда говорили, что чехи уничтожили взвод мотострелков и танковый экипаж (взвод АГС и два танка из 503-го МСП. Х.), за что Шаманов приказал стереть село с лица земли (мы полностью поддерживали такую постановку вопроса, т. к. были обозлены большими потерями в феврале). В отряде в это время прошла замена, прибыл новый состав в третью роту вместо погибших 21 февраля, все начали готовиться к выходам. Примерно в районе 6 числа под Комсомольское убыла 2 рота нашего отряда (они потом мелькали в репортаже РТР-щиков, когда отходили из села). А 9-ого числа комбат довел задачу нашей 211-ой группе на сопровождение Уралов с БК и Пайками для 2-ой роты. Но 9-ого не пришла броня с 84 ОРБ, и лишь 10-ого с утра мы на 2-ух БРМ-ках выдвинулись на сопровождение. Комбат Макаров напутствовал, что ждет нас к обеду, но был как-то напряжен, как будто сам не верил что мы так быстро вернемся. Я взял с собой свою ВСС (к ней 7 магазинов по 10 патронов), АПСБ (200 патронов в магазинах и пачках) и 8 гранат (4 Ф-1,2 РГО, 2 РГН), а после напутствия комбата сбегал в палатку и взял ночной прицел на ВСС (1ПН51), почему-то подумал что не все будет так просто. Кроме этого весь Л/C заставили одеть броники (первый и последний раз за 2 года в Чечне). Все посмялись, нахрена тебе ночник говорят. А я молча засунул его в задний карман разгрузки и мы поехали. Добрались быстро и по словам ребят, которым передавали пайки, поняли что заваруха серьезная. Командира группы вызвали в штаб, а мы сели у забора вдоль дороги. Оглянувшись вокруг, увидел знакомых ребят из спецназа ГУИН "Тайфун", с которыми сидели на горе под Харсеноем. Они рассказали, что воюют с 6 числа, закрепились где-то в деревне, есть несколько погибших и раненых, вокруг полный бардак и неразбериха с командованием, генералов больше, чем приданных на операцию танков. Все изображают бурную деятельность, при этом никто на себя полную ответственность брать не хочет. Фоном к этому разговору по дороге одна за другой проходили ВВ-шные БТР, по-моему какого-то отряда спецназа ВВ и на каждом навалено по нескольку 200-ых. На душе стало как-то пакостно, общее впечатление было такое: "По ходу встряли, раз приехали - то хрен нас кто назад отпустит". Наконец пришел КГ и сказал что до особого распоряжения мы переходим в подчинение представителя Спецразведки с позывным "Ленин". Приказано готовиться к бою в селе в составе сводной штурмовой группы, которую сейчас формируют с миру по нитке. На мой вопрос о пополнении БК, мне ответили, что спецпатронов нет и предложили рожать все, что можно, пока есть время. Подошел к нашим БРМ, попросил поделиться тем что есть. Наводчик-оператор (его позже убили) спыгнул на землю, открыл десант, а там под завязку "Шмели" и РПГ-26, плюс ящики с 5,45 патронами и гранатами. Затарились всем что было по самое нехочу, я даже патронов к автомату взял, думая что в конце концов ствол чей-то подберу, ну а моих 70 патронов надолго точно не хватит. Дальше разбились по тройкам и обговорили порядок передвижения и прикрытия, но так как группа в боях не была (неделя после замены отряда, из старого состава 4 человека, остальных не знаем), то особых иллюзий не питали. Ждали часа 2-3 после чего опять прибежал командир и сообщил, что нас перенацелили на ПЗД в зеленке на Юго-востоке Комсомольского. Тут мы задышали легче, как-никак а в зеленке воевать привычнее, чем в городе. Снова сели на БРМ-ки и поехали на вывод в район выхода на засаду.В то время с юго-востока на участке примернов 3 км мы выдвигаясь по дороге встретили 1 или 2 БМП с отделением бойцов на каждой.Этои были силы блокирования со стороны зеленки переходящей в предгория. То есть с юго-востока село не блокировалось никем и это на четвертые сутки активной фазы операции.Спешились,построились в боевой порядок и пошли на засаду в указанный район.Первая ночь была полные мраки,сели на краю оврага в 200 метрах за которым начиналась первая линия домов,непрерывно обстреливаемых артелами,а по дну оврага шла тропа. Решили как только кого то засадим отходим в зеленку и вызываем на квадрат засады удар артелов, а не будет артогня то и хрен с ним, в героическую гибель в безымянном овраге играться не хотелось. На всю группу БК было на час боя и пару залпов из РПГ, РПО (с них начнем, добавим стрелкового и на отход, пока не расхерачили). Ночь продрожали, в свитерах и брониках в марте все-же холодно. Всю ночь где-то рядом орали ослы и люди, но на нас никто не выходил, а с одним ночником на группу не очень-то повоюешь. В общем, под утро снялись с засады и пошли к броне. Там нас доукомплектовали минами, теплыми вещами, БК и пайками и отправили держать участок зеленки где сходились два оврага к окраине села. По пути заметили у дороги кучку бойцов с АКСУ. Оказалось, какие-то водилы, привезли, бросили на дороге, приказали держаться, а у них на 8 человек 3 АКС, 5 АКСУ и 1 граната, да по 3-4 рожка на автомат. Мы им оставили патронов, гранат, договорились по сигналам взаимодействия, если на них выходить будем. Они на нас смотрели как на богов, подаривших им жизнь. Мы сели на высотке в месте слияния оврагов в видимости окраин села, а за нами от высотки шла длинная.узкая поляна шириной метров 50-70 и длиной метров 400-600, которая выводила к дороге проходящей вдоль юго-восточной окраины Комсомольского. Мы затарились, оценили силы (14 человек, 3 ПКМ, 1 СВД, 1 ВСС, остальное АКС и АКМ), заняли периметр обороны на высотке и в первый день выставили на растяжку и управление около 15 монок и ОЗМ-72, а их прикрыли в несколько ярусов Ф-1 и РГ-42, оборудованными вместо УЗРГМ МД-шками С МУВ (граната рвет мгновенно как мина). Позже лишь это тотальное минирование и позволило продержаться в бою 14 марта. Только закрепились, как пошли задачи от "Ленина". То "Альфа" засекла каких-то греческих снайперов, сидящих на деревьях. Нас послали на их поиск, но забыли предупредить о группе уссурийцев, которые вышли в тот же район с той-же задачей. Хорошо, головняки правильно среагировали при встрече, вовремя опознали друг друга, а то быть бы беде. Уссурийцы предложили пароль и отзыв, что-то типа "туруру-АГАГА". Мы приняли, снова разошлись по задачам и уже на ближайшем привале вспоминали эти хитрые слова, но точно так никто и не вспомнил. Потом нас посылали на проверку окраин села на наличие боевиков и корректирование огня артиллерии по выявленным целям. Вышли через свои минные поля, группой из 8 человек, перекатами закрепились в крайних домах и стали наблюдать. На большой поляне над селом на юге катают танки и лупят по целям в селе в том числе по домам на нашей улице. На наш резонный вопрос о том, знают ли танкисты, что мы здесь работаем, ответ был совсем неопределенный, типа не ссыте, все под контролем. Ладно, начали продвигаться вдоль улицы, зачищая попадающиеся по пути дома. Тут отличился Эдик, служивший на Спутнике в ДШБ, и воевавший морпехом в 1 чеченскую. Такой филигранной работы по зачистке домов я не видел ни до, ни после. Молчаливый, спокойный парень немаленьких размеров со своим ПК отрабатывал помещения, попутно подсказывал новичкам что и как делать. То есть, полностью руководил действиями подгруппы, хотя по штату числился просто пулеметчиком. На мой вопрос "Эдик, ты где так надрочился?", он скромно сказал, что полгода не вылезал из боев на должности зам.ком. взвода МП и штурмовать деревни для него не новость. Мы продвинулись вдоль улицы метров на 300, засели в доме и командир приказал нашей снайперской паре забраться на чердак осмотреться в районе. Все заняли в доме круговую оборону, и только мы собрались лезть как боец наблюдающий в сторону наших танков орет: "Б..я, они щас по нам уху..чат" и сразу дом через дорогу вспухает и опадает, до нас метров 50-70. Мы ноги в руки и броском через 2 дома, танк в это время сносит еще один дом. Окна дома, где засели выходили на улицу, и вдруг слышим нарастающий рев движков и следом непрерывную пулеметную стрельбу. Я выглядываю наискосок из простенка в окно и вижу как на нас несется БТР, на котором 5-6 человек в сферах и брониках херачат длинными очередями из ПК и РПК во все стороны. Мы только лечь успели, как в каждое окно, где по 1-2 пули, а где и полновесной очереди влетело. В общем, начало не порадовало. Сначала танкисты отработали, потом ВВ или ОМОН на своей чудо-колеснице нас заставили поваляться. В общем, решили закрепиться и наводить артелов если выявим цели. Связались с "Лениным", а нам в ответ: "Уточните свое мостоположение. По району работают "Буратино" (ТОС-1, страшная штука). Мы пытаемся дать координаты, а нас не слышат. Вот тогда комгруппы принял единственно правильное решение, ноги в руки и назад туда, откуда начинали. Только добрались до окраины, как в том месте, где сидели сначала, вспышка, потом огромное облако взрыва. "Буратино" отработали как раз туда, где мы устроили НП. А тут и СУ-25 вокруг над селом встали. Связи нет. Нас то слышат, то нет, "Ленин" орет и требует проверить результат удара. КГ плюнул и сказал, "пошел он на хуй. Группа, уходим на высотку". Стали отходить. Только ушли от домов под склон, нам вдогон дали из стрелкового, пули по веткам зацокали. Представьте картину: впереди головняк, перепрыгивая монки и ОЗМ на растяжке ломится и орет: "Внимание мина", в ядре снайпер с лукошком яиц, у Эдика в тыльнике в руках банка каких-то маринадов (там живность бегала под ногами, в брошенных домах куры и коровы, в каждом дворе по 2-3 машины, все горело и погибало в огне). Таким макаром отошли на высотку, чудом никого не задело и никто не подорвался на своих минах. КГ вышел на связь и передал, что артелы отработали просто здорово,завалили кучу чехов и пожалуй хватит. Ну а мы, отгородившись от Комсомольского экраном из веток, замутили яичницу в цинке и куриный шашлык. Правда, когда в сумерках костер стал заметнее, пришлось доедать в положение лежа, обсуждая при этом из чего нас обстреливают: 5,45 или все-же 7,62? Вот такие будни армейского спецназа, это если по настоящему, а не как в кино. А если бы остались корректировать огонь, то попали бы под свой же залп и про нас тоже сочинили небылицу про бой героической группы спецназа в полном окружении и гибели не меньше 100 боевиков от нашего меткого огня. А как итог нашей работе скажу, что за 9 суток в этом районе из 5 групп спецназа на своих позициях удержалась одна наша группа, несмотря на то, что при прорыве боевиков, нарвавшись на нас, они не смогли подойти из-за МВЗ и грамотной системы огня группы, плюс вертушки помогли, дали жару нурсами и из своих пушек или пулеметов (не знаю что там на МИ-24), правда и нас задели, единственные потери (2 контуженных взрывом НУРСА) от них были. Чехи, проверив нас, обошли наши позиции стороной и вышли на нашу третью роту (3 группы), которая сидела вместе с группой уссурийцев. Вот на одну из ячеек уссурийцев чехи и вышли, а те в тот момент вдвоем (лежали по парам) мутили что-то из еды. Их ячейку расстреляли в упор. Один погиб, его БК в разгрузке начал взрываться и он весь обгорел, а второй боец от испуга выскочил и побежал бросив ВСС. Чехи вошли в периметр и начался бой на коротких дистанциях. Чехов отбили, завалили 6-ых точно, но потеряли двоих. Второй убитый был снайпер из 3-ей роты, он высунул голову в поисках цели и ему сразу в череп и прилетело. Рота вся молодняк, только приехали и сразу такая заваруха. Им дали добро на эвакуацию убитых и они всей толпой сорвались и пошли, в головняке пошел капитан Голиков и пулеметчик Шишковский Игорь (он должен был домой ехать, но пошел с новичками на правах ветерана, зная что выход сложный). Они нарвались на чехов и увели их на себя, дав возможность выйти остальным. Те толпой, побросав все, выбежали из зеленки, дошли до линии войск (тогда их было уже много по периметру) и только тогда заметили что головняка нет. Самые храбрые вернулись и нашли Голикова с пистолетом в руке и с последней обоймой, а в другой руке 3 или 4 пулевых попадания, рядом остывал Игорь Шишковский, так и убитый, ведя огонь из пулемета (свою новорожденную дочку он так и не увидел). Их подхватили и вынесли к броне. Вся толпа встала у брони и начала делится впечатлениями, пока грузили раненого и убитых. Тут обнаружили, что когда все побежали, то кроме брошенных РД, оставили и мертвого уссурийца где-то в зеленке, но идти за ним никто не захотел. В этот момент из зеленки выбегает чех с РПГ-22 или 26 и навскидку бьет из него прямо в толпу у брони. Результат - падает боец Сулимов, всеобщий любимец и отличный гитарист. Замечают ранение в ногу, перетягивают жгутом и ложат на носилки. Когда привозят на площадку - он уже холодный, истек кровью из раны в спине, которую из-за бушлата сразу не заметили. А Голиков умер в Ростове где-то через неделю. Вот так 4 группы потеряли в одном бою 4 убитыми, оставили свои позиции, бросили убитого товарища и практически все имущество притороченное к РД (радиостанции 392 и 863, БН, ночные прицелы и ТР). Наша группа осталась на 2 суток в зеленке одна, мы потом выдвинулись, нашли и вынесли уссурийца к нашим войскам, собрали что смогли из имущества. Странно было видеть поляну на которой лежало порядка 20-30 РД, а чуть в стороне труп бойца, завернутый в плащ-палатку и подготовленный к переноске. Впечатление, что все по команде сбросили все тяжелое, лишь бы быстрее съебать. Потом мы, когда пригнали человек 200 ВВ-ов, заходили нашей группой перед цепью прочесывания и снимали все наши мины и растяжки и то, что осталось от чехов и третьей роты. Сказали, что пока не дадим сигнала, никому не выдвигаться. Собрали около 20 мин и штук 30-40 растяжек. Тут, устав медленно двигаться, ВВ рванули вперед и за пару минут двое из них стали безногими. Мы орали на это стадо, но толку ноль. А когда они добрались до поляны с РД, забыли про все и начали мародерничать. Но мы уже не препятствовали, было уже по хрену. Потом еще охраняли группой генерала Божко из ВВ в период последних боев в Комсомольском. Видел как воюет ОМОН: 20-30 мужиков толпой выбегают на горку, где каждый выпускает в никуда по магазину, потом толпой убегают под горку, меняют магазины и снова толпой в никуда шмаляют. Уважуха ребятам-разведчикам из 33-ей бригады ВВ, это настоящие герои. Пробитые на всю голову (в хорошем смысле). Мы пришли к ним в опорный пункт, одни по периметру наблюдают, другие обед готовят, кур щипают. Божко пошутил что-то о том, что с такой едой, да на свежем горном воздухе не жизнь, а малина. А потом сказал, что надо попытаться взять улочку внизу под склоном. Парни бросили недощипаных куриц, собрались, построились и без лишних слов пошли. Пошли доклады: один трехсотый, второй. Пошла команда на отход. Вернулись, опять часть на периметр, часть на обед. И ноль видимых эмоций, а двое уже не с ними. Потом бегали за генералом по селу, а он лично выводил танки на прямую наводку и все на нас орал, что мы все вперед него лезем, наблюдать мешаем, а ему командиры с пехоты говорят: "Товарищ генерал, уйдите, здесь снайпера работают". А ему похрену, вот и приходилось собой закрывать. Но надо отдать должное: лез на передовую, себя не жалел. А нас и подавно. В Комсомольском чехов наваляли здорово. Лежали по всему селу через каждые 30-50 метров сплошняком по всему центру села, где больше, где меньше. Я такого никогда ни до, ни после не видел. Когда мы 19 окончательно вышли на эвакуацию, группа подошла к броне, ребята молча без команды, хоть были страшно вымотаны (спали по 2-3 часа в сутки, по ночам галюны ловили, у деревьев бойцы прикурить спрашивали), все разошлись по периметру вокруг БРМ, заняли попарно позиции, лежа за укрытиями, несмотря на то, что вокруг своих войск и техники вполне хватало. Просто уже действовали на автомате, как научились за эти 9 суток. Вот такой рассказ. Из нашей группы наградили 2-их контуженных орденами Мужества, которым запорлнили форму сто, остальных прокатили, типа потерь в группе мало, так что не за что. А мне в 2002 в 3 командировке вручили Медаль Суворова за 1-ю командировку по совокупности, хотя разговоры шли про 1 "Орден мужества", 2 "За отвагу" и медаль "За заслуги перед отечеством 2 степени с мечами". Но это все херня, главное, что за 2 года в нашей группе, когда я ходил старшим головняка, за замка или ком. группы (в составе РО) не было ни одного убитого.
ОТРАБОТАННЫЙ МАТЕРИАЛ 2
О поиске пропавших без вести в Чечне
Мы продолжаем серию статей под общим названием «Отработанный материал» о поиске пропавших в Чечне солдат. В прошлый раз было опубликовано интервью с Вячеславом Бенчарским, который в 1996-ом году возглавлял рабочую группу при Комиссии по военнопленным, интернированным и пропавшим без вести. В сегодняшнем номере - интервью с Вячеславом Измайловым, офицером управления 205-й бригады, членом рабочей группы Комиссии, который занимался вызволением пленных непосредственно. Всего Вячеслав Измайлов вытащил более 200 человек. Разговор идет о том, КАК государство искало своих солдат.
ВЯЧЕСЛАВ ИЗМАЙЛОВ: «В Чечне о людях забывали сразу же..»
- Первого своего пленного я освободил пятого апреля 96-го. Рядовой Алексей Магер из Тюмени. Первого апреля же Ельцин сказал, что в Чечне наступил мир и нам была поставлена задача подписать договоренности с селами, по которому мы обязались не стрелять, а они обязались не пускать в села боевиков. Как будто боевики их спрашивали… Это был мир по-ельцински. Первого апреля подписали, а уже четвертого «Ураганы» обстреляли Пригородное. Меня вызывают в штаб бригады – поедешь в это село, скажешь, что это не мы стреляли, не наши снаряды, с космоса прилетели. Дали бронегруппу. Сам я сел в «Жигули» с главой администрации села, они меня уже знали. Когда подъехали, я бронегруппу оставил, пошел в село сам. Из оружия взял только пистолет. Мне показали осколки этих снарядов, на них даже маркировка осталась. Стреляли по Гойскому, а три снаряда залетели в это Пригородное. Я признал, что это наши снаряды. Взял объяснительные, сказал, что все получат компенсации, будет рапорт. После этого чеченцы мне говорят – раз ты к нам с добром пришел, мы тебе тоже доброе дело сделаем. Вчера по селу шел солдат, в одной руке пузырь водки, в другой автомат. Пил из горла и стрелял по селу. Мы могли бы его закопать здесь, и никто не узнал бы, но мы тебе его отдаем.
В общем-то я тогда этой работой - освобождением, не занимался. Просто знал Бенчарского. Мы с ним познакомились в декабре 95-го, он подошел ко мне и попросил заселить солдатских матерей в наши казармы (потом нам каждый день приказывали их выселить, но мы не сделали этого). И так продолжалось до августа 96-го, когда боевики захватили город.
Нашей задача тогда было не пропустить группы, которые шли со Старых Промыслов. Возглавлял их Ваха Арсанов, будущий вице-премьер Чечни. За этот период были два моих непосредственных контакта с боевиками. Первый произошел 14 августа. Мы сидели в окопах, а через поле – пятиэтажки и там боевики. У нас были постоянные потери от их снайперов. Комбат, Станислав Кравцов, погиб (посмертно он был представлен к званию Героя РФ). И.о. комбата стал Ильин. Я ему говорю – наша задача не пропустить боевиков. Не надо лезть туда. У нас сейчас плохая позиция – между домами, мы несем потери. Давай перенесем окопы за дома. Он согласился. Несколько дней потерь не было. Потом его заменили, прислали комбата Касатурова. И в первый день он послал разведгруппу захватывать снайпера, не зная обстановки, не зная что там, в этих пятиэтажках. А там боевиков было больше чем нас. Разведгруппа пошла, потеряла людей, бросила их там и вернулась. На следующий день Касатуров посылает новую группу за брошенными. Они идут, снова теряют людей, снова бросают их, опять уходят. Я начал на него кричать – кто будет отвечать за этих людей перед их матерями? Как их вытаскивать теперь? Тогда «эфэсбэшники» предложили пойти к чеченским «гаишникам» – может они договорятся. Начальник ГАИ дал людей, те сходили к боевикам, вернулись вечером, сказали, что боевики отдадут убитых, если разведбат уйдет. Куда мы уйдем – мы там по приказу стоим, мы не можем уйти.
На следующий день ко мне подходит Касатуров и ФСБшник и с улыбкой говорят – вы бы не могли сами поехать за убитыми? Дали «Урал», водителя, белый флаг. Я поехал.
Подъехал к окопам – никого нет. Оставил водителя, пошел сам с флагом. И тут началось. Со всех окон – «Алах Акбар! Аллах Акбар!». Меня сразу окружила толпа, я не знаю сколько там было человек, огромная толпа. Я им говорю – я майор Измайлов, мы вот здесь стоим, у нас есть погибшие. Отдайте нам наших, если у нас будут ваши, мы вам тоже отдадим. Один из них говорит: «мы тебя знаем, ты много делаешь для своих солдат». Дали команду своим рабочим, там были и русские, местные жители, рыли им окопы, загрузили мне трупы в машину. Так получился с ними контакт. Я им говорю: это дерьмо рано или поздно закончится, давайте не стрелять друг в друга, чтобы не нести жертв. Не надо убитых. Они согласились.
Второй раз… В ГУОШе было много раненных, они просили помощи. Подходят ко мне: «не могли бы вы сесть на бэтэр, Вас боевики знают, они стрелять не будут. Снимите кепку, чтобы они вас узнали» Я снял кепку – я уже тогда лысый был, меня издалека видно было - снова вывез оттуда раненных. Потом, после войны, я встречался с Арсановым, с теми людьми которые воевали против нас, и один из них сказал: «благодари Ваху, это он приказал в лысого майора не стрелять. Это он спас тебе жизнь».
После этого случая меня вызывает командир бригады Назаров. Говорит – жалуются на тебя. Вот офицер ФСБ и разведчики говорят – не даешь им воевать. К боевикам ездишь. Да, - говорю, - езжу. Да, встречаюсь. Да, вывожу. Назаров мне: «Я решил, что тебя надо отправить в отпуск». Война идет, никого не отпускают, а меня в отпуск. Я говорю - на сколько? «Бери на сколько хочешь» Дали 90 дней. Наказание такое. Потом мне рассказали, что о моих похождениях узнал Квашнин, и это он дал команду – убрать Измайлова отсюда.
Десятого сентября я должен был уезжать. Девятого иду по Ханкале, вдруг смотрю – бежит Бенчарский. «Вячеслав Яковлевич, вы что?» «Да вот, в отпуск». А он в этот день должен был ехать на переговоры по пленным и у него сломалась машина. Он просит меня сопроводить его в комендатуру. А у меня приказ – пока не уеду, на сто метров к КПП не подходить. Я говорю – мне запретили. Он договорился.
Поехали в Центральную комендатуру. Все боевики, которые там находились, стали ко мне подходить – они видели меня по телевизору, меня «Взгляд» снимал, стали здороваться. И когда Виталий Иванович увидел, как они ко мне относятся, то сказал, что я обязательно должен работать с ними. Я говорю: «Я согласен, но меня выгоняют отсюда, я в отпуск завтра уезжаю». Он пошел к генерал-лейтенанту Вячеславу Тихомирову (на тот момент - командующий группировкой – А.Б.). Тихомиров всегда относился ко мне хорошо, в этот же день прикомандировал меня к группе розыска. Мне было поставлено две задачи: по розыску и вызволению солдат из плена и нахождению мест захоронений погибших. Так я попал в рабочую группу при Комиссии. Я не был в штате – они все были назначены приказом Ельцина, а я был прикомандирован.
К пленным тогда относились, как к скотам. К солдатам вообще относились как к скотам, а пленные – это вообще были не люди. Все, что я тогда делал, я делал не во исполнение приказа, а вопреки приказам. Мне не давали вытаскивать людей. Солдаты были не нужны – их надо было списать в расход, а тут Измайлов под ногами вошкается, мешается, притаскивает их. Кому они нужны?
Я первого пленного увидел в первый же день пребывания в Чечне. Он пошел за дровами, его и выкрали. После освобождения его посадили на губу и там свои же его так изметелили! Жестоко. И вот Назаров строит бригаду…Впечатления были как у Толстого в «После бала» – провести сквозь строй. Выводят этого солдата и комбриг начинает его чмырить – он подонок, он сволочь, его надо расстрелять. Я когда увидел это, думаю - е-моё, куда я попал! Человек из плена только, а его свои хотят расстрелять! Его действительно ставили к стенке. Имитировали расстрел. Потом отправили обратно в танковый батальон и над ним и там продолжили издеваться. Я служил в Афгане, уже там человек – это было последнее, о чем думали, но там за потери хоть драли, там людей старались беречь. В Чечне о людях забывали сразу же, как только они туда попадали. Я уговорил командира танкового батальона отправить его в отпуск, взяв ответственность на себя, что он вернется. А ему сказал - беги отсюда, не возвращайся.
А были такие пленные, которых после плена убивали, которых попросту забивали. Такой случай произошел в Северном. Один солдат сидел в плену с отцом Сергием, служителем Московской патриархии. К Сергию в Москве обратилась Галина Сорокина с просьбой освободить сына. Он поехал в Чечню и сам попал в плен. Их взяли вместе с настоятелем Грозненского храма Архангела Михаила отцом Анатолием. Отца Анатолия расстреляли потом, а Сергия нет. Так вот, ребята, которые сидели с ним – двоих забили после освобождения, двух солдатиков, один остался живой. С ним я встречался потом у Сергия в Даниловском монастыре, он покалеченный был.
Вывез москвича Бориса Сорокина и дальневосточника Виктора Андриенкова. Они служили в 245 полку, в Шатое. Четырнадцатого декабря – эта дата у меня в голове засела - боевики полностью взяли блокпост в плен, тридцать одного человека. Впоследствии всех контрактников расстреляли. Почему? Они обменяли четырех солдат на одного боевика, который был так избит, что через час умер у них. Если бы не это, контрактников, может быть, и не расстреляли бы. Наши власти ничего не сделали для их освобождения, ничего. Они все находились в лагере в Старом Ачхое. Как раз там были Лимонов и Клочков (Лимонов и Клочков – двое солдат, перешедших на сторону боевиков. Были охранниками в концлагере, издевались над пленными. Боевики их сами же потом и сдали. Осуждены Ростовским военным трибуналом, сейчас сидят – А.Б.). Чеченцы обменяли тогда 32 человека, не только солдат с того блокпоста, но и строителей, и офицеров. А Сорокина и Андриенкова не отдали. Они девять месяцев в плену просидели. Работали уже пастухами у боевиков в горах. Мать Сорокина была тогда в Ханкале, отец Андриенкова тоже был там. Я стал договариваться с Мовлади Раисовым – отдай этих ребят. Подключил всех. Мовлади сначала пообещал их отдать, но не отдал. Стал бегать от меня. Я ему говорю – ты же офицер, ты давал слово. А меня к тому времени уже второй раз выгоняли из Чечни в отпуск насильно, после того как я сказал в эфире «Свободы», что это по вине Квашниных и Шамановых такое дерьмо тут творится. Я нашел уже десятки могил наших солдат, а меня отправляют. Я пошел в госпиталь, сказал, чтобы мне сделали справку о высоком давлении, день пролежал в госпитале, потом ушел. Попросил врачей говорить, что я в госпитале, и ушел. Я знал – если я этих ребят не вытащу сейчас, то их уже никто не вытащит.
За два часа до того, как генерал Лебедь прилетел в Новые Атаги на встречу с Масхадовым, меня подвели к Масахдову, познакомили. Мы пили чай, и он сказал – я тебе помогу. Познакомил меня с Завали Ахаевым: «вот, этот человек тебе поможет». И два месяца я жил у боевиков. Говорю Раисову – меня выгоняют отсюда, давай ребят. Ты офицер и я офицер. Раисов - пока президент (Яндарбиев – А.Б) не даст приказ, я не могу их отдать. Мне нужен приказ Яндарбиева.
Завали Ахаев говорит – ладно поехали, мы Яндарбиева из-под земли достанем. Приехали в Старые Атаги, нашли его водителя, нашли помощника. Тот сказал, что, Яндарбиев меня, конечно, не примет, скажи мне, что хочешь ему сказать. Я при свете фар пишу письмо: вот я, Измайлов, спас столько–то солдат, спас столько то чеченцев – одного уже расстреливали, я его спас – вот, Раисов дал слово отдать Сорокина и Андриенкова, но слово не сдержал, сказал без вашего приказа отдать не могу. Через два часа мне привозят ответ. Там написано: «Казбеку Махашеву – решить вопрос с майором Измайловым согласно договоренностей». Махашев подписал: «Выполнить приказ презитдента». Отдать.
Ловлю Мовлади Раисова, даю ему читать. И только тогда он мне их отдал. Когда я их привез, они были уже невменяемые…
Потом были не только военные, я вытаскивал женщин, детей. Я мог бы многое рассказать. Одна мать приехала с мужем в Чечню, он там заболел и умер. Дочь в это время попала под машину, погибла. Она надеялась хоть сына живым…. Одного мальчика я вытащил – Андрюшу Латыпова. Он был сирота из питерских беспризорников. В девяносто пятом году “Взгляд” показал репортаж о них. Они спали в машинах, заводили их для тепла, и одна машина загорелась. Латыпов стал вытаскивать своего товарища, но тот все равно погиб. И «Взгляд» им занимался. И один майор, десантник, Сергей Данильченко, его усыновил. В 98-ом году Данильченко дали путевку в санаторий в Пятигорске. И Данильченко решил в выходной из Пятигорска съездить в Моздок к друзьям. Взял Андрюшу с собой. Электричка шла «Минводы – Ищерская», а они думали что конечная – Моздок. (станица Ищерская - это уже Чечня, первая железнодорожная станция после пересечения административной границы – А.Б). И их захватили. Я на тот момент уже работал в «Новой Газете». Мне редакция дала задание – вытащить этого мальчишку, это надо было делать срочно, потому что он больной.
Боевики запросили за мальчишку Гантамирова. Мы, говорят, за него заплатим большие деньги. Я говорю – сколько? Они говорят – 500 тысяч долларов. Я говорю – ладно, я сделаю. Принял их игру. Пишу расписку: «Я, майор Измайлов, обещаю доставить вам Гантамирова, а если не получится, готов возместить все расходы в размере 500 тысяч долларов». Они мне поверили. Ясно, что платить не собирался, я понятия не имею, где можно достать такие деньги. В общем, я этого мальчика вытащил. Как получилось – Данильченко удалось бежать. Но с мальчиком он бежать не мог. Добрался до нашего представительства в Ханкале – тогда уже боевики были у власти. Он добрался до нас, рассказал, где мальчик сидит. Я попросил одного человека помочь мне вытащить мальчишку. Его родственник сидел здесь в тюрьме. Я пообещал, что освобожу его взамен. Они мне мальчика отдали. В тот день я вытаскивал четверых, мальчика, двух солдат и одного инженера Мосдорстроя, Василия Поклонского. За него требовали миллион долларов. С ним мне помогал родственник одного чеченца, который работал здесь в метро. Он ограбил турка в Москве, на него было дело заведено. Я говорю – даете Поклонского, ваш родственник садится под подписку о невыезде. Короче, троих мне привезли, а мальчика нет. А в этот день, 23 июля 1998 года, было покушение на Масхадова, и тот человек, который вез мне мальчика, опоздал. Мне пришлось задержать самолет на час, авиакомпания «Карат» меня знала, они помогли, задержали самолет. В Москве меня встречают Сергей Бодров, он работал тогда во «Взгляде» и Сунцов, начальник этнического отдела ГУБОПа. Я солдат отдаю Сунцову, Поклонского отдаю племяннику, а мальчика привожу в редакцию – у него не было денег на дорогу. Редакция дала им денег, 300 долларов. Через полгода они проездом были в Москве, зашли ко мне - протягивают триста долларов…
Вот так работали. Государство ничего не делало, наоборот, мне все время только палки в колеса вставляли. Что, нельзя было отдать этих боевиков за солдат? Что важнее – посадить их, они восемь лет отсидят и все равно выйдут, или спасти жизни людей? Если их посадить – пленным отрежут головы. Для государства же это не составляло никакого труда, если бы это действительно было бы нужно, можно было наладить процесс, можно было бы сколько людей еще вытащить, спасти. Мне же приходилось изгаляться вот так вот, пробивать все время что-то, договариваться в обход, окольными путями…
Анна Ивановна Пясецкая, она тоже была членом рабочей группы при Комиссии, у неё сын погиб 1 января 95-го. Тело отправили на Алтай совершенно другим людям и там похоронили под чужой фамилией. А ей объявили, что сын пропал без вести. Она десять месяцев ходила по Чечне, искала его. А потом той женщине, которая похоронила Пясецкого как своего, прислали тело её сына. Через 124 лабораторию опознали. Это нормально? Никому они не нужны были…
Последнюю пленную, Светлану Кузьмину, я вытащил в 2001 году. А сегодня в Чечне работать уже невозможно. Задачи спасать людей государство перед собой не ставит. Их попросту бросили. В этническом отделе ГУБОПа из тех, кто занимался этой задачей, не осталось никого. Президентскую Комисию по военнопленным расформировали.
О поиске пропавших без вести в Чечне
Мы продолжаем серию статей под общим названием «Отработанный материал» о поиске пропавших в Чечне солдат. В прошлый раз было опубликовано интервью с Вячеславом Бенчарским, который в 1996-ом году возглавлял рабочую группу при Комиссии по военнопленным, интернированным и пропавшим без вести. В сегодняшнем номере - интервью с Вячеславом Измайловым, офицером управления 205-й бригады, членом рабочей группы Комиссии, который занимался вызволением пленных непосредственно. Всего Вячеслав Измайлов вытащил более 200 человек. Разговор идет о том, КАК государство искало своих солдат.
ВЯЧЕСЛАВ ИЗМАЙЛОВ: «В Чечне о людях забывали сразу же..»
- Первого своего пленного я освободил пятого апреля 96-го. Рядовой Алексей Магер из Тюмени. Первого апреля же Ельцин сказал, что в Чечне наступил мир и нам была поставлена задача подписать договоренности с селами, по которому мы обязались не стрелять, а они обязались не пускать в села боевиков. Как будто боевики их спрашивали… Это был мир по-ельцински. Первого апреля подписали, а уже четвертого «Ураганы» обстреляли Пригородное. Меня вызывают в штаб бригады – поедешь в это село, скажешь, что это не мы стреляли, не наши снаряды, с космоса прилетели. Дали бронегруппу. Сам я сел в «Жигули» с главой администрации села, они меня уже знали. Когда подъехали, я бронегруппу оставил, пошел в село сам. Из оружия взял только пистолет. Мне показали осколки этих снарядов, на них даже маркировка осталась. Стреляли по Гойскому, а три снаряда залетели в это Пригородное. Я признал, что это наши снаряды. Взял объяснительные, сказал, что все получат компенсации, будет рапорт. После этого чеченцы мне говорят – раз ты к нам с добром пришел, мы тебе тоже доброе дело сделаем. Вчера по селу шел солдат, в одной руке пузырь водки, в другой автомат. Пил из горла и стрелял по селу. Мы могли бы его закопать здесь, и никто не узнал бы, но мы тебе его отдаем.
В общем-то я тогда этой работой - освобождением, не занимался. Просто знал Бенчарского. Мы с ним познакомились в декабре 95-го, он подошел ко мне и попросил заселить солдатских матерей в наши казармы (потом нам каждый день приказывали их выселить, но мы не сделали этого). И так продолжалось до августа 96-го, когда боевики захватили город.
Нашей задача тогда было не пропустить группы, которые шли со Старых Промыслов. Возглавлял их Ваха Арсанов, будущий вице-премьер Чечни. За этот период были два моих непосредственных контакта с боевиками. Первый произошел 14 августа. Мы сидели в окопах, а через поле – пятиэтажки и там боевики. У нас были постоянные потери от их снайперов. Комбат, Станислав Кравцов, погиб (посмертно он был представлен к званию Героя РФ). И.о. комбата стал Ильин. Я ему говорю – наша задача не пропустить боевиков. Не надо лезть туда. У нас сейчас плохая позиция – между домами, мы несем потери. Давай перенесем окопы за дома. Он согласился. Несколько дней потерь не было. Потом его заменили, прислали комбата Касатурова. И в первый день он послал разведгруппу захватывать снайпера, не зная обстановки, не зная что там, в этих пятиэтажках. А там боевиков было больше чем нас. Разведгруппа пошла, потеряла людей, бросила их там и вернулась. На следующий день Касатуров посылает новую группу за брошенными. Они идут, снова теряют людей, снова бросают их, опять уходят. Я начал на него кричать – кто будет отвечать за этих людей перед их матерями? Как их вытаскивать теперь? Тогда «эфэсбэшники» предложили пойти к чеченским «гаишникам» – может они договорятся. Начальник ГАИ дал людей, те сходили к боевикам, вернулись вечером, сказали, что боевики отдадут убитых, если разведбат уйдет. Куда мы уйдем – мы там по приказу стоим, мы не можем уйти.
На следующий день ко мне подходит Касатуров и ФСБшник и с улыбкой говорят – вы бы не могли сами поехать за убитыми? Дали «Урал», водителя, белый флаг. Я поехал.
Подъехал к окопам – никого нет. Оставил водителя, пошел сам с флагом. И тут началось. Со всех окон – «Алах Акбар! Аллах Акбар!». Меня сразу окружила толпа, я не знаю сколько там было человек, огромная толпа. Я им говорю – я майор Измайлов, мы вот здесь стоим, у нас есть погибшие. Отдайте нам наших, если у нас будут ваши, мы вам тоже отдадим. Один из них говорит: «мы тебя знаем, ты много делаешь для своих солдат». Дали команду своим рабочим, там были и русские, местные жители, рыли им окопы, загрузили мне трупы в машину. Так получился с ними контакт. Я им говорю: это дерьмо рано или поздно закончится, давайте не стрелять друг в друга, чтобы не нести жертв. Не надо убитых. Они согласились.
Второй раз… В ГУОШе было много раненных, они просили помощи. Подходят ко мне: «не могли бы вы сесть на бэтэр, Вас боевики знают, они стрелять не будут. Снимите кепку, чтобы они вас узнали» Я снял кепку – я уже тогда лысый был, меня издалека видно было - снова вывез оттуда раненных. Потом, после войны, я встречался с Арсановым, с теми людьми которые воевали против нас, и один из них сказал: «благодари Ваху, это он приказал в лысого майора не стрелять. Это он спас тебе жизнь».
После этого случая меня вызывает командир бригады Назаров. Говорит – жалуются на тебя. Вот офицер ФСБ и разведчики говорят – не даешь им воевать. К боевикам ездишь. Да, - говорю, - езжу. Да, встречаюсь. Да, вывожу. Назаров мне: «Я решил, что тебя надо отправить в отпуск». Война идет, никого не отпускают, а меня в отпуск. Я говорю - на сколько? «Бери на сколько хочешь» Дали 90 дней. Наказание такое. Потом мне рассказали, что о моих похождениях узнал Квашнин, и это он дал команду – убрать Измайлова отсюда.
Десятого сентября я должен был уезжать. Девятого иду по Ханкале, вдруг смотрю – бежит Бенчарский. «Вячеслав Яковлевич, вы что?» «Да вот, в отпуск». А он в этот день должен был ехать на переговоры по пленным и у него сломалась машина. Он просит меня сопроводить его в комендатуру. А у меня приказ – пока не уеду, на сто метров к КПП не подходить. Я говорю – мне запретили. Он договорился.
Поехали в Центральную комендатуру. Все боевики, которые там находились, стали ко мне подходить – они видели меня по телевизору, меня «Взгляд» снимал, стали здороваться. И когда Виталий Иванович увидел, как они ко мне относятся, то сказал, что я обязательно должен работать с ними. Я говорю: «Я согласен, но меня выгоняют отсюда, я в отпуск завтра уезжаю». Он пошел к генерал-лейтенанту Вячеславу Тихомирову (на тот момент - командующий группировкой – А.Б.). Тихомиров всегда относился ко мне хорошо, в этот же день прикомандировал меня к группе розыска. Мне было поставлено две задачи: по розыску и вызволению солдат из плена и нахождению мест захоронений погибших. Так я попал в рабочую группу при Комиссии. Я не был в штате – они все были назначены приказом Ельцина, а я был прикомандирован.
К пленным тогда относились, как к скотам. К солдатам вообще относились как к скотам, а пленные – это вообще были не люди. Все, что я тогда делал, я делал не во исполнение приказа, а вопреки приказам. Мне не давали вытаскивать людей. Солдаты были не нужны – их надо было списать в расход, а тут Измайлов под ногами вошкается, мешается, притаскивает их. Кому они нужны?
Я первого пленного увидел в первый же день пребывания в Чечне. Он пошел за дровами, его и выкрали. После освобождения его посадили на губу и там свои же его так изметелили! Жестоко. И вот Назаров строит бригаду…Впечатления были как у Толстого в «После бала» – провести сквозь строй. Выводят этого солдата и комбриг начинает его чмырить – он подонок, он сволочь, его надо расстрелять. Я когда увидел это, думаю - е-моё, куда я попал! Человек из плена только, а его свои хотят расстрелять! Его действительно ставили к стенке. Имитировали расстрел. Потом отправили обратно в танковый батальон и над ним и там продолжили издеваться. Я служил в Афгане, уже там человек – это было последнее, о чем думали, но там за потери хоть драли, там людей старались беречь. В Чечне о людях забывали сразу же, как только они туда попадали. Я уговорил командира танкового батальона отправить его в отпуск, взяв ответственность на себя, что он вернется. А ему сказал - беги отсюда, не возвращайся.
А были такие пленные, которых после плена убивали, которых попросту забивали. Такой случай произошел в Северном. Один солдат сидел в плену с отцом Сергием, служителем Московской патриархии. К Сергию в Москве обратилась Галина Сорокина с просьбой освободить сына. Он поехал в Чечню и сам попал в плен. Их взяли вместе с настоятелем Грозненского храма Архангела Михаила отцом Анатолием. Отца Анатолия расстреляли потом, а Сергия нет. Так вот, ребята, которые сидели с ним – двоих забили после освобождения, двух солдатиков, один остался живой. С ним я встречался потом у Сергия в Даниловском монастыре, он покалеченный был.
Вывез москвича Бориса Сорокина и дальневосточника Виктора Андриенкова. Они служили в 245 полку, в Шатое. Четырнадцатого декабря – эта дата у меня в голове засела - боевики полностью взяли блокпост в плен, тридцать одного человека. Впоследствии всех контрактников расстреляли. Почему? Они обменяли четырех солдат на одного боевика, который был так избит, что через час умер у них. Если бы не это, контрактников, может быть, и не расстреляли бы. Наши власти ничего не сделали для их освобождения, ничего. Они все находились в лагере в Старом Ачхое. Как раз там были Лимонов и Клочков (Лимонов и Клочков – двое солдат, перешедших на сторону боевиков. Были охранниками в концлагере, издевались над пленными. Боевики их сами же потом и сдали. Осуждены Ростовским военным трибуналом, сейчас сидят – А.Б.). Чеченцы обменяли тогда 32 человека, не только солдат с того блокпоста, но и строителей, и офицеров. А Сорокина и Андриенкова не отдали. Они девять месяцев в плену просидели. Работали уже пастухами у боевиков в горах. Мать Сорокина была тогда в Ханкале, отец Андриенкова тоже был там. Я стал договариваться с Мовлади Раисовым – отдай этих ребят. Подключил всех. Мовлади сначала пообещал их отдать, но не отдал. Стал бегать от меня. Я ему говорю – ты же офицер, ты давал слово. А меня к тому времени уже второй раз выгоняли из Чечни в отпуск насильно, после того как я сказал в эфире «Свободы», что это по вине Квашниных и Шамановых такое дерьмо тут творится. Я нашел уже десятки могил наших солдат, а меня отправляют. Я пошел в госпиталь, сказал, чтобы мне сделали справку о высоком давлении, день пролежал в госпитале, потом ушел. Попросил врачей говорить, что я в госпитале, и ушел. Я знал – если я этих ребят не вытащу сейчас, то их уже никто не вытащит.
За два часа до того, как генерал Лебедь прилетел в Новые Атаги на встречу с Масхадовым, меня подвели к Масахдову, познакомили. Мы пили чай, и он сказал – я тебе помогу. Познакомил меня с Завали Ахаевым: «вот, этот человек тебе поможет». И два месяца я жил у боевиков. Говорю Раисову – меня выгоняют отсюда, давай ребят. Ты офицер и я офицер. Раисов - пока президент (Яндарбиев – А.Б) не даст приказ, я не могу их отдать. Мне нужен приказ Яндарбиева.
Завали Ахаев говорит – ладно поехали, мы Яндарбиева из-под земли достанем. Приехали в Старые Атаги, нашли его водителя, нашли помощника. Тот сказал, что, Яндарбиев меня, конечно, не примет, скажи мне, что хочешь ему сказать. Я при свете фар пишу письмо: вот я, Измайлов, спас столько–то солдат, спас столько то чеченцев – одного уже расстреливали, я его спас – вот, Раисов дал слово отдать Сорокина и Андриенкова, но слово не сдержал, сказал без вашего приказа отдать не могу. Через два часа мне привозят ответ. Там написано: «Казбеку Махашеву – решить вопрос с майором Измайловым согласно договоренностей». Махашев подписал: «Выполнить приказ презитдента». Отдать.
Ловлю Мовлади Раисова, даю ему читать. И только тогда он мне их отдал. Когда я их привез, они были уже невменяемые…
Потом были не только военные, я вытаскивал женщин, детей. Я мог бы многое рассказать. Одна мать приехала с мужем в Чечню, он там заболел и умер. Дочь в это время попала под машину, погибла. Она надеялась хоть сына живым…. Одного мальчика я вытащил – Андрюшу Латыпова. Он был сирота из питерских беспризорников. В девяносто пятом году “Взгляд” показал репортаж о них. Они спали в машинах, заводили их для тепла, и одна машина загорелась. Латыпов стал вытаскивать своего товарища, но тот все равно погиб. И «Взгляд» им занимался. И один майор, десантник, Сергей Данильченко, его усыновил. В 98-ом году Данильченко дали путевку в санаторий в Пятигорске. И Данильченко решил в выходной из Пятигорска съездить в Моздок к друзьям. Взял Андрюшу с собой. Электричка шла «Минводы – Ищерская», а они думали что конечная – Моздок. (станица Ищерская - это уже Чечня, первая железнодорожная станция после пересечения административной границы – А.Б). И их захватили. Я на тот момент уже работал в «Новой Газете». Мне редакция дала задание – вытащить этого мальчишку, это надо было делать срочно, потому что он больной.
Боевики запросили за мальчишку Гантамирова. Мы, говорят, за него заплатим большие деньги. Я говорю – сколько? Они говорят – 500 тысяч долларов. Я говорю – ладно, я сделаю. Принял их игру. Пишу расписку: «Я, майор Измайлов, обещаю доставить вам Гантамирова, а если не получится, готов возместить все расходы в размере 500 тысяч долларов». Они мне поверили. Ясно, что платить не собирался, я понятия не имею, где можно достать такие деньги. В общем, я этого мальчика вытащил. Как получилось – Данильченко удалось бежать. Но с мальчиком он бежать не мог. Добрался до нашего представительства в Ханкале – тогда уже боевики были у власти. Он добрался до нас, рассказал, где мальчик сидит. Я попросил одного человека помочь мне вытащить мальчишку. Его родственник сидел здесь в тюрьме. Я пообещал, что освобожу его взамен. Они мне мальчика отдали. В тот день я вытаскивал четверых, мальчика, двух солдат и одного инженера Мосдорстроя, Василия Поклонского. За него требовали миллион долларов. С ним мне помогал родственник одного чеченца, который работал здесь в метро. Он ограбил турка в Москве, на него было дело заведено. Я говорю – даете Поклонского, ваш родственник садится под подписку о невыезде. Короче, троих мне привезли, а мальчика нет. А в этот день, 23 июля 1998 года, было покушение на Масхадова, и тот человек, который вез мне мальчика, опоздал. Мне пришлось задержать самолет на час, авиакомпания «Карат» меня знала, они помогли, задержали самолет. В Москве меня встречают Сергей Бодров, он работал тогда во «Взгляде» и Сунцов, начальник этнического отдела ГУБОПа. Я солдат отдаю Сунцову, Поклонского отдаю племяннику, а мальчика привожу в редакцию – у него не было денег на дорогу. Редакция дала им денег, 300 долларов. Через полгода они проездом были в Москве, зашли ко мне - протягивают триста долларов…
Вот так работали. Государство ничего не делало, наоборот, мне все время только палки в колеса вставляли. Что, нельзя было отдать этих боевиков за солдат? Что важнее – посадить их, они восемь лет отсидят и все равно выйдут, или спасти жизни людей? Если их посадить – пленным отрежут головы. Для государства же это не составляло никакого труда, если бы это действительно было бы нужно, можно было наладить процесс, можно было бы сколько людей еще вытащить, спасти. Мне же приходилось изгаляться вот так вот, пробивать все время что-то, договариваться в обход, окольными путями…
Анна Ивановна Пясецкая, она тоже была членом рабочей группы при Комиссии, у неё сын погиб 1 января 95-го. Тело отправили на Алтай совершенно другим людям и там похоронили под чужой фамилией. А ей объявили, что сын пропал без вести. Она десять месяцев ходила по Чечне, искала его. А потом той женщине, которая похоронила Пясецкого как своего, прислали тело её сына. Через 124 лабораторию опознали. Это нормально? Никому они не нужны были…
Последнюю пленную, Светлану Кузьмину, я вытащил в 2001 году. А сегодня в Чечне работать уже невозможно. Задачи спасать людей государство перед собой не ставит. Их попросту бросили. В этническом отделе ГУБОПа из тех, кто занимался этой задачей, не осталось никого. Президентскую Комисию по военнопленным расформировали.
Фото Анатолия Грахова. В 1966 году этот снимок получил премию на выставке в Амстердаме. На Родине это фото запретили к показу..
Лики войны. Российские военнослужащие в период новогоднего штурма Грозного. Скриншоты из репортажей Александра Сладкова. 1994-1995гг.
Кайда Владимир Никитович.
При освобождении города, преодолев вплавь Цемесскую бухту от Кабардинки до входа в порт Новороссийска, взорвал немецкие заграждения, тем самым открыв путь советским кораблям. Также известно о множестве рукопашных боёв с врагом (даже вооружённым) во время Великой Отечественной войны. Благодаря большому росту и огромной силе Владимир Кайда выходил из них победителем.
Награждён орденом Отечественной войны 1 степени и двумя орденами Красной Звезды.
В октябре 1941 Кайда Владимир Никитович принимал участие в одной из первых операций в составе 3-го полка морской пехоты в районе поселка Григорьевка, что под Одессой. Здесь он был тяжело ранен и вывезен в госпиталь на кавказское побережье. В феврале 1943 Кайда Владимир Никитович уже воевал в морской пехоте, в отряде Ц.Л.Куникова. В ночь на 4 февраля 1943 принял участие в десантной операции и захвате плацдарма южнее Новороссийска, который получил название «Малая земля». После высадки десанта в живых осталось только трое: Кирилл Дибров (позже стал Героем Советского Союза за участие в Керченском десантной операции), Отари Джаниани и Владимир Кайда. Во время боев на Малой земле Владимир Никитич получил 13 ранений!@
При освобождении города, преодолев вплавь Цемесскую бухту от Кабардинки до входа в порт Новороссийска, взорвал немецкие заграждения, тем самым открыв путь советским кораблям. Также известно о множестве рукопашных боёв с врагом (даже вооружённым) во время Великой Отечественной войны. Благодаря большому росту и огромной силе Владимир Кайда выходил из них победителем.
Награждён орденом Отечественной войны 1 степени и двумя орденами Красной Звезды.
В октябре 1941 Кайда Владимир Никитович принимал участие в одной из первых операций в составе 3-го полка морской пехоты в районе поселка Григорьевка, что под Одессой. Здесь он был тяжело ранен и вывезен в госпиталь на кавказское побережье. В феврале 1943 Кайда Владимир Никитович уже воевал в морской пехоте, в отряде Ц.Л.Куникова. В ночь на 4 февраля 1943 принял участие в десантной операции и захвате плацдарма южнее Новороссийска, который получил название «Малая земля». После высадки десанта в живых осталось только трое: Кирилл Дибров (позже стал Героем Советского Союза за участие в Керченском десантной операции), Отари Джаниани и Владимир Кайда. Во время боев на Малой земле Владимир Никитич получил 13 ранений!@
Действия 2-й БМП (БМП-КШ)
Во втором БМП-КШ вместе с полковником Андриевским находились зам.ком. группы 690 ооСпН лейтенант Дмитрий Владимирович Ерофеев и разведчик 690 ооСпН сержант Владимир Николаевич Козаков, сидевшие в десантном отделении этой машины. Из-за ограниченного обзора из бойниц не увидели, что их товарищи [с первой БМП] попали и беду, и не смогли им помочь.
Находясь одни в окружении, приняли бой и погибли. В живых остались лишь контуженные механик-водитель и начальник колонны.
Зам. нач. штаба 131 ОМСБр подполковник С. Зеленский:
"Примерно в два часа подбили машину замкомбрига. Связь с ним прервалась. Как потом выяснилось, Андриевского ранило в плечо, двадцать один день он числился без вести пропавшим, пока вместе с одним солдатом не прорвался из окружения в расположение российских частей".
Прапорщик Юрий Анатольевич Созинов [находился в БМП-2 №018]:
"Как только машина полковника Андриевского была подбита, она врезалась в угол пятиэтажного дома, который стоял слева от машины. Дмитрий Ерофеев был ранен. Осколком был перебит коленный сустав.
Владимир Козаков помог вылезти из машины своему командиру и помог механику-водителю рядовому Кашулину вытащить из горящей машины полковника Андриевского, который был контужен.
Со стороны цирка группа боевиков попыталась приблизиться к машине, тогда Дмитрий Ерофеев и Владимир Козаков приняли бой, заняв огневые позиции - Дмитрий у кормы машины, а Владимир около носовой части.
По словам жительницы одного из домов, чеченцы предлагали им сдаться несколько раз. На все предложения от русских слышались только выстрелы... Но патроны были на исходе.
Первым погиб Дмитрий. Потеря крови и выстрел из гранатомета сделали свое дело. Владимир отстреливался до последнего. Когда закончились патроны и чеченцы подошли вплотную, он взорвал гранату".
Во втором БМП-КШ вместе с полковником Андриевским находились зам.ком. группы 690 ооСпН лейтенант Дмитрий Владимирович Ерофеев и разведчик 690 ооСпН сержант Владимир Николаевич Козаков, сидевшие в десантном отделении этой машины. Из-за ограниченного обзора из бойниц не увидели, что их товарищи [с первой БМП] попали и беду, и не смогли им помочь.
Находясь одни в окружении, приняли бой и погибли. В живых остались лишь контуженные механик-водитель и начальник колонны.
Зам. нач. штаба 131 ОМСБр подполковник С. Зеленский:
"Примерно в два часа подбили машину замкомбрига. Связь с ним прервалась. Как потом выяснилось, Андриевского ранило в плечо, двадцать один день он числился без вести пропавшим, пока вместе с одним солдатом не прорвался из окружения в расположение российских частей".
Прапорщик Юрий Анатольевич Созинов [находился в БМП-2 №018]:
"Как только машина полковника Андриевского была подбита, она врезалась в угол пятиэтажного дома, который стоял слева от машины. Дмитрий Ерофеев был ранен. Осколком был перебит коленный сустав.
Владимир Козаков помог вылезти из машины своему командиру и помог механику-водителю рядовому Кашулину вытащить из горящей машины полковника Андриевского, который был контужен.
Со стороны цирка группа боевиков попыталась приблизиться к машине, тогда Дмитрий Ерофеев и Владимир Козаков приняли бой, заняв огневые позиции - Дмитрий у кормы машины, а Владимир около носовой части.
По словам жительницы одного из домов, чеченцы предлагали им сдаться несколько раз. На все предложения от русских слышались только выстрелы... Но патроны были на исходе.
Первым погиб Дмитрий. Потеря крови и выстрел из гранатомета сделали свое дело. Владимир отстреливался до последнего. Когда закончились патроны и чеченцы подошли вплотную, он взорвал гранату".
Военнослужащие 19-го ОСН "Ермак" Внутренних войск после боя 18 марта в селе Комсомольское. На носилках перед ними погибшие спецназовцы.
На корточках сидит сержант Денис Кожура, ему в том бою закрыл собой майор Василий Чебров. Снимает шлем санинструктор 2-й ГСН Николай Лобач. Николай погибнет спустя 2 месяца под Сержень-Юртом.
1.Майор Василий Чебров
2.Майор Николай Непомнящих
3.Ст.л-нт Сергей Политин
4.Прапорщик Андрей Мелешкин
5.Сержант Сергей Сажаев
6.Рядовой Андрей Трусевич
7.Рядовой Юрий Петухов
8.Рядовой Александр Матвеев
На корточках сидит сержант Денис Кожура, ему в том бою закрыл собой майор Василий Чебров. Снимает шлем санинструктор 2-й ГСН Николай Лобач. Николай погибнет спустя 2 месяца под Сержень-Юртом.
1.Майор Василий Чебров
2.Майор Николай Непомнящих
3.Ст.л-нт Сергей Политин
4.Прапорщик Андрей Мелешкин
5.Сержант Сергей Сажаев
6.Рядовой Андрей Трусевич
7.Рядовой Юрий Петухов
8.Рядовой Александр Матвеев
