Последняя ночь. Мы на взводе и наготове.
Не выйти мне в снежное марево до рассвета.
Мы все здесь поляжем, читай за Страну Советов
Твой брат навсегда остается здесь, в подмосковье.
Не выйти мне в снежное поле, не вскинуть руки,
С предлогом отличным от пули, меня пронзившей.
Большая медведица лезет все выше, выше.
Нас завтра уже не спасут никакие трюки,
Но мы здесь останемся - сколько сумеем долго,
И не обольщаясь надеждой покинуть вахту.
Здесь сменщиков нет. Нет махорки и чистой ваты.
Последнее чувство не может быть чувством долга.
Родная, ты встретишь весну, ты увидишь стебли,
Травинок, смешно пробивающихся на крыше.
Ты будешь смотреть, как леса к октябрю желтеют.
Так много такого, что я уже не увижу.
Как пыль вытирают с пошкрябанной книжной полки,
Как едет автобус по рваной дороге сельской,
Где жмутся к стеклу первоклассницы-недотроги.
Как рыба, поймавшись почти, разрывает леску.
Постой убиваться, родная, отставить траур.
Я здесь остаюсь до конца, чтобы ты осталась
Такой же живой, а отчаянье - это старость.
А я никогда, понимаешь, не буду старым.
Я буду землей, из которой растет пшеница,
Кровь знамени нашего будет моею кровью,
И в каждом ребенке, который еще родится,
Я буду. Я буду волной на реке неровной.
Нас вспомнят еще, обмороженных, истощавших,
Бежавших под музыку пуль на оркестр дзотов.
А после - оставшихся неотторжимой частью
Живого и вечного. Правильного чего-то.
Автор картины: Александр Новоселов
Количество постов 448
Частота постов 183 часа 16 минут
ER
224.89
Нет на рекламных биржах
Графики роста подписчиков
Лучшие посты
Может так я и не узнаю, чего же вьется,
Триколор над моей головой, как большая птица.
Я смотрю в глаза, но никак не могу проститься,
Обнаружить в себе не стержень, так веретёнце,
Намотаться. Стать не ответчицей, но истицей.
Нет, не так воспитали, не целое я, но часть.
Если буду я спрашивать, буду и отвечать.
Моя Родина — это гранит на моей груди,
И столбы верстовые на тёмном моём пути.
Моя Родина — это молчание часовых,
Моя Родина — это внезапный удар под дых,
Моя Родина — это стрельба по жилому зданию,
Холостым снарядом с военного корабля.
Это было всегда сигналом начать восстание,
А не просто причиной обвала курса рубля.
Моя Родина — одинокий острог в Сибири,
На весах мечи привычно заменят гири,
Побежденным горе, горе и победившим,
Ничего не попишешь, но все же отчет напишем.
Триколор над моей головой, как большая птица.
Я твоя, это не изменится, не сместится.
Смело головы обе склони же в мои объятья,
Я зароюсь лицом в твои золотые перья.
Потому что меня уже нечему напугать,
Как любого, кто выкормлен кровью твоей империи.
Моя Родина требует, чтоб мы стояли прямо,
И её птенцам придется опять терпеть.
Сколько нас еще вбито фамилиями в мрамор,
Умирающих от безответной любви к тебе.
Так моя любовь невостребованным гостинцем
Будет ждать, пока Родина мир превращает в тир.
Я, наверное, никогда не смогу проститься.
Я, наверное, никогда не смогу простить.
[club42145490|Знаменосица Ира]
Триколор над моей головой, как большая птица.
Я смотрю в глаза, но никак не могу проститься,
Обнаружить в себе не стержень, так веретёнце,
Намотаться. Стать не ответчицей, но истицей.
Нет, не так воспитали, не целое я, но часть.
Если буду я спрашивать, буду и отвечать.
Моя Родина — это гранит на моей груди,
И столбы верстовые на тёмном моём пути.
Моя Родина — это молчание часовых,
Моя Родина — это внезапный удар под дых,
Моя Родина — это стрельба по жилому зданию,
Холостым снарядом с военного корабля.
Это было всегда сигналом начать восстание,
А не просто причиной обвала курса рубля.
Моя Родина — одинокий острог в Сибири,
На весах мечи привычно заменят гири,
Побежденным горе, горе и победившим,
Ничего не попишешь, но все же отчет напишем.
Триколор над моей головой, как большая птица.
Я твоя, это не изменится, не сместится.
Смело головы обе склони же в мои объятья,
Я зароюсь лицом в твои золотые перья.
Потому что меня уже нечему напугать,
Как любого, кто выкормлен кровью твоей империи.
Моя Родина требует, чтоб мы стояли прямо,
И её птенцам придется опять терпеть.
Сколько нас еще вбито фамилиями в мрамор,
Умирающих от безответной любви к тебе.
Так моя любовь невостребованным гостинцем
Будет ждать, пока Родина мир превращает в тир.
Я, наверное, никогда не смогу проститься.
Я, наверное, никогда не смогу простить.
[club42145490|Знаменосица Ира]
Я не боюсь за себя, и я отвыкаю
Бояться за близких – они меня не просили.
В маленьком прошлом с кульбитами, кувырками,
Сложенном в папку – тонкую, некрасивую,
Выделены курсивными островками
Вещи, к которым я медленно привыкаю.
Выделены, отмечены и оплаканы
Вещи, которые я не могу менять.
Слишком высокие – не дотянуться – планки,
Фразочки, слишком острые для меня.
Чья-то чужая боль, что неисцелима.
Родина, что непременно тебя предаст.
Их вереница чинно проходит мимо,
Встань, да смотри – какая твоя беда?
Я не боюсь за себя, и вполне прилежно
Строю свой дом, возделываю свой сад.
Стараюсь не слишком тоскливо смотреть назад,
Не множить проблемы, не заниматься слежкой
(В маленьком прошлом все знают про все и так),
А только лишь отмечать аккуратно, бережно
Вещи, которые не изменить.
Никак.
[club42145490|Знаменосец Ира]
Бояться за близких – они меня не просили.
В маленьком прошлом с кульбитами, кувырками,
Сложенном в папку – тонкую, некрасивую,
Выделены курсивными островками
Вещи, к которым я медленно привыкаю.
Выделены, отмечены и оплаканы
Вещи, которые я не могу менять.
Слишком высокие – не дотянуться – планки,
Фразочки, слишком острые для меня.
Чья-то чужая боль, что неисцелима.
Родина, что непременно тебя предаст.
Их вереница чинно проходит мимо,
Встань, да смотри – какая твоя беда?
Я не боюсь за себя, и вполне прилежно
Строю свой дом, возделываю свой сад.
Стараюсь не слишком тоскливо смотреть назад,
Не множить проблемы, не заниматься слежкой
(В маленьком прошлом все знают про все и так),
А только лишь отмечать аккуратно, бережно
Вещи, которые не изменить.
Никак.
[club42145490|Знаменосец Ира]
Есть разные виды искусства в быту полезные
Искусство гнуть мебель, но так, чтобы было ровно,
Искусство на тонкой посуде рассыпать ромбики,
Искусство красивые штуки точить железные.
Такое искусство и все, что бывает с ним
У умных людей называется прикладным
А часто еще добавляют — декоративным,
И сразу запахло ремонтом в чужой квартире.
Но если развить метафору до абсурда,
То это искусство становится нам доступно.
Искусство вставать без будильника и без драмы,
Искусство душевно и близко общаться с мамой,
Искусство дарить не хлам, а другое всякое,
Искусство отказывать гнидам, что просят взятки,
И многое прочее, требующее навыка,
И некоторого внутреннего огня.
Я большую часть из этого знаю слабенько,
Но кое-что, все же, доступно и для меня.
Не знаю, как надо, и всякое остальное,
Но
Любить тебя — это умение прикладное.
И кто-то сейчас удивится, а кто-то фыркнет,
Но я поясню подробно свою позицию,
Любовь моя — не полотно с номерком на бирке,
С которым пришлось основательно повозиться,
В процессе доставки, показа и восприятия.
Любовь моя рядом, как добрый такой приятель,
Как кружка — не самая лучшая, но твоя,
Как столб верстовой, Подзорный дворец, маяк.
Наверно из всех категорий людской культуры,
Любить тебя — напоминает архитектуру,
Не то, чтобы я уж так-то рвалась в строители,
И может быть я подзабыла классификацию,
Но я вот так это чувствую, извините,
Не надо ко мне, пожалуйста придираться)
Я чувствую там структуру и широту,
И тяжесть, распределенную по опорам,
Динамику лестниц, динамику наших споров,
Объятья колоннады, и остроту
Углов.
И пускай я все пальцы сотру о быт
Любовь мою снова и заново мастеря.
Ведь пусть она будет так близко, как может быть
Я никогда не хочу ее потерять.
Искусство гнуть мебель, но так, чтобы было ровно,
Искусство на тонкой посуде рассыпать ромбики,
Искусство красивые штуки точить железные.
Такое искусство и все, что бывает с ним
У умных людей называется прикладным
А часто еще добавляют — декоративным,
И сразу запахло ремонтом в чужой квартире.
Но если развить метафору до абсурда,
То это искусство становится нам доступно.
Искусство вставать без будильника и без драмы,
Искусство душевно и близко общаться с мамой,
Искусство дарить не хлам, а другое всякое,
Искусство отказывать гнидам, что просят взятки,
И многое прочее, требующее навыка,
И некоторого внутреннего огня.
Я большую часть из этого знаю слабенько,
Но кое-что, все же, доступно и для меня.
Не знаю, как надо, и всякое остальное,
Но
Любить тебя — это умение прикладное.
И кто-то сейчас удивится, а кто-то фыркнет,
Но я поясню подробно свою позицию,
Любовь моя — не полотно с номерком на бирке,
С которым пришлось основательно повозиться,
В процессе доставки, показа и восприятия.
Любовь моя рядом, как добрый такой приятель,
Как кружка — не самая лучшая, но твоя,
Как столб верстовой, Подзорный дворец, маяк.
Наверно из всех категорий людской культуры,
Любить тебя — напоминает архитектуру,
Не то, чтобы я уж так-то рвалась в строители,
И может быть я подзабыла классификацию,
Но я вот так это чувствую, извините,
Не надо ко мне, пожалуйста придираться)
Я чувствую там структуру и широту,
И тяжесть, распределенную по опорам,
Динамику лестниц, динамику наших споров,
Объятья колоннады, и остроту
Углов.
И пускай я все пальцы сотру о быт
Любовь мою снова и заново мастеря.
Ведь пусть она будет так близко, как может быть
Я никогда не хочу ее потерять.
Говорить о мертвых. Не говорить о мертвых.
И не путать где нужно — первое,
Где — второе.
Не копать слишком сильно, как Шлиман когда-то — Трою.
Говорить о мертвых.
Имя и возраст стерты.
Мое имя и возраст стерты, лицо — расплющено.
Ну куда мне пойти, чтоб стало немного лучше?
Ну чего мне сказать, чтоб стало немного легче?
Ну кому я могу помочь, если искалечена?
А молчание вызовет скепсис и подозрение,
Ничего, кроме правды, Ира, терпи. Терпение.
Прочеши себя гребнем, просыпь себя через сито.
Говори о мертвых, молчи, если не спросили.
Потому что твой суд не назначен, но неизбежен,
Потому говори, конечно, но лучше реже.
Потому говори, конечно, но лучше — проще.
Я иду на ощупь все время иду на ощупь.
Я не знаю, за что опять получу по шапке,
Потому запинаюсь. Я очень плохой глашатый.
У меня голова вся в язвах, язык весь в язвах,
Но молчать не могу, поскольку моя обязанность
Говорить о мертвых, а после о вас, ребята.
О таких же, как я, расплющенных и распятых,
И привычки мои, если честно, совсем не в кассу,
Потому что опять говорю как о мертвецах —
О вас.
[club42145490|Знаменосица Ира]
И не путать где нужно — первое,
Где — второе.
Не копать слишком сильно, как Шлиман когда-то — Трою.
Говорить о мертвых.
Имя и возраст стерты.
Мое имя и возраст стерты, лицо — расплющено.
Ну куда мне пойти, чтоб стало немного лучше?
Ну чего мне сказать, чтоб стало немного легче?
Ну кому я могу помочь, если искалечена?
А молчание вызовет скепсис и подозрение,
Ничего, кроме правды, Ира, терпи. Терпение.
Прочеши себя гребнем, просыпь себя через сито.
Говори о мертвых, молчи, если не спросили.
Потому что твой суд не назначен, но неизбежен,
Потому говори, конечно, но лучше реже.
Потому говори, конечно, но лучше — проще.
Я иду на ощупь все время иду на ощупь.
Я не знаю, за что опять получу по шапке,
Потому запинаюсь. Я очень плохой глашатый.
У меня голова вся в язвах, язык весь в язвах,
Но молчать не могу, поскольку моя обязанность
Говорить о мертвых, а после о вас, ребята.
О таких же, как я, расплющенных и распятых,
И привычки мои, если честно, совсем не в кассу,
Потому что опять говорю как о мертвецах —
О вас.
[club42145490|Знаменосица Ира]
Мы похожи на тонкие, хрусткие колоски,
На травинки, на жестокие прутики, на подножный
Корм для лошади, что седлает суровый скиф.
У травы никогда не спрашивают а можно
Ли тебя укусить, сорвать, сжать, посеять ли.
Мы растём, поднимаемся бережно из земли.
Колосок не выбрал куда и когда расти,
Колосок не серьёзен, как этот дурацкий стих.
Колосок не знает кто он: пшеница, рожь.
Колосок живой, а значит уже хорош.
Я тяну свою голову, но я не выше всех.
Я шуршу, как другие, не лучше, чем остальные.
И когда меня тронет зубьями хладный серп
Я паду в этой битве, поскольку они стальные.
Мы растём, поднимаем бережно из земли,
Наши полные зерен головы прямо к небу.
И когда про нас скажут, что мы уже доросли,
Нас сожнут, перемолят, замесят. Мы станем хлебом.
[club42145490|Знаменосица Ира]
На травинки, на жестокие прутики, на подножный
Корм для лошади, что седлает суровый скиф.
У травы никогда не спрашивают а можно
Ли тебя укусить, сорвать, сжать, посеять ли.
Мы растём, поднимаемся бережно из земли.
Колосок не выбрал куда и когда расти,
Колосок не серьёзен, как этот дурацкий стих.
Колосок не знает кто он: пшеница, рожь.
Колосок живой, а значит уже хорош.
Я тяну свою голову, но я не выше всех.
Я шуршу, как другие, не лучше, чем остальные.
И когда меня тронет зубьями хладный серп
Я паду в этой битве, поскольку они стальные.
Мы растём, поднимаем бережно из земли,
Наши полные зерен головы прямо к небу.
И когда про нас скажут, что мы уже доросли,
Нас сожнут, перемолят, замесят. Мы станем хлебом.
[club42145490|Знаменосица Ира]
Нежность моя рождается как заря.
Стойкая, как железо, и теплая, как объятья.
Нежность моя, ни слова не говоря,
Будет настигать тебя.
Нежности хватит на улицу, на вокзал,
Хватит на каждого, кто не выносит больше.
Хватит на тех, кто в гневе не то сказал,
Хватит на тех, кто тихо прошепчет "Боже".
Нежности хватит на пахаря и солдата,
На эмигрантку, повара, медсестру.
Сейчас между нами нежности маловато,
Но я продолжу этот дурацкий труд.
Нежности хватит на тех, кто ее не просит.
Нежности хватит на тех, кто все время против.
Нежности хватит на улицу, на вокзал.
Нежности хватит на митинг и автозак.
Нежности хватит на пахаря и солдата.
Даже на тех, кто много в чем виноватый.
Даже на тех, чья хата все время с краю.
Только на мертвых нежности
Не хватает.
Стойкая, как железо, и теплая, как объятья.
Нежность моя, ни слова не говоря,
Будет настигать тебя.
Нежности хватит на улицу, на вокзал,
Хватит на каждого, кто не выносит больше.
Хватит на тех, кто в гневе не то сказал,
Хватит на тех, кто тихо прошепчет "Боже".
Нежности хватит на пахаря и солдата,
На эмигрантку, повара, медсестру.
Сейчас между нами нежности маловато,
Но я продолжу этот дурацкий труд.
Нежности хватит на тех, кто ее не просит.
Нежности хватит на тех, кто все время против.
Нежности хватит на улицу, на вокзал.
Нежности хватит на митинг и автозак.
Нежности хватит на пахаря и солдата.
Даже на тех, кто много в чем виноватый.
Даже на тех, чья хата все время с краю.
Только на мертвых нежности
Не хватает.
"Враг вступает в город,
Пленных не щадя,
Оттого, что в кузнице
Не было гвоздя."
Когда-то давно я умела вести переписку,
Но я потеряла эту способность. Время,
Меняет мое отношение - даже к близким,
Когда-то я вся искрила, как будто кремень,
Теперь я похожа на молот и наковальню,
И искры летят, но совсем не туда направлены,
И там, где веселый огонь разбегался гроздьями,
Теперь у меня получаются только гвозди.
— Зачем тебе гвозди, скажи мне, моя хорошая?
— А чтобы под командиром не пала лошадь,
А чтобы не пала лошадь нужна подкова,
И все как всегда в беспорядке и не готово.
Срываются сроки, как всадники — вниз с обрыва,
И падают — растопырившись некрасиво.
Не думай, я не заключенная, не узница,
Я просто заведую этой маленькой кузницей,
Я просто узнала, что враг не щадит плененных,
И хочет входить в беспечные города,
Весенние города от плюща зеленые.
Вот искры летят — совсем летят не туда.
Когда-то я вся искрила как будто кремень,
Теперь у меня совсем на тебя нет времени.
Я в пене, и мыле, и копоти - очень грозная.
Мне кажется, я хромаю, мой милый гвоздик.
[club42145490|Знаменосец Ира]
Пленных не щадя,
Оттого, что в кузнице
Не было гвоздя."
Когда-то давно я умела вести переписку,
Но я потеряла эту способность. Время,
Меняет мое отношение - даже к близким,
Когда-то я вся искрила, как будто кремень,
Теперь я похожа на молот и наковальню,
И искры летят, но совсем не туда направлены,
И там, где веселый огонь разбегался гроздьями,
Теперь у меня получаются только гвозди.
— Зачем тебе гвозди, скажи мне, моя хорошая?
— А чтобы под командиром не пала лошадь,
А чтобы не пала лошадь нужна подкова,
И все как всегда в беспорядке и не готово.
Срываются сроки, как всадники — вниз с обрыва,
И падают — растопырившись некрасиво.
Не думай, я не заключенная, не узница,
Я просто заведую этой маленькой кузницей,
Я просто узнала, что враг не щадит плененных,
И хочет входить в беспечные города,
Весенние города от плюща зеленые.
Вот искры летят — совсем летят не туда.
Когда-то я вся искрила как будто кремень,
Теперь у меня совсем на тебя нет времени.
Я в пене, и мыле, и копоти - очень грозная.
Мне кажется, я хромаю, мой милый гвоздик.
[club42145490|Знаменосец Ира]
С днем рождения меня))
Итак, сегодня у меня появляется возможность вступить в клуб 27) Вечером обещаю в честь этого выложить трек, который мы уже давно сделали с Арчетом и Алисой Голецкой)
Поздравить меня можно как угодно — в личке, в комментах, особенно приятно мне будет, если вы как-нибудь поделитесь моими тестами — репостом или публикацией у себя.
А если вы вдруг хотите меня поздравить совсем ощутимо, то можете дать мне денег на сбер: 5469 9804 7325 6283
На фото кусочек Адыгеи, я в Майкопе и здесь замечательно)
Всех люблю, но странною любовью, Знаменосица))
Итак, сегодня у меня появляется возможность вступить в клуб 27) Вечером обещаю в честь этого выложить трек, который мы уже давно сделали с Арчетом и Алисой Голецкой)
Поздравить меня можно как угодно — в личке, в комментах, особенно приятно мне будет, если вы как-нибудь поделитесь моими тестами — репостом или публикацией у себя.
А если вы вдруг хотите меня поздравить совсем ощутимо, то можете дать мне денег на сбер: 5469 9804 7325 6283
На фото кусочек Адыгеи, я в Майкопе и здесь замечательно)
Всех люблю, но странною любовью, Знаменосица))
И всё дела. И все дела – не те.
С каким-то все неправильным уклоном.
Мой внутренний парламент в суете
Печатает преступные законы.
Как вышло так? Все идеалы – тают.
Везде там спад, где должен быть подьем.
И кто меня так плохо представляет
На внутреннем парламенте моем?
Вот раздраженье переходит в ярость.
Вот лорд-протектор отпирает зал
И гонит булавою, не стесняясь,
Парламент прочь, поскольку он – сказал.
Замок висит, рассыпалась структура.
Нет депутатов.
Только диктатура.
[club42145490|Знаменосец Ира]
С каким-то все неправильным уклоном.
Мой внутренний парламент в суете
Печатает преступные законы.
Как вышло так? Все идеалы – тают.
Везде там спад, где должен быть подьем.
И кто меня так плохо представляет
На внутреннем парламенте моем?
Вот раздраженье переходит в ярость.
Вот лорд-протектор отпирает зал
И гонит булавою, не стесняясь,
Парламент прочь, поскольку он – сказал.
Замок висит, рассыпалась структура.
Нет депутатов.
Только диктатура.
[club42145490|Знаменосец Ира]