Статистика ВК сообщества "кино и вино александра залесова"

Сегодня 20 лет назад вышел «Шрек» (плюс минус пару дней).

История о злобном огре, который смог найти истинную любовь. «Я мечтатель» поют герои в конце и наверное это один из последних по-настоящему романтических фильмов о мечте, которая стала реальностью. Наверное Шрек «опередил свое время», рассказав нам о бодипозитиве, принятии себя и всём главном, что сейчас уже само собой разумеющееся. Но это не главное. «Шрек» вселяет надежду. Обращается к каждому «маленькому человеку», отчаявшемуся в этом мире и принявшему статус-кво. Нет, мир не заканчивается границами, которое тебе поставило общество. Эти границы условны. Красота - социальный конструкт. И каждому Шреку найдётся своя Фиона. Более вдохновляющего фильма и сейчас сложно представить.

«Зелёный рыцарь» растормошил меня. Впервые за долгое время почувствовал духовное родство с кино. Сир Гавейн — самый лучший рыцарь-миллениал (или зумер, смотря в каком вы поколении и на кого смотрите свысока), который научился слову «рыцарь», но не понимает, что оно значит. Для него быть рыцарем — это отрубить кому-нибудь голову. Он маменькин сынок, родившийся с золотой ложкой в королевской семье. Он не читает договоры (даже не мелким шрифтом), ни за что не несёт ответственности, не имеет друзей, проводит дни за игрой в Доту. Старшее поколение силой и уловками выпинывает его за дверь, мол, набьёт пару шишек и вернётся. Но Гавейн оказывается не просто дураком, но дураком упорным. А это зажигательная смесь. Без понимания того, зачем он вообще что-то делает (ради чести и славы, но для Гавейна это просто слова), бродит он по этому сумасшедшему миру. Мир действительно — хаос, в котором есть магия и христианство, монстры, притворяющиеся людьми и люди, притворяющиеся монстрами. Всё странно, всё двулично, обманчиво. Нет ничего, за что можно было бы ухватиться, никакого видимого порядка. Кроме, конечно, порядка внутреннего. Как завещали стоики, единственное, что можно сделать в безумном мире — это не быть плохим человеком. Держать свой внутренний моральный камертон. Любой ценой. Смерть — это просто смерть. Страшна не она, страшно жить с хаосом в душе. В финальных 15 минутах фильм прямо показывает эту мысль. Мир очищается до одного простого выбора. И это один из самых оптимистичных финалов, который можно себе представить.

​​Я маленьким обожал «Ивана Васильевича». Любимый герой — аферист Жорж Милославский. Нет, Шурик — ролевая модель и образец, но он существует в своем мире науки. У Жоржа интересы простые: хорошо поесть, попить, попеть, поплясать. Желательно, не за свой счёт. Для советского цензора это всё аморально, но Жорж настолько обезоруживающе честен, что к нему проникаешься симпатией. Он забирает то, что плохо лежит, ворует у богатых, чтобы устроить праздник жизни. Практически Робин Гуд, с поправкой на эгоизм. Одновременно он «предан государству», не позволяет увлекающемуся и трусоватому Бунше разбазаривать казённые земли. Он как герой Леонардо ДиКаприо из «Поймай меня, если сможешь» — такие бы таланты да на общее дело.

Миллионы советских людей, увидев Жоржа, не могли его не полюбить. Он как атомная бомба, уничтожает любой идеологически верный образ бравых комсомольцев. Прославляет жизнь и радость от неё. И в отличие от других симпатичных негодяев (например, героя Андрея Миронова в «Бриллиантовой руке») — не трус, а сильный духом человек. До сих пор уверен, что Милославский — на самом деле главный герой «Ивана Васильевича». Локи советской киновселенной.

Спасибо Леониду Куравлёву за лучшего советского героя.

Не могу так отпустить «Круэллу», простите. Проблема не столько в фильме, сколько в том, что это лишь ещё один из серии таких же посредственных, пустых, забывающихся, неизобретательных сиквелов Диснея последнего времени. Это проблема, которая отчётливо видна, когда мы смотрим оригинальные мультфильмы Диснея (слава богу, они есть и доступны для всех). Сравнение никогда не в пользу свежего ремейка. И что здесь надо сказать — это сказать смело «Да, новое откровенно хуже». Хуже именно в смыслах. Ведь какая вещь, во всех рецензиях, даже положительных, вспоминают ровно два момента: костюмы и песни. Иногда ещё Эмму Стоун. А это значит, что это не нарративное кино. Это клип, видеоряд под музыку, рекламный ролик. И это крутой клип, мне нравятся отдельные сцены «Круэллы». Но это не кино в том смысле, что нам хотят рассказать какую-то историю со смыслом. В «Круэлле» нет смысла, нет идеи. Она выхолощена. Во всех диснеевских сиквел и ремейках последнего времени его нет. Смысл — это то, что можно обсудить, с чем можно спорить. И ладно, когда делается ремейк сказки. Там есть мораль, которую сейчас для простоты выражают многократным проговариванием (привет, «Золушка»), но когда надо зайти на территорию сложнее, чем сказка, где есть исторический контекст, социальный контекст, тогда возникают большие проблемы. Огромные проблемы возникли с «Мулан», гигантские проблемы возникли с «Круэллой».

«Дюна» далась тяжело. Это грузное кино, давящее всем, чем можно давить: музыкой Ханса Циммера, огромными кораблями, огромными просторами, огромными червями. И главное, что во всём этом очень мало человечности — смеха, неловкости, странности. Если уж сравнивать с другими эпиками, то это не «Властелин колец», в котором как раз достаточно простоты и обычной жизни, а «Сильмариллион» — легендарный миф вселенского масштаба. Он не про людей, а про движение времени, про исторические процессы. Там нет героев, есть трагические судьбы. «Дюна» такая же, но почему-то хочет казаться обычным фильмом и играет со зрителем в «давайте узнаем персонажей получше», ни про кого толком не говоря и не объясняя. Все они остаются условностями, выражениями какой одной черты. Атрейдесы — преданные и справедливые, Харконенны — злобные , завистливые и коварные. Даже в визуальном плане. Хорошие красивые люди со светлыми лицами и модельной внешностью против толстых лысых людей. Ничего плохого фильм, но почему ты показываешь это так серьёзно?

Да, колониализм. С самого начала, как бы сказали учителя литературы, нам вводят тему колониализма. Есть местные аборигены, а есть белые пришельцы, которые используют планету для того, чтобы выкачивать ресурсы (тут вспомним другой большой блокбастер на похожую тему, который был мегахитом и «новым словом в кинематографе», а потом его все забыли). Больше исторических параллелей — официальная музыка белых колонизаторов — волынка. А ещё они приехали с планеты воды и скал на планету песка. А люди песка — кочевники, верящие в приход мессии, который всех спасёт. В «Дюне» Вильнёва этого слова нет, но в «Дюне» 1984 года от Дэвида Линча ещё не боялись говорить «джихад». И Пол Атрейдес там мессия, который начнёт спасительный и очищающий джихад.

Драматически даже сложно сказать, что это фильм. Нет, правильно говорят, что это огромный трейлер к будущим эпизодам. Часть целого, которое мы пока не видим. Обещание. Я пришёл как зритель, который не читал книги, и растянутая экспозиция на 2,5 часа — слишком малая плата за внимание. Это было тяжело, местами утомительно, местами очень больно. Вы мне написали, что попали в транс и погрузились в миф. Я хотел увидеть миф, а не придумать его себе в голове. Но прихода мессии придётся ждать ещё долго.

Читаю американские положительные рецензии на «Круэллу» с посылом «могло быть и хуже, благодарите за то, что есть». Вроде фраза «спасибо, что не полный отстой» — прерогатива российских критиков.

«Круэлла» отталкивает в первую очередь своей двуличностью. Это будто бы «протестное кино», эксплуатирующее эстетику бунта, панка, рока и тотального праздника неподчинения. В то же время это кино семейное, в тоже время аристократическое. Из-за этого микса фильм то кажется новым «Джокером», то трусливо отмалчивается по социальным вопросам. Чтобы увидеть настоящее зло Круэллы надо оценить, насколько месть застила ей глаза, и как за своим личным бунтом она не увидела бунт тысяч таких же маленьких людей, которые за пять копеек моют пол в магазине высокой моды. Она отвернулась от простых людей, приняв своё наследство. Она стала драконом. Настоящая «Круэлла» — это трагедия и путь вниз, коронация человека, который отказался от единения с другими. Эта линия потеряна в фильме, заменена лощёными костюмами и комедийными вставками. Без трагического прочтения история пуста, поэтому в финале даже не ясно, что надо чувствовать.

Так, добрался до «Майора Грома». Идеологическая схема такая. Есть зло — это коррупционеры, мальчики-мажоры, жирующие бизнесмены. Поделать с ними ничего нельзя, они хозяева города, владыки жизни. Элита. Обычные граждане чувствуют несправедливость, но не видят защиты. Центров защиты два — это полиция (меня бережет) и новая элита в лице миллионера, филантропа, основателя популярной соцсети. У первых, правда, не хватает ресурсов, а у вторых — воли. В результате такого вакуума появляется фигура народного мстителя Чумного доктора, который буквально сжигает ненавистных буржуев. Замаячил 1917 год.

Это первая часть фильма, которая описывает проблему. Во второй части идеологически объясняется, почему методы Чумного доктора — не окей, хоть его и поддерживают люди (одна из любимых идеологем современной российской политики — «как люди поддержат, так и будет»). Методы Чумного доктора плохие, потому что приглашают анархию, отсутствие иерархий и правил. Каким бы ни был неприятным жутчайший эфэсбэшник из Москвы (с широкой улыбкой сыщика из «Бременских музыкантов»), он существует по правилам. Его можно обмануть, с ним можно договориться. С Чумным доктором договориться нельзя, он стоит над всеми нами, руководствуясь какими-то своими моральными принципами (которые могут и поменяться). В общем, отдавать себя в его руки — это отдаваться в руки психопата. Победить Чумного доктора — это не победить зло (Чумной доктор появился как ответ на существование зла — коррупционеров и ошалевших бизнесменов), а нормализовать ситуацию. В начале фильма мы были в точке 0, с приходом Чумного доктора оказались в точке -1, а в финале снова на 0. Чему мы научились, Палмер? Мы научились больше этого не делать, сэр.

В этом смысле «Майор Гром» отрицает супергероев. Не героизм, но ежедневная рутинная работа по поимке преступников, вот что нас спасёт. Обычная полиция, работающая каждый день, человеческий подход, отсутствие формализма. Тут у сурового Грома зажигается такой яркий идеализм, кричащий: «Дайте хорошим людям делать хорошие вещи!» У рефлексирующего человека сразу возникнет вопрос, а что такое хорошо, и тут фильм довольно последователен. Хорошо — это помогать пожилым и детям, защищать слабых, снимать котиков с дерева. Все эти несчастные сами себя защитить не могут, легко ведутся на провокации (привет, фанаты Чумного доктора), а поэтому нуждаются в защитнике. Или он нуждается в них, чтобы справиться с одиночеством в огромной петербуржской квартире, без семьи и друзей. Как меланхолия Харухи Судзумии, одиночество Игоря Грома создаёт вокруг мир, которому требуется защита. Кажется, по комиксам он даже в психушку попал. Так что всё это недалеко от истины.

Иногда в 3 часа ночи захожу на ютуб и смотрю это видео. Не знаю, зачем. Идите спать до 12.

На леттербоксе (лучшая киносоцсеть) «Дворец для Путина» Навального в списках «Лучшее за 2021» и «Самые идеальные фильмы».

Видно, что «Не смотрите наверх» — личное кино для МакКея и всех участвующих в нём актёров-демократов. Это сразу всё: осуждение трампизма, страх перед глобальным потеплением и пандемией, невозможность взаимопонимания между двумя сторонами американского общества, разочарование в нации. И если соркиновский «Ньюсрум» ещё как-то интеллигентно говорил «Америка — не самая великая страна на Земле», то «Не смотрите наверх» — истерика и срыв. Крик в экран: «Мы все сошли с ума». И только внутренняя рефлексия авторов, совсем не бесталанных людей, создаёт какой-то баланс, а то можно было бы бить рукой по лбу, настолько сатирически громоздко всё показано.

Истерика, с другой стороны, очищающая вещь. Как катарсис. Истерика — признание себе и миру, что ничего не в порядке. Ты не в порядке. Через истерику проходят оба главных героя «Не смотрите наверх» и только через истерику они обретают внутреннее спокойствие. Так может нам всем и стоит хорошенько поистерить, а не строить вид, что ситуация под контролем. Нет, мы определённо не знаем, куда всё идёт и на самом деле чертовски напуганы будущим.