Все будет хорошо, любимый
Эта история произошла 10 лет назад, когда я был еще студентом. Городок наш был небольшой, но, несмотря на это, молодежи было очень много. Учебных заведений хватало, поэтому основная ее часть не уезжала в большие города. Жил я тогда с родителями, была у меня и любимая девушка. С ней мы встречались с 9-ого класса, поэтому все на наши продолжительные отношения отзывались только положительно и всегда спрашивали: "Когда свадьбу-то уже отгуляем?". С этим делом мы с Маней не торопились, так как твердо приняли решение для начала отучиться. Все у нас было просто замечательно. Ругались мы редко и то на пару минут только хватало. Сказать, что мы все знали друг о друге, - ничего не сказать.
Летом я с родителями поехал в гости к родственникам в другой город. Маня с нами не поехала, устроилась официанткой в одну забегаловку. Зарплата небольшая, но на лекарства ее одинокой больной маме хватало. Мы в то время часто созванивались, потому что я всегда волновался о ней. Мало ли, забегаловка популярная в нашем городке. Вдруг какой-нибудь пьянчуга (а таких у нас хватало) обидит.
Все произошло за день до того, как я должен был приехать домой. Время было 8 вечера, в это время Маня всегда возвращалась с работы. Набрав ее номер, я так и не услышал ответа. Подумал, что, может, на работе оставила, сейчас придет домой и позвонит с маминого, но на душе невольно скребли кошки. Волнение переросло в панику, когда время на часах показывало уже 21:30. Но вот долгожданный звонок! На экране высветилось «Тетя Настя», я сразу взял трубку, но тут же мое сердце облило кипятком: голос был не Манин, а ее мамы. Она была очень взволнована.
- Маша тебе не звонила?
- Нет, теть Насть, трубку не брала. Думал, может, на работе оставила.
- Сереж... я даже Наташке звонила, та сказала, что к ней она тоже не забегала.
Тут уже я начал ее успокаивать и пообещал, что постараюсь что-нибудь разузнать. Я сразу же начал без перерыва звонить ей на телефон. На той трубке были только гудки. Позвонил всем ее подружкам, но все в один голос уверяли, что ее они не видели. Всю ночь я не находил себе места. Утром же, поняв всю ситуацию, родители наскоро собрались, и через 5 часов мы уже были дома. Все время, пока мы ехали, не переставал звонить. Часто номер был занят, потому что все начали не на шутку беспокоиться. Под конец поездки он и вовсе был отключен. Видимо, батарея разрядилась от нескончаемых звонков. Не заходя домой, я сразу же побежал на Манину работу. Там только развели руками. После чего я отправился к ее маме. На той лица не было, она разрыдалась на моей груди прямо у порога, приговаривая сквозь всхлипы:
- Что же ты натворила...
После 3-ей дозы валерьянки мы пошли в милицию, написали заявление. Ждать было уже нельзя. Объявили поисковые работы. В каких только местах мы ее не искали. Обошли всех соседей и знакомых. Побывали во всех скверных местах. Из больниц новостей не поступало. Так продолжалось ровно три дня. Пока я не терял надежду. Но в нашей квартире раздался звонок. На том конце трубки раздалось рыдание тети Насти:
- Сереж... нашли... нашли... Манечку.
Тут все внутри меня оборвалось. Я ничего не видел и не слышал вокруг. Все казалось нелепым и ненужным. Тут же у меня закрутил живот, меня вырвало. Дальше все как в тумане: опознание, неотложка для тети Насти, показания... Тело Маши нашли на одной из строек, где должен был построиться детский сад в следующем году. Помню, мы с ней смеялись, что хлопот по поводу устройства наших детишек в детсад не будет. Кстати о детях: вскрытие показало 3 недели беременности Маши. Это поставило на моем разуме точку. Я просто был овощем, притом, что внутри все раздирало, как каленым железом.
Хоронили в закрытом гробу, так как то, что сделали с ней какие-то твари, было не для людского взора. Чтобы было понятней: опознали мы ее только по наручным часам. Одежды и живого места на ней не было.
После похорон я жил одной целью - найти и отомстить. Кто бы это ни был и где бы он ни был. Экспертиза показала, что убийц было трое, потому что эти твари насиловали ее без защиты. Скоро по всему району начались масштабные поиски виновных. Мед.экспертизе подверглись все проживающие мужчины в том районе, но результатов это не дало.
Однажды ночью, после очередных походов в прокуратуру и поисков, я уснул без задних ног. Сразу провалившись то ли в сон, то ли в отключку, я увидел себя так же лежащим на кровати, но при этом не чувствовал тяжести тела. Я сел на кровать, но тут произошло нечто странное: вдруг подул легкий теплый ветерок. Окна и двери везде были закрыты. И тут вместе с ветерком тот самый запах... запах ее любимых духов, что подарил я ей на День святого Валентина в этом году. На душе все стало теплым, как этот ветерок. Первый раз за все время после ее пропажи я ощутил на душе невероятную радость и облегчение. Вдруг с моих губ тут же сорвались слова:
- Солнце, я знаю, ты сейчас здесь. Со мной!
И через мгновение я почувствовал теплое легкое прикосновение к моей щеке, а дальше легкое дыхание в ухо. Я почувствовал ее улыбку. Я сразу захотел обернуться, но тело не слушалось меня. Но я точно знал: это она... моя Машенька.
- Я не могу без тебя, как же ты мне нужна. Останься со мной, - снова произнес я.
Следом я почувствовал, что улыбка исчезла с ее губ. И она тихо произнесла:
- Милый, я всегда с тобой, но долго этого мне делать нельзя. Я должна сделать это. Тогда мы станем свободны. До встречи, все будет хорошо, любимый.
Все исчезло. Я проснулся, когда в квартире раздался звонок...
Продолжение следует.
Понравился сайт?Поделись с друзьями!
Статистика ВК сообщества "Страшные истории | Страшилки"
Загляни к нам перед сном
192 896
12932-ое место по числу подписчиков
21.66%
35.21%
Графики роста подписчиков
Лучшие посты
Патруль
В техникуме он был незаметным, очкастым и очень смекалистым в математике и физике. Ученый Мыш — звали его все за глаза, и бегали за помощью. Он знал свое прозвище, но не обижался и всем делал «шпоры» по тем самым предметам. Мне и самой не раз к нему приходилось «кланяться».
- Здравствуй Андрей, не ожидала тебя тут увидеть.
- Да вот, друга пришел проведать, — кивнул Андрей на памятник. На гранитной стеле был изображен молодой парень со спокойным, умным лицом.
- Сожалею, давно он умер? — спросила я.
- Не в этом дело, он мне жизнь спас, — ответил Андрей. — Я недавно себе мотоцикл купил. К нему еще не успел привыкнуть, обкатать, так сказать. И вот ехал я чуть под вечер. Дорога мокрая была, дождик моросил. Выехал я на особо каверзный участок дороги, там на обочине постоянно висел венок и корзина с траурными лентами. Я как ворона вытаращился на новый венок и через мгновение перед моим носом возникло дерево. Удар был такой, что я слетел с мотоцикла и пролетел метра три. Головой ударился и в горячке сел. Перед глазами все плыло, словно я катался на карусели. Тут ко мне подскочил какой-то парень и стал тормошить.
- Спокойно, сейчас в больницу поедем, с тобой все будет нормально.
- Как тебя зовут? — спросил я.
- Серега. Зовут Серега, скорую звать не будем, тут до больнице два шага.
Мои ноги вдруг налились тяжестью и Серега буквально взвалил меня на себя.
Я еще сказал, что не брошу мотоцикл.
- Брось свою железяку, на этом чертовом участке дороги много людей на тот свет отправились, но тебе повезло, его я патрулирую. Ты пива хочешь?
Я действительно чувствовал страшную жажду. Серега вытащил из-за пазухи бутылку, ловко ее раскрутил и, сделав глоток, передал мне. Я выдул почти все и почувствовал себя лучше. Мало-помалу мы дошли до больницы. Он посадил меня на лавочку возле больницы, а сам пошел за врачом. Я закрыл глаза и отрубился.
Очнулся я уже в травматологии. У меня был перелом позвоночника, сотрясение мозга и перелом обеих ног. Врач удивился, как я сам добрался до больницы. Я сказал, что меня довел до больницы парень по имени Сергей. Врач сказал, что стоял возле больницы, курил и видел, как я шел — согнувшись и подбоченясь — но сам, один и никакого провожатого рядом со мной не было.
- Ну, как же, он еще напоил меня пивом — запротестовал я.
- У тебя в крови не обнаружили алкоголя, — ответил мне врач. — Ты сел на лавочку и потерял сознание, тебя я сам подобрал.
Я попал в травматологию пятнадцатого июня и пролежал в гипсе и корсете почти два месяца. Я и сейчас еще хожу неважно, хотя зажило на мне все, как на собаке. Очень быстро. Я решил, что дошел до больницы действительно сам, что все это сгоряча и Серега мне просто померещился. Так было до тех пор, пока я не приехал проведать могилу своей бабушки. Я вдруг увидел эту могилу. Раньше я не обращал внимания на нее, не обратил бы и теперь, если бы не узнал на памятнике лицо Сергея. Могилу убирала женщина и я осмелился спросить ее, кто здесь похоронен.
- Мой сын Сергей. Разбился на машине три года назад, — ответила женщина. Она назвала тот самый участок дороги, на котором я видел венок, и где разбился на мотоцикле сам.
- Он любит пиво? — спросил я почему-то.
- Да, а вы разве с ним были знакомы?
- Когда он погиб?
- Пятнадцатого июня — вздохнула женщина и слеза скатилась с ее ресницы.
Как не крути, но получается, что познакомился я с Сергеем, когда он уже давно был мертв. Мне стало жутковато. «Этот участок я патрулирую».
Мотоцикл мой ремонту не подлежал и было просто чудо, что я отделался «легким испугом». Теперь я стараюсь, как можно чаще приходить сюда с бутылочкой пива и жалею только об одном — что я не знал такого хорошего парня при жизни.
Мне вдруг пришла в голову жутковатая мысль:
- Слушай, так ведь таких венков возле дорого видимо-невидимо, неужели возле них всегда такие «патрули» есть?
- Если бы так было, на дорогах вообще никто не погибал бы. Я просто уверен, что мне повезло, я разбился в день гибели Сереги и он, наверное, не захотел, чтобы рядом с ним бродила еще и моя душа. А может просто человеком был хорошим. Есть ведь и такие, что специально аварии подстраивают. — Андрюха раскупорил вторую бутылку пива и протянул ее мне.
- Хорошее пиво, сказал я.
- Хорошее, не знаешь совсем не такое, каким поил меня Серега.
- Угу, скажи еще, что призрачное пиво вкуснее — это уже фантастика.
Я не знаю, как это выглядело со стороны — двое людей пили пиво у могилы и «чесали» языком, а третий смотрел на нас с гранитного «окна» и все понимал, и не обижался. А мы стояли и чувствовали себя одной компанией, и он был рядом с нами — живой.
В техникуме он был незаметным, очкастым и очень смекалистым в математике и физике. Ученый Мыш — звали его все за глаза, и бегали за помощью. Он знал свое прозвище, но не обижался и всем делал «шпоры» по тем самым предметам. Мне и самой не раз к нему приходилось «кланяться».
- Здравствуй Андрей, не ожидала тебя тут увидеть.
- Да вот, друга пришел проведать, — кивнул Андрей на памятник. На гранитной стеле был изображен молодой парень со спокойным, умным лицом.
- Сожалею, давно он умер? — спросила я.
- Не в этом дело, он мне жизнь спас, — ответил Андрей. — Я недавно себе мотоцикл купил. К нему еще не успел привыкнуть, обкатать, так сказать. И вот ехал я чуть под вечер. Дорога мокрая была, дождик моросил. Выехал я на особо каверзный участок дороги, там на обочине постоянно висел венок и корзина с траурными лентами. Я как ворона вытаращился на новый венок и через мгновение перед моим носом возникло дерево. Удар был такой, что я слетел с мотоцикла и пролетел метра три. Головой ударился и в горячке сел. Перед глазами все плыло, словно я катался на карусели. Тут ко мне подскочил какой-то парень и стал тормошить.
- Спокойно, сейчас в больницу поедем, с тобой все будет нормально.
- Как тебя зовут? — спросил я.
- Серега. Зовут Серега, скорую звать не будем, тут до больнице два шага.
Мои ноги вдруг налились тяжестью и Серега буквально взвалил меня на себя.
Я еще сказал, что не брошу мотоцикл.
- Брось свою железяку, на этом чертовом участке дороги много людей на тот свет отправились, но тебе повезло, его я патрулирую. Ты пива хочешь?
Я действительно чувствовал страшную жажду. Серега вытащил из-за пазухи бутылку, ловко ее раскрутил и, сделав глоток, передал мне. Я выдул почти все и почувствовал себя лучше. Мало-помалу мы дошли до больницы. Он посадил меня на лавочку возле больницы, а сам пошел за врачом. Я закрыл глаза и отрубился.
Очнулся я уже в травматологии. У меня был перелом позвоночника, сотрясение мозга и перелом обеих ног. Врач удивился, как я сам добрался до больницы. Я сказал, что меня довел до больницы парень по имени Сергей. Врач сказал, что стоял возле больницы, курил и видел, как я шел — согнувшись и подбоченясь — но сам, один и никакого провожатого рядом со мной не было.
- Ну, как же, он еще напоил меня пивом — запротестовал я.
- У тебя в крови не обнаружили алкоголя, — ответил мне врач. — Ты сел на лавочку и потерял сознание, тебя я сам подобрал.
Я попал в травматологию пятнадцатого июня и пролежал в гипсе и корсете почти два месяца. Я и сейчас еще хожу неважно, хотя зажило на мне все, как на собаке. Очень быстро. Я решил, что дошел до больницы действительно сам, что все это сгоряча и Серега мне просто померещился. Так было до тех пор, пока я не приехал проведать могилу своей бабушки. Я вдруг увидел эту могилу. Раньше я не обращал внимания на нее, не обратил бы и теперь, если бы не узнал на памятнике лицо Сергея. Могилу убирала женщина и я осмелился спросить ее, кто здесь похоронен.
- Мой сын Сергей. Разбился на машине три года назад, — ответила женщина. Она назвала тот самый участок дороги, на котором я видел венок, и где разбился на мотоцикле сам.
- Он любит пиво? — спросил я почему-то.
- Да, а вы разве с ним были знакомы?
- Когда он погиб?
- Пятнадцатого июня — вздохнула женщина и слеза скатилась с ее ресницы.
Как не крути, но получается, что познакомился я с Сергеем, когда он уже давно был мертв. Мне стало жутковато. «Этот участок я патрулирую».
Мотоцикл мой ремонту не подлежал и было просто чудо, что я отделался «легким испугом». Теперь я стараюсь, как можно чаще приходить сюда с бутылочкой пива и жалею только об одном — что я не знал такого хорошего парня при жизни.
Мне вдруг пришла в голову жутковатая мысль:
- Слушай, так ведь таких венков возле дорого видимо-невидимо, неужели возле них всегда такие «патрули» есть?
- Если бы так было, на дорогах вообще никто не погибал бы. Я просто уверен, что мне повезло, я разбился в день гибели Сереги и он, наверное, не захотел, чтобы рядом с ним бродила еще и моя душа. А может просто человеком был хорошим. Есть ведь и такие, что специально аварии подстраивают. — Андрюха раскупорил вторую бутылку пива и протянул ее мне.
- Хорошее пиво, сказал я.
- Хорошее, не знаешь совсем не такое, каким поил меня Серега.
- Угу, скажи еще, что призрачное пиво вкуснее — это уже фантастика.
Я не знаю, как это выглядело со стороны — двое людей пили пиво у могилы и «чесали» языком, а третий смотрел на нас с гранитного «окна» и все понимал, и не обижался. А мы стояли и чувствовали себя одной компанией, и он был рядом с нами — живой.
Последний скандал
В девяностых годах визажистов было немного, работу было найти непросто. Я назову героиню истории Марго (похоже на её настоящее имя). Марго на момент, когда я устроилась в парикмахерскую, где ей оборудовали кресло и она делала макияж, маникюр, а также стригла, было немного за тридцать. Я начинала работать очень рано, ещё не закончив обучение, она мне казалась очень строгой. Но я быстро поняла, что человек она добрый, весь женский коллектив был на редкость дружным, нам только с хозяйкой не повезло.
Хозяйка была пьющая, не алкоголичка, но поддатой её видали частенько, была тираничной над подчинёнными. Она была готова чуть ли не ноги целовать любому, кто выше её по статусу. Обожала ругать за плохую работу, при этом никакого представления не имела о парикмахерском деле. В то время были постоянные проверки, проверяющие бесплатно стриглись, а после делали маникюр и наводили марафет у Марго (мастера на все руки), когда-то она работала гримёром в театре. Дальше проверяющие шли в кабинет начальницы, откуда раздавался звон бокалов, а когда проверку проводили лица мужского пола, то звуки порой были более чем странные. Так вот раз, посетив кресло Марго, представительница (не припомню, какого именно надзора) произвела дома настоящий фурор. После чего к Марго ежедневно стала ходить её дочь.
Девица необычайной красоты. У нас работали очень симпатичные девчата, но рядом с ней меркла любая красотка. Кожа, как персик, миндалевидные чёрные глаза, как ночь, волосы белые, натуральные, высокая, стройная и одежда по последней моде. Но характер просто ужасный, всё ей не так, руки у Марго не из того места растут, и больно ей делают нарочно, и феном жгут специально, а ей и так хозяйка скидку сделала 90%, так она и эти гроши не платила. Натерпелась Марго от её хамства. Иногда хозяйка лишала зарплаты, иногда увольняла, "под настроение".
Как-то Марго вызвали на дом, начальница, обмотанная каким-то жутким платком, велела взять все инструменты и повезла её сама.
Потом мы услышали вот что. По дороге Марго смекнула, что едет не на дом, чем ближе подъезжали, тем больше усиливались подозрения. Подъехали они к моргу. Та самая скандальная клиентка покончила с собой. Мотивы мне неизвестны. Горем убитая мать, прилетевший из-за границы отец и самые близкие родственники собирались перевезти гроб для церемонии прощания. Перед смертью девица оставила чёткие распоряжения, во что её одеть, оставила вырезки из журналов, каким должен быть гроб и как она должна выглядеть. При этом упомянув, что причёску и макияж должна сделать непременно Марго.
Хозяйка суетилась вокруг родственников, всем представляла Марго, уверяя, что та была её любимой клиенткой, да что там клиенткой - сестрой, и что всё будет сделано в лучшем виде.
Несчастной Марго ничего не оставалось, как пройти за работником морга на ватных ногах, прекрасно осознавая, что визажист для живых и работник ритуальных услуг - две совершенно разные профессии. В холодном зале стоял гроб, клиентка была уже одета в невероятной красоты платье, розово-бежевое, обтягивающее, с вышитыми цветами и камнями, а от бедра пышное настолько, что не умещалось в гробу. Поразила Марго метаморфоза с лицом и кожей, для начала пальцы, всегда казавшиеся нежными и утончёнными, были костлявыми и уродливыми, на лицо вообще невозможно было смотреть, черты лица изменились до неузнаваемости, Марго даже подумала: «Знала бы та, как будет выглядеть после смерти, навряд ли покончила бы с собой». Одутловатое лицо, идеальный маленький носик только уродовал.
Работник морга, видя состояние девушки, решил не торопиться с уходом, взяв инициативу в свои руки, налил Марго не то водки, не то спирта, совсем чуть-чуть.
Приподняв тело, они приступили к мытью головы, у Марго имелся журнал с фото желаемой причёски. Вот только короткие волосы усопшей были как у плюшевой старой игрушки, вылив море средства, она начала её причёсывать, тогда у покойницы случился первый спазм. Рука дёрнулась, лицо перекосилось, раздался рык. Мужчина пояснил, что это бывает, это газы, он, кстати, слышал разговоры родственников и от души считал Марго чуть ли не лучшей подругой покойной. Кое-как покончив с причёской, закрепив накладные локоны, Марго принялась за макияж, лицо пришлось полностью загримировать и рисовать новое, пока Марго мучилась, накладывая грим, коротнул свет, и покойница заорала, полувой-полукрик заутробный.
Марго тоже вскрикнула, но врач сразу пояснил, что отравилась «подруга» в ванной, от того и воздух выходит, на что Марго на грани истерики пояснила, что никакая она ей не подруга и что уже натерпелась от неё. Успокоившись и нанеся тени на веки усопшей, Марго перешла к губам, и вот тут случилось самое неприятное: покойница её укусила за палец. Дальше обморок. Очнулась бедолага от нашатыря, патологоанатом сказал, что закончил макияж, обработал Марго палец, сейчас отдаст гроб родственникам и отвезёт нашу несчастную работницу домой, но лучше в бар.
Поехали они в бар. Укушенный не до крови палец ещё долго болел, мешая работать, а ставший впоследствии мужем тот самый не бросивший Марго на произвол судьбы мужчина признался, что хоть и работает в морге второй десяток лет, таких капризных покойниц никогда не встречал.
Но рассказал он это уже позже, когда Марго перестала просыпаться по ночам, отбиваясь от страшной клиентки, пытающейся откусить ей палец.
В девяностых годах визажистов было немного, работу было найти непросто. Я назову героиню истории Марго (похоже на её настоящее имя). Марго на момент, когда я устроилась в парикмахерскую, где ей оборудовали кресло и она делала макияж, маникюр, а также стригла, было немного за тридцать. Я начинала работать очень рано, ещё не закончив обучение, она мне казалась очень строгой. Но я быстро поняла, что человек она добрый, весь женский коллектив был на редкость дружным, нам только с хозяйкой не повезло.
Хозяйка была пьющая, не алкоголичка, но поддатой её видали частенько, была тираничной над подчинёнными. Она была готова чуть ли не ноги целовать любому, кто выше её по статусу. Обожала ругать за плохую работу, при этом никакого представления не имела о парикмахерском деле. В то время были постоянные проверки, проверяющие бесплатно стриглись, а после делали маникюр и наводили марафет у Марго (мастера на все руки), когда-то она работала гримёром в театре. Дальше проверяющие шли в кабинет начальницы, откуда раздавался звон бокалов, а когда проверку проводили лица мужского пола, то звуки порой были более чем странные. Так вот раз, посетив кресло Марго, представительница (не припомню, какого именно надзора) произвела дома настоящий фурор. После чего к Марго ежедневно стала ходить её дочь.
Девица необычайной красоты. У нас работали очень симпатичные девчата, но рядом с ней меркла любая красотка. Кожа, как персик, миндалевидные чёрные глаза, как ночь, волосы белые, натуральные, высокая, стройная и одежда по последней моде. Но характер просто ужасный, всё ей не так, руки у Марго не из того места растут, и больно ей делают нарочно, и феном жгут специально, а ей и так хозяйка скидку сделала 90%, так она и эти гроши не платила. Натерпелась Марго от её хамства. Иногда хозяйка лишала зарплаты, иногда увольняла, "под настроение".
Как-то Марго вызвали на дом, начальница, обмотанная каким-то жутким платком, велела взять все инструменты и повезла её сама.
Потом мы услышали вот что. По дороге Марго смекнула, что едет не на дом, чем ближе подъезжали, тем больше усиливались подозрения. Подъехали они к моргу. Та самая скандальная клиентка покончила с собой. Мотивы мне неизвестны. Горем убитая мать, прилетевший из-за границы отец и самые близкие родственники собирались перевезти гроб для церемонии прощания. Перед смертью девица оставила чёткие распоряжения, во что её одеть, оставила вырезки из журналов, каким должен быть гроб и как она должна выглядеть. При этом упомянув, что причёску и макияж должна сделать непременно Марго.
Хозяйка суетилась вокруг родственников, всем представляла Марго, уверяя, что та была её любимой клиенткой, да что там клиенткой - сестрой, и что всё будет сделано в лучшем виде.
Несчастной Марго ничего не оставалось, как пройти за работником морга на ватных ногах, прекрасно осознавая, что визажист для живых и работник ритуальных услуг - две совершенно разные профессии. В холодном зале стоял гроб, клиентка была уже одета в невероятной красоты платье, розово-бежевое, обтягивающее, с вышитыми цветами и камнями, а от бедра пышное настолько, что не умещалось в гробу. Поразила Марго метаморфоза с лицом и кожей, для начала пальцы, всегда казавшиеся нежными и утончёнными, были костлявыми и уродливыми, на лицо вообще невозможно было смотреть, черты лица изменились до неузнаваемости, Марго даже подумала: «Знала бы та, как будет выглядеть после смерти, навряд ли покончила бы с собой». Одутловатое лицо, идеальный маленький носик только уродовал.
Работник морга, видя состояние девушки, решил не торопиться с уходом, взяв инициативу в свои руки, налил Марго не то водки, не то спирта, совсем чуть-чуть.
Приподняв тело, они приступили к мытью головы, у Марго имелся журнал с фото желаемой причёски. Вот только короткие волосы усопшей были как у плюшевой старой игрушки, вылив море средства, она начала её причёсывать, тогда у покойницы случился первый спазм. Рука дёрнулась, лицо перекосилось, раздался рык. Мужчина пояснил, что это бывает, это газы, он, кстати, слышал разговоры родственников и от души считал Марго чуть ли не лучшей подругой покойной. Кое-как покончив с причёской, закрепив накладные локоны, Марго принялась за макияж, лицо пришлось полностью загримировать и рисовать новое, пока Марго мучилась, накладывая грим, коротнул свет, и покойница заорала, полувой-полукрик заутробный.
Марго тоже вскрикнула, но врач сразу пояснил, что отравилась «подруга» в ванной, от того и воздух выходит, на что Марго на грани истерики пояснила, что никакая она ей не подруга и что уже натерпелась от неё. Успокоившись и нанеся тени на веки усопшей, Марго перешла к губам, и вот тут случилось самое неприятное: покойница её укусила за палец. Дальше обморок. Очнулась бедолага от нашатыря, патологоанатом сказал, что закончил макияж, обработал Марго палец, сейчас отдаст гроб родственникам и отвезёт нашу несчастную работницу домой, но лучше в бар.
Поехали они в бар. Укушенный не до крови палец ещё долго болел, мешая работать, а ставший впоследствии мужем тот самый не бросивший Марго на произвол судьбы мужчина признался, что хоть и работает в морге второй десяток лет, таких капризных покойниц никогда не встречал.
Но рассказал он это уже позже, когда Марго перестала просыпаться по ночам, отбиваясь от страшной клиентки, пытающейся откусить ей палец.
Попутчица
Еду я к себе на дачу, не был там уже лет 5. А тут что-то потянуло туда, да и дед с бабкой уже старые стали, надо и помочь.
Поехал в ночь, в пятницу. Еду, скучно стало... Тоскливо. Дорога дальняя, а я один в машине. И вот где-то в лесополосе, смотрю, стоит на дороге девушка улыбается. Одежда как у хиппи (сейчас тоже многие так одеваются) рюкзак за спиной, через плечо сумка, сшитая из ласкутков. Подумал, наверное, путешествует авто-стопом. Сейчас все такие отчаянные на приключения.
В общем, я остановился, девушка с радостью запрыгнула в машину. Разговорились. Она рассказала, что едет из Питера в деревню к своей бабушке, что еще раз подчеркнуло мою догадку на счет авто-стопа. Деревня как раз была по пути, я довез ее до маленького покосившегося домика. В окошке горел свет, белье сушилось на улице, собака залаяла. Девушка поблагодарила и вышла из машины. Я поехал дальше. Уже доехав до своей дачи обнаружил, что девушка забыла у меня в машине свою сумку. Я, естественно, сразу решил, что завезу его на обратной дороге, ведь сумка самодельная, красивая, хорошо сделана. Тем более девушка мне очень понравилась и я бы хотел в будущем продолжать с ней дружеское общение. Специально написал свой номер на бумажке и прикрепил к сумке.
Через 2 дня я заехал в ту деревню и нашел тот покрасившийся домик, белье по прежнему висело на веревке, так же лаяла собака. Я постучал. Вышла ветхая старушка.
Я: "Бабушка, в пятницу я Вашу внучку завозил сюда, вот ее сумочка. Передайте ей, а лучше позовите ее".
Бабка как-то странно на меня посмотрела. А потом заплакала. "Внучка-то моя, ровно как год назад умерла!".
- Как умерла?
- Ехала, она ко мне, родненькая. Да на дороге вышла из автобуса в туалет, но водитель ее не дождался, козел этакий, забыл про нее, уехал. Так она, миленькая, осталась в лесу одна навсегда. Там ее машина сбила на смерть на той трассе, проклятущей.
Бабушка расплакалась еще сильнее, я почувствовал вину на себе за то, что принес ей такие муки. Подумал, что вчерашняя девушка была обманщица. И уже собрался уходить как бабка, опять как-то странно на меня посмотрела. И говорит: "Милок, а от куда это у тебя?" и на сумку показывает. "Так эту сумку у меня в машине девушка вчера оставила, которую подвозил до этого дома".
Бабка еще сильнее разрыдалась... "Так это я сама ей эту сумочку и сшила"...
Еду я к себе на дачу, не был там уже лет 5. А тут что-то потянуло туда, да и дед с бабкой уже старые стали, надо и помочь.
Поехал в ночь, в пятницу. Еду, скучно стало... Тоскливо. Дорога дальняя, а я один в машине. И вот где-то в лесополосе, смотрю, стоит на дороге девушка улыбается. Одежда как у хиппи (сейчас тоже многие так одеваются) рюкзак за спиной, через плечо сумка, сшитая из ласкутков. Подумал, наверное, путешествует авто-стопом. Сейчас все такие отчаянные на приключения.
В общем, я остановился, девушка с радостью запрыгнула в машину. Разговорились. Она рассказала, что едет из Питера в деревню к своей бабушке, что еще раз подчеркнуло мою догадку на счет авто-стопа. Деревня как раз была по пути, я довез ее до маленького покосившегося домика. В окошке горел свет, белье сушилось на улице, собака залаяла. Девушка поблагодарила и вышла из машины. Я поехал дальше. Уже доехав до своей дачи обнаружил, что девушка забыла у меня в машине свою сумку. Я, естественно, сразу решил, что завезу его на обратной дороге, ведь сумка самодельная, красивая, хорошо сделана. Тем более девушка мне очень понравилась и я бы хотел в будущем продолжать с ней дружеское общение. Специально написал свой номер на бумажке и прикрепил к сумке.
Через 2 дня я заехал в ту деревню и нашел тот покрасившийся домик, белье по прежнему висело на веревке, так же лаяла собака. Я постучал. Вышла ветхая старушка.
Я: "Бабушка, в пятницу я Вашу внучку завозил сюда, вот ее сумочка. Передайте ей, а лучше позовите ее".
Бабка как-то странно на меня посмотрела. А потом заплакала. "Внучка-то моя, ровно как год назад умерла!".
- Как умерла?
- Ехала, она ко мне, родненькая. Да на дороге вышла из автобуса в туалет, но водитель ее не дождался, козел этакий, забыл про нее, уехал. Так она, миленькая, осталась в лесу одна навсегда. Там ее машина сбила на смерть на той трассе, проклятущей.
Бабушка расплакалась еще сильнее, я почувствовал вину на себе за то, что принес ей такие муки. Подумал, что вчерашняя девушка была обманщица. И уже собрался уходить как бабка, опять как-то странно на меня посмотрела. И говорит: "Милок, а от куда это у тебя?" и на сумку показывает. "Так эту сумку у меня в машине девушка вчера оставила, которую подвозил до этого дома".
Бабка еще сильнее разрыдалась... "Так это я сама ей эту сумочку и сшила"...
Все там будем
-Знаешь, почему я не боюсь ада? Я расскажу тебе. Как представляют ад люди? Сковородки, котлы, пытки, боль и мучения. Да, больно и страшно. Но люди ко всему привыкают. Боль притупляется и становится неотъемлемой частью тебя самого. Люди, у которых всегда болит голова, просто перестают замечать эту боль. Люди, которые голодают, привыкают к вечному чувству голода, и оно исчезает. Ты же знаешь, что живущие около аэропортов и железных дорог перестают слышать шум, он становится всего лишь частью жизни. А тут целая вечность, чтоб привыкнуть.
Жить можно везде. Ну или не жить. - он усмехнулся собственной шутке. Глаза его затуманились. - Есть плюс, опять же: рано или поздно там окажутся все, кого ты любил. И ты будешь с ними навечно.
- А если они попадут в рай? - спросил мужчина. Собеседник захохотал и закашлялся, подавившись отпитым, было, чаем.
- Рай? Ну ты вообще! Да посмотри на людей вокруг! Ты думаешь, что кто-то попадёт в рай? Если ты любишь человека, ещё не значит, что он хороший. Как там эти смертные грехи звучат? Прелюбодеяние, чревоугодие, зависть, гордыня, праздность, алчность, гнев-да этому каждый встречный подвержен. Вот посмотри на нас с тобой. Вроде интеллигентные люди, я так вообще всю свою жизнь посвятил изучению закона божьего и прочим штучкам, а что в результате? Злимся, завидуем, отчаиваемся. Ну какой рай, друг? Какое небо? - он вздохнул и подошёл к окну. На глаза наворачивались слёзы. - Мы уже в аду, друг, уже. Там, хотя бы, нет проблем и забот на тему жилья, денег, холода и голода. Там ты не будешь презренным бомжом, нищебродом, очкариком. Там ты просто такой же грешник. Мучения страхами выдержать легко, болью тоже. Мы ко всему привыкнем. Тяжело жить тут. Тут настоящий ад. Тут мы теряем родных и любимых, тут мы страдаем от боли душевной, там-от боли физической. Ну, или её аналогов, что ли. Я променял бы всю эту чертову суету на ад уже давно, но у меня не хватит сил. Я даже завидую Симе, как она быстро ушла. Нет-нет! Ты не подумай! Твоя жена была отличным человеком, но, как я уже сказал, все мы будем гореть там. И смерть всегда избавление. - он взглянул в глаза друга и понурился. - Саша, я знаю, ты верующий человек, но пойми, нет ничего плохо ни наверху ни внизу. По крайней мере, самоубийство Симы освободило её. - он посмотрел на часы и вздохнул с грустью. - Мне пора идти, завтра рано вставать. Верь, друг, мы все там встретимся.
Не обнимаясь на прощание он вышел из дома приятеля. Дверь за ним так и не закрылась.
Он вышел из подъезда и посмотрел на окна друга, где все ещё горел свет. Закурил сигарету, отошёл в палисадник во дворе и оперся плечом о старую вишню.
В окне друга происходило шевеление. Отвлекшись на минуту посмотреть в телефон и подняв глаза он услышал звук открываемого окна и крик. На асфальте лежало тело того, с кем он недавно говорил.
- Прочувствованная речь. - сказал голос за спиной. - Я даже прослезился. Ещё один праведник?
- Так о тож! Я же лучший работник. - он усмехнулся не оборачиваясь. Глаза сверкнули красным и черты лица неуловимо изменились.
- Астарот, ты меня поражаешь своей работой. - тень за спиной переступила с копыта на копыто.
- Ну да. Как думаешь, до людей когда-нибудь дойдёт, что ад - это не боль, а бесконечное однообразие, к которому нельзя привыкнуть?
- Не знаю, приятель, не знаю. Но они ведутся на то, что там они будут не одиноки и встретят своих родных.
Над вечерней улицей раздавались крики людей, нашедших труп и таял призрачный смех.
Автор: maha
-Знаешь, почему я не боюсь ада? Я расскажу тебе. Как представляют ад люди? Сковородки, котлы, пытки, боль и мучения. Да, больно и страшно. Но люди ко всему привыкают. Боль притупляется и становится неотъемлемой частью тебя самого. Люди, у которых всегда болит голова, просто перестают замечать эту боль. Люди, которые голодают, привыкают к вечному чувству голода, и оно исчезает. Ты же знаешь, что живущие около аэропортов и железных дорог перестают слышать шум, он становится всего лишь частью жизни. А тут целая вечность, чтоб привыкнуть.
Жить можно везде. Ну или не жить. - он усмехнулся собственной шутке. Глаза его затуманились. - Есть плюс, опять же: рано или поздно там окажутся все, кого ты любил. И ты будешь с ними навечно.
- А если они попадут в рай? - спросил мужчина. Собеседник захохотал и закашлялся, подавившись отпитым, было, чаем.
- Рай? Ну ты вообще! Да посмотри на людей вокруг! Ты думаешь, что кто-то попадёт в рай? Если ты любишь человека, ещё не значит, что он хороший. Как там эти смертные грехи звучат? Прелюбодеяние, чревоугодие, зависть, гордыня, праздность, алчность, гнев-да этому каждый встречный подвержен. Вот посмотри на нас с тобой. Вроде интеллигентные люди, я так вообще всю свою жизнь посвятил изучению закона божьего и прочим штучкам, а что в результате? Злимся, завидуем, отчаиваемся. Ну какой рай, друг? Какое небо? - он вздохнул и подошёл к окну. На глаза наворачивались слёзы. - Мы уже в аду, друг, уже. Там, хотя бы, нет проблем и забот на тему жилья, денег, холода и голода. Там ты не будешь презренным бомжом, нищебродом, очкариком. Там ты просто такой же грешник. Мучения страхами выдержать легко, болью тоже. Мы ко всему привыкнем. Тяжело жить тут. Тут настоящий ад. Тут мы теряем родных и любимых, тут мы страдаем от боли душевной, там-от боли физической. Ну, или её аналогов, что ли. Я променял бы всю эту чертову суету на ад уже давно, но у меня не хватит сил. Я даже завидую Симе, как она быстро ушла. Нет-нет! Ты не подумай! Твоя жена была отличным человеком, но, как я уже сказал, все мы будем гореть там. И смерть всегда избавление. - он взглянул в глаза друга и понурился. - Саша, я знаю, ты верующий человек, но пойми, нет ничего плохо ни наверху ни внизу. По крайней мере, самоубийство Симы освободило её. - он посмотрел на часы и вздохнул с грустью. - Мне пора идти, завтра рано вставать. Верь, друг, мы все там встретимся.
Не обнимаясь на прощание он вышел из дома приятеля. Дверь за ним так и не закрылась.
Он вышел из подъезда и посмотрел на окна друга, где все ещё горел свет. Закурил сигарету, отошёл в палисадник во дворе и оперся плечом о старую вишню.
В окне друга происходило шевеление. Отвлекшись на минуту посмотреть в телефон и подняв глаза он услышал звук открываемого окна и крик. На асфальте лежало тело того, с кем он недавно говорил.
- Прочувствованная речь. - сказал голос за спиной. - Я даже прослезился. Ещё один праведник?
- Так о тож! Я же лучший работник. - он усмехнулся не оборачиваясь. Глаза сверкнули красным и черты лица неуловимо изменились.
- Астарот, ты меня поражаешь своей работой. - тень за спиной переступила с копыта на копыто.
- Ну да. Как думаешь, до людей когда-нибудь дойдёт, что ад - это не боль, а бесконечное однообразие, к которому нельзя привыкнуть?
- Не знаю, приятель, не знаю. Но они ведутся на то, что там они будут не одиноки и встретят своих родных.
Над вечерней улицей раздавались крики людей, нашедших труп и таял призрачный смех.
Автор: maha
Стук во входную дверь
Я, вздрогнув, проснулся от еле слышного стука во входную дверь и непонимающе уставился в темноту. Это была одна из тех беззвездных зимних ночей, когда мрак, становясь густым и осязаемым, окутывает еще скованное сном сознание, не позволяя мыслить логически. Никто в здравом уме не встанет из-под теплого одеяла в объятия остывшей за ночь квартиры, чтобы узнать, кого же принесло на порог в третьем часу ночи. Но я почему-то встал.
Медленно мои пальцы двигались вдоль стены в поисках выключателя, так и не обнаружив его, хотя, казалось бы, в этом маленьком помещении все давно было заучено наизусть, поэтому ко входной двери я подошел в темноте и поначалу прислушался. Около минуты царила полная тишина, из подъезда не раздавалось ни единого звука. Я уже было подумал, что стук мне просто приснился, как вдруг прогремели два сильных, настойчивых удара, заставив вздрогнуть от неожиданности. Это уже была форменная наглость, испуг сменился злобой, и я, резко повернув ключ, рывком распахнул дверь. На лестничной площадке было пусто. Ни сверху, ни снизу не доносилось эхо удаляющихся шагов того шутника, что решил развлечься таким странным способом.
Тогда я не придал этому особого значения, так как жил на втором этаже, и некто вполне мог успеть выскочить из подъезда пока я открывал замок, хотя для этого ему нужно было быть очень прытким. Поежившись от устремившегося в квартиру холода, я поскорее запер квартиру и, наконец, включил свет в прихожей.
Упрощенная планировка моего однокомнатного жилища как ничто другое способствовала появлению сильных сквозняков, потому кухня, отделенная от комнаты лишь тонкой стенкой, обычно плотно закрывалась дверью с крепкой советской щеколдой. Очевидно, вчера я забыл это сделать, так как дверь была слегка приоткрыта. Адреналин уже схлынул, мозг медленно засыпал, потому руки автоматически закрыли засов, а послушные ноги донесли мое сонное тело обратно в кровать. Ночь, рассекаемая снегопадом, продолжала вытягивать свет из всего сущего, и я моментально провалился в сон без сновидений.
Прошел час или, быть может, всего пять минут с того момента, как я лег, и что-то снова потревожило мой слух. Вокруг была непроглядная темнота, я сел и прислушался. Секунда, другая, и вдруг появляется знакомый стук, но уже не во входную дверь, а в стенку из кухни в комнату. Он был почти осязаем в ночной тишине. Ледяная волна пронеслась по моему телу с головы до ног.
Постукивание усиливалось, учащалось, и медленно, но равномерно продвигалось вдоль стены в сторону прихожей. Я отчетливо понимал, что закрывал входную дверь и что сплю очень чутко, а потому никто не мог войти в квартиру, не разбудив меня при этом, однако настойчивый стук был реален. Тук-тук, тук-тук, все ближе и ближе к выходу из кухни. Тук-тук, тук-тук — вторило в такт мое готовое вырваться из груди сердце. Разум пытался подобрать комбинацию логических действий для такой ситуации, но алогичность происходящего выворачивала поток мыслей наизнанку.
Я вспомнил все, что слышал о привидениях, домовых и прочих ночных посетителях, и не нашел ничего лучше, чем старый способ, о котором мне рассказывала еще прабабка, впуская на ночлег в свой деревенский дом. Она каждый раз повторяла — «Внук, если услышишь среди ночи возню в сенях или громкий звон посуды, то смело кричи на шум распоследними словами, которыми вы с ребятами перекрикиваетесь, пока бегаете в поле, да погромче, за это уши тебе драть не стану.» Распоследние слова мне в голову не шли, потому я просто вдохнул поглубже и, пугаясь собственного осипшего голоса, заорал — «Пошел к черту!».
Стук на мгновение затих, затем из за стены раздался визжащий, срывающийся в фальцет смешок и постукивание, уже куда более сильное и быстрое, устремилось к двери в прихожую. Я в ужасе вскочил с кровати и на ватных ногах в два прыжка выбежал из комнаты. Щеколда была все так же надежно закрыта. Пока я судорожно запрыгивал в одежду, не заботясь об аккуратности, постукивание добралось до двери.
Мы оба затихли. Я отчетливо различал глубокое дыхание доносившееся с той стороны. Немая сцена продолжалась пару минут, а затем дверь сотряс сильнейший удар. С потолка полетели куски старой штукатурки, петли натужно затрещали, но толстая щеколда выдержала. Последовал еще один удар, затем еще, но уже в окно. Загудели стекла, открылась оконная рама. Я, окончательно теряя здравый рассудок, одним прыжком выскочил из квартиры и бегом понесся во тьму пустых улиц, слыша вместо эха своих тяжелых шагов лишь леденящий душу «Тук-тук, тук-тук», теряющийся в вое холодного ветра.
Весь остаток ночи я бездумно бродил по району, греясь в подъездах и шарахаясь от каждой тени. Долго находиться на одном месте не получалось, подсознание, будто издеваясь, улавливало любые мелкие звуки и трансформировало в отголоски постукивания, снова и снова гоня меня прочь. Вскоре забрезжил поздний декабрьский рассвет, а за ним показались сонные собачники со своими не по времени бодрыми питомцами. Люди стали стягиваться к парковкам и остановкам, город ожил. Вся эта обыденная, серая суета вернула меня к ощущению реальности, а ночные страхи отступили. Остался только осадок от собственной глупой трусости и сильное желание поспать. Не смотря на это, мне совершенно не хотелось идти назад. Иррациональный испуг прошлой ночи еще действовал, но здравомыслие подсказывало, что мой дом — это моя, черт возьми, крепость. Нужно предпринять попытку доказать это, в первую очередь самому себе.
Медленно, растягивая каждую секунду пути в нечто несоразмерно долгое, я возвращался. Дорога длиной всего в пару кварталов заняла почти целый час. По мере приближения к жилищу тревога все усиливалась, потому, для подстраховки и внутренней уверенности, я пригласил к себе друга, который жил неподалеку, под предлогом помощи в подготовке к якобы предстоящему ремонту.
Приободрившись от его скорого согласия, я зашел в подъезд и через пару мгновений уже стоял напротив своей входной двери, прислушиваясь к звукам. Внутри было тихо.
Не без тревоги я повернул ключ в замке и вошел внутрь, быстро включив свет. Все выглядело точно так же, как в момент моего бегства. Из коридора виднелась незаправленная кровать в комнате, по полу тут и там были разбросаны кое-какие вещи, которые я уронил, пока в спешке собирался. Кухня осталась заперта. Глубоко вздохнув, я медленно отодвинул щеколду, стараясь делать это совершенно бесшумно, а затем, собрав волю в кулак, распахнул дверь.
Внутри все было на своих местах. Уже смелее я зашел внутрь, оглядываясь по сторонам, проверил дверь изнутри, оконную раму и пол. Нигде не было и следа чьего-либо ночного присутствия. Затем мое внимание привлекла стена, разделяющая кухню и комнату. Отойдя от окна, я слегка постучал по ней, пытаясь воспроизвести тот звук, что слышался ночью. Постукивая, я начал медленно продвигаться в сторону двери. Тук-тук, тук-тук. «Пошел к черту!» — громкий крик внезапно раздался из комнаты. Я оцепенел, это был мой собственный голос, только с каким-то совершенно неестественным привизгом.
Пару мгновений я стоял не в силах пошевелиться от страха, а затем рванулся к выходу, с размаха ударив плечом кухонную дверь. Посыпалась старая штукатурка, но дверь не поддавалась. Щеколда оказалась закрыта с той стороны.
Я стоял, тупо глядя вперед, и тяжело дышал в попытке осознать происходящее. Зазвенел мобильный телефон, который остался на полке в коридоре. Пару секунд мелодия громко оповещала о входящем звонке, а затем прервалась. Мой голос с другой стороны двери спокойно отменял встречу с другом, который, насколько я успел разобрать, звонил предупредить о том, что слегка задерживается, но прибудет с минуты на минуту.
Это стало последней каплей. В ужасе отступив от двери, я вскочил на подоконник и открыл кухонное окно, нужно было убираться отсюда любым способом. Внизу за прошедший месяц намело немалый сугроб, да и второй этаж был не то, чтобы очень высоко от земли, потому, ни секунды не раздумывая, я прыгнул вперед, но зацепился карманом расстегнутой куртки за край оконной ручки. Рама со стеклом, звонко хлопнув, закрылась, резкий рывок слегка изменил траекторию моего падения и я весьма болезненно ударился, приземлившись далеко от центра того сугроба, в который целился. Чертыхаясь и держась за отбитый бок, я кое-как встал на ноги и неожиданно для себя обнаружил, что эта оплошность, вероятно, спасла мне жизнь. В центре сугроба, слегка присыпанный вчерашним снегом, торчал острый обломок железной ржавой трубы, которая, если бы не случайность, с легкостью пронзила меня насквозь.
Быть может, это было просто совпадением, но в тот момент мой объятый паникой рассудок незамедлительно связал события, происходившие в квартире, и этот кусок трубы в единую, фатальную цепочку. Чей-то злокозненный замысел пытался провести меня по тонкому мостику между тысячами вероятностей прямиком к смерти. Так я думал в тот момент. Именно этот факт осознания чужеродного вмешательства придал мне сил, породив нечто вроде благородной злости. Я не бежал прочь в панике, а думал. Вернувшись в свой подъезд и сев около собственной двери, я размышлял. Долго, очень долго, раскладывая все, что случилось, на иллюзорные полочки здравомыслия.
День сменился вечером, из квартиры не доносилось ни звука. Холод и дрема все сильнее наваливались на меня, а в голову, как назло, не шла ни одна дельная мысль. Прошел час с тех пор, как я в последний раз вставал на ноги, прохаживаясь по лестничной площадке. Сон валил с ног, и только пробирающий до костей мороз, сочившийся сквозь неплотные окна подъезда, хоть как-то бодрил. Наконец я понял, что сил больше не осталось. Я сломлен, голоден, страшно замерз и вот-вот усну прямо на полу. Все это напрочь вытеснило страх, отодвинув его на задний план.
Ключи от квартиры остались внутри, потому я не придумал ничего более идиотского, чем просто постучать в свою собственную квартиру, в изнеможении навалившись на стену рядом. Прошло не более минуты, как вдруг дверь плавно приоткрылась. Смутно отдавая отчет в своих действиях, я схватил ручку, резко дернув ее на себя, заскочил в квартиру и захлопнул дверь, закрыв замок изнутри. Ноги подкосились от ужаса, я сидел в кромешной темноте коридора, тяжело дыша и ожидая своей участи. Неожиданно со стороны лестничной клетки раздались два сильных удара и разочарованный, визгливый вздох. Затем повисла звенящая тишина. Я, слабо веря во все происходящее, постепенно осознал, что все закончилось, что мне совершенно случайно удалось победить в этой странной, инфернальной игре, а затем услышал слабый стук в дверь к соседям напротив.
Тук-тук.
Я, вздрогнув, проснулся от еле слышного стука во входную дверь и непонимающе уставился в темноту. Это была одна из тех беззвездных зимних ночей, когда мрак, становясь густым и осязаемым, окутывает еще скованное сном сознание, не позволяя мыслить логически. Никто в здравом уме не встанет из-под теплого одеяла в объятия остывшей за ночь квартиры, чтобы узнать, кого же принесло на порог в третьем часу ночи. Но я почему-то встал.
Медленно мои пальцы двигались вдоль стены в поисках выключателя, так и не обнаружив его, хотя, казалось бы, в этом маленьком помещении все давно было заучено наизусть, поэтому ко входной двери я подошел в темноте и поначалу прислушался. Около минуты царила полная тишина, из подъезда не раздавалось ни единого звука. Я уже было подумал, что стук мне просто приснился, как вдруг прогремели два сильных, настойчивых удара, заставив вздрогнуть от неожиданности. Это уже была форменная наглость, испуг сменился злобой, и я, резко повернув ключ, рывком распахнул дверь. На лестничной площадке было пусто. Ни сверху, ни снизу не доносилось эхо удаляющихся шагов того шутника, что решил развлечься таким странным способом.
Тогда я не придал этому особого значения, так как жил на втором этаже, и некто вполне мог успеть выскочить из подъезда пока я открывал замок, хотя для этого ему нужно было быть очень прытким. Поежившись от устремившегося в квартиру холода, я поскорее запер квартиру и, наконец, включил свет в прихожей.
Упрощенная планировка моего однокомнатного жилища как ничто другое способствовала появлению сильных сквозняков, потому кухня, отделенная от комнаты лишь тонкой стенкой, обычно плотно закрывалась дверью с крепкой советской щеколдой. Очевидно, вчера я забыл это сделать, так как дверь была слегка приоткрыта. Адреналин уже схлынул, мозг медленно засыпал, потому руки автоматически закрыли засов, а послушные ноги донесли мое сонное тело обратно в кровать. Ночь, рассекаемая снегопадом, продолжала вытягивать свет из всего сущего, и я моментально провалился в сон без сновидений.
Прошел час или, быть может, всего пять минут с того момента, как я лег, и что-то снова потревожило мой слух. Вокруг была непроглядная темнота, я сел и прислушался. Секунда, другая, и вдруг появляется знакомый стук, но уже не во входную дверь, а в стенку из кухни в комнату. Он был почти осязаем в ночной тишине. Ледяная волна пронеслась по моему телу с головы до ног.
Постукивание усиливалось, учащалось, и медленно, но равномерно продвигалось вдоль стены в сторону прихожей. Я отчетливо понимал, что закрывал входную дверь и что сплю очень чутко, а потому никто не мог войти в квартиру, не разбудив меня при этом, однако настойчивый стук был реален. Тук-тук, тук-тук, все ближе и ближе к выходу из кухни. Тук-тук, тук-тук — вторило в такт мое готовое вырваться из груди сердце. Разум пытался подобрать комбинацию логических действий для такой ситуации, но алогичность происходящего выворачивала поток мыслей наизнанку.
Я вспомнил все, что слышал о привидениях, домовых и прочих ночных посетителях, и не нашел ничего лучше, чем старый способ, о котором мне рассказывала еще прабабка, впуская на ночлег в свой деревенский дом. Она каждый раз повторяла — «Внук, если услышишь среди ночи возню в сенях или громкий звон посуды, то смело кричи на шум распоследними словами, которыми вы с ребятами перекрикиваетесь, пока бегаете в поле, да погромче, за это уши тебе драть не стану.» Распоследние слова мне в голову не шли, потому я просто вдохнул поглубже и, пугаясь собственного осипшего голоса, заорал — «Пошел к черту!».
Стук на мгновение затих, затем из за стены раздался визжащий, срывающийся в фальцет смешок и постукивание, уже куда более сильное и быстрое, устремилось к двери в прихожую. Я в ужасе вскочил с кровати и на ватных ногах в два прыжка выбежал из комнаты. Щеколда была все так же надежно закрыта. Пока я судорожно запрыгивал в одежду, не заботясь об аккуратности, постукивание добралось до двери.
Мы оба затихли. Я отчетливо различал глубокое дыхание доносившееся с той стороны. Немая сцена продолжалась пару минут, а затем дверь сотряс сильнейший удар. С потолка полетели куски старой штукатурки, петли натужно затрещали, но толстая щеколда выдержала. Последовал еще один удар, затем еще, но уже в окно. Загудели стекла, открылась оконная рама. Я, окончательно теряя здравый рассудок, одним прыжком выскочил из квартиры и бегом понесся во тьму пустых улиц, слыша вместо эха своих тяжелых шагов лишь леденящий душу «Тук-тук, тук-тук», теряющийся в вое холодного ветра.
Весь остаток ночи я бездумно бродил по району, греясь в подъездах и шарахаясь от каждой тени. Долго находиться на одном месте не получалось, подсознание, будто издеваясь, улавливало любые мелкие звуки и трансформировало в отголоски постукивания, снова и снова гоня меня прочь. Вскоре забрезжил поздний декабрьский рассвет, а за ним показались сонные собачники со своими не по времени бодрыми питомцами. Люди стали стягиваться к парковкам и остановкам, город ожил. Вся эта обыденная, серая суета вернула меня к ощущению реальности, а ночные страхи отступили. Остался только осадок от собственной глупой трусости и сильное желание поспать. Не смотря на это, мне совершенно не хотелось идти назад. Иррациональный испуг прошлой ночи еще действовал, но здравомыслие подсказывало, что мой дом — это моя, черт возьми, крепость. Нужно предпринять попытку доказать это, в первую очередь самому себе.
Медленно, растягивая каждую секунду пути в нечто несоразмерно долгое, я возвращался. Дорога длиной всего в пару кварталов заняла почти целый час. По мере приближения к жилищу тревога все усиливалась, потому, для подстраховки и внутренней уверенности, я пригласил к себе друга, который жил неподалеку, под предлогом помощи в подготовке к якобы предстоящему ремонту.
Приободрившись от его скорого согласия, я зашел в подъезд и через пару мгновений уже стоял напротив своей входной двери, прислушиваясь к звукам. Внутри было тихо.
Не без тревоги я повернул ключ в замке и вошел внутрь, быстро включив свет. Все выглядело точно так же, как в момент моего бегства. Из коридора виднелась незаправленная кровать в комнате, по полу тут и там были разбросаны кое-какие вещи, которые я уронил, пока в спешке собирался. Кухня осталась заперта. Глубоко вздохнув, я медленно отодвинул щеколду, стараясь делать это совершенно бесшумно, а затем, собрав волю в кулак, распахнул дверь.
Внутри все было на своих местах. Уже смелее я зашел внутрь, оглядываясь по сторонам, проверил дверь изнутри, оконную раму и пол. Нигде не было и следа чьего-либо ночного присутствия. Затем мое внимание привлекла стена, разделяющая кухню и комнату. Отойдя от окна, я слегка постучал по ней, пытаясь воспроизвести тот звук, что слышался ночью. Постукивая, я начал медленно продвигаться в сторону двери. Тук-тук, тук-тук. «Пошел к черту!» — громкий крик внезапно раздался из комнаты. Я оцепенел, это был мой собственный голос, только с каким-то совершенно неестественным привизгом.
Пару мгновений я стоял не в силах пошевелиться от страха, а затем рванулся к выходу, с размаха ударив плечом кухонную дверь. Посыпалась старая штукатурка, но дверь не поддавалась. Щеколда оказалась закрыта с той стороны.
Я стоял, тупо глядя вперед, и тяжело дышал в попытке осознать происходящее. Зазвенел мобильный телефон, который остался на полке в коридоре. Пару секунд мелодия громко оповещала о входящем звонке, а затем прервалась. Мой голос с другой стороны двери спокойно отменял встречу с другом, который, насколько я успел разобрать, звонил предупредить о том, что слегка задерживается, но прибудет с минуты на минуту.
Это стало последней каплей. В ужасе отступив от двери, я вскочил на подоконник и открыл кухонное окно, нужно было убираться отсюда любым способом. Внизу за прошедший месяц намело немалый сугроб, да и второй этаж был не то, чтобы очень высоко от земли, потому, ни секунды не раздумывая, я прыгнул вперед, но зацепился карманом расстегнутой куртки за край оконной ручки. Рама со стеклом, звонко хлопнув, закрылась, резкий рывок слегка изменил траекторию моего падения и я весьма болезненно ударился, приземлившись далеко от центра того сугроба, в который целился. Чертыхаясь и держась за отбитый бок, я кое-как встал на ноги и неожиданно для себя обнаружил, что эта оплошность, вероятно, спасла мне жизнь. В центре сугроба, слегка присыпанный вчерашним снегом, торчал острый обломок железной ржавой трубы, которая, если бы не случайность, с легкостью пронзила меня насквозь.
Быть может, это было просто совпадением, но в тот момент мой объятый паникой рассудок незамедлительно связал события, происходившие в квартире, и этот кусок трубы в единую, фатальную цепочку. Чей-то злокозненный замысел пытался провести меня по тонкому мостику между тысячами вероятностей прямиком к смерти. Так я думал в тот момент. Именно этот факт осознания чужеродного вмешательства придал мне сил, породив нечто вроде благородной злости. Я не бежал прочь в панике, а думал. Вернувшись в свой подъезд и сев около собственной двери, я размышлял. Долго, очень долго, раскладывая все, что случилось, на иллюзорные полочки здравомыслия.
День сменился вечером, из квартиры не доносилось ни звука. Холод и дрема все сильнее наваливались на меня, а в голову, как назло, не шла ни одна дельная мысль. Прошел час с тех пор, как я в последний раз вставал на ноги, прохаживаясь по лестничной площадке. Сон валил с ног, и только пробирающий до костей мороз, сочившийся сквозь неплотные окна подъезда, хоть как-то бодрил. Наконец я понял, что сил больше не осталось. Я сломлен, голоден, страшно замерз и вот-вот усну прямо на полу. Все это напрочь вытеснило страх, отодвинув его на задний план.
Ключи от квартиры остались внутри, потому я не придумал ничего более идиотского, чем просто постучать в свою собственную квартиру, в изнеможении навалившись на стену рядом. Прошло не более минуты, как вдруг дверь плавно приоткрылась. Смутно отдавая отчет в своих действиях, я схватил ручку, резко дернув ее на себя, заскочил в квартиру и захлопнул дверь, закрыв замок изнутри. Ноги подкосились от ужаса, я сидел в кромешной темноте коридора, тяжело дыша и ожидая своей участи. Неожиданно со стороны лестничной клетки раздались два сильных удара и разочарованный, визгливый вздох. Затем повисла звенящая тишина. Я, слабо веря во все происходящее, постепенно осознал, что все закончилось, что мне совершенно случайно удалось победить в этой странной, инфернальной игре, а затем услышал слабый стук в дверь к соседям напротив.
Тук-тук.
«Трое из Простоквашино» - жуткая изнанка советской классики
Эта ,совсем не детская сказка, имеет скрытый, пугающий смысл. О чем же этот мультфильм на самом деле?
Начинается история незатейливо – некий мальчик, спускается по лестнице и жует бутерброд с колбасой. Прямо на лестнице мальчик знакомится с котом, «живущим на чердаке», «который ремонтируют». Запомним эти ключевые слова, они очень важны для понимания сути происходящего, мы вернемся к ним позже.
Разговор мальчика с котом сам по себе не является чем-то необычным для мультфильмов, хотя как правило звери разговаривают в них друг с другом, а не с людьми. Но исключений полно – например русские народные сказки, в которых орудуют говорящие лягушки, зайцы и медведи. Но этот мультфильм совсем не сказка, в чем мы скоро убедимся.
Из диалога с котом выясняется забавная вещь – мальчика зовут «дядя Федор», что заставляет зрителя задуматься над вопросом – почему маленького с виду мальчика зовут так по-взрослому –«дядя»? И если он дядя, то где его племянник? Что такого яркого произошло в прошлом, что за Федором крепко закрепилась приставка «дядя»? Раньше я тоже задумывался над этим вопросом, но не был готов узнать ответ. А ведь он тут – перед глазами. Но не будем забегать вперед.
Дядя Федор живет с мамой и с папой, никаких упоминаний о других родственниках, в особенности о племяннике. Похоже, эта тема болезненна для этой семьи и ее просто обходят молчанием.
Дядя Федор приводит нового друга –кота с «ремонтирующегося чердака» домой. Родители не одобряют поведения сына, и дядя Федор немедленно пускается в бега. Таких мальчиков-беспризорников в Советском Союзе умело разыскивали правоохранительные органы и немедленно ставили на учет, иногда психиатрический. Странно, но родители дяди Федора не торопятся обращаться в милицию, что ставит перед нами новую загадку, почему они этого не делают?
Тем временем дядя Федор с новым другом котом Матроскиным прибывают в деревню «Простоквашино». Почему мальчик выбрал именно этот населенный пункт? Случайность ли это или осознанный шаг? Мы скоро получим ответ на этот вопрос, но сначала разберемся, что представляет из себя эта деревня.
«Простоквашино» является странным и я бы сказал пугающим местом. В деревне никто не живет – не слышно рева коров, кукарекания петухов и прочих присущих советским деревням звуков. Все ее жители внезапно покинули деревню, перебравшись «за реку». Взглянем на этот кадр – вот куда перебрались жители Простоквашино. Оставив теплые дома с печками «в пол-кухни», огороды, хозяйство, они собрались и в спешке покинули деревню, предпочтя частным домам сомнительное удовольствие проживания в типовых многоэтажках на островке на самой середине реки.
Видно, что кроме многоэтажек на острове нет ни магазинов, ни дорог, ни намека на развитую инфраструктуру. Нет даже моста или паромной переправы, соединяющей их новое жилье с материком. Но жители «Простоквашино» похоже пошли на этот шаг не задумываясь. Что могло согнать их с привычной земли?
Ответ очевиден – страх. Только страх мог вынудить людей, бросив все, перебраться в панельное жилье, уповая на то, что река сможет спасти их от того, от чего они бегут. Пребывая в шоке и ужасе от того, что вынудило их бросить дома, люди оставили их годными для проживания. Дома в отличном состоянии и их можно попробовать сдать в аренду дачникам из Москвы, но эта мысль почему-то не приходит простоквашинцам в голову.
Более того, один дом снабжен приветливой надписью «живите кто хотите». Люди, сделавшие эту надпись, отлично знают, от чего они спасаются. И что хуже всего, они знают, что это «Нечто», столь напугавшее их, может вернуться. Эта надпись – робкая и наивная попытка не разозлить то, что обязательно вернется назад, задобрить его, постараться сделать так, чтобы оно не пожелало перебраться через реку, которая едва ли представляется бывшим жителям «Простоквашино» надежной защитой. Сдать жилье в аренду ничего не знающим о зловещих тайнах «Простоквашино» – значит поставить их жизни под угрозу. На это простоквашинцы не могут пойти. Может быть рынок сдачи жилья в аренду не развит в этом регионе? Ответ на этот вопрос мы получим позже.
Такие деревни и городки широко описаны в литературе, особенно в произведениях Стивена Кинга и Лавкрафта. Почему «Простоквашино» никогда не ставили в один ряд с жуткими американскими городками, в которых вершилось зло? Я полагаю, что речь идет о советской цензуре, из-за которой пришлось рассказывать эту историю так, как она рассказана.
В деревне Дядя Федор обретает нового друга – пса Шарика, вот теперь их «Трое из Простоквашино». Шарик тоже разговаривает на русском языке и дядя Федор отлично его понимает. По-прежнему зритель не получает ответа – так сказка это или нет? Нормально ли животным разговаривать с людьми?
В этот момент зритель узнает, что деревня не совсем пуста. Один человек в ней все-таки живет. Это – сотрудник «Почты России», организации, которую и сейчас многие наши сограждане считают сосредоточием зла, во многом я думаю подсознательно именно из-за просмотра в детстве этого мультфильма - почтальон Печкин. Стивен Кинг может быть и удивился бы, но советский и впоследствии российский зритель видит в этом глубокий скрытый смысл. В полностью безлюдной деревне, в которой свершилось какое-то большое зло, напугавшее жителей, полностью отсутствуют органы советской власти. Нет сельсовета, нет участкового. Есть только Печкин, работающий на Почте в деревне, где почту разносить просто некому. В деревне нет подписчиков журналов и получателей писем, не осталось в ней и пенсионеров, которые могли бы прийти за пенсией.
Возникает резонный вопрос - на самом ли деле Печкин почтальон. Может быть, это скрывающийся от возмездия военный преступник или беглый уголовник, выбравший своим местом жительства этот забытый богом угол, в который и не вздумает сунуться сотрудник милиции, не говоря уж об агентах Симона Визенталя. А может быть Печкин – сексуальный извращенец? Не об этом ли говорит автор фильма, одевая на Печкина характерный плащ? Или же именно то Зло, которое многие ассоциируют с «Почтой России» выгнало жителей из деревни? Дальнейший анализ покажет, что все намного сложнее.
Печкин здоровается с дядей Федором. Вся «троица» здоровается с ним – но артикуляция губ в этом моменте показывает, что говорят все трое разные вещи, а уж никак не «спасибо». Что именно они говорят, любой интересующийся может легко узнать сам, пересмотрев этот момент несколько раз.
Но Печкин похоже не видит никого, кроме дяди Федора, не правда ли странно? Это еще один маленький штришок, приближающий нас к пониманию происходящего.
Первый вопрос от вновь прибывших в адрес Печкина очень характерен:
- Вы не из милиции случайно?
Вновь прибывшая компания взволнована исключительно этим, очевидно интерес со стороны правоохранительных органов им совсем ни к чему, хотя казалось бы – чего опасаться коту или псу. Это очень многозначительный факт, дополняющий нежелание родителей дяди Федора обращаться в милицию с заявлением о пропаже ребенка.
Успокоившийся фактом принадлежности Печкина к «Почте», дядя Федор сообщает о своем желании выписывать журнал «Мурзилка», очевидно пренебрегая перспективой получить свежий номер через несколько лет или не получить его никогда, что еще более вероятно. Дядя Федор делает то, что сделал бы любой маленький мальчик его возраста, но искренен ли он? Не пытается ли он запутать Печкина?
И тут мы возвращаемся к волнующему нас вопросу – почему дядя Федор, пустившись в бега, направился именно в «Простоквашино». Доводилось ли ему тут бывать раньше? Конечно же ответ - да. Именно его деятельность в «Простоквашино» в прошлый приезд возможно и послужила причиной того, что жители деревни предпочли покинуть привычную среду обитания. Но всем ли удалось спастись?
Несмотря на то, что кроме Печкина в деревне никто не живет, дядя Федор дожидается ночи. Вот его истинная цель и зритель конечно же не остается разочарован.
Безошибочно ориентируясь в полной темноте, дядя Федор отправляется в чащу леса и там, руководствуясь только ему приметными ориентирами и звериным чутьем, в считанные минуты откапывает здоровенный сундук. Дядя Федор придумывает этому нелепые объяснения – коту и псу он говорит, что это «клад», попавшемуся на обратном пути Печкину он заявляет, что в сундуке грибы. Даже школьнику младших классов, читавшему Тома Сойера и «Остров сокровищ» Стивенсона, известно, что клады ищут совсем не так, как это сделал дядя Федор. Дядя Федор знал, что делал и руководствовался четким и ясным расчетом.
Что же в сундуке на самом деле? Ценности, отнятые у жителей «Простоквашино» под угрозой оружия в его прошлый приезд в деревню? Или же там труп его незадачливого племянника, пошедшего с Федором в ночной лес и там встретившего свою судьбу? Уж не поэтому ли Федора стали называть «дядей»? Возможно, но это только лишь одна часть отгадки.
Как оказался Печкин ночью в лесу? Он гоняется за маленьким галчонком. Судя по разговору, галчонок серьезно болен, и Печкин предполагает его «сдать в поликлинику, для опытов». Эта фраза ничего кроме улыбки вызвать не может. Никакой поликлиники рядом нет и быть не может, хорошо, если заброшенный морг для тех, чьи тела нашли, а не оказались закопанными в сундуках.
Дядя Федор при слове «поликлиника» не удивляется и заявляет, что «вылечит галчонка и научит разговаривать». Никаких сомнений в болезни галчонка у дяди Федора нет. И в этот самый момент мы получаем неожиданный ответ на вопрос – сказка ли то, что разворачивается перед нашими глазами или нет? Конечно же, нет. Будучи в сказке, галчонок бы уже умел разговаривать, как Тотошка и ворона Кагги-Карр в Волшебной стране. Но галчонок не умеет.
Неважно, что сам Печкин делал в лесу ночью. Важно, что он после беседы с дядей Федором крутит пальцем у виска. Печкин понимает, что мальчик психически нездоров.
И мы понимаем, что подобно галчонку не умеют разговаривать и кот Матроскин и пес Шарик. Их голоса просто звучат в голове у дяди Федора, с ними он общается как с реальными друзьями. И вот тут становится по-настоящему страшно. Дядя Федор серьезно и возможно неизлечимо болен. Период ремиссии его психического заболевания завершился в самом начале фильма, когда появился кот, живущий на «чердаке». «С чердаком не в порядке», и появляется вторая личность – кот Матроскин. То ли в тот день дядя Федор забыл принять таблетки, то ли сделать укол, но он пошел в разнос. «Чердаку» требуется серьезный «ремонт», но дядя Федор в тот момент не понимает этого и бежит, бежит подальше от дома. Дядя Федор хочет обезопасить тем самым маму и папу и избавить их от судьбы племянника, а возможно и тети с дядей, которым тоже скорее всего не выпал шанс спастись на острове в панельной многоэтажке.
Дядя Федор написал в прощальной записке «я вас очень люблю». «Но и животных я очень люблю», - впрочем приписал он тогда, давая понять, что он уже не один. Писать прямо дядя Федор не хочет, хотя прекрасно знает, что в милицию родители обращаться не станут.
А родители дяди Федора не скрываясь обсуждают его наклонности и паззл понемногу обретает законченность. Папа говорит, что дядя Федор хотел бы, чтобы «приятелей дома целый мешок». Вот в чем истинные наклонности дяди Федора – прятать детей в мешок или скажем в сундук. Догадки о судьбе «племянника» уже не просто догадки. Мама Федора не считает, что надо махнуть рукой на психическое заболевание сына. Она опасается за свою жизнь и горько говорит «тогда родители пропадать начнут». И мы понимаем, что «дядя и тетя» Федора – уроженцы «Простоквашино», не добрались до нового панельного жилья, а пропали без вести, подобно «племяннику».
Мама Федора в истерике, он убеждает мужа, что мальчика надо найти, пока он не натворил дел.
Папа соглашается. Естественно, обращение в милицию не вариант - в этом случае можно сесть надолго, поэтому родители Федора решают опубликовать «заметку в газете». И ее текст рассказывает нам о многом. В заметке мы видим фотографию и рост –метр двадцать. Возраст не указан, и тут мы понимаем, что это неслучайно. Дядя Федор просто выглядит как маленький мальчик и, выписывая журнал «Мурзилка», просто маскирует свой истинный возраст. Ему минимум 18 и он вполне может нести ответственность за свои поступки, если конечно психиатрическая экспертиза не признает его невменяемым.
Обратите внимание – папа, публикуя заметку, сделал все, чтобы мальчика не нашли – ни имени с фамилией, ни возраста, ни веса. Нет и контактного телефона. Тут же мы видим ответ на уже поднимавшийся вопрос – могли ли простоквашинцы сдать свои дома дачникам? Конечно да, рубрика «Сниму» показана в газете не случайно. Предложений о съеме немало, а вот желающих сдать жилье нет.
Маленький рост и карликовость Федора – симптом целого букета неприятных заболеваний. Тут и генетические нарушения (взгляните на подбородок дяди Федора в профиль), и гормональные, из которых недостаток гормона роста –меньшая из проблем. Его сложно винить за совершенные им преступления. Осознав всю боль заточения взрослого мужика в стодвадцатисантиметровом тельце, начинаешь сопереживать дяде Федору, понимая какой груз он несет на своих плечах.
Заметка о розыске не проходит незамеченной и попадается на глаза Печкину, который естественно, просматривает во всех газетах криминальные разделы и милицейские ориентировки, поскольку сам очевидно в розыске. Увидев в газете фото, Печкин понимает, что надо «сдать» пацана. Прекрасно понимая, что в сундуке дяди Федора были не грибы, а ценности, а возможно и ужасный компромат, Печкин здраво рассуждает, что Федор слишком опасен, чтобы его шантажировать. И лучше взять велосипед, чем оказаться в мешке, а затем в сундуке.
А болезнь дяди Федора тем временем прогрессирует. Чего стоит письмо, которое он пишет своим родителям от имени всех персонажей своей тройственной личности. Начинает он трогательное письмо сам, но довольно быстро его рукой овладевает вторая личность – кот, затем пес. Начав письмо с позитива, Федор вдруг подсознательно пишет правду – «а здоровье мое…не очень». С этого момента звериное начало его мозга уже не отпускает Федора, все, что ему удается написать это «ваш сын» и все-таки концовка смазана - «дядя Шарик».
Родители Федора в шоке.
Они прекрасно понимают, чем грозит им обострение сына. Поочередно они теряют сознание от ужаса, а затем мама с надеждой спрашивает: «Может быть мы с ума сошли?». Папа не поддерживает ее, сухо отвечая, что «с ума поодиночке сходят». И в этот момент оба прекрасно знают, о ком идет речь. Теперь знаете и вы.
А Федор уже в кровати с градусником подмышкой.
Визуально кажется, что у него что-то простенькое –типа менингита , осложненного полученным от больного галчонка птичьим гриппом, но конечно же вопрос серьезней. Еще немного и жизнь мирных жителей центральной полосы Советского Союза оказалась бы под угрозой, и их пришлось бы массово вывозить на остров Русский, если бы то немногое человеческое, что осталось в мозгу дяди Федора полностью уступило бы звериному. Но угроза миновала – родители все-таки решают забрать дядю Федора домой, хотя изначально не собирались этого делать – какие еще объяснения дать тому факту, что они не указали в заметке свой домашний телефон?
Печкин получает свой велосипед, а две звериные личности сознания дяди Федора остаются в деревне и не едут с ним, отчего зритель пребывает в робкой надежде, что болезнь отступила под натиском мощных медикаментов. Вопрос надолго ли?
Мультфильм, по праву занявший место в «Золотом фонде мультипликации», к сожалению открыл пока не все тайны. Но для этого безусловно требуется специальное психиатрическое образование и глубокие медицинские познания. И кто знает, какие правки внесла в сценарий советская цензура, а о чем просто запретили рассказать создателям фильма. Возможно, мы не узнаем об этом никогда.
А личность почтальона Печкина с анализом его темной стороны еще ждет своего исследователя.
Эта ,совсем не детская сказка, имеет скрытый, пугающий смысл. О чем же этот мультфильм на самом деле?
Начинается история незатейливо – некий мальчик, спускается по лестнице и жует бутерброд с колбасой. Прямо на лестнице мальчик знакомится с котом, «живущим на чердаке», «который ремонтируют». Запомним эти ключевые слова, они очень важны для понимания сути происходящего, мы вернемся к ним позже.
Разговор мальчика с котом сам по себе не является чем-то необычным для мультфильмов, хотя как правило звери разговаривают в них друг с другом, а не с людьми. Но исключений полно – например русские народные сказки, в которых орудуют говорящие лягушки, зайцы и медведи. Но этот мультфильм совсем не сказка, в чем мы скоро убедимся.
Из диалога с котом выясняется забавная вещь – мальчика зовут «дядя Федор», что заставляет зрителя задуматься над вопросом – почему маленького с виду мальчика зовут так по-взрослому –«дядя»? И если он дядя, то где его племянник? Что такого яркого произошло в прошлом, что за Федором крепко закрепилась приставка «дядя»? Раньше я тоже задумывался над этим вопросом, но не был готов узнать ответ. А ведь он тут – перед глазами. Но не будем забегать вперед.
Дядя Федор живет с мамой и с папой, никаких упоминаний о других родственниках, в особенности о племяннике. Похоже, эта тема болезненна для этой семьи и ее просто обходят молчанием.
Дядя Федор приводит нового друга –кота с «ремонтирующегося чердака» домой. Родители не одобряют поведения сына, и дядя Федор немедленно пускается в бега. Таких мальчиков-беспризорников в Советском Союзе умело разыскивали правоохранительные органы и немедленно ставили на учет, иногда психиатрический. Странно, но родители дяди Федора не торопятся обращаться в милицию, что ставит перед нами новую загадку, почему они этого не делают?
Тем временем дядя Федор с новым другом котом Матроскиным прибывают в деревню «Простоквашино». Почему мальчик выбрал именно этот населенный пункт? Случайность ли это или осознанный шаг? Мы скоро получим ответ на этот вопрос, но сначала разберемся, что представляет из себя эта деревня.
«Простоквашино» является странным и я бы сказал пугающим местом. В деревне никто не живет – не слышно рева коров, кукарекания петухов и прочих присущих советским деревням звуков. Все ее жители внезапно покинули деревню, перебравшись «за реку». Взглянем на этот кадр – вот куда перебрались жители Простоквашино. Оставив теплые дома с печками «в пол-кухни», огороды, хозяйство, они собрались и в спешке покинули деревню, предпочтя частным домам сомнительное удовольствие проживания в типовых многоэтажках на островке на самой середине реки.
Видно, что кроме многоэтажек на острове нет ни магазинов, ни дорог, ни намека на развитую инфраструктуру. Нет даже моста или паромной переправы, соединяющей их новое жилье с материком. Но жители «Простоквашино» похоже пошли на этот шаг не задумываясь. Что могло согнать их с привычной земли?
Ответ очевиден – страх. Только страх мог вынудить людей, бросив все, перебраться в панельное жилье, уповая на то, что река сможет спасти их от того, от чего они бегут. Пребывая в шоке и ужасе от того, что вынудило их бросить дома, люди оставили их годными для проживания. Дома в отличном состоянии и их можно попробовать сдать в аренду дачникам из Москвы, но эта мысль почему-то не приходит простоквашинцам в голову.
Более того, один дом снабжен приветливой надписью «живите кто хотите». Люди, сделавшие эту надпись, отлично знают, от чего они спасаются. И что хуже всего, они знают, что это «Нечто», столь напугавшее их, может вернуться. Эта надпись – робкая и наивная попытка не разозлить то, что обязательно вернется назад, задобрить его, постараться сделать так, чтобы оно не пожелало перебраться через реку, которая едва ли представляется бывшим жителям «Простоквашино» надежной защитой. Сдать жилье в аренду ничего не знающим о зловещих тайнах «Простоквашино» – значит поставить их жизни под угрозу. На это простоквашинцы не могут пойти. Может быть рынок сдачи жилья в аренду не развит в этом регионе? Ответ на этот вопрос мы получим позже.
Такие деревни и городки широко описаны в литературе, особенно в произведениях Стивена Кинга и Лавкрафта. Почему «Простоквашино» никогда не ставили в один ряд с жуткими американскими городками, в которых вершилось зло? Я полагаю, что речь идет о советской цензуре, из-за которой пришлось рассказывать эту историю так, как она рассказана.
В деревне Дядя Федор обретает нового друга – пса Шарика, вот теперь их «Трое из Простоквашино». Шарик тоже разговаривает на русском языке и дядя Федор отлично его понимает. По-прежнему зритель не получает ответа – так сказка это или нет? Нормально ли животным разговаривать с людьми?
В этот момент зритель узнает, что деревня не совсем пуста. Один человек в ней все-таки живет. Это – сотрудник «Почты России», организации, которую и сейчас многие наши сограждане считают сосредоточием зла, во многом я думаю подсознательно именно из-за просмотра в детстве этого мультфильма - почтальон Печкин. Стивен Кинг может быть и удивился бы, но советский и впоследствии российский зритель видит в этом глубокий скрытый смысл. В полностью безлюдной деревне, в которой свершилось какое-то большое зло, напугавшее жителей, полностью отсутствуют органы советской власти. Нет сельсовета, нет участкового. Есть только Печкин, работающий на Почте в деревне, где почту разносить просто некому. В деревне нет подписчиков журналов и получателей писем, не осталось в ней и пенсионеров, которые могли бы прийти за пенсией.
Возникает резонный вопрос - на самом ли деле Печкин почтальон. Может быть, это скрывающийся от возмездия военный преступник или беглый уголовник, выбравший своим местом жительства этот забытый богом угол, в который и не вздумает сунуться сотрудник милиции, не говоря уж об агентах Симона Визенталя. А может быть Печкин – сексуальный извращенец? Не об этом ли говорит автор фильма, одевая на Печкина характерный плащ? Или же именно то Зло, которое многие ассоциируют с «Почтой России» выгнало жителей из деревни? Дальнейший анализ покажет, что все намного сложнее.
Печкин здоровается с дядей Федором. Вся «троица» здоровается с ним – но артикуляция губ в этом моменте показывает, что говорят все трое разные вещи, а уж никак не «спасибо». Что именно они говорят, любой интересующийся может легко узнать сам, пересмотрев этот момент несколько раз.
Но Печкин похоже не видит никого, кроме дяди Федора, не правда ли странно? Это еще один маленький штришок, приближающий нас к пониманию происходящего.
Первый вопрос от вновь прибывших в адрес Печкина очень характерен:
- Вы не из милиции случайно?
Вновь прибывшая компания взволнована исключительно этим, очевидно интерес со стороны правоохранительных органов им совсем ни к чему, хотя казалось бы – чего опасаться коту или псу. Это очень многозначительный факт, дополняющий нежелание родителей дяди Федора обращаться в милицию с заявлением о пропаже ребенка.
Успокоившийся фактом принадлежности Печкина к «Почте», дядя Федор сообщает о своем желании выписывать журнал «Мурзилка», очевидно пренебрегая перспективой получить свежий номер через несколько лет или не получить его никогда, что еще более вероятно. Дядя Федор делает то, что сделал бы любой маленький мальчик его возраста, но искренен ли он? Не пытается ли он запутать Печкина?
И тут мы возвращаемся к волнующему нас вопросу – почему дядя Федор, пустившись в бега, направился именно в «Простоквашино». Доводилось ли ему тут бывать раньше? Конечно же ответ - да. Именно его деятельность в «Простоквашино» в прошлый приезд возможно и послужила причиной того, что жители деревни предпочли покинуть привычную среду обитания. Но всем ли удалось спастись?
Несмотря на то, что кроме Печкина в деревне никто не живет, дядя Федор дожидается ночи. Вот его истинная цель и зритель конечно же не остается разочарован.
Безошибочно ориентируясь в полной темноте, дядя Федор отправляется в чащу леса и там, руководствуясь только ему приметными ориентирами и звериным чутьем, в считанные минуты откапывает здоровенный сундук. Дядя Федор придумывает этому нелепые объяснения – коту и псу он говорит, что это «клад», попавшемуся на обратном пути Печкину он заявляет, что в сундуке грибы. Даже школьнику младших классов, читавшему Тома Сойера и «Остров сокровищ» Стивенсона, известно, что клады ищут совсем не так, как это сделал дядя Федор. Дядя Федор знал, что делал и руководствовался четким и ясным расчетом.
Что же в сундуке на самом деле? Ценности, отнятые у жителей «Простоквашино» под угрозой оружия в его прошлый приезд в деревню? Или же там труп его незадачливого племянника, пошедшего с Федором в ночной лес и там встретившего свою судьбу? Уж не поэтому ли Федора стали называть «дядей»? Возможно, но это только лишь одна часть отгадки.
Как оказался Печкин ночью в лесу? Он гоняется за маленьким галчонком. Судя по разговору, галчонок серьезно болен, и Печкин предполагает его «сдать в поликлинику, для опытов». Эта фраза ничего кроме улыбки вызвать не может. Никакой поликлиники рядом нет и быть не может, хорошо, если заброшенный морг для тех, чьи тела нашли, а не оказались закопанными в сундуках.
Дядя Федор при слове «поликлиника» не удивляется и заявляет, что «вылечит галчонка и научит разговаривать». Никаких сомнений в болезни галчонка у дяди Федора нет. И в этот самый момент мы получаем неожиданный ответ на вопрос – сказка ли то, что разворачивается перед нашими глазами или нет? Конечно же, нет. Будучи в сказке, галчонок бы уже умел разговаривать, как Тотошка и ворона Кагги-Карр в Волшебной стране. Но галчонок не умеет.
Неважно, что сам Печкин делал в лесу ночью. Важно, что он после беседы с дядей Федором крутит пальцем у виска. Печкин понимает, что мальчик психически нездоров.
И мы понимаем, что подобно галчонку не умеют разговаривать и кот Матроскин и пес Шарик. Их голоса просто звучат в голове у дяди Федора, с ними он общается как с реальными друзьями. И вот тут становится по-настоящему страшно. Дядя Федор серьезно и возможно неизлечимо болен. Период ремиссии его психического заболевания завершился в самом начале фильма, когда появился кот, живущий на «чердаке». «С чердаком не в порядке», и появляется вторая личность – кот Матроскин. То ли в тот день дядя Федор забыл принять таблетки, то ли сделать укол, но он пошел в разнос. «Чердаку» требуется серьезный «ремонт», но дядя Федор в тот момент не понимает этого и бежит, бежит подальше от дома. Дядя Федор хочет обезопасить тем самым маму и папу и избавить их от судьбы племянника, а возможно и тети с дядей, которым тоже скорее всего не выпал шанс спастись на острове в панельной многоэтажке.
Дядя Федор написал в прощальной записке «я вас очень люблю». «Но и животных я очень люблю», - впрочем приписал он тогда, давая понять, что он уже не один. Писать прямо дядя Федор не хочет, хотя прекрасно знает, что в милицию родители обращаться не станут.
А родители дяди Федора не скрываясь обсуждают его наклонности и паззл понемногу обретает законченность. Папа говорит, что дядя Федор хотел бы, чтобы «приятелей дома целый мешок». Вот в чем истинные наклонности дяди Федора – прятать детей в мешок или скажем в сундук. Догадки о судьбе «племянника» уже не просто догадки. Мама Федора не считает, что надо махнуть рукой на психическое заболевание сына. Она опасается за свою жизнь и горько говорит «тогда родители пропадать начнут». И мы понимаем, что «дядя и тетя» Федора – уроженцы «Простоквашино», не добрались до нового панельного жилья, а пропали без вести, подобно «племяннику».
Мама Федора в истерике, он убеждает мужа, что мальчика надо найти, пока он не натворил дел.
Папа соглашается. Естественно, обращение в милицию не вариант - в этом случае можно сесть надолго, поэтому родители Федора решают опубликовать «заметку в газете». И ее текст рассказывает нам о многом. В заметке мы видим фотографию и рост –метр двадцать. Возраст не указан, и тут мы понимаем, что это неслучайно. Дядя Федор просто выглядит как маленький мальчик и, выписывая журнал «Мурзилка», просто маскирует свой истинный возраст. Ему минимум 18 и он вполне может нести ответственность за свои поступки, если конечно психиатрическая экспертиза не признает его невменяемым.
Обратите внимание – папа, публикуя заметку, сделал все, чтобы мальчика не нашли – ни имени с фамилией, ни возраста, ни веса. Нет и контактного телефона. Тут же мы видим ответ на уже поднимавшийся вопрос – могли ли простоквашинцы сдать свои дома дачникам? Конечно да, рубрика «Сниму» показана в газете не случайно. Предложений о съеме немало, а вот желающих сдать жилье нет.
Маленький рост и карликовость Федора – симптом целого букета неприятных заболеваний. Тут и генетические нарушения (взгляните на подбородок дяди Федора в профиль), и гормональные, из которых недостаток гормона роста –меньшая из проблем. Его сложно винить за совершенные им преступления. Осознав всю боль заточения взрослого мужика в стодвадцатисантиметровом тельце, начинаешь сопереживать дяде Федору, понимая какой груз он несет на своих плечах.
Заметка о розыске не проходит незамеченной и попадается на глаза Печкину, который естественно, просматривает во всех газетах криминальные разделы и милицейские ориентировки, поскольку сам очевидно в розыске. Увидев в газете фото, Печкин понимает, что надо «сдать» пацана. Прекрасно понимая, что в сундуке дяди Федора были не грибы, а ценности, а возможно и ужасный компромат, Печкин здраво рассуждает, что Федор слишком опасен, чтобы его шантажировать. И лучше взять велосипед, чем оказаться в мешке, а затем в сундуке.
А болезнь дяди Федора тем временем прогрессирует. Чего стоит письмо, которое он пишет своим родителям от имени всех персонажей своей тройственной личности. Начинает он трогательное письмо сам, но довольно быстро его рукой овладевает вторая личность – кот, затем пес. Начав письмо с позитива, Федор вдруг подсознательно пишет правду – «а здоровье мое…не очень». С этого момента звериное начало его мозга уже не отпускает Федора, все, что ему удается написать это «ваш сын» и все-таки концовка смазана - «дядя Шарик».
Родители Федора в шоке.
Они прекрасно понимают, чем грозит им обострение сына. Поочередно они теряют сознание от ужаса, а затем мама с надеждой спрашивает: «Может быть мы с ума сошли?». Папа не поддерживает ее, сухо отвечая, что «с ума поодиночке сходят». И в этот момент оба прекрасно знают, о ком идет речь. Теперь знаете и вы.
А Федор уже в кровати с градусником подмышкой.
Визуально кажется, что у него что-то простенькое –типа менингита , осложненного полученным от больного галчонка птичьим гриппом, но конечно же вопрос серьезней. Еще немного и жизнь мирных жителей центральной полосы Советского Союза оказалась бы под угрозой, и их пришлось бы массово вывозить на остров Русский, если бы то немногое человеческое, что осталось в мозгу дяди Федора полностью уступило бы звериному. Но угроза миновала – родители все-таки решают забрать дядю Федора домой, хотя изначально не собирались этого делать – какие еще объяснения дать тому факту, что они не указали в заметке свой домашний телефон?
Печкин получает свой велосипед, а две звериные личности сознания дяди Федора остаются в деревне и не едут с ним, отчего зритель пребывает в робкой надежде, что болезнь отступила под натиском мощных медикаментов. Вопрос надолго ли?
Мультфильм, по праву занявший место в «Золотом фонде мультипликации», к сожалению открыл пока не все тайны. Но для этого безусловно требуется специальное психиатрическое образование и глубокие медицинские познания. И кто знает, какие правки внесла в сценарий советская цензура, а о чем просто запретили рассказать создателям фильма. Возможно, мы не узнаем об этом никогда.
А личность почтальона Печкина с анализом его темной стороны еще ждет своего исследователя.
Тёща
Родился у нас сын, жили в доме жены, жена уехала на сессию в другой город. Я подрабатывал по ночам сторожем. Работа не трудная. И был у нас такой график с тещей, я прихожу утром, сижу с сыном, она приходит после работы, остается с ним, я ухожу на работу. Обычно на работе получалось выспаться.
Вот и сама история...
Как обычно сидел целый день с сыном, возился с ним, в меру своих способностей кормил его, ухаживал за ним. Короче возился с ним. А дом у нас был на земле, и как вывод все удобства находятся во дворе дома. Собрался выйти на улицу (надолго), а сын не спит и в манеже ему не сидится, а оставлять его одного как-то не решаюсь, и сижу, терплю, хожу с ним туда-сюда. Терплю, хожу и смотрю на часы, время уже теще приехать, звоню ей телефон, она не отвечает. Мне уже становиться плохо, сын знай улыбаться да на руки проситься. И тут дверь открывается, заходит теща, у меня полные штаны радости, и что-то невнятно говорит мне, я ее не слушая, отдаю дитя ей и вылетаю из дома, в туалет.
Минут через десять возвращаюсь в дом. Сын спит у себя в кроватке, тещи дома нету. Думал, вышла куда-то. Сидел, смотрел телевизор. Вдруг звонит мой телефон. Вижу, звонит теща, беру трубку, и там какой-то мужской голос говорит, что попала она под машину, когда дорогу переходила, что она в больнице. Состояние тяжелое у нее, надо приехать. И самое странное то, что произошло это все где-то час назад, и что она не могла быть дома.
Сейчас с тещей все хорошо, сын подрос, а я до сих пор не понимаю, что было в этот день.
Родился у нас сын, жили в доме жены, жена уехала на сессию в другой город. Я подрабатывал по ночам сторожем. Работа не трудная. И был у нас такой график с тещей, я прихожу утром, сижу с сыном, она приходит после работы, остается с ним, я ухожу на работу. Обычно на работе получалось выспаться.
Вот и сама история...
Как обычно сидел целый день с сыном, возился с ним, в меру своих способностей кормил его, ухаживал за ним. Короче возился с ним. А дом у нас был на земле, и как вывод все удобства находятся во дворе дома. Собрался выйти на улицу (надолго), а сын не спит и в манеже ему не сидится, а оставлять его одного как-то не решаюсь, и сижу, терплю, хожу с ним туда-сюда. Терплю, хожу и смотрю на часы, время уже теще приехать, звоню ей телефон, она не отвечает. Мне уже становиться плохо, сын знай улыбаться да на руки проситься. И тут дверь открывается, заходит теща, у меня полные штаны радости, и что-то невнятно говорит мне, я ее не слушая, отдаю дитя ей и вылетаю из дома, в туалет.
Минут через десять возвращаюсь в дом. Сын спит у себя в кроватке, тещи дома нету. Думал, вышла куда-то. Сидел, смотрел телевизор. Вдруг звонит мой телефон. Вижу, звонит теща, беру трубку, и там какой-то мужской голос говорит, что попала она под машину, когда дорогу переходила, что она в больнице. Состояние тяжелое у нее, надо приехать. И самое странное то, что произошло это все где-то час назад, и что она не могла быть дома.
Сейчас с тещей все хорошо, сын подрос, а я до сих пор не понимаю, что было в этот день.
Принцесса концлагеря
Эту историю нам рассказал дедушка Алексей, когда мы с классом ходили по домам и поздравляли пожилых людей с 9 мая, неспособных самостоятельно придти на концерт.
"Мне тогда было одиннадцать лет. Войну я воспринимал как что-то великолепно-грандиозное, где сплошь увлекательные бои, смелые бойцы, храбрые командиры и если смерть, то только героическая и совсем "небольная" (ударение на букву О).Конечно, мы с друзьями не только воевали на дворе, но и регулярно бежали на фронт, откуда нас также регулярно возвращали матерям.
А потом пришло это отродье, эти фашисты, и стало совсем не до игр. Есть нечего, жить страшно. А не жить еще страшнее. Но держались как-то. А когда их наши погнали, так совсем невмоготу стало, зверели они и на нас срывались. Сколько погибло ни за грош, под горячую руку попавшись...
А потом был создан концлагерь Озаричи, и всех нас согнали туда. Как там было, я вам не смогу рассказать, словами не получится. Это было как смерть среди жизни, как жизнь во смерти. Был там у нас один, Гюнтер звали, а вот фамилию не слышали. Приказано его было даже за глаза называть "Мой Бог". Каким он там был начальником - нам не ведомо, но слушались его все. Любил он ночью нас выстраивать. Ходит по рядам и на горло смотрит. Как ему что-то не понравится - расстрел. Уж и прикрывали нас матери, и, наоборот, оголяли, так и не угадали, что ж именно его так злит. Выбирал, как попало.
И заметили мы, что за ним некоторыми ночами девочка прозрачная ходит. Как она на внешность, не разглядеть, но маленькая совсем, ну вот чуть больше метра. Много раз видели, но не боялись совсем, никого страшнее того Гюнтера не было для нас. Как фашист перед кем остановится, так она поближе к нему подлетает, как выберет - так по ней прям волны идут, как от камня по воде. И вот однажды подошел он к девчушке одной, маленькая совсем, стоит за юбку мамкину держится. Гюнтер палку с земли поднял и подбородок ей задрал. Мать ее сквозь зубы, как зверь раненый, завыла. Одна она у нее осталась. Всех остальных ее детей или расстреляли уже, или сами померли. И тут привидение это ручку свою протянуло и под коленкой фашиста тронуло. Тот даже не вздрогнул, не обернулся, но палку бросил, перчатку, в которой держал ее, тоже снял, на землю кинул, и дальше пошел.
Через ночь опять пошел, смотрит-выбирает. Мимо девчушки той прошел, как мимо пустого места. А через какое-то время выбрал ее мать, повели, поставили на колени. Вдруг от нашей толпы дочка ее выбежала, к матери кинулась. Отшвырнули ее очередью, еще в троих попали, потом над головами нашими постреляли для страху. А выбранных все равно расстреляли. Девочке этой в живот попало, а тем троим по ногам. И вот самое интересное - те умерли, хоть и в мякоть им попало. А девочка оправилась, лежала только очень долго, в рядах ночью ее по очереди женщины на руках держали. Потом наши пришли, выводить нас стали. По полю минированному. Многих осколками посекло, многие от ранений скончались. А малютка та, хоть и от мин ей досталось, опять жива. А потом, когда вроде и у наших, когда свобода и еда (хоть и немного), новый враг напал. Тиф.
После войны уже пришел ко мне ученый один, говорит, что списки собраны, кто в Озаричах был, встречу организовал. Уж как не хотелось идти, заново всю эту муть со дна души поднимать. Но пошел. И вот смотрю, стоит женщина, а на лице шрам белый поперек всего лба. Подошел к ней, спрашиваю: не ты ли та девчушка? Ведь той осколком мины аккурат посередь лба посекло. Я, говорит она, жива, как видишь, и тиф не поломал. И улыбается грустно. Меня, говорит, принцесса спасла и охраняла.
Отошел я и думаю, жива-то она жива, да вот мозгами-то повредилась, шутка ли, такое пережить. А потом вспомнил, как то прозрачное за Гюнтером ходило... видать, и правда принцесса была".
Хотела бы напоследок сказать спасибо всем нашим воинам-освободителям. Низкий вам поклон. За свободу, за жизнь, за мир. И простите нас, что старость ваша не так светла, как хотелось бы.
Эту историю нам рассказал дедушка Алексей, когда мы с классом ходили по домам и поздравляли пожилых людей с 9 мая, неспособных самостоятельно придти на концерт.
"Мне тогда было одиннадцать лет. Войну я воспринимал как что-то великолепно-грандиозное, где сплошь увлекательные бои, смелые бойцы, храбрые командиры и если смерть, то только героическая и совсем "небольная" (ударение на букву О).Конечно, мы с друзьями не только воевали на дворе, но и регулярно бежали на фронт, откуда нас также регулярно возвращали матерям.
А потом пришло это отродье, эти фашисты, и стало совсем не до игр. Есть нечего, жить страшно. А не жить еще страшнее. Но держались как-то. А когда их наши погнали, так совсем невмоготу стало, зверели они и на нас срывались. Сколько погибло ни за грош, под горячую руку попавшись...
А потом был создан концлагерь Озаричи, и всех нас согнали туда. Как там было, я вам не смогу рассказать, словами не получится. Это было как смерть среди жизни, как жизнь во смерти. Был там у нас один, Гюнтер звали, а вот фамилию не слышали. Приказано его было даже за глаза называть "Мой Бог". Каким он там был начальником - нам не ведомо, но слушались его все. Любил он ночью нас выстраивать. Ходит по рядам и на горло смотрит. Как ему что-то не понравится - расстрел. Уж и прикрывали нас матери, и, наоборот, оголяли, так и не угадали, что ж именно его так злит. Выбирал, как попало.
И заметили мы, что за ним некоторыми ночами девочка прозрачная ходит. Как она на внешность, не разглядеть, но маленькая совсем, ну вот чуть больше метра. Много раз видели, но не боялись совсем, никого страшнее того Гюнтера не было для нас. Как фашист перед кем остановится, так она поближе к нему подлетает, как выберет - так по ней прям волны идут, как от камня по воде. И вот однажды подошел он к девчушке одной, маленькая совсем, стоит за юбку мамкину держится. Гюнтер палку с земли поднял и подбородок ей задрал. Мать ее сквозь зубы, как зверь раненый, завыла. Одна она у нее осталась. Всех остальных ее детей или расстреляли уже, или сами померли. И тут привидение это ручку свою протянуло и под коленкой фашиста тронуло. Тот даже не вздрогнул, не обернулся, но палку бросил, перчатку, в которой держал ее, тоже снял, на землю кинул, и дальше пошел.
Через ночь опять пошел, смотрит-выбирает. Мимо девчушки той прошел, как мимо пустого места. А через какое-то время выбрал ее мать, повели, поставили на колени. Вдруг от нашей толпы дочка ее выбежала, к матери кинулась. Отшвырнули ее очередью, еще в троих попали, потом над головами нашими постреляли для страху. А выбранных все равно расстреляли. Девочке этой в живот попало, а тем троим по ногам. И вот самое интересное - те умерли, хоть и в мякоть им попало. А девочка оправилась, лежала только очень долго, в рядах ночью ее по очереди женщины на руках держали. Потом наши пришли, выводить нас стали. По полю минированному. Многих осколками посекло, многие от ранений скончались. А малютка та, хоть и от мин ей досталось, опять жива. А потом, когда вроде и у наших, когда свобода и еда (хоть и немного), новый враг напал. Тиф.
После войны уже пришел ко мне ученый один, говорит, что списки собраны, кто в Озаричах был, встречу организовал. Уж как не хотелось идти, заново всю эту муть со дна души поднимать. Но пошел. И вот смотрю, стоит женщина, а на лице шрам белый поперек всего лба. Подошел к ней, спрашиваю: не ты ли та девчушка? Ведь той осколком мины аккурат посередь лба посекло. Я, говорит она, жива, как видишь, и тиф не поломал. И улыбается грустно. Меня, говорит, принцесса спасла и охраняла.
Отошел я и думаю, жива-то она жива, да вот мозгами-то повредилась, шутка ли, такое пережить. А потом вспомнил, как то прозрачное за Гюнтером ходило... видать, и правда принцесса была".
Хотела бы напоследок сказать спасибо всем нашим воинам-освободителям. Низкий вам поклон. За свободу, за жизнь, за мир. И простите нас, что старость ваша не так светла, как хотелось бы.
Бородавки
Когда я была маленькой, у меня на веках вылезли такие огромные бородавки, что я с трудом открывала глаза.
Врачи разводили руками, говорили, надо вырезать, и что будут, скорее всего, шрамы. Мама не знала, что делать, потому решила обратиться к бабке за советом.
Помню, как мы с этой женщиной стояли позади ее дома, она читала молитвы и что-то прикладывала к моим глазам. Она была очень доброй женщиной, и я ее совсем не боялась, хотя мама вспоминает, как ей было ужасно жутко там находиться.
Мы ходили к ней много раз. И как-то раз она дала маме монеты и сказала, чтоб она прикладывала их к моим глазам, а потом каждую нужно было закопать и ни в коем случае не обращать внимания на мои глаза, стараться вообще не смотреть.
Когда все монетки были закопаны, бородавок и след простыл.
Но это еще был не конец: при последней встрече она рассказала маме, что порчу на меня навела папина любовница, с которой мама дружит. Она — мать-одиночка и хотела, чтобы папа к ней ушел. Будто эта женщина заговорила какое-то угощение на смерть мамы и угостила ее. А мама, как любая мама, отдала это угощение мне. Порча не предназначалась мне, поэтому у меня вылезли только бородавки.
Та бабушка дала маме охапку сена и наказала в четыре утра поджечь его на перекрестке и убежать оттуда, не оборачиваясь. А наутро та женщина должна прийти, и ни в коем случае ничего нельзя ей давать.
Так мама и сделала: наутро пришла папина любовница просить у мамы морковку, мама ее выгнала, а к вечеру ее забрала скорая с сильнейшим отравлением. Мама прижала папу к стенке, и он во всем сознался.
После того, как узнала про этот случай, не могу не верить в потустороннее.
Когда я была маленькой, у меня на веках вылезли такие огромные бородавки, что я с трудом открывала глаза.
Врачи разводили руками, говорили, надо вырезать, и что будут, скорее всего, шрамы. Мама не знала, что делать, потому решила обратиться к бабке за советом.
Помню, как мы с этой женщиной стояли позади ее дома, она читала молитвы и что-то прикладывала к моим глазам. Она была очень доброй женщиной, и я ее совсем не боялась, хотя мама вспоминает, как ей было ужасно жутко там находиться.
Мы ходили к ней много раз. И как-то раз она дала маме монеты и сказала, чтоб она прикладывала их к моим глазам, а потом каждую нужно было закопать и ни в коем случае не обращать внимания на мои глаза, стараться вообще не смотреть.
Когда все монетки были закопаны, бородавок и след простыл.
Но это еще был не конец: при последней встрече она рассказала маме, что порчу на меня навела папина любовница, с которой мама дружит. Она — мать-одиночка и хотела, чтобы папа к ней ушел. Будто эта женщина заговорила какое-то угощение на смерть мамы и угостила ее. А мама, как любая мама, отдала это угощение мне. Порча не предназначалась мне, поэтому у меня вылезли только бородавки.
Та бабушка дала маме охапку сена и наказала в четыре утра поджечь его на перекрестке и убежать оттуда, не оборачиваясь. А наутро та женщина должна прийти, и ни в коем случае ничего нельзя ей давать.
Так мама и сделала: наутро пришла папина любовница просить у мамы морковку, мама ее выгнала, а к вечеру ее забрала скорая с сильнейшим отравлением. Мама прижала папу к стенке, и он во всем сознался.
После того, как узнала про этот случай, не могу не верить в потустороннее.
