Статистика ВК сообщества "Сделай громче"

тих, безмолвен и пуст незнакомый мне тронный зал. господин говорит о победе с огнём в глазах. добавляет ещё: сколько раз ты меня спасал… так спаси и теперь. защити меня, мой вассал.

я молчу, но в груди моей сердце стучит: спасу. он бросает мне ласково, будто цепному псу: будь со мной, будь моим, будь острейшим моим клинком, будь вернейшей стрелой…

я киваю, а в горле ком. говорю: ваша милость, готов на любую роль.

мне твердят: он чудовище, твой дорогой король. а я думаю: пусть чудовище, лишь бы ты.

и неверным ему навсегда затыкаю рты.

он играет в войну, а я – первый его солдат. самый верный, согласный и жизнь за него отдать. если это условие, чтоб он взошёл на трон, я усыплю дорогу кусками чужих корон, проложу ему путь по раздавленным черепам, и да будет она бесконечна, сия тропа.

господин манит пальцем: иди же ко мне, слуга. я стою на коленях, припавший к его ногам, прячу кровь, пот и слёзы в подкладке его плаща и клянусь защищать его.

фыркает: защищать?

его пальцы – стальные, я – кукла в его тисках. говорит: сколько лет я такого, как ты, искал. и теперь, когда ты наконец-то нашёлся сам, пришло время творить настоящие чудеса.

чудеса – кровь и пепел, как перец и соль на вкус. я почти что уверен, такой же – у этих уст.

чудеса – восьмилетний задушенный мною принц. я убил бы десяток за этот бесценный приз: беспощадную руку, вдруг сжавшую мне плечо – столь неправильно, столь непростительно горячо. и она так крепка, так безжалостна, так тверда…

мне твердят: он чудовище.

я отвечаю: да.

но я бьюсь за него, Небеса каждый день моля:

Боже, храни короля.

...и если сейчас ты не знаешь, что делать, как заново вылепить душу и тело из мелких осколков, надломов и брешей, и в рёбрах то ноет, то стонет, то режет, и кажется, это тебя уничтожит...

Поверь: всё кончается. Трудности – тоже.

Я знаю, что это звучит тривиально, что нет выражений скучней и банальней, что нет утешений глупей и наивней...

Но, слушай: проходят последние ливни, и лето вот-вот ляжет солнцем на плечи. Пусть время жестоко, оно всё же лечит, и боль не уходит, но слабнет, стихает.

Давай мы упрячем её под стихами о счастье, о чувствах, о ласковом мае...

Поверь: нас с тобою ничто не сломает.

Что было и что обязательно будет – большие потери, ушедшие люди. Прости им, не внявшим, не ставшим, не давшим...

Поверь: твоя жизнь продолжается даже когда твоё сердце выходит из строя.

Мы справимся.

Чтоб найти силы, порою достаточно, чтоб тебя кто-нибудь обнял.

Поверь: «завтра» будет счастливей «сегодня».

Я задам вопрос, и он будет пошлым.

Помнишь, кем мы были в далёком прошлом?

Ну, в туманном «где-то за поворотом»; в том «тогда», откуда нас вырвал кто-то беспощадный, бросил, сказал: пора бы жить как все (несчастными и пора́бо...), мол, дерзайте, вот вам ярмо, вот клети, вот кнуты... Не нравится – повзрослейте.

...Помнишь, как мы жили одним моментом?

А теперь во рту только пыль «memento», только прах сомнений, зола печалей... Где мы – те, что были давно, в начале, когда мир был прост и по-детски ласков?

(Я хочу вернуться к зачину сказки. Я хочу не знать, что дойду до края, что в романе «Жизнь» тоже умирают.)

Помнишь, как мы верили – будет лучше? Посмотри: вот мама готовит ужин, молодая как никогда – до боли, со слезами то ли от лука, то ли от смешной, хотя и дурацкой шутки...

(А теперь об этом помыслить жутко.)

Помнишь: мы играли, учились, пели, танцевали до сладкой боли в теле, рисковали, падали, поднимались... Помнишь: нас влюбляла любая малость, что угодно – жёлтый окрас синицы, первый снег, не тающий на ресницах, поцелуй героев в любимой книге, шоколад с игрушкой, цветной ночник и первый ландыш, выглянувший в апреле...

Боже, сколько же мы умели.

Что от тех нас, солнечных, в нас осталось?

Ничего.

Совсем ничего.

(Усталость.)

тебя любят все, кто с тобой знаком.

ты приходишь весело и легко,
ты танцуешь, шутишь, и всем вокруг
ты советник первый и лучший друг.
ты душа компании, разве нет?

так считают те, кто глядит извнé.

но кто встанет ближе, заметит, как
полыхает в сердце твоём тоска,
как дрожит овал пересохших губ,
будто тотчас сложится в «не могу»…
ты смеёшься, будто в последний раз,
но улыбка не изменяет глаз –
этих глаз, измученных и пустых
(глаз кого-то, кто ко всему остыл).
когда кто-то рядом, ты – ярче всех,
и горит, как тысяча солнц, твой смех,
и тебе нет равных в разгар игры,
осторожны руки, слова – добры…
что впустую ищешь ты, расскажи,
в этих крохах ласки, осколках лжи?

– всё в порядке?
– да, всё чудесно.
но
там, где рёбра, что-то повреждено,
будто порвалась вековая нить,
и никто не хочет её чинить.
никому нет дела – дыши, живи,
улыбайся вместо того, чтоб выть,
крась лицо и волосы, словно так
сможешь кем-то новым
(счастливым)
стать,
примеряй одежду, ищи свой стиль
(будто это может тебя спасти),
будь другим спасительным маяком
(будто не болит сердце ни о ком),
говори о нежности и любви
(и молчи про «я себя ненави…») –
таковы условия.
вот твой путь:
ты сыграешь счастье.
сыграешь, пусть
даже, как снаружи себя ни три,
этим не отмоешь
пятно внутри.

Иногда всё болит в ней, как будто сплошной надрыв, хотя, если подумать, едва ли найдётся повод: просто всё как-то разом бессмысленно и дерьмово, ни к чему не ведёт, кроме глупой глухой хандры, кроме чувства внутри – протяжного и тупого. Это что-то про горечь, что-то про боль и гнев, где-то между «всё в норме» и «я уже не справляюсь», и такая в ней жажда, беспомощная и злая, хоть единственной вещи, чего-нибудь, что бы не полетело к чертям, ослепляя и ослабляя.

Иногда всё в ней воет, вы слышите, точно волк или брошенный пёс, тщетно ищущий чью-то руку,

(приласкай же меня, ну пожалуйста, будь мне другом, будь – хозяин, будь – жизнь, будь – любимое существо...)

но опять и опять только бегающий по кругу.

Иногда в ней всё бьётся, становится хрупче льда и морозит нутро хриплым шёпотом: что за лузер, посмотри на себя, дорогая, да ты обуза, чем ты можешь помочь хоть кому-то, что можешь дать? И все страхи её заплетаются в сложный узел из отчаянья и почему-то ещё стыда.

Иногда ей всё мнится неправильным, не её, слишком много, с излишком – а чаще, напротив, мало, будто всё, что имеет, она у других украла, и уже никогда не сумеет найти своё, потому что своё, может статься, давно сломала.

Иногда всё в ней плачет: отчаянно, но без слёз, на истерику нет ни времени, ни ресурсов. Ей положено жить. Не рыдать. Не сбиваться с курса. Она будет смеяться, пусть это лишь внешний лоск, пусть ей трудно дышать в эти страшные злые дни, на отрезке пути под названием «вот бы сдохнуть», в лабиринтах дорог и безмолвных чернильных окнах, за которыми нет ни затишья пред бурей, ни самой бури, лишь тьма.

Говорят, где есть тьма, есть Бог, но иногда тишина звучит громче любых молитв, и в молчаньи её не расслышать уже иного, остаются лишь мгла и два рваных коротких слова:

(помогите, прошу, хоть кто-нибудь)

«как болит».

Иногда всё дрожит в ней, и бьётся, тик-так, тик-так, часовым механизмом, готовым вот-вот взорваться, и машина в груди выжимает все двести двадцать.

...А потом он целует – и, Боже, целует так, что находятся силы
плакать
и не сдаваться.

…приходишь, спокойный, и смотришь насмешливо.

Олег, где ты взял эт…

простименягрешногопростименябоженеверюнеможетне

смеёшься: боишься?

мнестрашнододрожимне

стоишь предо мною
в костюме
и копоти
и шепчешь: ну, кто-то же должен прихлопнуть их, ублюдков, погрязших во тьме беззакония!

ненадо

хрипишь мне: их участь – а г о н и я, пора наказать их всех по справедливости за спесь, равнодушие, жадность и лживость их! и вдруг – до щеки обожжёнными пальцами…

нетрогайтеперьянесмеюласкатьсякним

мурлычешь: дрожишь. почему? я убил их.

вот именно!
но я не хотел, чтоб

мнестрашнопустименя

они умирали, Олег! как мне быть теперь, как страшную тайну твою

нашу

вытерпеть?

олегнемолчи

как занять твою сторону? когда меня спросят про страшного Ворона, что я расскажу им и что я отвечу им?

огоньвтебеяростьслепаяивечная

ты шепчешь: так надо, так верно, так правильно, во рту моём то ль vade retro, то ль ave, но давлюсь, затихаю…

тычувствуешьбольмою

иди, Бога ради, даю тебе вольную, пускай, хорошо, убивай, жги, наказывай!

…смотрю, задыхаясь, в тебя, темноглазого, и вижу пожар и кровавое месиво…

мнесложномнебольномнестрашно

мневесело

#майоргром
#мгчд

мы встаём в шесть пятнадцать, чтоб не опоздать на работу – перманентная норма, привычное жизни звено: выжми двести из ста, достигай всего кровью и потом, ты сам выбрал свой путь, так не ной, Бога ради, не ной. знаешь фразу про часики? тикают, как говорится. детям часто прощаются жалобы, сопли и плач. но тебе, дорогой, скоро тридцать. тебе скоро тридцать! – вытри слюни. вперёд. у тебя ещё много задач.

мы не терпим безделья, ведь время – знак равенства – бабки, ну а бабок всегда не хватает. извечный вопрос! что, опять в минус два вышел за пачкой гречки без шапки? заболеешь – и что будешь делать, брать отгул? да брось. это школьнику можно легко пропустить две недели – и сидеть себе дома, гоняя весь день в Need for Speed. но, когда подрастёшь, обнаруживаешь, что на деле тот, кто ищет успех, не болеет, не пьёт и не спит.

мы не любим провинций: нас манят просторы столицы, её шум, суматоха, но – главное – шанс кем-то стать. только дело-то в том, что и правда чего-то добиться, свой найдя уголок, смогут лишь единицы из ста. остальным достаются тревожность и смутные страхи, восемь чашек эспрессо, проглоченные на бегу, нервный тик, дрожь в руках, злость на мир, ожидание краха – словом всё, что нас ждёт за секунду до «я не могу».

мы себе обещаем: вот вырасту, вырвусь из ада строгой матери, стану себе покупать что хочу! но во взрослую жизнь мы заходим с хроническим «надо», и его излечить не под силу любому врачу. оно прячется в сердце, когтями дерёт селезёнку и диктует жестокий, но неизменимый закон: старт был дан, так вперёд, начинается новая гонка, и пусть каждый игрок свою жизнь в ней поставит на кон.

мы боимся страданий и ищем без устали счастье, но оно не приходит на самый отчаянный зов – только тенью дразнит, в хватке пальцев ломаясь на части и опять становясь нескончаемым тиком часов. из немытых зеркал на нас смотрят уставшие лица, и неясно звучит, вдруг прорвавшись сквозь заросли лжи: «помолитесь за нас!...»

…кто-то должен за нас помолиться, повзрослевших детей,
разучившихся счастливо жить.

Взгляни на ту девочку – тонкую, светлокожую, с худыми запястьями, с пальцами, точно спицы, как видишь такую, думаешь: повезло же ей, наверное, ест что хочет и не боится… Она точно ведьма… Генетика, да, генетика!

(Взгляни на ту девочку, плачущую в подушку и вместо обеда пьющую энергетики, чтоб не потолстеть от съеденного на ужин.)

Да-да, на ту самую
«правда, я не голодная»,
«вы знаете, сахар вреден, пытаюсь бросить»,
«да, руки холодные… честно, всегда холодные»,
«мой рост метр семьдесят, вешу я сорок восемь».

Взгляни на неё, счастливицу, дрянь, позёрщицу, да можно порезать палец такой ключицей!

(Попробуй дотронься – дрогнет, отпрянет, сморщится…)

Взгляни на тебе-пожалуй-пора-лечиться, взгляни на такая-бледная-слишком-тощая, взгляни на да-съешь-хоть-что-то-анорексичка, на кто-на-тебя-посмотрит-с-такими-мóщами, на сдать-бы-тебя-в-больницу-насильно-пичкать, на что-ты-способна-вызвать-лишь-сострадание.

(Взгляни на неё, которой не помогают ни пальцы во рту, ни щётка, ни хрип с рыданием.)

Взгляни на ту девочку…

В зеркале, дорогая.

Вечереет, темнеют углы в нашей скромной лачуге… Отчего ты, дочурка, не спишь в этот сумрачный час?

Расскажу тебе сказку о рыцаре в толстой кольчуге, что способен весь мир удержать на всесильных плечах. Расскажу тебе сказку о рыцаре правды и чести, о глазах голубых, что сражают, как стрелы, сердца, о победах его – их так много, родная, не счесть их, но важней всех побед оставаться собой до конца, не бояться врага, защищать тех, кто слаб и обижен, быть свечою во тьме, заплутавшим указывать путь.

Ты так смотришь сейчас… Ну, иди сюда, сядь к маме ближе, дай прижаться губам к этой складке на маленьком лбу. Засыпай, засыпай… спи и слушай про славные битвы и про козни злых ведьм, что ему довелось повстречать.

Спи и слушай, дитя, как опасно – и сладко – любить их, тех, кто предан войне и кровавому зову меча. Спи и слушай, мой свет, как сильны и крепки их объятья, как надёжна рука, что не раз побеждала в бою.

Поговаривают, что связаться с такими – проклятье, мир им скучен, нигде не находят они свой приют… Но, познав их любовь, ты не сможешь забыть их вовеки, ибо Чувство дано им сполна, как Отвага и Долг.

Расскажу тебе сказку о рыцаре…

О Человеке, что во имя добра взял войну как жену и юдоль, что сражается там, за морями, чтоб здесь, где нет моря, не ступала нога негодяев, замысливших зло, чтобы не было здесь ни обиды, ни боли, ни горя… чтобы смерть и война оставались лишь парочкой слов, чтоб ни голод, ни тьма не скреблись в наши окна и двери.

Спи, родная… согреет тебя самой лютой зимой эта сказка о рыцаре, жившем по правде и вере…

Может быть, этот рыцарь однажды вернётся домой.

как дела, приятель?
дерьмовый вид.
тише, тиш-ше, встанешь немного позже.
вот. лежи. понадоблюсь – позови.
ах, прости, позвать ты пока не можешь...
хорошо, я сяду вот тут, с тобой,
скоротаем время, пока отходишь,
может быть, послушаем lonely boy –
даже жаль, что старина Курт не в моде...
ну, да чёрт с ним. слушай: ты можешь сесть?
нужен миг суровых мужских объятий?
знаешь, «ноу хомо», «фрэндс онли»...

есть!
я держу, держу. молодец, приятель.
так. дыши. смотри на меня, я тут.
и не строй такой удивлённой рожи.
ой, да знаю я, как тебя зовут!
как зовут меня...
о, ты знаешь – тоже.

мы друзья?..
ну, можно сказать и так.
мы вчера столкнулись в каком-то пабе.
...друг, куда ты рвёшься? ты только вста...
дьявол, сядь обратно! успеешь – к бабе!

позвонишь, конечно. поедешь к ней
через пять минут. обожди пока что.
извинишься. скажешь: любить сильней
невозможно!..

а ошибался каждый.

ясно дело, девочка всё поймёт.
след на шее: здесь были чьи-то губы.
но любить ты любишь одну её –
неужели из-за минуты в клубе...

(но та детка, м-мать её! – дикий взгляд,
всхлип на ухо, алый укол помады...
про таких, наверное, говорят:
ночь с ней стоит, в общем-то, даже ада.)

ох, держись, дружище. купи конфет
и своди поужинать в ресторане.
будь с ней самым нежным – вот мой совет,
языком и ртом жмись к открытой ране.
ну, поплачет – девушка, что с них взять,
как начнут рыдать, так хоть стой, хоть падай!

...да куда ты рвёшься уже опять?
говоришь: нет времени, надо, надо,
меня ждут, дружище, пора, пора...

...а, так ты не понял?

вчера ты помер.
ну, не хмурься, парень, ведь жизнь – игра!

и добро пожаловать, грешник номер...