Статистика ВК сообщества "Рецензии на дешевую еду"

Когда молния бьёт в землю - та скудеет и трескается, обнажая своё нутро. Когда по столу бьёт главбух фабрики «Любимый край» - на производственной линии скудеет и трескается овсяное печенье «Посиделкино».

По конвейеру фабрики размеренно и без конца скользят шеренги шайб печенья - день за днем, неделя за неделей. И лишь усталая работница конвейера замечает как с каждым финансовым кварталом множатся, рифмуясь с ее собственными, морщины на румяных боках бисквитов.

Однажды она бросает взгляд на поворот конвейера за которым скрывается продукция, и ей мерещится сын, без злого умысла скрывшийся от нее за поворотами больших городов. Тогда, поддавшись сиюминутному порыву, женщина подходит к панели управления конвейером и переводит рычаг интенсивности подачи шоколадных капель с позиции 3 на позицию 5 - от этого ей ненадолго становится легче.

Напор в секции начинок сразу увеличивается. Шоколадные градины весело сыпятся на мягкое тесто, врезаются с приятным треском в сырое еще печенье, чтобы завязнуть в нем и остаться недвижимыми уже до самого конца. Конвейер скрипучим купейным вагоном везет особую партию к конечной сортировочной станции, где расселяет по привычным баракам упаковки из дешевого пластика.

Спустя неделю пачки из особой партии «Посиделкино» с бонусным шоколадом окажутся на полках магазинов всей страны. В одном из городов их купит хорошо воспитанный молодой человек, зажмурится отведав и неожиданно для себя подумает - «Надо бы съездить к маме».

Что-то ярко багровое, красное, неуклонно, неотвратимо разливается пред тобою густо, впитывается в крахмальную белизну скатерти, преодолевает без спросу грани столешницы и срывается водопадом тебе на рубашку и брюки, пропитывает их, набухших, проникает к исподнему твоему и брюху, соприкасается с пахом твоим липко и с тобою самим хоть ты вскакивай хоть замри.

«Ох братан! Ну и ситуыация!» - так кричит, гогоча и глотая согласные, твой сосед или дальный родственник.
Или, не дай бог, мама твоя: «Ох! Аккуратнее же!»
Или презрительно ухмыльнётся дед.

Это кто-то из них невзначай, то ли локтем то ли раскрытой ладонью задел солонку, что упала и опрокинула супницу, в которой томился наваристый борщ.
Борщ стоял никого не трогая - в этом ваша с ним диспозиция, ваше с ним общее славное прошлое, то к чему уже никогда не прийти.
А еще борщ стоял на краю до пролития, на том самом краю, с которого, если быть до конца уж честным, убрать супницу заранее мог бы вполне и ты.

Но теперь выходя на улицу, ветер, что прежде радовал, засохшее в одеждах окоченелое красное раз за разом прижимает к коже твоей, к тебе.