Статистика ВК сообщества "духовное мошенничество."

ㅤㅤ
ㅤㅤㅤㅤㅤ мне надоело убивать твоих любовников; я убью тебя.

ㅤㅤㅤㅤесть женщины, которых я именую мисс vuoto: они не улыбаются, а скалятся, желая понравиться всем, их образ не проносишь через года, время, людей и множество судеб, никчёмных событий. их просто забываешь. они любят просить остаться и спрашивать о том, буду ли я их помнить, лёжа со мной обнаженными в одной постели, пока я курю вторую и думаю о том, какую оплошность совершил, впустив в свою кровать: это как захотеть тирамису, который пробовал на левом берегу сены, но вместо этого пойти и купить дешевую подделку в супермаркете, пытаясь отыскать за завесой солоноватого крема, растворимого кофе и транжиров хоть что-то утешительное. после приходится пить много газировки и курить крепкие итальянские, пытаясь перебить это послевкусие дешевизны и отсутствие тонкости вкуса. но как раз они и привыкли считать себя желанным десертом. как объяснить таким, что они не больше, чем imitazione? (зачеркнуто). отец учил уважать меня всех женщин, я плохо усвоил урок, потому что уважения заслуживает лишь одна. тот второй редкий тип, который вихрем проносится по твоей жизни и душе, топча тебя каблуками своих туфель-лодочек, тонкие шпильки которых терзают плоть и вспарывают по швам. таким женщинам завидует тот самый, первый тип, пряча это постыдное даже для самих себя чувство под завесами снисходительных шуток и косых взглядов. а им все равно, ведь они так красиво плывут по жизни, отталкивая всю эту дешёвую бутафорию и грязные мелкие сплетни. талант? врожденное чувство собственного достоинства, которое не купишь. Ведь даже если против них будет вест мир, они будут шагать с высоко поднятой головой. будоражит кровь.

— ты слишком зависим от мнения других. это — увечье. тебе всерьёз нужна группа инвалидности.
— тебе стоит извиниться.
— я не могу извиниться за то, чем дышу.

ㅤㅤㅤㅤдемаши тоже была рождена пламенем, закована немыслимыми температурами, которыми закаляется разве что сталь в умелых руках. она так ворвалась в мою жизнь, что я, весь такой собранный и педантичный, не заметил, как оказался связан по рукам и ногам любовью к этой женщине. нет, она не требовала любить себя, никогда не просила остаться, не смотрела этим подбитым щенячьим взглядом, каким смотрели на меня другие женщины, призывая к молчаливому повиновению над ними же, она меня вынуждала сдаваться, бросать оружие к ее ногам и понимать, что через меня она может переступить однажды также, если ее каменное женское самолюбие попробует хоть кто-то надколоть. поэтому мне рядом с ней пришлось стать еще более педантичным, осторожным, практически ювелиром, но таким же безумным, как и она. ведь эта женщина жила эмоциями, а это значило одно: она уйдёт, если станет скучно. не то, чтобы она любила все эти дешевые слёзы и сцены, просто она находилась в вечном движении. за ней невозможно было угнаться.

ㅤㅤㅤㅤя помню, как женщины пытались походить на неё. так ломано нелепо и смешно, так натянуто, словно готовы были сломаться надвое от своих усилий. они сами себе лгали, что нет, но я же видел эти жалкие попытки. Какое-то перенятое слово, жест, манера — тирамису из круглосуточного супермаркета готово. даже сейчас ощущаю изжогу.

ㅤㅤㅤㅤу неё шрам на среднем пальце, словно когда-то его брало в плен раскаленное кольцо. я рад, что он был не на безымянном, пришлось бы ревновать к ее мертвому мужу (мужчины от любви к такой женщине умирают, если, конечно, не сбегают к дурнушке, которая позволит обращаться с собой, как туристы в италии с граппом — многие не выдерживают чрезмерной крепости, выплёскивая желтоватую жидкость на мощённый тротуар). она много курила иногда, но голос ее по-прежнему оставался мягким, грудным, чуть приглушённым — эдакая мелодия для моих ушей. после ссор с ней тоже могли оставаться шрамы. не ужасные бытовые — нет, а те, которые хочется бережно оставить на своём теле, а затем другой рассказывать о том, что они — ее, что мы поделили нажитое имущество: ей досталось все до цента, а мне — эти самые шрамы. так, на самом деле, и вышло, но ведь это случилось позже, я не мог об этом знать.

— ты — моя личная катастрофа. крушение, после которого остаётся лишь пустота. вакуум.
— позже ты поймёшь, что я научила тебя летать.

ㅤㅤㅤㅤона была, подобно кошке: гуляла сама по себе и, подобно лучшей манере беды, приходила тогда, когда ее не звали. демаши действительно была бедой, скорбью, горем, которое оплакиваешь потоком слез — это отличие между женщиной простой и той, которую именуют роком. я по-прежнему оплакиваю жизнь с ней, но точно могу сказать, что без неё она стала куда хуже.

ㅤㅤㅤㅤпомню ее платье-комбинацию: чёрное, струящееся по фигуре с безупречными изгибами, под которым ничего не было, кроме жалкого кружевного клочка ткани и чулок. я любил чулки на ее длинных, абсолютно ровных, ногах. мы ехали на какую-то выставку общего знакомого и я бесконечно целовал ее руки, каждый палец, словно желал откусить все до единого, чтобы больше никто, кроме меня, не смог взгромоздить на них кольцо. я был зависим идеей сделать ее своей, подчинить, но забывал о том, что эту женщину, как и любую стихию, подчинить невозможно. волны океана могут скользить меж твоих пальцев, но будут ли его просторы принадлежать тебе? они ведь даже скалам не принадлежат, не то что мужчине.

ㅤㅤㅤㅤона — syrah. черника, перец, слива, шоколад и табак. мягкое послевкусие и зависимость. она танцует в темноте, стягивая тонкие бретели платья, подобно саломее, сбрасывающей с себя семь вуалей, символизирующих очищение, остаётся обнаженной и не стыдится своей наготы, которая у неё естественная, не извращённая, неподдельно чистая: коснуться ее — самовольно лишить себя души.

ㅤㅤㅤㅤа потом она исчезает. растворяется, словно утренний туман, стоит солнцу мелькнуть на горизонте. оставляет после себя тонкий аромат парфюма, недопитое вино и изувеченную любовью душу, на месте которой — выжженная пустыня. она выключает в твоём мире свет, а дешевые лампочки, как и дешевое тирамису, по всем законам своего существования, не горят слишком долго. спустя год она, конечно же, возвращается. садится за твой столик в том самом ресторане, в который вы всегда ходили вместе, улыбается так, словно отходила на секунду, а не на целую вечность, и тихо спрашивает:

— весна без меня не была слишком холодной?
— она была осенью.
— ты же хотел, чтобы я ушла.
— никогда не хотел.
— тогда зачем же лгал?
— потому что ты другая.
— надеюсь, в хорошем смысле.
— в самом лучшем, демаши. теперь, когда ты здесь, у меня никогда не будет осени?
— только вечное лето.
ㅤㅤㅤㅤ

ㅤㅤㅤㅤㅤ

ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ❝ ㅤㅤмоя муза с черными волосами
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤнынче темзе шепчет свои пароли.
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤмне осталось фильмы смотреть часами
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤи горстями но-шпу глотать от боли.ㅤ❞
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ
ㅤㅤㅤㅤㅤ

ㅤㅤ
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤя нашел тебя, а ты нашла меня — мы поможем друг другу.

ㅤㅤㅤв одну минуту весь мир твой, а в другую мира и вовсе нет. револьвер перманентно заряжен — целостность момента, сливающегося в единую картину, нарисованную на желтоватой бумаге пеплом и пальцами рук — проще заменить холст, используя бледную кожу ног и предплечий, рисунок не столь долговечный, но времени, как такового, когда вы рядом, нет. стать опиумом, который всегда помогал, затягивал в реку бессвязных мыслей, вызывал зависимость, но держал на плаву уничтоженную психику и расшатанные нервы. подкидывал выбор — подчинение ему, либо войне, бушующей уничтожающим вражеским огнем в подсознании, когда фронт резко меняется получаешь дезориентацию и головную боль в качестве нелепого бонуса. у каждого свои пристрастия. еë — он и красная помада по четвергам, как отвлекающий маневр и вопиющий намек на то, что, кажется, ей в одиночку с этим сумасшествием не справиться. тело — храм боли, всё остальное выдумка или красивая метафора. слова полушепотом о том, что всё когда-то закончится, разделенные вдохами вместо точек, и негласным пониманием, что ничего не заканчивается, когда вы друг у друга внутри — это просто антракт. ошибочные утверждения, осечки, сплетения рук, поцелуями оставляя на коже то, что невозможно выразить словами. шесть пуль — по одной на каждое чувство, воспоминаниями и образами под плотно стиснутыми веками. если однажды я восстану пред тобой кошмаром — потрать на меня последнюю.
ㅤㅤ
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤв моём сердце ты занимаешь то место,
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤкоторое не сможет занять никто другой.
ㅤ
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ

ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ«пора похоронить тебя».

ㅤㅤㅤㅤты — моя дофаминовая теория. сверхвысокий уровень нейромедиатора дофамина, стойко удерживающийся длительное время, когда тьма цепкими пальцами хватает меня за плечи, утягивая за границу осознанности. в ней черный, отдающий всеми оттенками и полутонами, существующими палитрами, в которых я растворяюсь, утягивая тебя на дно, следом за собой, камнем на шее, связывая по рукам и ногам жестким канатом — шибари, становящееся последним актом искусства, в котором тебе нет равных. мой апостол, дозирующий наслаждение, страсть и боль укусом кобры, впускающей под кожу яд. бесконечные метания, потерянная связь с реальностью, диссонанс эмоций и чувств, когда я вижу тебя, не имея возможности коснуться, пока понимание, что тебя нет, серебряными пулями из кольта ласкает виски. обжигающие прикосновения губ, ожогами по коже, оставляя клеймящие следы — твои личные символы и низшая тамга, потому что ты для меня не больше, чем воспалённый рассудок и зависимость, которая не поддаётся медикаментам, не лечится сном и тетрациклическими. говорят, что слово «любовь» происходит от санскритского «жажда», и твой голод невозможно утолить и насытить мной, потому что все, что мне о тебе известно, так это то, что ты — мой бред с красивыми глазами и властными руками, у которых я в плену. твой голос доводит до исступления и желания спрятаться за все существующие стены и двери, доводя до экстаза и эйфории легкой хрипотцой, пока бабочки умирают внутри, испепеляя свои крылья о свод раскалённых костей, когда врач мне твердит, что ты год как погиб, разбиваясь о жёсткие скалы. и пока домофин повышается, я смотрю в твои глаза и вижу то, что до конца не смогла тебе сказать.
ㅤㅤㅤㅤㅤ
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ

ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ«u создαл бог двα светuлα велuкuх:
ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤсветuло большее, для упрαвленuя днем,
ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤu светuло меньшее, для упрαвленuя ночью...»

ㅤㅤㅤㅤон — утренняя звезда, что окрашивает небо всеми оттенками и полутонами, перекатами и переливами освещая все вокруг, величественный, пылкий и страстный, имеющий безмерную власть над всем живым, сотворенный незримыми частицами душ всех богов, дьяволов, творцов и падших ангелов, слившихся воедино.
ㅤㅤона — пьянящая зависимость, инсомния, колдовство, что восходит над вершинами гор, отражается в водной глади и вынуждает океаны выходить из берегов в поисках солнца, тепла которого ей не хватает ночами. она спускает волков с поводка, заходящихся в невысказанном болью вое, не в силах отыскать во тьме следы солнца, без которого луна прекратит своё существование, обрушиваясь на землю безжалостным каменным градом.
ㅤㅤсоюз их — холод, бушующий с непокорным жаром, тьма, существующая с ослепительным светом, что не разрушает её, а пронизывает острыми осколками, создавая неповторимую фреску, увековечивая её на плоти и белёсых костях. проникающие в друг друга ледяной крошкой, смешиваясь с кровью, бегущей по венам. вынужденные жить врозь, избегая яркого столкновения, готового испепелить все живое на своем пути.
ㅤㅤон — солнечная середина октября и просторные галереи, пальцы, перепачканные в акварели и графите. высокий, мудрый и искусный, с запахом дорогого парфюма, звучащий, как самая совершенная композиция, способная пленить собой миллионы сердец, — вобравший в себя всё лучшее, что есть в жизни, чтобы дарить свет каждому существу. она — туман, окутывающий молочной дымкой леса и поля, холод камня и яркость звезд, каждую из которых она посвящает солнцу, искусно трудясь над её рождением. любовь на грани ненависти, жизни, смерти, возрождения и гибели, жар пламени и холод падающих комет — однажды они сплавятся воедино, погружая все существующие миры во тьму.
ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ
ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤ

ㅤㅤㅤㅤ
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ❝ ㅤлогика человеческого восприятия до безобразия
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤизменчива.ㅤ❞
ㅤㅤㅤㅤㅤ
ㅤㅤㅤㅤㅤдьявол приходит в дорогом костюме-тройке с бокалом изысканного вина, овеянный роскошью и пороком. руки по локоть в крови? вместо перчаток, аmorissima. он — болезнь, которую кровь спорами разносит по организму, выжигая плоть изнутри. обжарить в белом вине и посыпать пряностями — невежественных людей нужно съедать с особым удовольствием. ганнибал лектер вирус, перестраивающий организм на звучание, понятное лишь себе, вызывая медленную, но верную аутофагию, когда приходится пожирать самого себя миллиметр за миллиметром горячей плоти. беделия пыталась убежать от монстра, но не заметила, как сама стала им же. белокурые волосы, пронзительный взгляд, алкоголь вместо крови и болезнь под названием «ганнибал лектер» в голове. язва рассудка в чистом виде, помутнение сознания и самое искусное насилие, которое может преподнести со своей легкой руки только самый вычурный монстр. преступница или жертва? с ним — пиджаки a la панцирь, не позволяющий ганнибалу тонкими нитями-петлями проникнуть внутрь, делая из нее марионетку в туфлях-лодочках. эхо в пустынной сикстинской капелле, разбивающееся вскачь, об фрески. пятна крови на белоснежной рубашке — каждым выверенным движением подавая ему стрелы, пропитанные ядом.

ㅤㅤㅤㅤ— чувствую, ганнибал, однажды мне придется отрезать от себя кусок, чтобы ты, наконец, получил удовлетворение в минуты неистового голода.
ㅤㅤㅤㅤ— часто ли ты теряешься в чертогах моего разума, когда я об этом не догадываюсь?
ㅤㅤㅤㅤ— твои чертоги для меня всегда открыты.

ㅤㅤㅤㅤㅤиграя в прятки с самим дьяволом, стоит помнить одно — сколько бы не пришлось бежать, рано или поздно ноги все равно принесут к нему — окажись съеденным и позволь себе узнать, что такое настоящая преданность.

ㅤㅤㅤㅤ— только ты предпочитаешь возводить вокруг себя прочные стены. это броня?
ㅤㅤㅤㅤ— мне так спокойнее.
ㅤㅤㅤㅤ— индифферентность меня больше не берет, беделия.
ㅤㅤㅤㅤㅤ
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ

⠀⠀⠀⠀⠀⠀
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀онα бредовαя, онα невернαя u от бессоннuцы когда-нuбудь,
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀нαверное, с умα сойдет, но я люблю её.ㅤ
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
⠀⠀⠀ㅤеё кровь мешать с текилой и льдом — зализывая раны каждым смертельным движением губ. в ней сотни оттенков насыщенных и ярких — она не умеет любить в полутонах, предпочитая держать своё сердце за сотнями заржавевших решеток узких рёбер, чем позволить себе столь опрометчиво вручить жалкую мышцу, овеянную чрезмерным романтизмом, в слабые руки, не способные совладать с тем сокрушающим стихийным бедствием, живущим в ней. её звали la femme fatale — и она была змеёй, пускающей свой яд под кожу, дозируя его и мешая с терпким cabernet sauvignon, чтобы на последнем фальшивом аккорде подарить решающий укус, проникающий ядовитыми иглами прямиком в сознание, вызывая интоксикацию, потому что плата за минуты великого счастья и возвышенного удовольствия с ней равноценна вырванной из груди души, которыми она не разменивается, подобно козырным картам, — таких, как она, именуют извращенными коллекционерами, посягающими на самые искусные экземпляры. у неё бесконечные войны с богом и дьяволом и четвертому здесь нет места. терпкость недоспелой вишни, острота характера, непонятные мазки художника, напившегося абсента. она не апрель — лавины дисгармонии в декабре и тяжесть серебряных цепей на запястьях. она соблазнит тебя одним движением своей души – чувственность и страсть, правящие её миром, столкновение венеры с юпитером, горьковатый аромат «black opium» на темных локонах, остающийся на твоих запястьях, когда пальцы скользят по плечу и находят пристанище на аккуратной шее. жженая карамель, щепотка соли на искусанных губах. она наслаждается одиночеством и делит постель с холодом, соблазнить её – написать картину, что своим величием затмит саму «мону лизу». ритмы, движения, капля иронии, случайно брошенный взгляд. она – вековечные льды, способные растаять лишь в самых умелых руках.
⠀⠀⠀ㅤ

ㅤㅤ
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ— я — королева, а не мясник.
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ— все правители — либо мясники, либо мясо.

ㅤㅤㅤ«огонь не может убить дракона» — твёрже метала и опаснее клыков северного волка, что своими атмосферами навсегда останется прочным капканом на шее. рождённая семи ветрами, высеченная из стали, овеянной первозданной справедливостью и позолотой жестокости. кровь в серебряном кубке, сердце, вырванное из груди бьющейся птицей. обращающая города в пепелище, а свои мечты — в реальность. в её глазах слёзы превращаются в уничтожающий огонь — от крови дракона, бурлящей в венах с неистовой силой, готовой разорвать жалкие жилы своим напором. в ней самой песнь льда и пламени, гармонирующих друг с другом бессмертной мелодией в вечность. дочь безумного короля, кхалиси великого травяного моря, разрушительница оков, чей престол стоит на сожженных костях и зыбучих песках, следующая зову железного трона, призывающего свою истинную королеву. она не приходит одна — преданными воинами за ней всегда ступает огонь и кровь. любящая того, кого должна, а не того, кого хочет.
ㅤㅤ
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ

ㅤㅤㅤ
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ𝐘𝐎𝐔 𝐂𝐀𝐍`𝐓 𝐁𝐑𝐄𝐀𝐊 𝐓𝐇𝐀𝐓 𝐖𝐇𝐈𝐂𝐇 𝐈𝐒𝐍`𝐓 𝐘𝐎𝐔𝐑𝐒
ㅤㅤㅤ
ㅤㅤㅤтвои тёмные локоны, мои слишком бледные руки, мои острые фразы, твоя ломанная нежность, которую приходится взращивать в себе месяцами, чтобы после она смогла поглотить меня. единожды, редко, но так въедливо. прямиком в память, не оставляя выбора. конфетти на детском празднике, стики сахара, один из которых порвался и засыпал карманы пальто. пальцы липли и были приторно-сладкими, как сказки, которые я шептал тебе в ночи, но ты ни одной не верила.

ㅤㅤㅤмы стоим на перроне — так близко, но так далеко. я смотрю на твой затылок, словно способен прочесть весь обширный список твоих мыслей, будто в попытках вгрызться в каждую и вырвать с мясом, не позволяя им галопом добежать до понимания. но это невозможно. как и невозможно согреть твои постоянно холодные пальцы. ты вся была холодной. каждой родинкой, веной, белоснежной линией зубов (красивых, таких ненавистных, сталкивающихся с моими, в поцелуях кусающихся), каждым волосом на твоём теле, взглядом и присутствием. согреть сложно, растопить — невозможно. моя снежная королева, потерянная в зазеркалье, видящая в каждом лишь искаженное отражение себя по неровным частям, ошмёткам самого прекрасного и ненавистного в тебе.

— помнишь, как холодное море пробиралось в узкие туфли?
— только ты способна сбежать к причалу так, словно на нем целый бал сатаны и свидание с принцем, о котором грезит каждая женщина.
— у меня было свидание с морем. на балу у сатаны свой дресс-код — обнаженный.

ㅤㅤㅤциничная. убийственно проницательная, сводящая с ума — почти что ведьма, не умеющая гадать на кофейной гуще, но по взгляду понимающая куда больше, чем женщины, смотрящие в хрустальные шары с туманной дымкой. твои всегда пьяные глаза, потерянный взгляд — тебе это не нравилось, я же находил эту особенность возбуждающей. это заводило и волновало, как море волнуется от шума ветра, образуя шторм, забирающий сотни жизней. похоронить тебя в солёной глади воды и вместе с тем желать сделать так, чтобы у тебя никогда не было зимы.

ㅤㅤㅤ— глаза — отражение души. в твоих, например, нет дна, когда смотришь в них, кажется, словно падаешь, но не знаешь куда.
— если глаза — отражение души, тогда у меня внутри пусто, все ушли, а когда вернулись, то обнаружили, что ключи не подходят к замку.
— именно поэтому они такие чёрные?
— еще от безумия. потому что у меня по-прежнему есть зима.

ㅤㅤㅤя смотрю в твои глаза, когда данте решается взойти к богу, встречая на своём пути ненасытную волчицу. ты знаешь, что это значит? ты осталась своими длинными пальцы, которые ногтями впивались в мою кожу, оставляя кровавые реки неровных дорог, шрамы на теле. ты была той самой похотью — самым грязным из грехов, в остальном ты была святая. скажи мне, как можно быть такой грязной, но при этом оставаться столь чистой и проникновенной? смеялась на мои вопросы, называла маленьким мальчиком, вызывала тепло в солнечном сплетении и вновь оставляла сотни загадок, словно ответы были способны открыть врата в преисподнюю. сейчас все было иначе — толпы людей с чемоданами и мы, впервые разделённые этим скопищем.

— почему люди умирают?
— потому что они слишком трусливы, чтобы бороться с этой жизнью?
— нет, глупенький, потому что они не бояться пойти наперекор самому богу.
— значит, я тоже не побоялся, подойдя к тебе, в тот холодный день?
— но я ведь не бог.
— тогда почему я мёртв?

ㅤㅤㅤнаш поезд задерживается. как и мое нежелание смиряться с подобной участью. ты сильнее кутаешься в шарф, как в первую нашу встречу. женственность, закаленная стойкостью, и безупречность во всем, даже во взгляде. я не справился со своей задачей и не сдержал обещание — зима у тебя есть, и впервые минус сорок. я хочу согреть, но мне не позволяет гордость — гремучая змея, впускающая яд под кожу каждый раз, когда пытаешься сделать шаг навстречу, но оказываешься парализованным. наши крупные ссоры всегда были такими. на грани жизни и смерти, с желанием все крепко обнять и бросить, сжечь дотла, чтобы отстраивать вновь.

ㅤㅤㅤтвой взгляд блуждает по рельсам, потемневшим от соприкосновения с тяжестью поезда. вспоминаешь тот самый роман — книга мешала нам целоваться, я практически успел его возненавидеть, пока ты начинала любить меня, даже не догадываясь об этом. после я тоже полюбил его, он напоминал мне нас, только разница в том, что у тебя не было мужа, которого ты прятала, а у меня — мёртвой любви всей жизни. лгу. до тебя. сейчас есть, но не так буквально. она все ещё дышит.

— что ты вспомнишь, если у тебя спросят о море?

ㅤㅤㅤтвои обнаженные и красивые ноги, влажные волосы, смех, как на повторе, практически истерический, сбивающий с ног любое понимание «до» и заменяющее его на «после». песок, липнущий к твоему животу, наши поцелуи со вкусом розового игристого. как мужчина в глумливой шляпе с оторванной брошью, изображающей полноценный маяк, улыбаясь во все тридцать два, сказал: «надеюсь, вы поженитесь». с тех пор маяк погас, на твоём пальце по-прежнему не было кольца и мы сбились с пути, теряясь в этой безбрежной пучине океана. если в твоих глазах не было дна, то в нем — тем более. я помню, какими горячими могут быть твои руки, и как глаза светлеют, потому что бесконечно тёмные радужки впитывают солнечный свет. как красиво ты танцуешь и какой ласковой умеешь быть, дыша подо мной все чаще.

— как чайки кричали тогда, предвещая шторм.
— нас он тоже коснулся. и промочил до нитки. разбросал по разным сторонам света. что страшнее: расстояние в десять этажей или же в тысячи километров?
— страшнее то, что на твоём пальце по-прежнему нет кольца, что ты намеренно уезжаешь, пытаясь его удвоить, и даже не смотришь в мои глаза.
— боюсь замерзнуть.
— я не обещаю, что у тебя никогда не будет зимы, но я не позволю замерзнуть.

ㅤㅤㅤлюди проскальзывают мимо, подобно безликим теням, бесформенным кляксам, и пока все спешат на поезд, мои пальцы спешат к твоим, по изгибам рук, в карманы твоего пальто, как раньше, когда тебе было одиноко без моих прикосновений даже в карманах собственной куртки.

— станешь моим югом?
— всем миром. и тебе больше не понадобятся карты и путеводители.
ㅤㅤㅤ

ㅤㅤㅤㅤ
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ— ты её никогда не забудешь.
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ— кого?

ㅤㅤㅤ мне кажется, что я почти ничего о тебе не помню. только помню, как первый раз тебя увидела: твоя нездоровая худоба, твои тонкие пальцы, которые напоминали мне щупальца, готовые все из меня выгрести, включая душу. вообще, так и произошло, просто я не сразу об этом догадалась. странное сравнение, но тогда я ещё не знала, какие они горячие и как умеют касаться кожи, играя на мне, словно шопен свою предсмертную мелодию. ты не любил инструментальную музыку, классику, живопись, искусство, упирался, когда я пыталась поцелуями заманить тебя в ближайшую галерею. помнишь, тот душный день? на мне чёрная фланелевая юбка-фонарик, рубашка с расстегнутыми до половины пуговицами и туго затянутый хвост. волосы короткие — обкромсала их, потому что тебе так нравилось больше. все женские героини на экране, у которых волосы не переходили линию плеча — твои фаворитки. я хотела быть такой же, зашла в ближайшую парикмахерскую, где работала пожилая женщина, у которой рука была набита на сссровский лад, и позволила ей одним махом отрезать мои длинные чёрные локоны, доходящие до пояса. они все время лезли в глаза, мешали целоваться — я решила, что так будет лучше. твоя реакция была неоднозначной, сейчас я это понимаю, но на тот момент мое счастье отражалось в твоих радужках и я спутала его с твоим собственным.

ㅤㅤㅤты зачем-то забирал стики сахара в кофейне, когда мы ходили туда вместе, фотографировал все вокруг. сейчас я не понимаю, почему, идя домой, мы всегда заходили в какую-то кофейню, чтобы заполнить желудки горьковатым свежим кофе с молоком. латте с ореховым? малиновым, кокосовым, шоколадным... изобилие сиропов и попытка перепробовать все. горячие стаканы, обжигающие пальцы. по возвращению домой мы снова брали в плен нашу маленькую кухоньку: стены цвета лимонной корки, мелкие цветы — настоящая революция подсознания, старый холодильник, издающий слишком громкие звуки по ночам. я боялась ходить туда ночью без тебя. но однажды пришлось набраться храбрости. это моя такая большая победа — помню ее и горжусь. бутылка воды тебе, которую я отвоевала у темноты. на той же кухне мы ели арбуз руками — картина, наверное, была, что надо. сок бежал по рукам, арбуз был слишком большим, ели его до отвала, но не смогли осилить — вынесли на улицу, чтобы было не так обидно наблюдать, как девяносто твоих рублей стекают и вянут. хочется сказать: «но я же предупреждала!», только сейчас уже поздно.

ㅤㅤㅤпочему я не спрашивала, какие книги ты любишь читать? какой твой любимый цвет? знаю только, что пьёшь ты всегда из одной чашки, на которой написано маркером (говорят, что в жизни обязательно нужно нарисовать что-то, ты этот пункт уже преодолел, получается?), жутко гордишься собой, когда я прошу поставить мытые чашки в шкаф, и жить не можешь без мяса. быть может, поэтому ты стал таким железным со мной? прямо таки острым. от переизбытка тоже можно умереть, кровь начинает портиться, а вместе с тем и сердце?

ㅤㅤㅤвообще, не знаю, что такого в тебе было, ведь мы бегали друг от друга по касательной, наматывали круги по этому порочному кругу, но точно знаю, что у тебя было притягательное лицо. светлое такое, слишком бледное. не могу сказать, что у тебя красота аполлона, но для меня ты был искусством. у тебя очень выраженные скулы и слишком глубокие глаза — первым ты вспарывал меня не раз, а во втором топил, подобно котёнку, в ванной. потом мы мирились и все забывалось, но легкие начинали функционировать хуже — так было ровно до их возможного отказа. но этого не случилось, не срослось, не произошло по сценарию жизни. в нашей истории никто не умер, кроме нашей любви. помню, как родственнице в трубку кричала после твоего ухода, что не выживу — выжила, ещё и смогла полюбить другого. «полюбить», конечно, слишком громкое слово для тех чувств, которые во мне, но суть только в том, что мое сердце все ещё живо. да, залатали, наложили десяток швов, функционирует через раз, но позволяет жить.

ㅤㅤㅤк сексу ты относился просто. не как к искусству. скорее, как к приятному времяпровождению. не помню, нравились ли тебе чёрные чулки и прочие «взрослые» атрибуты, но помню твою фразу, что «блядские чулки на моих ногах выглядели бы, как восьмое чудо света». такая заезженная фраза на первый взгляд, но для моих семнадцати с небольшим это было вершиной всех существующих начал. ты просто брал, целовал мои ноги, кусал щиколотки и смеялся куда-то в колени. во время секса ты разговаривал. не знаю зачем — я была молчаливой и это казалось мне лишним, но ты любил подпитывать свои действия словами. это, конечно, давало необходимый эффект, но я понимаю, что предпочла бы тишину, желая раствориться в тебе полностью.

ㅤㅤㅤужасно хотелось спросить у тебя во время ссор, почему ты так смотришь на меня. прожигаешь взглядом дыру где-то в районе переносицы, держа вату со спиртом на кровоточащей ладони, которую я же тебе и повредила. моя ужасная импульсивность, иногда казалось, что мы можем убить друг друга — часто шутили на эту тему, но шрамов, доставшихся от меня, достаточно на твоём теле. романтика? сейчас понимаю, как сильно люди все усложняют, бросаясь такой маленькой ложью, звучащей несоизмеримо громко. я и сама была несоизмеримой, незаметной в этом вполне себе соизмеримом мире. только дома с тобой становилась целостной и действительно пропорциональной своей душе, голосу, телу.

ㅤㅤㅤты часто хотел меня фотографировать. говорил, что это важно, что что-то должно остаться. упрашивал, пока я бежала от камеры, как от прицела автомата. иногда сдавалась, получались красивые фото. ты всегда видел красоту момента, когда дело касалось фотографии. для тебя это было целое искусство, а для меня — возможность увидеть тебя с абсолютно новой стороны, которая нечасто открывалась мне.

ㅤㅤㅤты был хулиганом. много мата, отсутствие добропорядочности и больное количество сигарет и алкоголя. я пыталась заставить тебя бросить курить — покупала тебе конфеты, постоянно ел их пакетами. стал со мной более порядочным. родственники видели, говорили, мол, человека из тебя сделали. а я все боялась, что забрала твою суть, без которой ты не сможешь нормально существовать. быть может, так оно и было? потому что во всем этом была твоя жизнь. мы словно смотрели фильм, но его конец оказался несчастным, а после титров, спустя три года, мы даже не вспомним друг друга.

ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ— ведь столько живет любовь?
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ— она умирает в титрах.
ㅤㅤㅤ