Статистика ВК сообщества "StoryBook"

~ Эстетика мультфильма Легенда о волках (Wolfwalkers), 2020 ~

В Древней Греции говорили об Anima mundi — Мировой душе, месте, связующем божественный и обыденный миры. Населяли его существа, именуемые греками Daimon. Отсюда и произошло слово «демон». Это были нимфы, дриады, сатиры и другие духи, обитавшие в воздухе и в природе.

В Великобритании слово Faerie — Феи — употреблялось и для обозначения места их обитания, и для собирательного наименования водившихся в этом месте мифологических существ.

Хотя эти волшебные существа обитают по всему миру, в разных местах живут свои, только им при- сущие духи. В Европе и на Британских островах доминируют эльфы. Правда, люди называют их везде по-разному. К примеру, в Англии это Fairies, в Ирландии — Daoine Sidhe, в Уэльсе — Tylwyth Teg, во Франции — Fées, в Испании — Fada.

Волшебные существа Севера | Эгеркранс Ю.

❝ — Я сделал все, что ты хотела! Я забрал ребенка, как ты просила! Ты меня боялась — и я тебя пугал! Я переставил время! Я перевернул мир вверх тормашками, и все это ради тебя! И я устал... устал постоянно соответствовать твои требованиям. ❞

Лабиринт, 1986.

#storybook_aesthetic

| Эстетика брата и сестры, борющихся за власть, после смерти их отца-короля |

#storybook_faerie

Неблагой двор (unseelie court) - в шотландском фольклоре эльфы делятся на Благой и Неблагой дворы. С эльфами из Неблагого двора договориться невозможно - они буквально ненавидят людей.

Самые жестокие из них - слуа, мертвецы, которые скитаются по земле, похищая смертных, чтобы сделать своими рабами. Встреча с этими существами всегда предвещает смерть.

Моя близняшка лучше всех танцует,
Шаги ее хрустальны да легки.
Все любят Лиззи: мягкую, простую,
Влекущую касанием руки;

Я рядом с ней — лишь тень безмолвной ночи,
Холодная, что бледный зимний лед.
Ей счастье и замужество пророчат,
А мне твердят: "Наступит твой черед".

А мне твердят: "Возможно, будет время,
И ты, подобно розе, расцветешь".
Как мне нести отверженности бремя,
Когда вокруг предательская ложь?

Посватался к ней юный лорд-красавец,
Одетый в разноцветные шелка.

Она смеется дома: "Вот мерзавец!
Коснулся моей талии слегка!" —

А я, питаясь пресными словами
Да тяжестью несбыточных надежд,
Широкими играю рукавами
Своих расшитых бисером одежд,

Пытаясь улыбаться всем навстречу
И выглядеть довольною судьбой.

"Но знаешь, Лиззи, время ведь не лечит.
Смириться невозможно мне с тобой".

* * *

Красавец-лорд встречает меня в зале.

— Эли́забет, я нервничал с утра!
Мне слуги на рассвете рассказали,
Что ваша с крыши бросилась сестра.
Тихи вы нынче, горестны, угрюмы...
Ваш траур сделал вас бледней снегов.
Пройдет беда, и сменит радость думы.
Я вашим быть до старости готов.

Глядит очами яркими, большими.

"Решительно кивни и страх отринь".

О Лиззи, я твое украла имя,
Супруга и обещанную жизнь.

[club189173390|caritia aeternitas.]

❝ Моя королева, Вы плакали ночью. Я слышал и тоже рыдал.
Король говорил о своей фаворитке, скрывая звериный оскал,
О том, что дитя Вы родить не сумели (принцесса, конечно, не в счет).
Теперь сам рыдает, змеею свернувшись: настал душегуба черед.

Когда Вы приехали в белой карете, молясь своим старым богам,
Я молча смотрел, укрываясь тенями, и вторил прекрасным словам.
Как жаль, что душа развращается яством, и портит ее вечный трон!
Забывшись в богатствах и власти над миром, не жаловал Вас пантеон.

Но я ведь другое, конечно же, дело: лишь демон, презренный судьбой.
Я был Вам рабом от любви и восторга, а Вы были божьей рабой —
Покорно смотрели на черные космы супруга в багряных шелках,
Любовно смеялись, скрывали тревогу и веер сжимали в руках.

Он звал Вас к себе, словно жалкую шавку, он чавкал на пышном пиру,
Душил Вас гюрзою, впивался медведем, скрывался звездой поутру,
Стучал каблуками по древним ступеням и шеям низверженных слуг.
Коль был бы король наш невспаханным полем, я вмиг превратился бы в плуг.

Незримый глазам отвратительных смертных, столь скучных, что хочется спать,
За Вами я следовал призраком тихим, и слуг позабывший, и знать.
Из всех, кто молился, стоял на коленях средь комнат и диких ветров,
Вы были одна, кто отчаянно верил в забывших о людях богов.

— Я очень старалась быть славной женою, — Вы плакали в звездной ночи.

А он отвечал:

— Ты смешна и ничтожна. Давай-ка, еще покричи.

Моя королева! Молитвы посланье, богов равнодушных браня,
Наполнило мир ароматом тревоги, ударом сразило меня.
И вот он рыдает, убитый в покоях невидимой беса рукой,
Забыв о любви и о фрейлине дюжей, не знающий слова "покой".

Они не узнают. Идите в покои, покровом послужит Вам ночь.

И сядет на трон наша храбрая пташка: наследница, юная дочь. ❞

[club189173390|caritia aeternitas.]

Принцессе всего пятнадцать.

Ей страшно ложиться спать,
Ей страшно увидеть монстра, что ночью трясет кровать;
Хоть в сказках сиделка Бетти твердит, что чудовищ нет,
Принцесса прекрасно видит уродливый силуэт
За левым плечом служанки, что нóчи глубокой ждет.

Он хочет, чтоб Бетти сдохла.

— Когда же она уйдет? —
Насмешливо, прямо в ухо бедняжке лопочет бес.
Принцесса боится замка, ей хочется в темный лес,
Туда, где великий леший, чей грозен и громок глас,
Спасет ее от злодея, как в сказке царевну спас.

Принцессе всего шестнадцать.

Ее уж выводят в свет,
Носить заставляют бархат, шелка и тугой корсет.
К ней ходит тайком священник. Старается зря — как жаль!
Бес громко хохочет, глядя насмешливо на скрижаль;

Он учит ее ругаться: сатира и грязный мат,
Так разве что старый пекарь с сапожником говорят.
Принцесса с ним редко шутит, пытается быть нежна,
Скользит неудобным шагом и залпом не пьет вина.

— Тебя мы, дружок, избавим от этих ужасных мук, —
Печально вздыхает мама. — Несчастнейший мой супруг!
За что ему эти муки? Дитя одержимо злом!
И ладно бы, сын родился...

Ночь-ворон своим крылом
Весь мир накрывает разом. Недвижно стоит кровать.
Она отсылает Бетти.
Без страха ложится спать.

Принцессе всего семнадцать.

Она восхищает всех,
Но старый священник злобен: твердит, быть красивой — грех.
Он ходит к отцу в покои и в чопорный кабинет.

— Ее одержимость бесом — вот злой красоты секрет!
Отринь же дурное чрево! Супругу свою сошли,
Оставь от дитяти темной лишь платьишко да угли.
Жены чистота и слабость — вот верный любви зачин;
Коль сделаешь верный выбор, родится, быть может, сын.

Принцессе слегка за двадцать.

Отец ее мать сослал,
А дочь запер в темной башне средь книг и святых зеркал,
В которых увидеть можно присутствие темных сил.
Ее не убили, к счастью, но девушке свет не мил.

— Зачем ты за мною ходишь? Что нужно тебе, злодей?

— А может, злодей — отец твой, "прекраснейший из людей"? —
Шутливо бормочет демон. Принцесса вздыхает, злясь.
— Как быстро тебя он бросил! Супругу нашел, смеясь
Над святостью того брака, что длился за годом год,
Покамест твой дед заморский, спеша, снаряжает флот.
Великий и грозный воин, он вряд ли снесет плевок:
Он дочь заберет из ссылки и внучку — в ближайший срок,
А позже начнется сеча. И все оттого, что я
Задел своим скромным видом тщеславие короля:
Он видит себя столь светлым, столь чуждым мирскому злу,
Что выбрал борьбе за чадо презрение да хулу.

— И дед меня позже бросит: узнает, что ты — со мной.

— Таков, значит, будет дед твой. Таков будет твой герой.
Мы, бесы, народец скромный: не делаем ничего.
Лишь люди творят злодейство.

Мы попросту ждем его.

[club189173390|caritia aeternitas.]

У принцессы в глазах — неизлитая боль, а в душе поднимается страх.

Продает ее в рабство жестокий король, покупает — изысканный шах.
Иностранца движенья, что танец, легки, взор чернит дорогая сурьма;
У отца под глазами заметны мешки, а во рту разверзается тьма.

Мать стоит чуть поодаль, у самых дверей, ее взгляд — обнаженная сталь;
Королева устала плодить дочерей. Ей, пожалуй, ни капли не жаль.

— Моя младшая девочка, чудо чудес! Так красива, что слов не найти!

За столицей раскинулся прóклятый лес, что из праха, огня да кости.
Пир во время чумы: отвратительный шик, вензеля над углами в крови.
Прорастают в щелях, в корешках древних книг о фальшивой и глупой любви,
Шелестят по тропинке, лугу и межи, расползаясь, как врáжия рать,
Ненавистные ветви, чьи листья — ножи, что калечат и бедных, и знать.

— Вместе с ней я отдам тебе тысячу слуг, посвящу тебе тысячу месс! —
Только джиннов своих призови, добрый друг, раз под силу им вырубить лес.
Он становится больше, разумнее, злей, поглощает селенья глотком.
Его чаща рождает уродливых змей — они к нам приползают потом.

Шах кивает; у слуг его (смуглых мужчин, обнаженных почти — "Не смотри!")
Сжаты лампы в руках. В каждой царствует джинн, ждущий смертного зова внутри.

— Завтра утром, король. Истомился в пути. Дай, пожалуй, мне чуть отдохнуть.

И принцессу уводят. Ей трудно идти, слишком редко вздымается грудь,
Пальцы мелко дрожат, а в тумане зеркал проплывает бескровно лицо:
Обрамленный серебряным шелком овал. Каждый глаз — ларимáр, озерцо.

"Завтра все разрешится. Отправлюсь в гарем".

Нервно гладит ладонью ладонь.
Ночь приносит с собой аромат хризантем, петрикор и гниющую вонь:
Это лес — возбужденный, недремлющий враг, порождающий сотни невзгод,
Ровно в полночь огромный свой делает шаг, проползая корнями вперед.

Молодая принцесса ложится в кровать, но сомкнуть не выходит глаза.
В темноте слышен шорох, стенание. Глядь — с подоконника льется лоза;
Опускается плавно на мраморный пол, подползает к постели, что уж.

— О, последуй за мною! Обрежь свой подол, коль не нужен тебе деспот-муж;
Ухватись за меня, как за чью-нибудь длань. Будет ветер тебе, что венец,
Не поймает вовек тебя, резвая лань, опьяневший от злобы отец.

Эхо темного леса звучит, словно хор, распевающий ночью в грозу;
Среди шума усилился вдруг петрикор — но принцесса хватает лозу.
Тени-ветви, шурша, нá пол брызгают яд, влажный стебель касается рюш...
И толкает вперед. Распахнувшийся взгляд упирается в темную глушь,

Где стоит среди пепла, дымящихся крон и пропахших отравой цветов
Молодая деви́ца, чей взгляд так знаком.

— Ты пришла. Ты явилась на зов.

У девицы глаза — васильки среди тьмы, да живи́ца течет по рукам.

— Не страшись, ненаглядная! Радостно мы принимаем тебя в общий храм!

И с танцующих листьев посыпался прах на кровавые личики роз;
Тут принцессу сковал неожиданный страх.

"Как задать ей опасный вопрос?"

Но девица, смеясь, отвечает сама:

— Твои мысли мне шепчут ветра.
Я не голод, не холод, не страх и не тьма, я твоя дорогая сестра.
Наш король-чародей живет тысячи лет, схоронил восемьсот сыновей.
Чтобы трупом не стать, дал себе он обет на алтарь возлагать дочерей:
Оборвав жизнь у той, в ком текла его кровь, он себе прибавлял ее век.
Чародей позабыл, что такое любовь и каким должен быть человек;
Просочилось его колдовство, птенчик мой: яд — на стебель, а пепел — в росу.
Мы — убитые дочери, неупокой — ныне здесь, в искаженном лесу.
Не спасут даже джинны от новых невзгод, ибо плачет по грешнику Ад:
За любым ритуалом расплата придет, за удачей — разумный откат.
С головы чародея мы сдернем венец, похороним в грязи да золе;
Мы не будем спокойны, пока наш отец бродит целым по бренной земле.
Отплатив за страдания, данные нам, он промается тысячи лет,
Превратит его тело в покинутый храм век жестокий, минуты клеврет.

— Что же мы?

— Уравняем две чаши весов. Будем править отмеченный срок.

Затянулся рогозом чернеющий ров, летний ветер погладил висок.

Так и стала принцесса холодных краев самой юной из древних цариц;
Не ходи в темный лес, чтоб не встретить ее. Коли встретишь, юнец — падай ниц:
Не понравишься ей — непременно убьет (твою душу поглóтит совсем).

А понравишься — что же: тогда заберет в свой ужасный бессмертный гарем.

[club189173390|caritia aeternitas.]

А вы знаете, что лесные нимфы, морские духи и водяные к тому же имеют обыкновение влюбляться в людей? При этом влюбленные духи не гнушаются никакими средствами, чтобы заманить предмет своего обожания в свое царство.

Возможно, такое пристрастие некоторых природных духов к людям объясняется тем, что при создании они не получили главного — души, и раздобыть таковую они могут лишь в том случае, если вступят в брак с человеком.

Волшебные существа Севера | Эгеркранс Ю.