Статистика ВК сообщества "глаза мои стали псами"

меня не раздражает
когда девушка с парнем рядом со мной целуются взасос
когда дети кричат и играют допоздна
когда рядом со мной в ресторане сидит больной ДЦП подросток в инвалидной коляске
когда старушка толкает меня в бок, пробиваясь к кассе
когда забирают с полки маркета последний спрей от слепней
когда паркуют машину так близко с моей, что мне не выйти
когда сосед делает ремонт сутками
когда вечером под моими окнами стоит машина и оттуда ревёт музыка
когда я иду по тротуару и меня обгоняет парень на электросамокате так близко, что я отскакиваю
когда девочка ест мороженое и задевает им мои светлые шорты
когда старый дедуля в несвежем белье садится рядом со мной в парке

меня не раздражает ничего в этой жизни
если это настоящая, обычная жизнь

Когда человека кто-нибудь любит, он становится маленьким.
Послушно сворачивается калачиком в чужом сновидении.
Всюду влезет, везде поместится,
Любое счастливое неудобство
Стерпит.

Суффиксы — вифлеемские пастухи — тут как тут:
Сбредаются поглазеть, уменьшают, ласкают.

если бы мне дали всего одно слово
чтобы выразить всё, что у меня на душе
и дали бы в руки маленькую открытку с цветком
что бы я выбрал, что бы сказал?

я не сказал бы "люблю" - это слишком громко
я не сказал бы "хочу" - это слишком нескромно
я не сказал бы "дай" - мне ничего от тебя не надо

я бы просто промолчал
и открытка осталась пустой, чистой
с отражением моего взгляда

Теперь я вижу как бы сквозь тусклое стекло,
покрытое морозными узорами
когнитивных искажений.
Тогда же, мол, смогу лицом к лицу
познать всё, что нужно познать.

Но это не мышление чёрно-белое —
это белые атомы
всех форм и размеров:
снежинки, снежки и снеговики,
ледяные миры — кружатся и сталкиваются
белой метелью в чёрной пустоте.

Эта изморозь покрыла стёкла
в рассохшихся деревянных рамах,
за которыми мы кутаемся в синтетическое одеяло,
которое не греет,
и решаем — сходить за дошираком или сварить макароны,
этот снег ложится на лица тех геев и лесбиянок в Чечне,
или не ложится — я не знаю,
идёт ли там снег,
этот иней покрывает кровоточащие обрубки Маргариты Грачёвой,
эта вьюга уносит материалы уголовных дел
с белыми атомами в чёрную пустоту.

Мой отец сказал: «Я верю в то, что приносит мне радость.
У меня нет другого критерия.
А что, — спросил он, — даёт тебе твоя вера?»
Я хотела разбить кулаками это тусклое стекло,
покрытое узорами когнитивных искажений,
изранить руки и написать ему ответ
по белому снегу собственной кровью,
но я не знаю ответа.

В понеділок цунамі зривало дахи з будівель,
Потім хвилею продивлялось старі альбоми
В німих кімнатах.

У дев’ятий вівторок дрижала над лісом злива
І молила відвести її додому,
В обійми м’яти.

Потім декілька діб була середа – не лічили днів.
У ту середу поле горіло й сміялось в мареннях,
І волошки тліли.

У четвер зранку стигнув врожай, а опівдні гнив,
Розваливши на зниклих під мохом каменях
Пріле тіло.

Була п’ятниця, і вулкани захлинулись лавою –
То ридали вони, обпікаючи очі
Пекельним сумом.

У суботу земля вкривалася снігом кривавим
І зшивала опале листя у вічні ночі.
Зими цілунок

Зустрів сонце обіймами розпростертими
У неділю і, винищивши тепло,
Розібрав планети.

Та ніхто не заходився плачем над мертвими,
Бо людей не було:
Тільки темрява й десь у темряві – небо.