Низкий Поклон Подвигу Женщины на Войне...
1. Машенька (1942)
2. Небесный тихоход (1945)
3. Женя, Женечка и «Катюша» (1967)
4. ...А зори здесь тихие (1972)
5. О тех, кого помню и люблю (1973)
6. В небе «ночные ведьмы» (1981)
7. Женские радости и печали (1982)
8. Военно-полевой роман (1983)
9. Сошедшие с небес (1986)
10. Женщины, которым повезло (1989)
Количество постов 13 698
Частота постов 10 часов 42 минуты
ER
113.43
Нет на рекламных биржах
Графики роста подписчиков
Лучшие посты
Экранизации произведений А.С. Пушкина
1. Евгений Онегин (1958)
2. Капитанская дочка (1958)
3. Пиковая дама (1960)
4. Метель (1964)
5. Сказка о царе Салтане (1966)
6. Станционный смотритель (1972)
7. Руслан и Людмила (1972)
8. Осенние колокола (1978)
9. Маленькие трагедии (1979)
10. Благородный разбойник Владимир Дубровский (1988)
1. Евгений Онегин (1958)
2. Капитанская дочка (1958)
3. Пиковая дама (1960)
4. Метель (1964)
5. Сказка о царе Салтане (1966)
6. Станционный смотритель (1972)
7. Руслан и Людмила (1972)
8. Осенние колокола (1978)
9. Маленькие трагедии (1979)
10. Благородный разбойник Владимир Дубровский (1988)
МЫ РУССКИЕ!
К.Ю. Фролов-Крымский
Один чудак с лицом фальшиво-грустным,
«Ютясь» в салоне своего «порше»,
Сказал: «Мне стыдно называться русским.
Мы – нация бездарных алкашей».
Солидный вид, манера поведенья –
Всё дьяволом продумано хитро.
Но беспощадный вирус вырожденья
Сточил бесславно всё его нутро.
Его душа не стоит и полушки,
Как жёлтый лист с обломанных ветвей.
А вот потомок эфиопов Пушкин
Не тяготился русскостью своей.
Себя считали русскими по праву
И поднимали Родину с колен
Творцы российской мореходной славы
И Беллинсгаузен, и Крузенштерн.
И не мирясь с мировоззреньем узким,
Стараясь заглянуть за горизонт,
За честь считали называться русским
Шотландцы – Грейг, де Толли и Лермонт.
Любой из них достоин восхищенья,
Ведь Родину воспеть – для них закон!
Так жизнь свою отдал без сожаленья
За Русь грузинский князь Багратион.
Язык наш – многогранный, точный, верный –
То душу лечит, то разит, как сталь.
Способны ль мы ценить его безмерно
И знать его, как знал датчанин Даль?
Да что там Даль! А в наше время много ль
Владеющих Великим языком
Не хуже, чем хохол Мыкола Гоголь,
Что был когда-то с Пушкиным знаком?
Не стоит головой стучать о стенку
И в бешенстве слюною брызгать зря!
«Мы – русские!» – так говорил Шевченко.
Внимательней читайте кобзаря.
В душе любовь сыновнюю лелея,
Всю жизнь трудились до семи потов
Суворов, Ушаков и Менделеев,
Кулибин, Ломоносов и Попов.
Их имена остались на скрижалях
Как подлинной истории азы.
И среди них как столп – старик Державин,
В чьих жилах кровь татарского мурзы.
Они идут – то слуги, то мессии, –
Неся свой крест согбенно на плечах,
Как нёс его во имя всей России
Потомок турка адмирал Колчак.
Они любовь привили и взрастили
От вековых истоков и корней.
Тот – русский, чья душа живёт в России,
Чьи помыслы – о матушке, о ней.
Патриотизм не продают в нагрузку
К беретам, сапогам или пальто.
И коль вам стыдно называться русским,
Вы, батенька, не русский. Вы – никто.
18.11.2012
К.Ю. Фролов-Крымский
Один чудак с лицом фальшиво-грустным,
«Ютясь» в салоне своего «порше»,
Сказал: «Мне стыдно называться русским.
Мы – нация бездарных алкашей».
Солидный вид, манера поведенья –
Всё дьяволом продумано хитро.
Но беспощадный вирус вырожденья
Сточил бесславно всё его нутро.
Его душа не стоит и полушки,
Как жёлтый лист с обломанных ветвей.
А вот потомок эфиопов Пушкин
Не тяготился русскостью своей.
Себя считали русскими по праву
И поднимали Родину с колен
Творцы российской мореходной славы
И Беллинсгаузен, и Крузенштерн.
И не мирясь с мировоззреньем узким,
Стараясь заглянуть за горизонт,
За честь считали называться русским
Шотландцы – Грейг, де Толли и Лермонт.
Любой из них достоин восхищенья,
Ведь Родину воспеть – для них закон!
Так жизнь свою отдал без сожаленья
За Русь грузинский князь Багратион.
Язык наш – многогранный, точный, верный –
То душу лечит, то разит, как сталь.
Способны ль мы ценить его безмерно
И знать его, как знал датчанин Даль?
Да что там Даль! А в наше время много ль
Владеющих Великим языком
Не хуже, чем хохол Мыкола Гоголь,
Что был когда-то с Пушкиным знаком?
Не стоит головой стучать о стенку
И в бешенстве слюною брызгать зря!
«Мы – русские!» – так говорил Шевченко.
Внимательней читайте кобзаря.
В душе любовь сыновнюю лелея,
Всю жизнь трудились до семи потов
Суворов, Ушаков и Менделеев,
Кулибин, Ломоносов и Попов.
Их имена остались на скрижалях
Как подлинной истории азы.
И среди них как столп – старик Державин,
В чьих жилах кровь татарского мурзы.
Они идут – то слуги, то мессии, –
Неся свой крест согбенно на плечах,
Как нёс его во имя всей России
Потомок турка адмирал Колчак.
Они любовь привили и взрастили
От вековых истоков и корней.
Тот – русский, чья душа живёт в России,
Чьи помыслы – о матушке, о ней.
Патриотизм не продают в нагрузку
К беретам, сапогам или пальто.
И коль вам стыдно называться русским,
Вы, батенька, не русский. Вы – никто.
18.11.2012
Мать солдата
23 мая – 45 лет со дня рождения и 26 лет со дня казни в чеченском плену воина-пограничника ЕВГЕНИЯ РОДИОНОВА. Он был обезглавлен бандитами 23 мая 1996 года за отказ снять нательный крест.
Это были смутные времена Первой чеченской войны, и армейское руководство, объявив его дезертиром, прекратило поиски. Тогда его мать Любовь Васильевна Родионова, заложив квартиру, сама отправилась в Чечню на поиски сына. Она его нашла... Выкопала и опознала по тому самому нательному крестику.
Позже Евгений Родионов был удостоен ордена Мужества, посмертно.
Подольский район Московской области, село Сатино-Русское. С раннего утра к Вознесенскому храму съезжаются автобусы и легковушки из разных регионов России, на некоторых даже украинские номера.
После литургии по кладбищенской тропинке люди вереницей идут к могиле Жени. Здесь, на опушке леса, он нашёл последнее упокоение.
Море цветов, свечи, иконы и маленькая фотография 19-летнего пограничника. На высоком кресте надпись:
«Здесь лежит русский солдат Евгений Родионов, защищавший Отечество и не отрёкшийся от Христа, казнённый под Бамутом 23 мая 1996 года».
Более 20 лет прошло со дня его смерти, но на дорожке к могиле не протолкнуться. Много военных, ветеранов локальных конфликтов, священники, дети, старики, молодёжь. Одна за другой служатся панихиды. Заупокойные песнопения сменяются радостными пасхальными, и приветствием «Христос воскресе!»
Замечаю большую группу священников и прихожан с Украины, кто-то из Киева, другие из Днепропетровска. В прошлые годы в этот день почтить память русского солдата Евгения Родионова в Сатино-Русское с Украины приезжали целыми автобусами – сегодня их меньше. Но не потом что верующие на Украине как-то поменяли своё отношение... Просто, как посетовал днепропетровский батюшка, из-за конфликта последних лет гораздо сложнее стало преодолевать границу.
Здесь, на могиле Родионова, нет разделения на национальности, и не важно, каких политических взглядов ты придерживаешься. Перед одним крестом бок о бок стоят русские и украинцы, военные и гражданские, священники и миряне. Среди них, никак не выделяясь, тихонько стоит и мать Жени – Любовь Васильевна Родионова.
Улыбнулась, повела к развёрнутой рядом с храмом военной полевой кухне. Гречневая каша с тушёнкой, чай. Поговорили о знакомых, семье и сегодняшней переменчивой погоде. Как старые приятели. Всё и так уже сказано – заново ворошить прошлую неимоверную боль незачем.
С Любовью Васильевной Родионовой мы знакомы давно...
Когда я впервые брал у неё интервью, слушал бесстрастный рассказ о том, как она 9 месяцев блуждала по Чечне в поисках сына, своими руками выкапывала его тело, а потом искала его голову – только удивлялся, почему она ещё жива, как выдержало сердце матери все эти «хождения по мукам».
– Я хотела бы, чтобы те две рябины, которые Женя посадил в 7 лет, жили долго. Это та ниточка, которая меня связывает с ним. Я знаю, прошлым жить нельзя. Да я в общем-то и не живу... Но я благодарю всех людей, которые, надев военную форму, остаются верными присяге навсегда. Мы так устали воевать! Очень хочется мира, услышать пение птиц, шелест листвы, перестать слышать взрывы. Сегодня у него день рождения!
Так сложилась судьба – в один день Любовь Васильевна отмечает день рождения сына, и день его смерти.
* * *
Евгений Родионов родился 23 мая 1977 года. В Первую чеченскую пошёл в пограничные войска, зимой 96-го, под Бамутом был захвачен боевиками. 100 дней в плену. 23 мая, в свой день рождения, рядовой Родионов был казнён.
Где её сын и что с ним на самом деле произошло, Любовь Васильевна узнала не сразу:
– Я получила телеграмму, которая перевернула всю мою жизнь. В телеграмме было написано, что мой сын – дезертир. Но я-то знала, что Женя попал в беду! Я поехала в Чечню. В Ханкале была комиссия по розыску военнопленных, и первое время я надеялась, что кто-то поможет мне в поисках. Только потом, со временем, я поняла, что в Чечне на тот момент, в 96-м году – всё решали только деньги, и больше ничего!.. Ситуация была крайне непростая.
Любовь Васильевна отводит взгляд в сторону:
– Это был период заключения Хасавюртовских соглашений, где о пленных с российской стороны не было ни слова.
Тогда, в 96-м в поисках сына она в одиночку исходила половину Чечни. Терять ей было уже нечего, она шла в лагеря боевиков, встречалась с полевыми командирами, с тех пор лично знакома со всеми главарями и «бригадными генералами».
– Со всеми... Помните, много говорили про Доку Умарова, – а я знала его другим. Я знала его в день свадьбы, когда он был весёлый красивый парень, и никто не ожидал, что из него вырастет такое чудовище...
Даже не верится: Родионова два раза попадала в лагерь Хаттаба!
– Я жила в лагере у Хаттаба по две недели. Наверное, я единственная, у которой есть фотография рядом с Хаттабом. Я заплатила сто рублей мальчику с «Полароидом» (у них это тоже был такой бизнес) и сказала, что, если ты сфотографируешь, я тебе ещё столько же дам.
Позже эта случайная фотография с известным арабским наёмником стала для Родионовой пропуском в отряды самых известных боевиков.
– Я знала всех, я встречалась раз пятнадцать с Масхадовым... Мне было очень жаль этого человека. Российский офицер, получивший образование, в принципе неплохо живший – как случилось, что он стал на той стороне? Он пытался каждый раз показать, что он что-то может. Но на самом деле он не мог ничего. В то время каждый боевик, взявший в плен заложников, был хозяином этих заложников и никому не подчинялся. Много раз я слышала, как лично Масхадов говорил Руслану Хойхороеву и Гелаеву: «Отдайте ей сына, если он у вас!» – на что они отвечали: «Командуй у себя в Грозном, а в Бамуте мы хозяева!»
Жизнь без сына теряет смысл, и она шла дальше, на поиски, вглубь Чечни. Минные поля и растяжки, обстрелы, издевательства и побои – она прошла всё. 2 апреля, ломая ей позвоночник, младший брат Басаева – Ширвани – был уверен, что, наконец, добил «русскую маму».
– Да, 2 апреля у меня очередной день рождения. Когда Ширвани Басаев сломал мне позвоночник и рёбра. В общем, было очень не просто...
Кто знает? Может, лучше бы она тогда умерла, с надеждой, что сын жив. Впереди её ожидало ТАКОЕ горе, после которого обычно теряют рассудок. Но Господь почему-то сохранил ей и жизнь, и рассудок.
– Так получилось, что 23 октября (за двадцать лет до этого) я выходила замуж... И вот в этот день я потом выкапывала своими руками свою кровиночку... Было это в Бамуте, в одиннадцать часов ночи. Под Лысой горой в пойме реки, где когда-то был пионерский лагерь всесоюзного значения.
К тому моменту она уже знала, что сына больше нет. Сами убийцы с упоением рассказывали, как расстреляли троих пленных солдат, сослуживцев Жени. Но в Родионова стрелять не стали. Ведь он отказался снять нательный крестик, не подчинился – этого бандиты не могли потерпеть. Евгению Родионову отрезали голову.
– Они говорили, что он не хотел подчиняться, а мы не могли этого допустить. Он мог жить... «Если бы он тебя любил – у него был выбор». То есть сними крест, встань в наши ряды, будешь нашим братом... А что это значит? То есть стрелять в своих, обязательно.
Для тех, кто никогда не был в Чечне и о той войне лишь знает из телерепортажей, мы должны пояснить одну деталь. Там, в плену у боевиков, невозможно было снять с себя крестик и принять ислам понарошку, с мыслью, что потом удастся убежать, покаяться и снова стать христианином и добрым человеком.
Снять крест и провозгласить Аллаха – это лишь первый шаг, за которым следовало пролитие крови: новообращённого в ислам боевики заставляли убить другого пленного, кровавый ритуал снимался на камеру. После этого обратной дороги уже не было...
Понимал ли это, находясь в плену, рядовой Родионов, не знает никто, но свой выбор он сделал.
Мы не умрём мучительною жизнью,
Мы лучше верной смертью – оживём!..
Владимир Высоцкий
– Не бывает иначе! Снять крестик – первый шаг, – говорит Любовь Васильевна. – А дальше шла цепочка таких вещей, после которых человек не мог себя чувствовать человеком. Не мог Женя так поступить, не мог! И все его трое друзей тоже не могли.
Чтобы найти сына, она заложила квартиру. За эти деньги чеченцы наконец указали ей место, где зарыт её Женя. И она стала копать.
– Я не знаю, как случилось, что тогда я сказала... Я не хотела верить, что это он, хотя уже несколько человек подтвердили, что это он... И тогда вслух, чтобы изменить судьбу, я сказала эти слова: «Если на нём нет крестика, то это не он!» И мне было страшно. Впервые я потеряла сознание, за все девять месяцев поисков, когда рядовой солдат, помогавший при раскопке, вдруг крикнул: «Крестик!..» Я никогда не забуду этого. Потому что это для меня... Для меня это был знак, что Бог есть, что вот это Он мне явил по моему неверию, полному неверию. Я ведь коммунистом была с пятилетним стажем.
Она узнала его одежду, шерстяные носки, которые сама ему связала. Тела четверых пограничников отвезли на экспертизу в Ростов, в лабораторию. Но для неё хождения по мукам ещё не закончились.
– Шестого ноября в очередной раз я поехала в Чечню. Потому что все ребята оказались в сборе, а Женя – не совсем...
Что значит «все ребята в сборе, а Женя – не совсем»? В этих словах Родионовой сокрыт ужас. Просто тела троих найдены целиком, у четвёртого тела, её сына, не хватало одной детали... Головы. И мать вновь отправилась в Чечню – искать голову Жени.
Её отговаривали: нельзя столько испытывать судьбу.
– Меня провожал Владимир Владимирович Щербаков из лаборатории. У него были слёзы в глазах, он говорил: ты не вернёшься! Подумай, кто будет хоронить твоего сына?!
Но она вернулась. Она нашла. При ней был ящик.
– Щербаков лично встречал меня на вокзале, мы обнялись как самые родные люди. Хотя он был начальником лаборатории, а я очередной матерью, которых через его руки и сердце проходили тысячи. Я вернулась. И 20 ноября ночью самолёт меня доставил во Внуково. Принесли этот огромный ящик к дому. Люди ждали, но потом разошлись. И остались мы с сыном вдвоём. До утра... Я не сомкнула глаз, я сидела и разговаривала с ним. Хотя мне предлагали положить его где-то в военкомате, в актовом зале. Я не хотела этого слышать, поскольку я слишком долго была с ним в разлуке. Я хотела наговориться... Надышаться...
С опушки леса ветер уносил в поле церковные песнопения, звенело кадило, трижды прогрохотал автоматный залп салютной группы. Молоденькие девчушки крестились, целовали крест над могилой.
Мельком глянув в их серьёзные сосредоточенные лица, словно стесняясь, Любовь Васильевна отвела меня в сторону и неожиданно сдавленным голосом произнесла:
– Чем страшны вот эти войны, современные локальные? После них не остаётся ничего. Они, наши самые близкие, погибают, не успев познать любви, не оставив детей – это очень страшно... Но я хотела бы, когда приду «туда», чтобы он не упрекал меня, а улыбнулся и одобрил мою жизнь, которую я проживаю без него.
Мы прошли тогда с Родионовой от могилы сына по полю к храму всего двести метров. Двести метров воспоминаний длиною в жизнь... Почему она выжила, почему не лишилась рассудка?! Как вынесло всё это сердце матери? Не иначе как там, на небесах – сын за неё молится. Рядовой Евгений Родионов.
Двадцать лет прошло. Но память людская до сих пор хранит светлый образ молодого парнишки в военной гимнастёрке. Оказавшись на войне и не убив никого из врагов, он – победил.
Александр Егорцев
23 мая – 45 лет со дня рождения и 26 лет со дня казни в чеченском плену воина-пограничника ЕВГЕНИЯ РОДИОНОВА. Он был обезглавлен бандитами 23 мая 1996 года за отказ снять нательный крест.
Это были смутные времена Первой чеченской войны, и армейское руководство, объявив его дезертиром, прекратило поиски. Тогда его мать Любовь Васильевна Родионова, заложив квартиру, сама отправилась в Чечню на поиски сына. Она его нашла... Выкопала и опознала по тому самому нательному крестику.
Позже Евгений Родионов был удостоен ордена Мужества, посмертно.
Подольский район Московской области, село Сатино-Русское. С раннего утра к Вознесенскому храму съезжаются автобусы и легковушки из разных регионов России, на некоторых даже украинские номера.
После литургии по кладбищенской тропинке люди вереницей идут к могиле Жени. Здесь, на опушке леса, он нашёл последнее упокоение.
Море цветов, свечи, иконы и маленькая фотография 19-летнего пограничника. На высоком кресте надпись:
«Здесь лежит русский солдат Евгений Родионов, защищавший Отечество и не отрёкшийся от Христа, казнённый под Бамутом 23 мая 1996 года».
Более 20 лет прошло со дня его смерти, но на дорожке к могиле не протолкнуться. Много военных, ветеранов локальных конфликтов, священники, дети, старики, молодёжь. Одна за другой служатся панихиды. Заупокойные песнопения сменяются радостными пасхальными, и приветствием «Христос воскресе!»
Замечаю большую группу священников и прихожан с Украины, кто-то из Киева, другие из Днепропетровска. В прошлые годы в этот день почтить память русского солдата Евгения Родионова в Сатино-Русское с Украины приезжали целыми автобусами – сегодня их меньше. Но не потом что верующие на Украине как-то поменяли своё отношение... Просто, как посетовал днепропетровский батюшка, из-за конфликта последних лет гораздо сложнее стало преодолевать границу.
Здесь, на могиле Родионова, нет разделения на национальности, и не важно, каких политических взглядов ты придерживаешься. Перед одним крестом бок о бок стоят русские и украинцы, военные и гражданские, священники и миряне. Среди них, никак не выделяясь, тихонько стоит и мать Жени – Любовь Васильевна Родионова.
Улыбнулась, повела к развёрнутой рядом с храмом военной полевой кухне. Гречневая каша с тушёнкой, чай. Поговорили о знакомых, семье и сегодняшней переменчивой погоде. Как старые приятели. Всё и так уже сказано – заново ворошить прошлую неимоверную боль незачем.
С Любовью Васильевной Родионовой мы знакомы давно...
Когда я впервые брал у неё интервью, слушал бесстрастный рассказ о том, как она 9 месяцев блуждала по Чечне в поисках сына, своими руками выкапывала его тело, а потом искала его голову – только удивлялся, почему она ещё жива, как выдержало сердце матери все эти «хождения по мукам».
– Я хотела бы, чтобы те две рябины, которые Женя посадил в 7 лет, жили долго. Это та ниточка, которая меня связывает с ним. Я знаю, прошлым жить нельзя. Да я в общем-то и не живу... Но я благодарю всех людей, которые, надев военную форму, остаются верными присяге навсегда. Мы так устали воевать! Очень хочется мира, услышать пение птиц, шелест листвы, перестать слышать взрывы. Сегодня у него день рождения!
Так сложилась судьба – в один день Любовь Васильевна отмечает день рождения сына, и день его смерти.
* * *
Евгений Родионов родился 23 мая 1977 года. В Первую чеченскую пошёл в пограничные войска, зимой 96-го, под Бамутом был захвачен боевиками. 100 дней в плену. 23 мая, в свой день рождения, рядовой Родионов был казнён.
Где её сын и что с ним на самом деле произошло, Любовь Васильевна узнала не сразу:
– Я получила телеграмму, которая перевернула всю мою жизнь. В телеграмме было написано, что мой сын – дезертир. Но я-то знала, что Женя попал в беду! Я поехала в Чечню. В Ханкале была комиссия по розыску военнопленных, и первое время я надеялась, что кто-то поможет мне в поисках. Только потом, со временем, я поняла, что в Чечне на тот момент, в 96-м году – всё решали только деньги, и больше ничего!.. Ситуация была крайне непростая.
Любовь Васильевна отводит взгляд в сторону:
– Это был период заключения Хасавюртовских соглашений, где о пленных с российской стороны не было ни слова.
Тогда, в 96-м в поисках сына она в одиночку исходила половину Чечни. Терять ей было уже нечего, она шла в лагеря боевиков, встречалась с полевыми командирами, с тех пор лично знакома со всеми главарями и «бригадными генералами».
– Со всеми... Помните, много говорили про Доку Умарова, – а я знала его другим. Я знала его в день свадьбы, когда он был весёлый красивый парень, и никто не ожидал, что из него вырастет такое чудовище...
Даже не верится: Родионова два раза попадала в лагерь Хаттаба!
– Я жила в лагере у Хаттаба по две недели. Наверное, я единственная, у которой есть фотография рядом с Хаттабом. Я заплатила сто рублей мальчику с «Полароидом» (у них это тоже был такой бизнес) и сказала, что, если ты сфотографируешь, я тебе ещё столько же дам.
Позже эта случайная фотография с известным арабским наёмником стала для Родионовой пропуском в отряды самых известных боевиков.
– Я знала всех, я встречалась раз пятнадцать с Масхадовым... Мне было очень жаль этого человека. Российский офицер, получивший образование, в принципе неплохо живший – как случилось, что он стал на той стороне? Он пытался каждый раз показать, что он что-то может. Но на самом деле он не мог ничего. В то время каждый боевик, взявший в плен заложников, был хозяином этих заложников и никому не подчинялся. Много раз я слышала, как лично Масхадов говорил Руслану Хойхороеву и Гелаеву: «Отдайте ей сына, если он у вас!» – на что они отвечали: «Командуй у себя в Грозном, а в Бамуте мы хозяева!»
Жизнь без сына теряет смысл, и она шла дальше, на поиски, вглубь Чечни. Минные поля и растяжки, обстрелы, издевательства и побои – она прошла всё. 2 апреля, ломая ей позвоночник, младший брат Басаева – Ширвани – был уверен, что, наконец, добил «русскую маму».
– Да, 2 апреля у меня очередной день рождения. Когда Ширвани Басаев сломал мне позвоночник и рёбра. В общем, было очень не просто...
Кто знает? Может, лучше бы она тогда умерла, с надеждой, что сын жив. Впереди её ожидало ТАКОЕ горе, после которого обычно теряют рассудок. Но Господь почему-то сохранил ей и жизнь, и рассудок.
– Так получилось, что 23 октября (за двадцать лет до этого) я выходила замуж... И вот в этот день я потом выкапывала своими руками свою кровиночку... Было это в Бамуте, в одиннадцать часов ночи. Под Лысой горой в пойме реки, где когда-то был пионерский лагерь всесоюзного значения.
К тому моменту она уже знала, что сына больше нет. Сами убийцы с упоением рассказывали, как расстреляли троих пленных солдат, сослуживцев Жени. Но в Родионова стрелять не стали. Ведь он отказался снять нательный крестик, не подчинился – этого бандиты не могли потерпеть. Евгению Родионову отрезали голову.
– Они говорили, что он не хотел подчиняться, а мы не могли этого допустить. Он мог жить... «Если бы он тебя любил – у него был выбор». То есть сними крест, встань в наши ряды, будешь нашим братом... А что это значит? То есть стрелять в своих, обязательно.
Для тех, кто никогда не был в Чечне и о той войне лишь знает из телерепортажей, мы должны пояснить одну деталь. Там, в плену у боевиков, невозможно было снять с себя крестик и принять ислам понарошку, с мыслью, что потом удастся убежать, покаяться и снова стать христианином и добрым человеком.
Снять крест и провозгласить Аллаха – это лишь первый шаг, за которым следовало пролитие крови: новообращённого в ислам боевики заставляли убить другого пленного, кровавый ритуал снимался на камеру. После этого обратной дороги уже не было...
Понимал ли это, находясь в плену, рядовой Родионов, не знает никто, но свой выбор он сделал.
Мы не умрём мучительною жизнью,
Мы лучше верной смертью – оживём!..
Владимир Высоцкий
– Не бывает иначе! Снять крестик – первый шаг, – говорит Любовь Васильевна. – А дальше шла цепочка таких вещей, после которых человек не мог себя чувствовать человеком. Не мог Женя так поступить, не мог! И все его трое друзей тоже не могли.
Чтобы найти сына, она заложила квартиру. За эти деньги чеченцы наконец указали ей место, где зарыт её Женя. И она стала копать.
– Я не знаю, как случилось, что тогда я сказала... Я не хотела верить, что это он, хотя уже несколько человек подтвердили, что это он... И тогда вслух, чтобы изменить судьбу, я сказала эти слова: «Если на нём нет крестика, то это не он!» И мне было страшно. Впервые я потеряла сознание, за все девять месяцев поисков, когда рядовой солдат, помогавший при раскопке, вдруг крикнул: «Крестик!..» Я никогда не забуду этого. Потому что это для меня... Для меня это был знак, что Бог есть, что вот это Он мне явил по моему неверию, полному неверию. Я ведь коммунистом была с пятилетним стажем.
Она узнала его одежду, шерстяные носки, которые сама ему связала. Тела четверых пограничников отвезли на экспертизу в Ростов, в лабораторию. Но для неё хождения по мукам ещё не закончились.
– Шестого ноября в очередной раз я поехала в Чечню. Потому что все ребята оказались в сборе, а Женя – не совсем...
Что значит «все ребята в сборе, а Женя – не совсем»? В этих словах Родионовой сокрыт ужас. Просто тела троих найдены целиком, у четвёртого тела, её сына, не хватало одной детали... Головы. И мать вновь отправилась в Чечню – искать голову Жени.
Её отговаривали: нельзя столько испытывать судьбу.
– Меня провожал Владимир Владимирович Щербаков из лаборатории. У него были слёзы в глазах, он говорил: ты не вернёшься! Подумай, кто будет хоронить твоего сына?!
Но она вернулась. Она нашла. При ней был ящик.
– Щербаков лично встречал меня на вокзале, мы обнялись как самые родные люди. Хотя он был начальником лаборатории, а я очередной матерью, которых через его руки и сердце проходили тысячи. Я вернулась. И 20 ноября ночью самолёт меня доставил во Внуково. Принесли этот огромный ящик к дому. Люди ждали, но потом разошлись. И остались мы с сыном вдвоём. До утра... Я не сомкнула глаз, я сидела и разговаривала с ним. Хотя мне предлагали положить его где-то в военкомате, в актовом зале. Я не хотела этого слышать, поскольку я слишком долго была с ним в разлуке. Я хотела наговориться... Надышаться...
С опушки леса ветер уносил в поле церковные песнопения, звенело кадило, трижды прогрохотал автоматный залп салютной группы. Молоденькие девчушки крестились, целовали крест над могилой.
Мельком глянув в их серьёзные сосредоточенные лица, словно стесняясь, Любовь Васильевна отвела меня в сторону и неожиданно сдавленным голосом произнесла:
– Чем страшны вот эти войны, современные локальные? После них не остаётся ничего. Они, наши самые близкие, погибают, не успев познать любви, не оставив детей – это очень страшно... Но я хотела бы, когда приду «туда», чтобы он не упрекал меня, а улыбнулся и одобрил мою жизнь, которую я проживаю без него.
Мы прошли тогда с Родионовой от могилы сына по полю к храму всего двести метров. Двести метров воспоминаний длиною в жизнь... Почему она выжила, почему не лишилась рассудка?! Как вынесло всё это сердце матери? Не иначе как там, на небесах – сын за неё молится. Рядовой Евгений Родионов.
Двадцать лет прошло. Но память людская до сих пор хранит светлый образ молодого парнишки в военной гимнастёрке. Оказавшись на войне и не убив никого из врагов, он – победил.
Александр Егорцев
Мультфильмы по мотивам произведений Константина Паустовского
1. Растрёпанный воробей (1967)
2. Тёплый хлеб (1973)
3. Стальное колечко (1979)
4. Квакша (1979)
5. Солдатская сказка (1983)
6. Жильцы старого дома (1988)
7. Корзина с еловыми шишками (1989)
1. Растрёпанный воробей (1967)
2. Тёплый хлеб (1973)
3. Стальное колечко (1979)
4. Квакша (1979)
5. Солдатская сказка (1983)
6. Жильцы старого дома (1988)
7. Корзина с еловыми шишками (1989)
Мурочка – девочка, без которой не было бы сказок Чуковского
Несколько поколений жителей бывшего Советского Союза выросли на сказках Корнея Чуковского. «Мойдодыр», «Тараканище», «Муха-цокотуха», «Айболит», «Федорино горе», «Краденое солнце» – кому мамы и бабушки не читали эти книжки?
Но далеко не все знают, что лучшие сказки Чуковского были написаны в течение всего одного десятилетия. Этот творческий взлёт писателя был связан с маленькой девочкой, которая была счастьем и болью Корнея Чуковского.
«Долгожданное чадо»
В 1903 году журналист и начинающий писатель женился на Марии Арон-Беровне Гольдфельд, которую впоследствии будут называть Марией Борисовной Чуковской.
К 1910 году в семье было уже трое детей – Коля, Лида и Борис.
Потом началась эпоха потрясений. Первая Мировая война, революция, Гражданская война. Чуковский трудился изо всех сил, чтобы прокормить близких. Он читал лекции, где только было возможно, – для моряков Балтийского флота, в Красноармейском университете, в Доме искусств и т.д.
В разгар этой борьбы за существование супруга рожает писателю ещё одну дочь. Девочку назвали Марией, но все домашние именовали её исключительно Мурочкой. Она появилась на свет 24 февраля 1920 года, и Чуковский записал в своём дневнике: «Долгожданное чадо, которое – чёрт его знает – зачем, захотело родиться в 1920 году, в эпоху гороха и тифа».
Чуковский пишет заявление в Наркомпрос с просьбой о материальной поддержке: «Никто во всём Петрограде не нуждается больше меня. У меня четверо детей. Младшая дочь – грудной младенец. Наркомпрос обязан мне помочь и – немедленно, если он не желает, чтобы писатели умирали с голоду... Помощь должна быть немедленной и не мизерной. Нельзя человеку, у которого такая огромная семья, выдавать пособие в 10–15 рублей».
«Ночь. Пошла вон, ночь»
Со временем жизнь Чуковских стала налаживаться. И писатель неожиданно для себя обнаружил, насколько сильно он привязался к младшей дочери.
Мура познавала мир, а отец следил за ней, всё чаще упоминая её в своём дневнике:
«1923 год. 5 января. Вчера к вечеру я сказал Мурке, что она – кошечка. Она вскочила с необыкн. энергией, кинулась на пол, схватила что-то и в рот. «Митю ам!» (Мышку съем.) Так она делала раз 50. Остановить её не было возможности. Она только твердила как безумная: «Ещё де митя?» (где ещё мышь) – и торопливо, торопливо, в большом возбуждении хватала, хватала, хватала. Это испугало меня (самый темп был страшен). Я сказал: кошка отдыхает, спит. Я пробовал показать ей картинки. Я – мяу! – закричала она...
17 января. У Мурки такое воображение во время игры, что, когда потребовалось ловить для медведя на полу рыбу, она потребовала, чтобы ей сняли башмаки. Сейчас она птичка – летает по комнатам и целыми часами машет крыльями...
Мы очутились с Мурой в тёмной ванной комнате; она закричала: «Пошла вон!» Я спросил: «Кого ты гонишь?» – «Ночь. Пошла вон, ночь».
Мурка плачет: нельзя сказать «туча по небу идёт, у тучи ног нету: нельзя, не смей. И плачет».
«Муркина книга»
Сказки, которые Корней Иванович выпускает в этот период, рождаются из игр с дочерью. Он с присказками уговаривает её покушать, поспать, а затем идёт к письменному столу и записывает то, что придумал. И не только сказки. Работа Чуковского «От двух до пяти», посвящённая формированию детской речи, началась с наблюдений за собственной дочерью.
В 1925 году вышла в свет «Муркина книга», в которой Чуковский собрал написанные к тому времени детские произведения. Он посвятил её дочке, без которой этих сказок и стихов просто не было бы.
Она не просто вдохновительница, но и героиня :
«Мура туфельку снимала,
В огороде закопала:
– Расти, туфелька моя,
Расти, маленькая!
Уж как туфельку мою
Я водичкою полью,
И вырастет дерево,
Чудесное дерево!»
Близкие вспоминали, что некоторые игры отца и дочери могли погрузить посторонних в шок. Например, Корней Иванович мог ходить с Мурой на поводке – дочка изображала собаку. При этом оба получали от этого невероятное удовольствие. Для Чуковского общение с Мурой становится отдушиной в жизни, и он торопит время, стараясь как можно раньше научить её читать и писать, предлагает, помимо сказок, и серьёзные произведения.
«1925 год. 24 августа. Понедельник. Муре очень нравится Пушкин. «Он умер? Я выкопаю его из могилы и попрошу, чтобы он писал ещё».
А Ленин? Он тоже умер? Как жаль: все хорошие люди умирают...
Мура: – А неужели Гайавату не Пушкин написал?»
«Быстро идут две чёрные женщины – прямо к Муре, в спальню»
В беседах папы и дочери как-то слишком часто начинает мелькать слово «смерть». Чуковский не отличается крепким здоровьем, и Мура тоже начинает болеть.
«1927 год. 4 июня. Мура больна уже 10 дней. Аппендицит. 8 дней продолжался первый припадок, и вот два дня назад начался новый – почему, неизвестно. Вчера были доктора: Бичунский и Буш. Приказали ничего не давать есть – и лёд. Она лежит худая, как щепочка, красная от жара (38.5) и печальная. Но голова работает неустанно...
То, что она говорит, – результат долгого одинокого думанья. Болезнь переносит героически. Вчера меня страшно испугало одно виденье: я вхожу в столовую, вижу: крадучись, но уверенно и быстро идут две чёрные женщины – прямо к Муре, в спальню. Я остолбенел. Оказалось, это Татьяна Александровна и Евг.Ис. Сердце у меня перестало биться от этого символа. Как нарочно, я затеял весёлые стишки для детей – и мне нужно безмятежное состояние духа...
17 июня. Утро. 5 часов. Почему-то у меня нет надежды. Я уже не гоню от себя мыслей об её смерти. Эти мысли наполняют всего меня день и ночь. Она ещё борется, но её глаза изо дня в день потухают. Сейчас мне страшно войти в спальню. Сердце человеческое не создано для такой жалости, какую испытываю я, когда гляжу на эту бывшую Муру, превращённую в полутрупик...
18 июня. 3 часа ночи. Пошёл к Муре. М.Б. плачет: «Нет нашей Муры». Она проснулась: «Что вы так тихо говорите?» М.Б. впервые уверилась, что Мура умрёт. «У неё уже носик как у мёртвой... Она уже от еды отказывается». Это верно. Я не гляжу в это лицо, чтобы не плакать».
Опала и болезнь
Отчаяние родителей окажется преждевременным – через девять дней после этой записи Мура будет играть, как ни в чём не бывало, как и положено семилетнему ребёнку.
Но Корней Иванович, для которого дочка стала самым близким человеком, словно предчувствовал, что их счастью отмерен очень короткий срок.
В конце 1920-х писатель оказался под огнем жёсткой критики. В 1928 году по нему прошлась лично Надежда Константиновна Крупская, написавшая в «Правде» статью «О «Крокодиле» Чуковского»: «Такая болтовня – неуважение к ребёнку. Сначала его манят пряником – весёлыми, невинными рифмами и комичными образами, а попутно дают глотать какую-то муть, которая не пройдёт бесследно для него. Я думаю, «Крокодила» ребятам нашим давать не надо».
Появится даже новый термин «чуковщина», и Корней Иванович в 1929 году в «Литературной газете» пообещает изменить направление собственного творчества.
На самом деле сказок вовсе больше не будет. И дело не только в партийной критике. Та беда, которую Чуковский пророчил, пришла.
«1930 год. 7 мая. Про Муру. Мне даже дико писать эти строки: у Муры уже пропал левый глаз, а правый – едва ли спасётся. Ножка её, кажется, тоже погибла».
У дочери Чуковского врачи обнаружили костный туберкулёз – тяжелейшее заболевание, средств от которого в тот период почти не было.
Добрый доктор Изергин
Несмотря на то что писатель оказался в опале, он не лишён возможности обеспечить ребёнку лучшее лечение, какое только возможно. Осенью 1930 года Мурочку отвезли в Крым, в детский костно-туберкулёзный санаторий, который возглавлял доктор Пётр Изергин.
Этот врач был настоящей легендой. Во времена Гражданской войны он каким-то немыслимым образом сумел спасти санаторий от разорения. Его пациенты никогда не голодали. В самые трудные периоды он ездил по полуострову в поисках продовольствия. Возвращаясь с продуктами назад, не раз доктор Изергин сталкивался с грабителями. Тогда он просто говорил: «Своё отдал бы, но это не моё, а детское, поэтому не отдам!» Удивительно, но даже у самых лютых бандитов просыпалось что-то человеческое – врача отпускали.
Свежий крымский воздух, закаливание, усиленное питание – вот чем лечили в санатории доктора Изергина. И таких образом были спасены сотни и тысячи детских жизней.
Надеялся на чудо и Корней Чуковский. Но сотрудники санатория вспоминали – Мурочку Чуковскую к ним привезли в уже очень запущенном состоянии.
Строгие порядки санатория исключали пребывание родителей. Считалось, что дети должны были вырабатывать характер и не раскисать, борясь с недугом. Но Корней Иванович всё равно пробирался к дочери как журналист – он взялся писать очерк о санатории.
«Так и не докончила Мура рассказывать мне свой сон»
Борьба с болезнью шла с переменным успехом. Зимой показалось, что недуг отступил, но весной 1931 года у Муры заболела вторая нога. С каждым месяцем надежд оставалось всё меньше.
«1931 год. 2 сентября. Мура вчера вдруг затвердила Козьму Пруткова:
Если мать иль дочь какая
У начальника умрёт...
Старается быть весёлой – но надежды на выздоровление уже нет никакой. Туберкулёз лёгких растёт. Личико стало крошечное, его цвет ужасен – серая земля. И при этом великолепная память, тонкое понимание поэзии».
В последние недели родители забрали Мурочку на крымскую дачу, которую снимали. Там они могли находиться рядом с ней, чтобы хоть немного облегчить её страдания. Дочь держала отца за руку и как в самом юном возрасте просила его читать стихи, рассказывать о поэзии – и только не останавливаться.
«Ночь на 11 ноября. 2½ часа тому назад ровно в 11 часов умерла Мурочка. Вчера ночью я дежурил у её постели, и она сказала:
– Лёг бы... ведь ты устал... ездил в Ялту...
Сегодня она улыбнулась – странно было видеть её улыбку на таком измученном лице.
Так и не докончила Мура рассказывать мне свой сон. Лежит ровненькая, серьёзная и очень чужая. Но руки изящные, благородные, одухотворенные. Никогда ни у кого я не видел таких. Фёдор Ильич Будников, столяр из Цустраха, сделал из кипарисного сундука Ольги Николаевны Овсянниковой (того, на к-ром Мура однажды лежала) гроб. И сейчас я, услав М.Б. на кладбище сговориться с могильщиками, вместе с Ал-дрой Николаевной положил Мурочку в этот гробик. Своими руками. Лёгонькая».
Мурочке Чуковской было 11 лет. Её похоронили на старом кладбище Алупки.
«Именно её смерть и сделала меня таким»
Корней Иванович с тех пор не любил Крым. В 1932 году он писал в дневнике: «С тошнотою гляжу на этот омерзительный берег. И чуть я вступил на него, начались опять мои безмерные страдания. Могила. Страдания усугубляются апатией. Ничего не делаю, не думаю, не хочу. Живу в долг, без завтрашнего дня, живу в злобе, в мелочах, чувствую, что я не имею права быть таким пошлым и дрянненьким рядом с её могилой – но именно её смерть и сделала меня таким. Теперь только вижу, каким поэтичным, серьёзным и светлым я был благодаря ей. Всё это отлетело, и остался... да в сущности ничего не осталось».
Оправиться от смерти Мурочки он так никогда и не сможет. Пройдёт опала, придут признание, почитание, уважение, но всё это не сможет заглушить вечную боль.
Жизнь этой девочки была короткой, но благодаря ей были написаны сказки, согревшие миллионы детских сердец.
И миллионы детей, воспитанные на творчестве Чуковского, могут сказать: «Спасибо тебе, Мурочка».
Андрей Сидорчик
Несколько поколений жителей бывшего Советского Союза выросли на сказках Корнея Чуковского. «Мойдодыр», «Тараканище», «Муха-цокотуха», «Айболит», «Федорино горе», «Краденое солнце» – кому мамы и бабушки не читали эти книжки?
Но далеко не все знают, что лучшие сказки Чуковского были написаны в течение всего одного десятилетия. Этот творческий взлёт писателя был связан с маленькой девочкой, которая была счастьем и болью Корнея Чуковского.
«Долгожданное чадо»
В 1903 году журналист и начинающий писатель женился на Марии Арон-Беровне Гольдфельд, которую впоследствии будут называть Марией Борисовной Чуковской.
К 1910 году в семье было уже трое детей – Коля, Лида и Борис.
Потом началась эпоха потрясений. Первая Мировая война, революция, Гражданская война. Чуковский трудился изо всех сил, чтобы прокормить близких. Он читал лекции, где только было возможно, – для моряков Балтийского флота, в Красноармейском университете, в Доме искусств и т.д.
В разгар этой борьбы за существование супруга рожает писателю ещё одну дочь. Девочку назвали Марией, но все домашние именовали её исключительно Мурочкой. Она появилась на свет 24 февраля 1920 года, и Чуковский записал в своём дневнике: «Долгожданное чадо, которое – чёрт его знает – зачем, захотело родиться в 1920 году, в эпоху гороха и тифа».
Чуковский пишет заявление в Наркомпрос с просьбой о материальной поддержке: «Никто во всём Петрограде не нуждается больше меня. У меня четверо детей. Младшая дочь – грудной младенец. Наркомпрос обязан мне помочь и – немедленно, если он не желает, чтобы писатели умирали с голоду... Помощь должна быть немедленной и не мизерной. Нельзя человеку, у которого такая огромная семья, выдавать пособие в 10–15 рублей».
«Ночь. Пошла вон, ночь»
Со временем жизнь Чуковских стала налаживаться. И писатель неожиданно для себя обнаружил, насколько сильно он привязался к младшей дочери.
Мура познавала мир, а отец следил за ней, всё чаще упоминая её в своём дневнике:
«1923 год. 5 января. Вчера к вечеру я сказал Мурке, что она – кошечка. Она вскочила с необыкн. энергией, кинулась на пол, схватила что-то и в рот. «Митю ам!» (Мышку съем.) Так она делала раз 50. Остановить её не было возможности. Она только твердила как безумная: «Ещё де митя?» (где ещё мышь) – и торопливо, торопливо, в большом возбуждении хватала, хватала, хватала. Это испугало меня (самый темп был страшен). Я сказал: кошка отдыхает, спит. Я пробовал показать ей картинки. Я – мяу! – закричала она...
17 января. У Мурки такое воображение во время игры, что, когда потребовалось ловить для медведя на полу рыбу, она потребовала, чтобы ей сняли башмаки. Сейчас она птичка – летает по комнатам и целыми часами машет крыльями...
Мы очутились с Мурой в тёмной ванной комнате; она закричала: «Пошла вон!» Я спросил: «Кого ты гонишь?» – «Ночь. Пошла вон, ночь».
Мурка плачет: нельзя сказать «туча по небу идёт, у тучи ног нету: нельзя, не смей. И плачет».
«Муркина книга»
Сказки, которые Корней Иванович выпускает в этот период, рождаются из игр с дочерью. Он с присказками уговаривает её покушать, поспать, а затем идёт к письменному столу и записывает то, что придумал. И не только сказки. Работа Чуковского «От двух до пяти», посвящённая формированию детской речи, началась с наблюдений за собственной дочерью.
В 1925 году вышла в свет «Муркина книга», в которой Чуковский собрал написанные к тому времени детские произведения. Он посвятил её дочке, без которой этих сказок и стихов просто не было бы.
Она не просто вдохновительница, но и героиня :
«Мура туфельку снимала,
В огороде закопала:
– Расти, туфелька моя,
Расти, маленькая!
Уж как туфельку мою
Я водичкою полью,
И вырастет дерево,
Чудесное дерево!»
Близкие вспоминали, что некоторые игры отца и дочери могли погрузить посторонних в шок. Например, Корней Иванович мог ходить с Мурой на поводке – дочка изображала собаку. При этом оба получали от этого невероятное удовольствие. Для Чуковского общение с Мурой становится отдушиной в жизни, и он торопит время, стараясь как можно раньше научить её читать и писать, предлагает, помимо сказок, и серьёзные произведения.
«1925 год. 24 августа. Понедельник. Муре очень нравится Пушкин. «Он умер? Я выкопаю его из могилы и попрошу, чтобы он писал ещё».
А Ленин? Он тоже умер? Как жаль: все хорошие люди умирают...
Мура: – А неужели Гайавату не Пушкин написал?»
«Быстро идут две чёрные женщины – прямо к Муре, в спальню»
В беседах папы и дочери как-то слишком часто начинает мелькать слово «смерть». Чуковский не отличается крепким здоровьем, и Мура тоже начинает болеть.
«1927 год. 4 июня. Мура больна уже 10 дней. Аппендицит. 8 дней продолжался первый припадок, и вот два дня назад начался новый – почему, неизвестно. Вчера были доктора: Бичунский и Буш. Приказали ничего не давать есть – и лёд. Она лежит худая, как щепочка, красная от жара (38.5) и печальная. Но голова работает неустанно...
То, что она говорит, – результат долгого одинокого думанья. Болезнь переносит героически. Вчера меня страшно испугало одно виденье: я вхожу в столовую, вижу: крадучись, но уверенно и быстро идут две чёрные женщины – прямо к Муре, в спальню. Я остолбенел. Оказалось, это Татьяна Александровна и Евг.Ис. Сердце у меня перестало биться от этого символа. Как нарочно, я затеял весёлые стишки для детей – и мне нужно безмятежное состояние духа...
17 июня. Утро. 5 часов. Почему-то у меня нет надежды. Я уже не гоню от себя мыслей об её смерти. Эти мысли наполняют всего меня день и ночь. Она ещё борется, но её глаза изо дня в день потухают. Сейчас мне страшно войти в спальню. Сердце человеческое не создано для такой жалости, какую испытываю я, когда гляжу на эту бывшую Муру, превращённую в полутрупик...
18 июня. 3 часа ночи. Пошёл к Муре. М.Б. плачет: «Нет нашей Муры». Она проснулась: «Что вы так тихо говорите?» М.Б. впервые уверилась, что Мура умрёт. «У неё уже носик как у мёртвой... Она уже от еды отказывается». Это верно. Я не гляжу в это лицо, чтобы не плакать».
Опала и болезнь
Отчаяние родителей окажется преждевременным – через девять дней после этой записи Мура будет играть, как ни в чём не бывало, как и положено семилетнему ребёнку.
Но Корней Иванович, для которого дочка стала самым близким человеком, словно предчувствовал, что их счастью отмерен очень короткий срок.
В конце 1920-х писатель оказался под огнем жёсткой критики. В 1928 году по нему прошлась лично Надежда Константиновна Крупская, написавшая в «Правде» статью «О «Крокодиле» Чуковского»: «Такая болтовня – неуважение к ребёнку. Сначала его манят пряником – весёлыми, невинными рифмами и комичными образами, а попутно дают глотать какую-то муть, которая не пройдёт бесследно для него. Я думаю, «Крокодила» ребятам нашим давать не надо».
Появится даже новый термин «чуковщина», и Корней Иванович в 1929 году в «Литературной газете» пообещает изменить направление собственного творчества.
На самом деле сказок вовсе больше не будет. И дело не только в партийной критике. Та беда, которую Чуковский пророчил, пришла.
«1930 год. 7 мая. Про Муру. Мне даже дико писать эти строки: у Муры уже пропал левый глаз, а правый – едва ли спасётся. Ножка её, кажется, тоже погибла».
У дочери Чуковского врачи обнаружили костный туберкулёз – тяжелейшее заболевание, средств от которого в тот период почти не было.
Добрый доктор Изергин
Несмотря на то что писатель оказался в опале, он не лишён возможности обеспечить ребёнку лучшее лечение, какое только возможно. Осенью 1930 года Мурочку отвезли в Крым, в детский костно-туберкулёзный санаторий, который возглавлял доктор Пётр Изергин.
Этот врач был настоящей легендой. Во времена Гражданской войны он каким-то немыслимым образом сумел спасти санаторий от разорения. Его пациенты никогда не голодали. В самые трудные периоды он ездил по полуострову в поисках продовольствия. Возвращаясь с продуктами назад, не раз доктор Изергин сталкивался с грабителями. Тогда он просто говорил: «Своё отдал бы, но это не моё, а детское, поэтому не отдам!» Удивительно, но даже у самых лютых бандитов просыпалось что-то человеческое – врача отпускали.
Свежий крымский воздух, закаливание, усиленное питание – вот чем лечили в санатории доктора Изергина. И таких образом были спасены сотни и тысячи детских жизней.
Надеялся на чудо и Корней Чуковский. Но сотрудники санатория вспоминали – Мурочку Чуковскую к ним привезли в уже очень запущенном состоянии.
Строгие порядки санатория исключали пребывание родителей. Считалось, что дети должны были вырабатывать характер и не раскисать, борясь с недугом. Но Корней Иванович всё равно пробирался к дочери как журналист – он взялся писать очерк о санатории.
«Так и не докончила Мура рассказывать мне свой сон»
Борьба с болезнью шла с переменным успехом. Зимой показалось, что недуг отступил, но весной 1931 года у Муры заболела вторая нога. С каждым месяцем надежд оставалось всё меньше.
«1931 год. 2 сентября. Мура вчера вдруг затвердила Козьму Пруткова:
Если мать иль дочь какая
У начальника умрёт...
Старается быть весёлой – но надежды на выздоровление уже нет никакой. Туберкулёз лёгких растёт. Личико стало крошечное, его цвет ужасен – серая земля. И при этом великолепная память, тонкое понимание поэзии».
В последние недели родители забрали Мурочку на крымскую дачу, которую снимали. Там они могли находиться рядом с ней, чтобы хоть немного облегчить её страдания. Дочь держала отца за руку и как в самом юном возрасте просила его читать стихи, рассказывать о поэзии – и только не останавливаться.
«Ночь на 11 ноября. 2½ часа тому назад ровно в 11 часов умерла Мурочка. Вчера ночью я дежурил у её постели, и она сказала:
– Лёг бы... ведь ты устал... ездил в Ялту...
Сегодня она улыбнулась – странно было видеть её улыбку на таком измученном лице.
Так и не докончила Мура рассказывать мне свой сон. Лежит ровненькая, серьёзная и очень чужая. Но руки изящные, благородные, одухотворенные. Никогда ни у кого я не видел таких. Фёдор Ильич Будников, столяр из Цустраха, сделал из кипарисного сундука Ольги Николаевны Овсянниковой (того, на к-ром Мура однажды лежала) гроб. И сейчас я, услав М.Б. на кладбище сговориться с могильщиками, вместе с Ал-дрой Николаевной положил Мурочку в этот гробик. Своими руками. Лёгонькая».
Мурочке Чуковской было 11 лет. Её похоронили на старом кладбище Алупки.
«Именно её смерть и сделала меня таким»
Корней Иванович с тех пор не любил Крым. В 1932 году он писал в дневнике: «С тошнотою гляжу на этот омерзительный берег. И чуть я вступил на него, начались опять мои безмерные страдания. Могила. Страдания усугубляются апатией. Ничего не делаю, не думаю, не хочу. Живу в долг, без завтрашнего дня, живу в злобе, в мелочах, чувствую, что я не имею права быть таким пошлым и дрянненьким рядом с её могилой – но именно её смерть и сделала меня таким. Теперь только вижу, каким поэтичным, серьёзным и светлым я был благодаря ей. Всё это отлетело, и остался... да в сущности ничего не осталось».
Оправиться от смерти Мурочки он так никогда и не сможет. Пройдёт опала, придут признание, почитание, уважение, но всё это не сможет заглушить вечную боль.
Жизнь этой девочки была короткой, но благодаря ей были написаны сказки, согревшие миллионы детских сердец.
И миллионы детей, воспитанные на творчестве Чуковского, могут сказать: «Спасибо тебе, Мурочка».
Андрей Сидорчик
Провинциальные городки на картинах наивного художника Валентина Губарева
Валентин Губарев родился в 1948 году в Нижнем Новгороде. Начав художественное образование в Горьковском художественном училище, он продолжил учебу в Москве, на факультете графики Московского полиграфического института.
С 1975 года живёт в Минске. Член Белорусского союза художников.
С 1991 года участвует в республиканских и международных художественных выставках. Персональные выставки Валентина Губарева с успехом прошли во многих странах Европы.
С 1994 года Валентин Губарев сотрудничает с галереей «Les Tournesols» (Франция).
Произведения Валентина Губарева находятся в Национальном художественном музее Беларуси, музее «Zimmerly Art Museum» (США), галереях «Schaer und Wildbolz» (Швейцария), «Kunststuck» (Германия), «Les Tournesols» (Франция), а также в частных коллекциях России, США, Англии, Японии, Испании, Израиля, Германии, Франции, Австрии, Бельгии, Польши и Турции.
Он всю жизнь рисует небольшой провинциальный городок: по краям — домишки, посередине – площадь с выкрашенной масляной краской статуей Ленина, справа – универмаг, слева – райком партии.
И поди пойми, прошлое на них изображено или настоящее: в провинциальных городах время тянется медленнее, чем в столицах, в тамошних универмагах и по сей день покупателей приветливо встречают лохматые валенки, тяжёлые чугуны и необъятные розовые дамские рейтузы с начёсом, непременная деталь гардероба муз художника. Там в густонаселённых дворах гуляют куры в сопровождении многочисленного цыплячьего потомства и теснятся жители – странные и забавные мечтатели.
На всех картинах множество деталей из недавнего прошлого: плакат «Союз-Аполлон» и плюшевый коврик с оленем, патефон, гитара с бантом, электросамовар и стопки вышитых подушек. То ли ностальгия по прошлому, то ли тоска по детству.
Валентин Губарев родился в 1948 году в Нижнем Новгороде. Начав художественное образование в Горьковском художественном училище, он продолжил учебу в Москве, на факультете графики Московского полиграфического института.
С 1975 года живёт в Минске. Член Белорусского союза художников.
С 1991 года участвует в республиканских и международных художественных выставках. Персональные выставки Валентина Губарева с успехом прошли во многих странах Европы.
С 1994 года Валентин Губарев сотрудничает с галереей «Les Tournesols» (Франция).
Произведения Валентина Губарева находятся в Национальном художественном музее Беларуси, музее «Zimmerly Art Museum» (США), галереях «Schaer und Wildbolz» (Швейцария), «Kunststuck» (Германия), «Les Tournesols» (Франция), а также в частных коллекциях России, США, Англии, Японии, Испании, Израиля, Германии, Франции, Австрии, Бельгии, Польши и Турции.
Он всю жизнь рисует небольшой провинциальный городок: по краям — домишки, посередине – площадь с выкрашенной масляной краской статуей Ленина, справа – универмаг, слева – райком партии.
И поди пойми, прошлое на них изображено или настоящее: в провинциальных городах время тянется медленнее, чем в столицах, в тамошних универмагах и по сей день покупателей приветливо встречают лохматые валенки, тяжёлые чугуны и необъятные розовые дамские рейтузы с начёсом, непременная деталь гардероба муз художника. Там в густонаселённых дворах гуляют куры в сопровождении многочисленного цыплячьего потомства и теснятся жители – странные и забавные мечтатели.
На всех картинах множество деталей из недавнего прошлого: плакат «Союз-Аполлон» и плюшевый коврик с оленем, патефон, гитара с бантом, электросамовар и стопки вышитых подушек. То ли ностальгия по прошлому, то ли тоска по детству.
10 любимых фильмов Андрея Тарковского
1. «Мушетт» Робера Брессона | 1967
2. «Персона» Ингмара Бергмана | 1966
3. «Женщина в песках» Хироси Тэсигахара | 1963
4. «Причастие» Ингмара Бергмана | 1962
5. «Назарин» Луиса Бунюэля | 1959
6. «Земляничная поляна» Ингмара Бергмана | 1957
7. «Семь самураев» Акиры Куросавы | 1954
8. «Угетсю-Моногатари» Кендзи Мидзогути | 1953
9. «Дневник сельского священника» Робера Брессона | 1950
10. «Огни большого города» Чарли Чаплина | 1931
* * *
«В фильме Ингмара Бергмана «Шёпоты и крики» есть эпизод, о котором я часто вспоминаю. Две сестры, ехавшие в отчий дом, где умирает их третья сестра, оставшись наедине, вдруг ощущают в себе прилив родственной близости, ту человеческую тягу друг к другу, которую не подозревали в себе ещё за минуту до этого. И тут же возникает щемящее ощущение пробуждённой человечности, которое тем более волнует, что в фильмах Бергмана такие мгновения мимолётны, скоротечны. Люди в его фильмах ищут и не могут найти контакта, и в «Шёпотах и криках» сёстры тоже так и не могут простить друг другу, не могут примириться даже перед лицом смерти одной из них. Но чем больше они истязают и ненавидят друг друга, тем острее, разительнее впечатление, которое производит сцена их душевного порыва. К тому же вместо реплик Бергман заставляет звучать виолончельную сюиту Баха, что сообщает особую глубину и ёмкость всему, что происходит на экране, придаёт покоряющую убедительность стремлению режиссёра недвусмысленно выразить здесь то позитивное начало, которое обычно едва прослушивается в его суровых и горьких картинах. Благодаря Баху и отказу от реплик персонажей в сцене возник как бы некий вакуум, некое свободное пространство, где зритель ощутил возможность заполнить духовную пустоту, почувствовать дыхание идеала».
Андрей Тарковский. Интервью журналу «Искусство кино»
1. «Мушетт» Робера Брессона | 1967
2. «Персона» Ингмара Бергмана | 1966
3. «Женщина в песках» Хироси Тэсигахара | 1963
4. «Причастие» Ингмара Бергмана | 1962
5. «Назарин» Луиса Бунюэля | 1959
6. «Земляничная поляна» Ингмара Бергмана | 1957
7. «Семь самураев» Акиры Куросавы | 1954
8. «Угетсю-Моногатари» Кендзи Мидзогути | 1953
9. «Дневник сельского священника» Робера Брессона | 1950
10. «Огни большого города» Чарли Чаплина | 1931
* * *
«В фильме Ингмара Бергмана «Шёпоты и крики» есть эпизод, о котором я часто вспоминаю. Две сестры, ехавшие в отчий дом, где умирает их третья сестра, оставшись наедине, вдруг ощущают в себе прилив родственной близости, ту человеческую тягу друг к другу, которую не подозревали в себе ещё за минуту до этого. И тут же возникает щемящее ощущение пробуждённой человечности, которое тем более волнует, что в фильмах Бергмана такие мгновения мимолётны, скоротечны. Люди в его фильмах ищут и не могут найти контакта, и в «Шёпотах и криках» сёстры тоже так и не могут простить друг другу, не могут примириться даже перед лицом смерти одной из них. Но чем больше они истязают и ненавидят друг друга, тем острее, разительнее впечатление, которое производит сцена их душевного порыва. К тому же вместо реплик Бергман заставляет звучать виолончельную сюиту Баха, что сообщает особую глубину и ёмкость всему, что происходит на экране, придаёт покоряющую убедительность стремлению режиссёра недвусмысленно выразить здесь то позитивное начало, которое обычно едва прослушивается в его суровых и горьких картинах. Благодаря Баху и отказу от реплик персонажей в сцене возник как бы некий вакуум, некое свободное пространство, где зритель ощутил возможность заполнить духовную пустоту, почувствовать дыхание идеала».
Андрей Тарковский. Интервью журналу «Искусство кино»
Фильмы по мотивам произведений Николая Носова
1. Два друга (1954)
2. Дружок (1958)
3. Барбос в гостях у Бобика (1964)
4. Приключения Толи Клюквина (1964)
5. Фантазёры (1965)
6. Весёлые истории (1973)
7. Живая радуга (1982)
8. Незнайка с нашего двора (1983)
9. Топинамбуры (1987)
1. Два друга (1954)
2. Дружок (1958)
3. Барбос в гостях у Бобика (1964)
4. Приключения Толи Клюквина (1964)
5. Фантазёры (1965)
6. Весёлые истории (1973)
7. Живая радуга (1982)
8. Незнайка с нашего двора (1983)
9. Топинамбуры (1987)
Степан Писахов «Как поп работницу нанимал»
Художник: Анатолий Сазонов
Издательский дом: «Малыш», Москва
Год издания: 1973
Старинная пинежская сказка
– Тебе, девка, житьё у меня будет лёгкое, не столько работать, сколько отдыхать будешь!
Утром встанешь, как подобает, до свету. Избу вымоешь, двор уберёшь, коров подоишь, на пос скотину выпустишь, в хлеву приберешь – и СПИ, ОТДЫХАЙ!
Завтрак-утренник состряпаешь, самовар согреешь, нас с матушкой накормишь – и СПИ, ОТДЫХАЙ!
В поле поработаешь, в огороде пополешь, коли зимой – за дровами, за сеном съездишь – и СПИ, ОТДЫХАЙ!
Обед сваришь, пирогов напечёшь: мы с матушкой обедать сядем, а ты – СПИ, ОТДЫХАЙ!
После обеда посуду вымоешь, избу приберёшь – и СПИ, ОТДЫХАЙ!
Коли время подходящее, в лес по ягоды, по грибы сходишь; а то матушка в город спосылает, так сбегаешь. До городу рукой подать, и восьми километров не будет, а потом – СПИ, ОТДЫХАЙ!
Из городу прибежишь, самовар поставишь. Мы с матушкой чай станем пить, ты – СПИ, ОТДЫХАЙ!
Вечером коров встретишь, подоишь, попоишь, корм задашь – и СПИ, ОТДЫХАЙ!
Ужин сваришь, мы с матушкой съедим, а ты – СПИ, ОТДЫХАЙ!
Воды наносишь, дров наколешь – это к завтраму – и СПИ, ОТДЫХАЙ!
Постели наладишь, нас с матушкой спать повалишь. А ты, девка, день-деньской проспишь, проотдыхаешь, во что ночь-то будешь спать?
Ночью попрядёшь, поткёшь, повышиваешь, пошьёшь и опять – СПИ, ОТДЫХАЙ!
Ну, под утро бельё постираешь, которое надо – поштопаешь да зашьёшь – и СПИ, ОТДЫХАЙ!
Да ведь, девка, не даром. Деньги платить буду. Каждый год по рублю! Сама подумай. Сто годов – сто рублёв.
Богатейкой станешь!
Художник: Анатолий Сазонов
Издательский дом: «Малыш», Москва
Год издания: 1973
Старинная пинежская сказка
– Тебе, девка, житьё у меня будет лёгкое, не столько работать, сколько отдыхать будешь!
Утром встанешь, как подобает, до свету. Избу вымоешь, двор уберёшь, коров подоишь, на пос скотину выпустишь, в хлеву приберешь – и СПИ, ОТДЫХАЙ!
Завтрак-утренник состряпаешь, самовар согреешь, нас с матушкой накормишь – и СПИ, ОТДЫХАЙ!
В поле поработаешь, в огороде пополешь, коли зимой – за дровами, за сеном съездишь – и СПИ, ОТДЫХАЙ!
Обед сваришь, пирогов напечёшь: мы с матушкой обедать сядем, а ты – СПИ, ОТДЫХАЙ!
После обеда посуду вымоешь, избу приберёшь – и СПИ, ОТДЫХАЙ!
Коли время подходящее, в лес по ягоды, по грибы сходишь; а то матушка в город спосылает, так сбегаешь. До городу рукой подать, и восьми километров не будет, а потом – СПИ, ОТДЫХАЙ!
Из городу прибежишь, самовар поставишь. Мы с матушкой чай станем пить, ты – СПИ, ОТДЫХАЙ!
Вечером коров встретишь, подоишь, попоишь, корм задашь – и СПИ, ОТДЫХАЙ!
Ужин сваришь, мы с матушкой съедим, а ты – СПИ, ОТДЫХАЙ!
Воды наносишь, дров наколешь – это к завтраму – и СПИ, ОТДЫХАЙ!
Постели наладишь, нас с матушкой спать повалишь. А ты, девка, день-деньской проспишь, проотдыхаешь, во что ночь-то будешь спать?
Ночью попрядёшь, поткёшь, повышиваешь, пошьёшь и опять – СПИ, ОТДЫХАЙ!
Ну, под утро бельё постираешь, которое надо – поштопаешь да зашьёшь – и СПИ, ОТДЫХАЙ!
Да ведь, девка, не даром. Деньги платить буду. Каждый год по рублю! Сама подумай. Сто годов – сто рублёв.
Богатейкой станешь!