Статистика ВК сообщества "Старый фонд / @maax_sf"

Прихожая в 12-комнатной коммунальной квартире на Моховой улице, где с 1914 года сохранилось буквально всё: резная арка со стеклянными вставками, дубовые панели на стенах, шкафы с трельяжем, лепка и даже обои, имитирующие тисненую кожу.

Комната в коммунальной квартире на Клинском проспекте с сохранившимися интерьерами 1900-го года.

Все любуются фасадами доходного дома Путиловой на Большом проспекте ПС (он же — «Дом с совами»). А вот вам кусочек его внутренней красоты.

Нынешние хозяева купили эту квартиру несколько лет назад в состоянии типичной коммуналки. До революции квартира была в два раза больше, но примерно в 1930-х ее располовинили. Этой части достался парадный вход, тогда же сделали перепланировку: разделили перегородками огромную гостиную и организовали в части бывшей столовой новую кухню. В уменьшенных комнатах сбили историческую лепнину и сделали новые лепные падуги — в 1930-х над этим еще порой запаривались. Маленький кусочек оригинальной отделки гостиной нашелся на месте бывшей антресоли: там прекрасные лепные кедры.

Как это порой бывает, на момент покупки в квартире была утрачена добрая половина родных дверей. Но ребята начали ходить по другим квартирам в доме, где шел ремонт: так удалось перехватить с пути на помойку кучу полотен и восполнить все утраты. Ремонт с реставрацией делают постепенно, частями. На сладкое оставлены печь и лепнина.

В квартире есть мебель, которая когда-то принадлежала петербургскому архитектору Георгию Хржонстовскому — автору десятка доходных домов начала XX века. Нынешний хозяин — его потомок.

На последней фотографии — штука, которая меня поразила больше всего. Однажды ребята забрали у соседей приготовленные на выброс металлические кронштейны, которые изначально висели в ванной. А ведь это, судя по всему, родные кронштейны от раковины, которые повторяют фасадные, балконные. Удивительно, что архитектор Претро (или кто-то из его помощников) решил отнестись с таким вниманием к столь малозаметной детали.

Вечерняя комната в одной из коммунальных квартир дома эмира Бухарского на Каменноостровском проспекте. После постройки в 1914 году в эту квартиру въехал архитектор дома Степан Самойлович Кричинский.

Редкий случай, когда квартира не просто барская, а великокняжеская. Она находится в обращенном на Миллионную улицу Шталмейстерском корпусе Ново-Михайловского дворца — до революции значительную часть корпуса занимал великий князь Георгий Михайлович, внук Николая I.

Этой квартире досталось несколько парадных комнат, одна из которых особенно интересна: отделана деревянными панелями с полукруглыми нишами, потолок имитирует дерево, а под подоконником центрального окна прячется невиданная мной доселе разновидность печи (назову ее «подоконной»). Что могло здесь находиться при великом князе? У меня есть гипотеза.

Жившего здесь Георгия Михайловича сегодня почитают в среде нумизматов. Начав собирать монеты еще в юношестве, к концу XIX века он обладал одной из лучших частных коллекций в России, а изданный им каталог «Корпус русских монет» считается классикой нумизматики. Мюнцкабинет (систематизированное собрание монет) великого князя находился здесь же, на Миллионной. Избранные могли попасть сюда на экскурсию, а в 1887 году витрины с монетами лично осмотрел Александр III. Похожа ли комната на фотографиях на мюнцкабинет? Подтверждений у меня нет, но почему-то эта гипотеза мне нравится.

В 1909 году Георгий Михайлович завещал свою коллекцию Русскому музею. Музей долго готовился принять монеты в экспозицию, и вплоть до 1914 года они все еще хранились на Миллионной. После начала Первой мировой войны коллекция, упакованная в пять ящиков, была сдана на хранение в петербургскую Ссудную Казну. Открытия экспозиции монеты так и не дождались, а после революции след монет временно простыл. Великий князь Георгий Михайлович был расстрелян в 1919 году в Петропавловской крепости. Собранная им коллекция вновь всплыла уже за границей, у его эмигрировавших наследников. Сейчас бОльшая часть коллекции принадлежит Смитсоновскому институту в Вашингтоне.

О советской истории квартиры расскажу в следующем посте. А полтора года назад у квартиры появились новые хозяева (фотографии сделаны незадолго до этого). Для интересующихся: квартира продавалась на торгах по банкротству, я несколько раз рассказывал о ней в своих подборках. Итоговая цена метра — 157 000 ₽ (очень недорого для таких интерьеров в 5 минутах от Эрмитажа).

Плиточная вакханалия.

В одной коммунальной квартире на Петроградской стороне довелось наблюдать в ванной и туалете прекрасную кашу из настенных плиток начала XX века. Но уложены они не совсем хаотично, мастер явно старался выжать максимум логики из ограниченного ресурса. Достоверно датировать появление всей этой красоты пока невозможно. Утилизировать подобным образом складские остатки могли как при постройке дома (в 1911 году), так и уже после революции.

Зато можно точно определить двух производителей употребленной керамики, оба из Германии: Boizenburg и Villeroy&Boch. Помимо клейм об этом нам сообщают многочисленные рекламные плитки. Оказывается, акционерное общество «Або», которое в первую очередь торговало печами собственного производства, было еще и дистрибьютером фирмы Boizenburg. Не менее интересны остатки большого рекламного панно с надписью «Villeroy & Boch Mettlach», которые нашлись и в ванной, и в туалете.

Такой вот слегка безумный гигиенический пэчворк.

Две коммунальные комнаты в историческом районе Семенцы. С момента постройки дома здесь сохранилось практически всё, включая даже панели линкруста на стенах.

Изразцовая печь в доходном доме Корзинина, 1903-1904 годы

Главная квартира в доходном доме семьи Вейнеров

1892 год, архитектор Борис Гиршович

Много лет квартира была коммунальной. В 90-е ее расселили и долго реставрировали.

Правила квартиранта.
⠀
До революции подавляющее большинство горожан собственной недвижимости не имело — процветал рынок найма квартир. Я сличил с десяток разных договоров найма начала XX века, и вот, что было важно:
⠀
В квартире не стирать! «Я, князь Эристов, обязуюсь <…> не пользоваться ванной для стирки белья» — значится в договоре на найм большой квартиры в доме Мурузи (домовладельцем на тот момент был генерал-майор Рейн). Д.А. Дурдин — купец и владелец дома №2 по Знаменской улице (ул. Восстания, где ныне Стокманн) — просил квартирантов «на кухне и вообще в квартире белья не стирать и не сушить и не полоскать». Для стирки в каждом уважающем себя доме существовала прачечная, но и тут были ограничения: в доме №34 на Сергиевский улице (сейчас ул. Чайковского) нанимателю 10-комнатной квартиры разрешалось «пользоваться прачечной в течение месяца два дня».
⠀
Следить за животными! Наймодатели просят «собак и кошек отнюдь не выпускать без прислуги» и только по черной лестнице, но мотивы в разных домах отличны: в доме Дурдина — «во избежание нечистот на лестницах», а в доме Рейна (Мурузи) — «во избежание несчастий с людьми от укуса их названными животными и вообще во избежание неприятностей». Видовые ограничения мне попались лишь в доме церкви Святой Екатерины на 4-й Линии ВО, 19 — «кур не держать».
⠀
Мыть паркет водой — зло! Жители дома Дурдина соглашались: «Чищение паркетных полов — на мой, квартиранта, счёт, не допуская мытья оных водою». В доме церкви Святой Екатерины вторят: «паркет не должен дозволять мыть водою, а крашенные полы натирать воском». В доме Рейна (Мурузи) уточняют: «натирать паркетные полы не менее одного раза в месяц». Наконец, пункт из договора найма квартиры в доме полковника Анисимова на Лахтинской, 20: «Паркетные полы обязуюсь я, наниматель, натирать на свой счет воском, через полотеров не допуская мытья их водой» (пунктуация сохранена).
⠀
В следующем посте продолжу! А на фото — эркер, лепнина, паркет, окна с фурнитурой и проход на кухню в большой коммунальной квартире в доме Дидерихса на Большом проспекте ПС.