Статистика ВК сообщества "двапонольпять"

- Смерть?
- Агасики.
- Ты за мной?
- Да вроде, здесь и нет никого больше.
- Что ж… ты должна была прийти рано или поздно.
- Должна, должна… Никому я ничего не должна! Вставай давай, пора нам.
Мужчина с трудом поднялся, оглянулся по сторонам на больничную палату, койку, свое измученное тело. Вздохнул и подошел к высокой фигуре в длинном черном балахоне. Смерть, опираясь на косу, пристально смотрела на него, сверкая огненными глазами с белого голого черепа.
- Вот всегда хотел тебе вопрос задать? Ты косу эту с собой просто как символ носишь? Или голову мне ею будешь… того… сносить? – мужчина провел ребром ладони по шее.
Смерть удивленно подняла надбровные дуги – ее мимика была удивительно живой для мертвого черепа.
- Нет, для красоты! Ты что, пословицу не слышал – «Коса – девичья краса!»
У мужчины расширились глаза.
- Ну… не хотелось бы, конечно, тебя разочаровывать. Но…
- Что «но»?
- Как бы, не о том пословица. Не о той косе…
- Да? Уверен?
Он кивнул.
- Вот, блин! – Смерть досадливо стукнула длинной рукоятью об пол. - А я старалась, точила. Еще и отсрочку два года дала тому кузнецу, который мне эту косу впарил. «Возьми, - мол, - красавица, не пожалеешь».
Помолчали.
- Я тебя, уже два года жду, - сказал мужчина.
- Что, правда?
- Да, мне врач тогда сказал, что я больше месяца не протяну, а я живу все, живу… И тебя все нет, и нет.
- Ну задержалась немножко. А что? Девушка должна сломя голову в домашних тапочках на встречу бежать? Мне как с тобой свидание назначили, так я сразу решила себя в порядок привести. Душ принять, зубы почистить, череп наполировать. Мантию вот, все выбрать не могла. Одна была, черненькая такая, парчовая, так она меня полнит.
Мужчина недоверчиво покосился на скрытый балахоном скелет собеседницы.
- А другая – тоже черненькая, полиэстер сто процентов. Ну куда такое надевать? А если вспотею?
Взгляд мужчины стал еще более недоверчивым и озадаченным.
- Шелковая хороша, но недостаточно черненькая. Хлопок – без капюшона. На свою любимую (в прошлом веке на распродаже отхватила) пятно посадила. Забирала как-то одного художника, а он пьяный был и краской белой мне на мантию – ляп! Вот эту надела. Как тебе?
- Хо…рошо, - тихо и неуверенно вымолвил мужчина, не переставая удивляться.
- Атлас. Красивая, мягонькая. Не полнит же? Нет?
- Не…нет…
- Ну вот. Потом маникюр, педикюр…
Он тщетно попытался рассмотреть на костяшках ее рук и ног ногти.
- Потом аксессуары.
- Коса?
- Пояс! – Смерть продемонстрировала грубую веревку, свободно висевшую в петлях в районе талии. – Эксклюзив – с висельника одного. Собиралась, и время как-то незаметно пролетело. Да, не обижайся ты. Подумаешь, всего-то на два года опоздала.
- Я и не обижаюсь… Ты что, для меня старалась?
- Нет, конечно. Для себя. Я же сама себя уважать перестану, если начну к вам, смертным, как попало являться.
- И за два года у тебя разве других… эмм… клиентов не было?
- Почему, были. Полно. Мрете вы, как мухи.
«Логика. Где?» - думал он, все больше и больше запутываясь.
- Так к ним ты в чем попало приходила? В тапочках? Или тоже опаздывала?
- Тебе лишь бы ворчать! Они срочные были. Там хочешь не хочешь, косу в руки – и бегом забирать. Иначе влетит от начальства по черепушке.
- А я не срочный? – мужчина разволновался.
- А ты в руках Болезни. Как она с тобой закончит, так и мне можно приходить. А твоя Болезнь – та еще стерва. Крутит, вертит, то зажмет, то отпустит. Не люблю таких.
Смерть огляделась.
- Кстати, а где эта холера?
Мужчина сам принялся с интересом осматриваться.
- Так не холера же, - возразил он.
- Не важно, язва бородавчатая.
- Да нет!..
- Не суть! Обзываю, как хочу!
Сквозь стену в палату вынырнула бледная тощая девица с впалыми чахоточными щеками в истрепанном платье, глаза были жуткими, с огромными черными кругами вокруг, а наведенные губы выделялись болезненно-красным пятном.
- Забирааааешь? – зашипела она. Ее длинные седые волосы развивалась, словно под водой.
- Ну, а что? – ответила Смерть. - Сколько можно. Ты его и так два года уже изводишь, курва сифилисная.
- На себя посссмотриии, безнооосссая. Я еще не все сдееелалааа, - противно шипела девица, протягивая к мужчине костлявые руки с длинными ногтями.
Мужчина поморщился и отступил от нее, ближе к Смерти – та казалась ему более симпатичной.
- Сделала, не сделала. Мне то что? Мое дело маленькое.
- Разззве у тебя уже получееено разрешееениеее?
- А когда я без разрешения приходила? – хмыкнула Смерть и со строгой серьезностью бросила мужчине: - Идем!
Они шагнули прямо в окно, и тут же окно и палата исчезли, а вместо этого открылся длинный темный туннель с округлыми мягкими стенами, словно сшитыми из плотного черного бархата.
- Постоооой! – послышалось у него за спиной. – Подождииии! Ты ещееее недостааааточно страдаааал! Моооой!
Синюшная рука вынырнула из темноты и схватила его за запястье. Мужчина испуганно дернулся – болезнь изводила его уже два года невыносимыми болями, тошнотой, слабостью, головокружением… Не жил, а мучился. Смерть резко обернулась, отточенным движением взмахнула косой, отсекая конечность навязчивой Болезни.
- Не для красоты, значит… - уважительно сказал он, потирая запястье и глядя на сверкающий серп косы.
- Нет, - ответила Смерть. – Шутила я.
- И про долгие сборы шутила?
- Естественно. Да, троллила я тебя.
Он ухмыльнулся и вздохнул.
- Так значит… пора?
В ответ Смерть тихо хихикнула, с ловкостью джедая крутанув косу, сделала в ткани туннеля надрез, сквозь который засочился слабый свет.
Она обернулась к мужчине.
- Ты как очнешься, не делай резких движений. Там Михалыч дежурит, хоть и алкаш последний, а забирать еще рано. Смотри, чтобы сердце не схватило.
- Где? Кто?.. О чем ты вообще? – опешил он.
- В морге.
- Так… я же в палате… - смерть ведь с больничной койки его забрала всего пару минут назад.
- Нет. Умер ты, - пояснила она. Озорная улыбка смотрелась на голом черепе достаточно зловеще. – И в морг тебя отправили. Так что поспеши, пока не закопали.
- Но… минута всего…
- Тут время по-другому течет.
- Так… Ты меня отпускаешь, получается?..
- Получается. Не настало еще твое время. Живи пока.
- А Болезнь?
- Отцепится. Ты ведь умер.
- Но почему тогда?
- Уж больно Болезнь эту твою терпеть не могу. Ей лишь бы живого помучить. Злобная тварь. А ты иди-иди. Живи, радуйся.
Мужчина оторопело полез в разрез. Он видел лежащие на столах тела, и хотя все они были прикрыты простынями, а надписей на бирках отсюда не разглядеть, свое узнал сразу. Уже ступив в помещение морга, он обернулся.
- Не думал, что ты… такая…
- Какая такая?
- Ну… человечная, что ли…
- Иди уже! И смотри мне Михалыча раньше времени не пришли. А то окочурится еще, а я не накрашенная!..

© Владислав Скрипач

Яжемать. Фельдшер — о том, стоит ли рожать жёнам алкоголиков.

— Я сожалею, но в вашем случае лучше прервать беременность, — врач вот уже битый час объяснял настойчивой пациентке суть проблемы. — Поймите меня правильно. Ваша отягощённая наследственность. Плюс алкоголизм мужа. Скорее всего, и ребёнок был зачат как раз после очередной пьянки. Риск родить неполноценное дитя очень велик. Вам трудностей в жизни мало? Хотите и ребёнка своего будущего на мытарства подписать?

— Это моё личное дело, что я хочу, — молодая женщина упрямо стояла на своём. — Я хочу ребёнка. Я хочу быть матерью.

— Матерью ребёнка-инвалида, — поправил врач.

— Вы так уверены, что он родится инвалидом?

— На 95%. Анализы и результаты УЗИ не предвещают ничего хорошего. Вы очень поздно встали на учёт. Срок достаточно большой. Единственное, чего я боюсь, что после прерывания беременности на таком сроке у вас будет риск остаться бесплодной.

— Большой риск?

— Ну… пятьдесят на пятьдесят. Но, будем надеяться, что всё пройдёт успешно и вы ещё сможете родить.

— Мы будем надеяться, что вы ошибаетесь относительно моего ребёнка, — женщина поднялась со стула, давая понять, что разговор окончен. — До свидания.

Врач с грустью посмотрел на закрывшуюся дверь и вздохнул.

***

Внезапно начавшиеся преждевременные, очень преждевременные роды произвели на свет полукилограммовое тельце. Только слегка подрагивающая пуповина говорила о том, что где-то внутри этого синего тельца есть какое-то подобие жизни.

***

— Беда… — неонатолог был весь в мыле. — Третий раз останавливается. Только задышал, и на тебе. Давай заново всё…

***

— Ну, слава богу!

Через месяц ребёнок был выписан из перинатального центра. Неонатолог с грустью посмотрел вслед садившейся в такси маме, прижимавшей к себе обретённое дитя.

***

— Будете! Сколько мне надо, столько и будете приезжать! Я не медик. И мне государство не такую большую пенсию на ребёнка платит, чтобы я за сиделку платила. Знаете, сколько я за десять лет на одни только лекарства потратилась? Попробуйте такого ребёнка без отца растить! — молодая женщина взывала к бригаде. — Если сами ездить не хотите — везите в больницу!

— Вашего ребёнка только что выписали из больницы. В очередной раз, — фельдшер битый час объяснял настойчивой маме суть проблемы. — В больнице вам всё расписали, что и как делать. Вот же я читаю: диагноз… рекомендации… терапия. И всё это вы должны делать сами. Понимаете? Са-ми! А не вызывать каждый раз скорую.

— Нет! Вы не медики. Это твари какие-то! Да что ж такое! Я, мать ребёнка-инвалида, не могу получить помощь от скорой, которая обязана этим заниматься! Я не могу положить ребёнка на обследование, когда это необходимо! Да я в министерство напишу, как вы к больным относитесь!

— Пишите, — фельдшер поднялся со стула, давая понять, что разговор окончен.

Выйдя в коридор, он обернулся и грустно посмотрел на захлопнувшуюся за ним дверь.

***

"В стране неуклонно улучшается демографическая обстановка. Открываются новые перинатальные центры, в которых наши врачи научились выхаживать новорождённых с массой тела менее 500 граммов. Вследствие этого существенно уменьшилась смертность новорождённых и детская смертность в целом".

Участковый педиатр выключила телевизор, где очередной чиновник рассказывал об успехах в медицине, и грустно вздохнула. Пора было спать. Завтра на работу. Опять одна на два участка.

© Дмитрий Беляков

Сентябрь. Дождь. Я возвращаюсь домой. Подходя к двери, я уже чувствую что меня ждёт внутри.
- Вернулся наконец. - мама мгновенно отреагировала на мой приход свои хриплым от курения голосом. - когда же ты начнёшь возвращаться после работы в другое место? Я в твои 22 уже замужем была.
Она была пьяна. В квартире было накурено, что было трудно дышать.
- Тебе же врач запретил курить, твои лёгкие и так уже никакие.
- Ты о своей жизни думай, а меня учить не надо!
Она стала много курить, после того как отец разбился в автокатастрофе, а в последнее время к этому ещё и прибавился алкоголь. Она не всегда была такой, мне было её жаль.
Оставаться в квартире было невозможно, дышать тяжело да и выслушивать в сотый раз одни и те же разговоры я не хотел. Я спустился вниз и пошёл гулять под дождём. Страшно хотелось есть, после работы у меня крошки во рту не было. В далеке стоял меленький киоск, я пошагал к нему. Там я накупил себе несколько беляшей, сел на лавочку под козырьком и принялся наполнять желудок.
- Парень, не угостишь?
Я поднял глаза, надо мной стоял обмокший от дождя дед, немного скрюченный, заросший седой бородой и с одним глазом, одет в какую то чёрную потрёпанную куртку, вроде не бомж. Я молча протянул ему беляш, он взял, подмигнул одним глазом, и сел рядом со мной.
- Эх, и всё таки жизнь прекрасна. - сказал он, откусив кусок. -сейчас бы ещё чайку.
- Да уж, прекрасней не бывает. - меня накалил его глупый оптимизм.- Третий день идёт дождь, все улицы в грязище засраный, и в этой стране по другому не бывает. У кого то есть всё чего они пожелают, и всё даётся на блюдечке, а есть такие как я, проигравшие в рулетку жизни, и оставшиеся ни с чем, по причине банального невезения. Прекрасней просто не бывает.
- Ну кто то бы сказал, что люди сами управляют своей судьбой - он говорил тихо и с улыбкой на лице, даже выслушав приступ моего нытья.
- Это точно, кто то сказал бы. Непроходимый идиот так бы и сказал.
У меня больше не было желания с ним говорить. Я встал, накинул капюшон от куртки и пошёл под дождь. Резкая боль в затылке. Падаю лицом в грязь. Темно.

Я очнулся на улице. Дождя не было, небо чистое. Было уже светло, бог знает сколько времени я тут пролежал. Улицу я узнал не сразу, я жил тут когда то, только гаражи вроде как по убирали отсюда ещё года три назад. Из за угла мне на встречу шла пара подростков, на парне висел ранец, видимо шли из школы.
- Эй, ребята, можно вас на секунду?
Ноль реакции.
- Ребята, скажите который час, мой телефон не работает! - выкрикнул я им ещё раз, но они снова даже не посмотрели на меня.
- Оглохли они что ли. - проворчал я, и уже сам пошел к ним на встречу. И от того что я увидел, у меня отвисла челюсть. Этим парнем был я. Только 7 лет назад. А девочка рядом - Катя, мы дружили с ней в школе, и частенько прогуливали уроки вместе. Они шли и мило разговаривали о своём, о школе, одноклассниках. Все попытки их позвать были безуспешны, я не мог к ним прикоснуться, просто шёл рядом и кричал что есть мочи. Мне никогда в жизни не было так страшно. Никто из прочих прохожих так же меня не видел.
- Перестань ты так орать, от твоих криков уже голова болит.
Я обернулся на звук, там стоял одноглазый старик.
- Что ты сделал!? Как!? Что ты натворил!? Я умер!? - у меня заплетался язык от страха, а старик стоял невозмутимо и улыбался одними губами.
- Нет. - сказал он тихо.- Ты не умер. Пока.
- Что ты значит пока?! Кто ты вообще такой, чего ты от меня хочешь? - вопросы не заканчивались, но старик просто сделал жест рукой, призывая меня остановиться.
- Ты все узнаешь, перестань кричать, отдышись. - Он был по прежнему невозмутим. И только сейчас я заметил, что стоял уже он не сгорбившись, а твердо и прямо, с идеальной осанкой. Наконец он сделал шаг на встречу.
- Я полагаю ты узнал себя? - он положил руку мне на плечо и указал на подростков, которые уселись на качели на детской площадке.
Да.- уже тихо ответил я. Мы двинулись неторопливым шагом им навстречу. - мы часто с ней прогуливали уроки и любили так посидеть не доходя до дома. - я немного замешкался. -ты Бог?
- Ахаха.- громко рассмеялся старик. - Ты же не веришь в бога, парень. Ну так или иначе, я не бог, хотя когда то меня им и считали. Я здесь чтобы показать тебе кое что.
Он снова указал на подростков... Ну то есть на нас с Катей.
- Ты знаешь, что ты нравился этой милой барышне?
- А по-моему ей больше нравился этот выскочка Артем, а я все это время был у неё во френдзоне. - раздражённо ответил я, предвкушая разговор.
- Вы, молодые, вставляете это понятие туда где нужно, и куда его вставлять не следует. Эта девица проводила с тобой кучу времени, несмотря на то, что популярностью ты никогда не пользовался, и всегда хорошо к тебе относилась, потому что была влюблена в тебя. - он присел на лавочку, и жестом пригласил сделать то же самое. - но ты был слишком занят самоанализом и принижением своих достоинств. Ты сам не мог поверить, что можешь кому то нравиться, поэтому держал её на расстоянии вытянутой руки, и именно ты виновен в том, что дальше дружбы, и без того не слишком долгой, ваши отношения не зашли.
Я не отрывал глаз от прошлого меня и Кати. Мы смеялись и улыбались. Я уже и не помню когда я в последний раз искренне смеялся.
- Ну допустим. - ответил я старику. - К чему ты ведешь?
- Вот это правильный вопрос. - одноглазый улыбнулся. - Ты привык винить все и всех вокруг. Родители, страна, мифические судьба и невезение. Знаешь что бы было если бы ты прекратил самобичевание, набрался смелости и предложил ей больше чем дружбу? Ты бы приобрёл близкого духовно человека, твоя самооценка бы выросла в разы, прибавил в уверенности даже если бы у вас ничего не вышло, ты бы научился обращаться с девушками и не сидел бы сейчас один. Да, твоё сердце могло быть разбито, но это тоже был бы ценный опыт, избавивший тебя от дестких иллюзий, которые ещё до сих пор живы в твоей голове. Событие, которое ты уже начал забывать, могло так сильно изменить то, кто ты есть сейчас. Уже меньше поводов для самоненависти не находишь? И виноват только ты.
- Откуда я мог знать?- меня это задело. - я был ребенком!
- Я тебя умоляю. Тебе было 15 и дураком ты не был никогда. - он достал из кармана часы, посмотрел и покачал головой. - Ну нам пора дальше. Пройди в эту дверь.
Я обернулся, посреди песочницы стояла деревянная дверь. Я повернул ручку, дверь открылась, оттуда повалил яркий белый свет. Шаг в неизвестное.

Здание школы. Мы стою во дворе. Зима. Я в осенней куртке, но холода не чувствую.
- Что это за воспоминание?
- А ты уже не помнишь? - дед посмотрел на меня улыбающимся глазом. - посмотри туда.
Он указал на вход на территорию школы, туда только что зашли мужчина с ребенком.
- Тут тебе 10. Твой отец ведёт тебя первый раз на секцию бокса, находящуюся в этой школе.
Я вспомнил. Отец тогда настаивал маме, что парень должен уметь постоять за себя.
- И в чем я виноват здесь? - спросил я, предвкушая новые поучения.
- Ты сам все знаешь. Твой отец начал брать подработки, чтобы оплатить тебе занятия и купить экипировку. А что сделал ты? Ты начал прогуливать занятия, начал ходить в компьютерные клубы, где ещё и получал по шее от местной шпаны.
- Мне не нравилось драться, я не хотел стать дегенератом, как Артем. Он тоже ходил на этот бокс, и кроме как махать кулаками и думать жопой он так ничему и не научился.
- Ты бы и не стал. - старик говорил по прежнему спокойно, несмотря на то, что я говорил достаточно грубо. - Тебя хорошо воспитывали, ты не рос придурковатым мальчишкой и признаков агрессивности не проявлял никогда. Но ты мог приобрести уверенность, ты бы научился давать отпор, не давать себя унижать, и избежал бы того, что с тобой делали в школе. Ты бы научился ставить себя и общаться в коллективе, всё лучше просиживаний пятой точки одному за компьютером. Тебе даже не пришлось бы драться. Согласись, это лучше чем получать пинки оставшиеся годы. Здесь были важны не навыки махания руками, а становление характера.
Мне стало стыдно. Я вспомнил как папа гордился, когда рассказывал друзьям обо мне.
- Но я был совсем ребёнком тогда, как я мог понимать?
- Поэтому тебе и следовало слушать родителей. Они никогда не желали тебе плохого, чего ты не понимаешь даже сейчас.
Мы шли за мной и отцом. Папа с таким задором пытался меня ободрить, когда я боялся. Я привык не думать о нем, но сейчас мне просто нравилось смотреть на него.
- В его смерти тоже я виноват?
- Нет. - лицо одноглазого немного погрустнело. - он сделал свои ошибки. Мир не крутится вокруг тебя, но тем не менее ты почти всегда влияешь на жизни близких тебе людей. Пойдем, я покажу тебе.
Старик показал на дверь, которая вела к завхозу, она всегда была закрыта на ключ. Но когда я попробовал её открыть она легко поддалась и из неё брезжил яркий свет. Я сделал шаг.

Квартира. Моя комната. Я сразу узнал себя в 17 лет. Всего месяц прошел с момента автокатастрофы. Семнадцатилетний я сидел за компьютером. Мама пыталась со мной поговорить. Я оглянулся на старика, но он просто приложил пальцы к губам и жестом попросил прислушаться.
- Мы можем поговорить? - голос мамы ещё не отдавал хрипотцой, а лицо было свежо. - ты не можешь вечно сидеть уткнувшись носом в монитор.
- Поспорим?
- Слушай, я просто хотела сказать, что люблю тебя. Давай ты пригласишь ту девочку с которой ты гулял, мы вместе посидим, познакомимся.
- Мам, я тебе сто раз говорил, она не моя девушка, перестань за мной следить! Следи за собой, а в мою жизнь лезть не надо, сам разберусь. - семнадцатилетний я даже глаз от монитора не отвел.
Мама молча встала и ушла в свою комнату, старик свернул за ней и позвал жестом меня. В комнате плакала мама. Тихо, чтобы не было слышно, и вытирала слёзы платком. Старик первый нарушил тишину.
- Когда твоя мать нуждалась в поддержке она обратилась к последнему родному человеку, ей тоже было тяжело, но ты считал, что трудно только тебе, начал показывать ей шипы, отталкивал ее в ...
- Все хватит! - перебил я. - Сам все понял. Если бы я не вел себя как эгоистичная скотина, с мамой бы сейчас все было в порядке. Это ты и хотел мне показать. Как мое отношение может влиять на близких.
- Я рад что ты понял. - улыбнулся он.
Одноглазый старик поднял руки над головой и два раза хлопнул в ладоши. Яркий свет застелил глаза.

Свет рассеивается. Я сижу на лавке на набережной. Солнце только восходит. Никогда раньше не замечал как красив бывает рассвет. Я не узнавал место, похоже это вообще была другая страна. Воздух был свеж, прохладен и влажен. Старик присел рядом на лавку, в руках у него были два стакана с горячим чаем. Один он протянул мне. Несколько минут мы молча смотрели на восход над морем, попивая чай. Дед снова нарушил тишину.
- Вы ,люди, имеете огромную власть над жизнью. Своей и своих близких. Но предпочитаете этого не замечать, складываете ответственность друг на друга, а потом плачетесь, что вам что то недодали. - он сделал последний глоток и выкинул стаканчик в урну. - И ведь я показал тебе так мало. В ваших жизнях так много моментов, когда вам даётся шанс на нечто лучшее, но вы упускаете то, что лежит у вас под носом.
Мы молчали ещё минуту. На этот раз тишину нарушил я:
-Что будет теперь?
Старик отвел глаз от восхода и посмотрел на меня.
- Я думаю ты понимаешь, что я не могу тебя так отпустить. - ответил он прямо. - твоя жизнь прежней уже не будет, и зная, что ты натворил спокойно жить ты не сможешь.
Да. - сказал я вздохнув. - Пожалуй что так.
Я поднял взгляд в наполняющееся солнечным светом небо и закрыл глаза, откинувшись на спинку лавочки. Я был готов. Кажется я уже давно был к этому готов. Два хлопка. Темнота. Холод.

***

- Сына, сына, вставай, хватит залеживаться.
Я открыл глаза. Старая квартира, запах выпечки. В окно бьёт яркий свет майского утра.
- Давай быстро чисти зубы и за стол, у нас гость.
Мамин голос звучал очень молодо. Я спрыгнул с кровати. Он показалась мне какой то слишком большой. Как и все вокруг. Не может быть. Я побежал в ванную и уставился на себя в зеркало. Оттуда на меня смотрело лицо десятилетнего пацана. Стоило ли для приличия удивиться, после того, что я видел? Выйдя из ванной я направился на кухню. Там с газетой сидел отец, мама накрывала на стол, а возле окна сидел одноглазый старик, в светлом свитере. Он улыбался и поглаживал белоснежно белую бороду, глядя на меня.
- Сынуль смотри, вот этот достопочтенный пожилой мужчина рассказал нам с папой как ты вчера ему помог, а сегодня утром он пришёл к нам и принёс тортик к чаю. Что надо сказать?
- Спасибо. - выдавил из себя я.
- Ну что вы. - старик улыбался во весь рот. - Это я должен говорить спасибо. По правде говоря мне я уже и так порядочно засиделся, мне пора.
Дед встал, поцеловал руку матери, пожал руку отцу и направился к двери.
-Сына, закрой за дедушкой дверь. - сказала мать.
У выхода мы встретились.
- Так кто ты все таки такой?
- Разве это ещё важно? - старик ухмыльнулся, открыл дверь, на последок он обернулся и сказал:
- Не у каждого бывает второй шанс, малец. Не упусти его.
Он вышел, дверь за ним захлопнулась. Я прислушался, но не слышал шагов спускающегося по ступенькам человека.
- Сына, все готово, иди за стол.
- Иду, мамуль.

На форуме:

-"Очень хочу секса". Ольга 30 лет.

Андрей 19 лет: - Крошка, запиши мой телефон. Получишь массу удовольствий и 10 оргазмов.

Евгений 60 лет: - Милочка, а Вы пробовали цветы выращивать? Хризантемы например?

Ольга 30 лет: - Это зачем еще?

Евгений 60 лет: - Знаете, отвлекает.

Ольга 30 лет: - Евгений, а может вместо хризантем Вы меня трахнете?

Жена Евгения Дарья. 55 лет: - Ольга, ты бешеная сучка! Из-за таких как
ты рушатся семьи, мужчины становятся идиотами. Заведи себе мужа, роди
ребенка.

Ольга 30 лет: - Бабушка, а может Вы присоединитесь к нам с Евгением?

Олег 40 лет: - Давайте вместо Дарьи я к вам присоединюсь, а то Евгений долго не протянет.

Евгений 60 лет: - Кто это долго не протянет? Я между прочим был чемпионом по гребле!

Андрей 19 лет: - Ну так и греби на хрен с форума! Не видишь, телке нужен молодой жерибец!

Олег 40 лет: - Эй, жерИбец, вынь руку из под стола, а то ошибок много делаешь. Ольга, приезжайте ко мне - не пожалеете!

Светлана 35 лет. Лесбиянка: - Ольга, нет ничего лучше, чем женская любовь. От мужчин одни только разочарования.

Ольга 30 лет: - А я мечтала переспать с женщиной!

Андрей 19 лет: - Давайте девочки! Вы друг с другом, а я трахну вас обеих!

Олег 40 лет: - Трахни лучше дворнягу из моего подъезда. Воет каждую ночь, сука!

Евгений 60 лет: - Вы знаете, мы с Дарьей в этой оргии участвовать не будем!

Светлана 35 лет: - Правильно, украсьте лучше наше ложе лепестками роз!

Евгений 60 лет: - Главное, чтобы матрас был хороший!

Андрей 19 лет: - Да, чтобы не скрипел, а то телку как ни приведу, всегда родители просыпаются.

Олег 40 лет: - Ну я вам могу предложить хороший вариант. Импортные матрасы по низким ценам.

Жена Евгения Дарья. 55 лет: - А качество?

Ольга 30 лет: - Подождите, какие матрасы? Я ведь создала тему "Очень хочу трахаться".

Олег 40 лет: - Ну так давайте я трахну Вас прямо на матрасе и Вы убедитесь в его качестве.

Андрей 19 лет: - А я кого трахать буду?

Олег 40 лет: - Ты Светлану!

Андрей 19 лет: - Так она же лесбиянка?!

Олег 40 лет: - Ну, лесбиянка лучше, чем дворняга!)))

Антон 16 лет: - Предлагаю вам реальный заработок в Интернете. 130 баксов в час.

Светлана 35 лет: - Видимо мальчик хочет снять про нас порнофильм

.Евгений 60 лет: - А я предлагаю лучше на шашлык поехать. Я умею хорошо делать шашлык.

Жена Евгения Дарья. 55 лет: - Единственное, что еще умеешь делать хорошо!

Олег 40 лет: - Отлично, я выпивки куплю.

Андрей 19 лет: - А я можно подружку с собой возьму? А то с Ольгой и Светланой как-то не клеится.

Евгений 60 лет: - Тогда предлагаю собраться в субботу!

Светлана 35 лет: - Я поддерживаю!

Ольга 30 лет: - Я тоже!

Олег 40 лет: - А я предлагаю тост: За Ольгу, благодаря которой собралась такая замечательная компания.

Вы когда нибудь задумывались зачем пары рожают по 10, 12 детей? Я вот регулярно по новостям наблюдаю каких то Мудаковых у которых "очень бедственное положение", потому что они наклепали 10 спиногрызов и живут во всего лишь трехкомнатной квартире в своей Старозалуповке где половина жителей уже спилась(включая отца семейства), работы нету, а воду дают по часам. Их мелким плодам любви чрезвычайно срочно требуется новый дом, микроавтобус (желательно какой нить Мерс), денюжки на содержание и прочая поебень которую государство будет отдавать этим Мудаковым не за хуй собачий, просто потому что они не умеют пользоваться гондонами.

И вот счастливые Мудаковы переезжают в новый, большой дом, получает свой микроавтобус и ежемесячную помощь около 100к деревянных – мамке на маникюр, папке на пузырь, детям достанется меньше, тут уж кому как повезет, младшие получат подгузники, чуть старше игрушки, самые старшие - карманные деньги на пивко и семки. Пафосно о том как Мудаковым ахуенно помогли выделив дополнительные бабки с бюджета радостно отрапортирует какой нибудь депутат Припездкин у которого скоро выборы и местный "октивист" благотворительной организации, которую никто, ни где и никогда не видел.

Разумеется, это не все, вскоре всей Старозалуповкой Мудаковым будут вновь скидываться на памперсы и пюрешки от нестле, ведь как так, они же демографию нашей Россиюшки великой подымают, чем нас больше тем мы сильнее, берегись пендостан и прочее. И через какое то время Мудаковы младшие, видя как их родители не работают и живут на всем готовом, поймут что можно тоже тупо на всё забить хер и вместе со сверстниками бухать, курить и ебаться по подъездам, а потом тупо нарожать детишек (учитывая образ жизни еще и больных всякими ДЦП, но ничего, так даже лучше, больше денег будут давать) и жить беззаботно до конца своей жизни, и стать "матерью героиней" и вообще примером для подражания для всех вокруг.

Меня дико начнут минусить потому что "онижедети, кактыможеш", и это логично, корпорации которые зарабатывают на детях миллиарды долларов типа того же нестле, впаривая родителям пюрешки, нанопамперсы и кроватки с красного дерева, за десятки лет устроили самую массовую пропаганду детепоклонничества, в свою очередь подключились "благотворительные организации"(которые зарабатывают чуть меньше, тот кто в такой был-знает) и государство, понимая что так можно убить не просто двух, а сразу трех зайцев – отмыть денюжки, поднять свой рейтинг у "95 процентов" и улучшить демографию.

Итак, практически все довольны. Мудаковы, правительство, корпорации. Недоволен только бюджет, который и так сейчас не резиновый. И я недоволен. Потому что мой двоюродный брат въебывает на 2-х работах чтобы прокормить семью из 3-х человек и не вызывает никакого сочувствия у "общества" из за того что умеет пользоваться презервативами и знает что надо вовремя высунуть, а деревенские Мудаковы которые не знают и которых по всей России тысячи, не парятся, живя на его налоги

Есть такие парни, которые говорят: «Мне нужна девушка. Ну какая мне нужна девушка? Главное, чтоб я был постиран, поглажен, накормлен и почищен. Чтобы в доме было чисто».
Так очень по-мужски. А можете себе представить девушку, которая сказала бы: «Какого парня я ищу? Хотелось бы, конечно, голодную, грязную, несамостоятельную свиноту. Только где же такого найдешь? Всех расхватали, разлучницы! Была одна свинота, увели!».

Слава Комиссаренко

Пошла в магазин. Иду медленно, потому что на высоких шпильках . Впереди меня, так же медленно, под ручку, идут бабушка с дедушкой и тихонько между собой разговаривают. Так как плетемся мы все вместе, я слышу их разговор.
Дедушка на бабушку ворчит:
- Вот я тебе позавчера вечером побаловаться предлагал - ты на Пугачиху в телевизоре пялилась, вчера побаловаться предлагал - к тебе подружка твоя, карга старая, пришла, и вы всему дому кости мыли, сегодня утром побаловаться предлагал - ты гладила. Сегодня вечером уже не предложу - внуков привезут на неделю! А я, может, и неделю не проживу - мне 76 уже!!! Вот помру - и ходи, как дура, до смерти небалованная, но зато с Пугачихой и подружкой своей. Вся глаженная, да не балованная...
Ответ бабушки убил: -
С чего ты ж взял, козлина старая, что меня после твоей смерти никто не побалует. Жива ещё синяя записная книжечка-то... Сяду, прозвоню - кто-то поди да и жив еще!
У меня была получасовая истерика, а они тоже оба хохоча зашли в двери магазина.
Дамы, балуйтесь вовремя! Ну, те дамы, у которых нет синенькой книжки!!!

Жизнь такая интересная…

Сначала ты рождаешься и тебе все равно. Попа сухая и отлично! Складки симметричные, мама рядом – замечательно! И ты сама по себе лежишь, развиваешься и пахнешь молоком и какой-то вкусняшкой. Лежишь и растешь. Корней нет, а все равно растешь. В длину, в ширину и даже мозг. А все вокруг в постоянном восхищении и умилении. Ты – центр. Нет никого, кто лучше тебя, и кого лучше ты. Тебе всё равно. Ты – центр и ты в центре. Ты ни с кем себя не сравниваешь, ни с кем не соперничаешь, ни из-за чего не переживаешь. Ну разве что, о сухости попы и о маме. Ты просто есть и это счастье. Ты не думаешь, что о тебе подумают, что скажут, как посмотрят. Ты естественна до кончиков ресниц. Сама непосредственность и раскованность. Сама чистота. Чище не бывает. Чище только Бог.

Проходит время… Ты растешь. Еще больше! И в длину, и в ширину, и даже мозг. Тебя отдают в садик. А там Машка, Петька и Кирилл. И даже Захар и Василиса. А! И Милана! Без Миланы сейчас садик не садик, а так… флешмоб Насть и Сонь. Но не суть. Так вот, оказавшись в садике, ты тоже сначала ничего не понимаешь. Какие-то люди… режим… запеканка… Иногда утренники и тебе говорят: «Пой!» И ты поешь. Стараешься! Немножко стесняешься. И страшно. Особого удовольствия нет, но сказали «пой!» А ты послушная. Ты уже научилась быть послушной, тебе уже не все равно. И попа давно сухая. И мама на работе. И пахнет убежавшим молоком. Поешь. А хотела рисовать.

Еще, в садике, ты понимаешь, что есть школа. И начинаешь очень-очень туда хотеть! Как будто это не школа, а Диснейленд. Ты еще ничего не понимаешь, но уже хочешь. Потому что веришь. Ты еще очень доверчивая. Тебе рассказывают, и ты веришь. Всему! Что Земля круглая, вода мокрая, люди хорошие, а школа – это прекрасно. Только взрослые туда ходят! И тебе начинает жутко хотеться стать взрослой, но ты еще не понимаешь, что это – быть взрослой. Просто все говорят, что это здорово, и ты веришь.

И бац – первый звонок. Ты в банте и в мурашках. И в животе щекотно. Еще вечером защекотало… и всю ночь, и утро… и вот сейчас особенно сильно. Ты очень красивая и страшно взрослая. Нервничаешь немножко и бант торчком. Все строятся на линейку и из толпы торчат гладиолусы и старшеклассники. Первоклашек не видно, но воздух пропитан их нервной радостью и дождем. Это их день сегодня. Это они сегодня стали взрослыми. Ты стоишь и вдруг страшно хочется домой. Но нельзя. Бант же! И гладиолусы…

Впереди много лет, когда ты будешь страшно гордиться, тем, что школьница. Особенно, если пионерка! Идешь и куртка нараспашку. Чтобы все видели! Ты в форме! И с галстуком! И сопли на морозе замерзли… Но это не важно совсем. Ты же взрослая!

Еще самый главный отличительный признак взрослого – отсутствие шапки. Ты так думаешь. И снимаешь ее, как только завернешь за угол. Тут же! С позором сдергиваешь и подставляешь макушку ледяному ветру и мокрому снегу. А галстук развевается и красиво оттеняет синие губы. И все смотрят на тебя и думают: «Дура какая же взрослая! Лет 16, не меньше!»

Где-то с 9-го класса, ты начинаешь мечтать повзрослеть еще больше – стать студенткой! Тебе кажется, что ну куда уже взрослее то?? Последний уровень в мечтах! Всё. Дальше старость. Кажется, что весь мир сразу же обрушится к твоим ногам. Весь! И любовь сразу случится. Счастливая, долгая и взаимная. И одежда… И стипендия… И вино… И никто-никто тебе ничего не скажет. И даже про шапку не скажет! Хоть голая ходи. И ты смотришь на выпускников так, будто это не люди, а боги. Они такие серьезные и важные, что даже пройти мимо страшно. Надулись от взрослости и курят на школьном крыльце. Без шапок, конечно же. И без курток. Хорошо, что ты тоже заранее ее сняла и расстегнулась! А то позор был бы страшный… Идешь сквозь дым, глаза опустила и сверлишь ими крыльцо. Потому что там стоит ОН! Женька из 11 А… Твоя любовь на веки! Но ты даже взглянуть на него боишься. Он же взрослый! А ты на два года его младше… малолетка. И в животе мурашки и бабочки бьются насмерть. И если бы он вдруг подошел к тебе, то ты сразу же умерла бы от страха вместе с бабочками. Тааак страшно! И Любовь такааая сильная! Господи, поскорее бы 11-й класс. А первоклашек ты уже даже не замечаешь. И давно уже не смотришь на них снисходительно. Так… дети несутся в столовку… А ты медленно и важно идешь. Но! Если ты в 9-м классе, то на 8-й ты смотришь с высока. Ооочень с высока! Целый год разницы! Пропасть между вами! Ты вон уже где, а они… Малолетки, одним словом.

А потом, бац – и последний звонок. И опять мурашки. Ты уже почти наступила на хвост мечте! Уже крепко нажала на нее каблуком выпускной лакированной туфли. Внутри тебя все затаилось и затихло. Кажется, что счастье – вот оно! Прямо дотронуться можно. Уже даже понятно, как оно пахнет. И ты закрываешь глаза, и вдыхаешь невидимый воздух, и рисуешь тысячи картин в своей голове. Мечтаешь как одержимая, а потом открываешь их и учишь! Учишь! Учишь! Учишь! Господи, как надоело то…

А потом первый курс и первая лекция. Куча людей и все без гладиолусов. А некоторые даже в шапках. Немножко потерянные, но очень ответственные. Как же! Такая взрослость резко обрушилась. Студенты! Школьники – это вообще дети… А вот студенты – это дааа! Очень серьезный народ. Девушки такие нарядные, как будто это не лекция, а день рождения чей-то. Очень все подобрано: и макияж, и прическа. Обязательно! Чтобы ее соорудить надо встать на час раньше. И все встают. Взрослые же. А взрослые всегда с прическами, макияжем, в очень красивой одежде и на очень высоких каблуках. И ты цок-цок ими по льду. Цок-цок. А потом кааак буууххх! Прямо перед пятикурсником! Тем самым! Стыдно то как… Позор то какой… Теперь он никогда не влюбится в меня. Ни-ког-да! Тааак некрасиво упала… И цок-цок дальше. Цок-цок. Пряча в шарф красное от смущения лицо.

А потом ррраз, и уже пятый курс! Жизнь вечно куда то спешит… Здесь ты не просто взрослая. Ты как ветеран. Уже просто по глазам видно, что взрослая, поэтому можно застегнуться и шапку надеть. Дубак же! И выбирая тему для диплома, на первокурсников смотришь, как на детей. Зеленые то какие… И нарядные… И счастливые очень. Ну а ты что? Ты взрослая. Тебе на работу скоро.

А потом понеслась… Ты уже не растешь в длину. Если только в ширину и мозг. И студенты тебе кажутся детьми, хотя еще год назад ты умоляла Светку дать тебе конспект и дрожала перед дверью с зачеткой. А сейчас стоишь в пробке… Встала за полчаса до выхода, проглотила кофе, на ходу мазнула ресницы тушью, влезла в удобные ботинки и понеслась во взрослую жизнь. И всем все равно, в шапке ты или нет. И тебе тоже. А если ты поскользнешься и упадешь, то еще минуту не сможешь встать от смеха. Твоя подружка Ленка будет отдирать тебя ото льда и тоже почему-то хохотать. А когда человек смеется, он сразу обессиливает. Поэтому Ленка упадет сверху, и вы зайдетесь во второй волне смеха. А когда, наконец, встанете и пойдете дальше, то не заметите, что по лицу размазалась тушь, а попы белые от снега. И это будет ваша история. Вы будете вспоминать ее на кухне, за бутылкой вина, в полтретьего ночи. И хохотать как безумные. Хотя что смешного то? Больно же!

А потом вдруг исполнится 30… И 31, и 32, и 33 даже! А ты понимаешь, что ты такой ребенок еще. Такая зеленая. Впереди так много и так интересно! И вся это свистопляска только ради одного. Чтобы понять, что ты – центр. И ты в центре. Что Земля круглая, вода мокрая, а люди хорошие. Не понять, а вспомнить.

Поправь бант, девочка. Разгладь фартук. Отряхни с попы снег. И улыбнись! И да, надень шапку, обязательно. Холодно же.

Я нечасто видел слезы моих друзей. Мальчики ведь плачут в одиночестве или перед девочками (футболисты не в счет, им все можно). При других мальчиках мы плачем редко, и только когда уж совсем плохо.
Тем острее врезались в память слезы моего друга, внезапно появившиеся в его глазах, когда мы ехали в Москву, и я налил себе томатный сок.
Теперь перейдем к изложению сути дела, веселой и поучительной.
В юности у меня было много разных компаний, они переплетались телами или делами, постоянно появлялись и исчезали новые люди. Молодые души жили, словно в блендере. Одним из таких друзей, взявшихся ниоткуда, был Семен. Разгильдяй из хорошей ленинградской семьи. То и другое было обязательным условием попадания в наш социум. Не сказать, чтобы мы иных «не брали», отнюдь, просто наши пути не пересекались. В 90-е разгильдяи из плохих семей уходили в ОПГ, либо просто скользили по пролетарской наклонной, а НЕразгильдяи из хороших семей либо создавали бизнесы, либо скользили по научной наклонной, кстати, чаще всего в том же финансовом направлении, что и пролетарии.
Мы же, этакая позолоченная молодежь, прожигали жизнь, зная, что генетика и семейные запасы never let us down. Семен, надо сказать, пытался что-то делать, работал переводчиком, приторговывал какими-то золотыми изделиями, иногда «бомбил» на отцовской машине. Он был очень старательным, честным и сострадающим, что в те времена едва ли было конкурентным преимуществом. Помню, сколько мы ни занимались извозом, обязательно находились пассажиры, с которыми Сеня разбалтывался и денег потом не брал. И еще он был очень привязан к родне, с которой познакомил и меня. Семьи у нас были похожи.
Молодые родители, тщетно пытавшиеся найти себя в лихом постсоциализме, и старшее поколение, чья роль вырастала неизмеримо в смутное время распада СССР. Эти стальные люди, родившиеся в России в начале ХХ века и выжившие в его кровавых водах, стали несущими стенами в каждой семье. Они справедливо считали, что внуков доверять детям нельзя, так как ребенок не может воспитать ребенка. В итоге, в семье чаще всего оказывались бабушки/дедушки и два поколения одинаково неразумных детей.
Бабушку Семена звали Лидия Львовна. Есть несущие стены, в которых можно прорубить арку, но об Лидию Львовну затупился бы любой перфоратор. В момент нашей встречи ей было к восьмидесяти, ровесница так сказать Октября, презиравшая этот самый Октябрь всей душой, но считавшая ниже своего достоинства и разума с ним бороться. Она была аристократка без аристократических корней, хотя и пролетариат, и крестьянство ее генеалогическое древо обошли. В жилах местами виднелись следы Моисея, о чем Лидия Львовна говорила так: «В любом приличном человеке должна быть еврейская кровь, но не больше, чем булки в котлетах». Она была крепка здоровьем и настолько в здравом уме, что у некоторых это вызывало классовую ненависть.
Час беседы с Лидией Львовной заменял год в университете с точки зрения знаний энциклопедических и был бесценен с точки зрения знания жизни. Чувство собственного достоинства соперничало в ней лишь с тяжестью характера и беспощадностью сарказма. Еще она была весьма состоятельна, проживала одна в двухкомнатной квартире на Рылеева и часто уезжала на дачу, что, безусловно, для нас с Семеном было важнее всего остального. Секс в машине нравился не всем, а секс в хорошей квартире — почти всем. Мы с Семеном секс любили, и он отвечал нам взаимностью, посылая различных барышень для кратко- и средне-срочных отношений. Кроме того, Лидия Львовна всегда была источником пропитания, иногда денег и немногим чаще — хорошего коньяка. Она все понимала и считала сей оброк не больно тягостным, к тому же любила внука, а любить она умела. Это, кстати, не все могут себе позволить. Боятся. Бабушка Лида не боялась ничего. Гордая, независимая, с прекрасным вкусом и безупречными манерами, с ухоженными руками, скромными, но дорогими украшениями, она до сих пор является для меня примером того, какой должна быть женщина в любом возрасте.
Цитатник этой женщины можно было бы издавать, но мы, болваны, запомнили не так много:
«Докторская диссертация в голове не дает право женщине эту голову не мыть». Мы с Семеном соглашались.
«Деньги полезны в старости и вредны в юности». Мы с Семеном не соглашались.
«Мужчина не может жить только без той женщины, которая может жить без него». Мы с Семеном не имели четкой позиции.
«Сеня, ты пропал на две недели, этого даже Зощенко себе не позволял» (писатель, я так понимаю, в свое время проявлял к Лидии Львовне интерес).
«Бабушка, а почему ты сама мне не могла позвонить?» — пытался отбояриться Семен.
«Я и Зощенко не навязывалась, а тебе, оболтусу, уж подавно не собираюсь. Тем более, у тебя все равно кончатся деньги и ты придешь, но будешь чувствовать себя неблагодарной свиньей. Радость не великая, но все же». Семен чуть ли не на руке себе чернилами писал: «позвонить бабушке», но все равно забывал, и его, как и меня, кстати, друзья называли «бабушкозависимый».
«Я знаю, что здесь происходит, когда меня нет, но если я хоть раз обнаружу этому доказательства, ваш дом свиданий закроется на бесконечное проветривание». Именно у Лидии Львовны я обрел навыки высококлассной уборщицы. Потеря такого будуара была бы для нас катастрофой.
«Значит так. В этой квартире единовременно может находиться только одна кроличья пара. Моя комната неприкосновенна. И кстати, запомните еще вот что: судя по вашему поведению, в зрелом возрасте у вас будут сложности с верностью. Так вот, спать с любовницей на кровати жены может только вконец опустившийся неудачник. Считайте, что моя кровать, это ваше будущее семейное ложе». Семен при своем полном разгильдяйстве и цинизме защищал бабушкину комнату, как деньги от хулиганов, то есть всеми возможными способами. Эта принципиальность стоила ему дружбы с одним товарищем, но внушила уважение всем оставшимся.
«Сеня, единственное, что ты должен беречь,— это здоровье. Болеть дорого, и, поверь мне, денег у тебя не будет никогда». Бабушка не ошиблась. К сожалению…
«Сеня становится похож лицом на мать, а характером на отца. Лучше бы наоборот». Эту фразу Лидия Львовна произнесла в присутствии обоих родителей Семена. Тетя Лена взглядом прожгла свекровь насквозь. Дядя Леша флегматично поинтересовался: «А чем тебе Ленкино лицо не нравится?» — и стал разглядывать жену, как будто и правда засомневался. Проезд по его характеру остался незамеченным. «Ленино лицо мне очень нравится, но оно совершенно не идет мужчине, как и твой характер»,— Лидия Львовна либо и правда имела в виду то, что сказала, либо пожалела невестку.
«Я с тетей Таней иду в филармонию. С ней будет ее внучка. Прекрасная девушка, ты можешь меня встретить и познакомиться с ней. Мне кажется, она захочет подобрать тебя, когда ты будешь никому не нужен». Внучка тети Тани подобрала другого. И как подобрала!
«Хорошая невестка — бывшая невестка». Вместе со свидетельством о разводе бывшие жены Сениного отца получали уведомление о наконец свалившейся на них любви бывшей уже свекрови.
«Семен, если ты говоришь девушке, что любишь ее, только ради того, чтобы затащить в постель, ты не просто мерзавец, ты малодушный и бездарный мерзавец». Надо сказать, этот урок мы усвоили. Ну, по крайней мере я — точно. Честность и открытость в помыслах всегда была залогом спокойного сна, быстрого решения противоположной стороны и дружеских отношений в дальнейшем, независимо от наличия эротической составляющей.
«Эх мальчики… в старости может быть либо плохо, либо очень плохо. Хорошо в старости быть не может…»
Впоследствии я встречал немало относительно счастливых пожилых людей и не меньше несчастных молодых. Мне кажется, люди изначально живут в одном возрасте, и когда их личностный возраст совпадает с биологическим, они счастливы. Смотришь на Джаггера — ему всегда двадцать пять. А сколько тридцатилетних, в которых жизненной силы едва на семьдесят? Скучные, брюзжащие, потухшие. Лидия Львовна, как мне кажется, была счастлива лет в тридцать пять — сорок, в том чудном возрасте, когда женщина еще прекрасна, но уже мудра, еще ищет кого-то, но уже может жить одна.
Случилось так, что мне однажды не повезло (точнее, повезло) и я имел счастье общаться с Лидией Львовной в совершенно неожиданных обстоятельствах.
А начиналось все весьма прозаично. Я был отставлен своей пассией, пребывал в тоске и лечился загулом. Из всего инструментария, необходимого для этого, постоянно у меня имелось только желание. Однако иногда мне удавалось так впиться в какую-нибудь сокурсницу или подругу сокурсницы, что появлялся повод попросить у Сени ключи от бабушкиных апартаментов. По проверенной информации, Лидия Львовна должна была уехать на дачу. С ключами в кармане и похотью в голове я пригласил девушку якобы в кино. Встретились мы часа за два до сеанса, и мой коварный план был таков: сказать, что бабушка просила зайти проверить, выключила ли она утюг, предложить чаю, а потом неожиданно напасть. С девушкой мы один раз страстно целовались в подъезде и, судя по реакции на мои уже тогда распустившиеся руки, шансы на победу были велики.
Знакомить подругу со своими родственниками я не собирался, и поэтому представить апартаменты Лидии Львовны квартирой моей собственной бабушки не представлялось мне такой уж проблемой. Фотографию Семена я планировал убрать заранее, но, естественно, опоздал и поэтому придумал историю о неслыханной любви бабули к моему другу, совместных каникулах и до слез трогательной карточке, которую я сам сделал, и поэтому меня на ней нет. Селфи тогда не существовало.
Все шло по плану. Подруга так распереживалась насчет утюга, что я еле успевал бежать за ней. Мне вот интересно, если нас создали по образу и подобию, значит, Бог тоже когда-то был молод и вот так бежал по небу… В общем, лестница была взята штурмом с остановками на поцелуи. Конечно, эти юношеские страхи (а вдруг не согласится) заставляют нас так торопиться, что иногда именно спешка все и разрушает. С губами в губах, я стал дрожащими руками пытаться запихать ключ в замочную скважину. Ключ не запихивался. «Хорошее начало» — всплыл в памяти классический каламбур.
— Дай я сама! — Моя любимая женская фраза. Зацелованная девушка нежно вставила ключ, повернула и… дом взорвался. Точнее, взорвался весь мир.
— Кто там? — спросила Лидия Львовна.
— Это Саша,— ответил из космоса совершенно чужой мне голос.
После этого дверь открылась. Не знаю, что случилось в моих мозгах, но экспромт я выдал занятный.
— Бабуль, привет, а мы зашли проверить утюг, как ты просила.
До сих пор не могу понять, как у меня хватило наглости на такой ход. Знаете, у интеллигенции есть прекрасное понятие «неудобно перед…». Объяснить его другой касте невозможно. Речь не о грубости или хамстве в чей-то адрес и даже не об ущемлении интересов. Это какое-то странное переживание, что подумает или почувствует другой человек, если ты сотворишь нечто, что, как тебе кажется, не соответствует его представлениям о мировой гармонии. Очень часто те, перед кем нам неудобно, искренне удивились бы, узнай они о наших метаниях.
Мне было крайне неудобно перед юной подружкой за то, что я привел ее в чужой дом с очевидной целью. И это чувство победило «неудобство» перед Лидией Львовной.
Думала она ровно секунду. Улыбнувшись уголками глаз, «дама» вступила в игру:
— Спасибо, но, видишь ли, я на дачу не поехала — чувствую себя не очень хорошо, проходите, чаю выпьете.
— Знакомьтесь, это… — со страху я забыл имя девушки. То есть совсем. Такое до сих пор иногда со мной происходит. Я могу неожиданно забыть имя достаточно близкого мне человека. Это ужасно, но именно тогда я придумал выход из столь затруднительного положения.
Я неожиданно полез в карман за телефоном (тогда только появились Эриксоны небольшого размера), сделав вид, что мне позвонили.
— Извините, я отвечу,— и, изображая разговор по телефону, стал внимательно слушать, как моя девушка представляется моей «бабушке».
— Катя.
— Лидия Львовна. Проходите, пожалуйста.
Я тут же закончил псевдоразговор, и мы прошли на кухню. Я бы даже сказал кухоньку, тесную и неудобную, с окном, выходящим на стену противоположного дома, но это была, пожалуй, лучшая кухня в Петербурге. У многих вся жизнь похожа на такую кухню, несмотря на наличие пентхаузов и вилл.
— Катя, чай будете?
Лидия Львовна учила ко всем обращаться на «вы», особенно к младшим и к обслуживающему персоналу. Помню ее лекцию:
— Когда-нибудь у тебя будет водитель. Так вот, всегда, я повторяю ВСЕГДА, будь с ним на Вы, даже если он твой ровесник и работает у тебя десять лет. «Вы» — это броня, за которой можно спрятаться от жлобства и хамства.
Лидия Львовна достала чашки, поставила их на блюдца, также достала молочник, заварной чайник, серебряные ложки, положила малиновое варенье в хрустальную вазочку. Так Лидия Львовна пила чай всегда. В этом не было надуманности или вычурности. Для нее это было так же естественно, как говорить «здравствуйте», а не «здрасьте», не ходить по дому в халате и посещать врачей, имея при себе небольшой презент.
Катины глаза приняли форму блюдец. Она тут же пошла мыть руки.
— Э-э-эх, Сашка, ты даже имени ее не помнишь… — Лидия Львовна тепло и с какой-то печалью посмотрела на меня.
— Спасибо вам большое… простите, я не знал, что делать.
— Не переживай, я понимаю, ты же воспитанный мальчик, неудобно перед девушкой, она еще молоденькая, должна соблюдать приличия и по чужим квартирам не ходить.
— Имя я случайно забыл, честное слово.
— А что с Ксеней? — Как я уже сказал, я недавно расстался со своей девушкой. Мы встречались несколько лет и часто бывали в гостях, в том числе у Лидии Львовны.
— Ну, если честно, она меня бросила.
— Жаль, хорошая девушка, хотя я понимала, что все этим кончится.
— Почему? — Ксеню я любил и разрыв переживал достаточно тяжело.
— Понимаешь, ей не очень важны хорошие и даже уникальные качества, составляющие основу твоей личности, а принимать твои недостатки, которые являются обратной стороной этих качеств,— она не готова.
Честно скажу, я тогда не понял, о чем она говорит, и потом еще долго пытался изменить в людях какие-то черты характера, не сознавая, что именно они являются неотъемлемым приданым к восхищавшим меня добродетелям.
Вдруг по лицу Лидии Львовны пробежала тревога:
— Сашенька, ты только с Сеней продолжай дружить, он хороший парень, добрый, но нет в нем ярости, а она должна быть у мужчины, хотя бы иногда. Я очень за него волнуюсь. Присмотришь за ним? У тебя все в жизни получится, а у него нет, пусть хоть друзья достойные рядом будут. Обещаешь?
Я впервые видел какую-то беспомощность во взгляде этой сильнейшей из всех знакомых мне женщин. Самая большая плата за счастье любить кого-то — это неизбежная боль от бессилия помочь. Рано или поздно это обязательно случается.
Катя вернулась из ванной комнаты, мы выпили крепко заваренного чая, поговорили о чем-то и ушли.
Через неделю Лидия Львовна умерла во сне. Сеня так и не успел к ней заехать, потому что мы опять куда-то умотали на выходные.
Месяца через два мы поехали с ним в Москву. «Красная стрела», купе, целое приключение для двух оболтусов. В нашу келью заглянул буфетчик, и я попросил к водке, припасенной заранее, томатного сока.
Открыл, налил полный стакан и взглянул на Сеню. Он смотрел на мой сок и плакал. Ну, точнее, слезы остановились прямо на краю глаз и вот-вот должны были прорвать плотину.
— Сенька, что случилось?
— Бабушка. Она всегда просила покупать ей томатный сок.
Сеня отвернулся, потому что мальчики не плачут при мальчиках. Через несколько минут, когда он вновь посмотрел на меня, это уже был другой Сеня. Совсем другой. Старее и старше. Светлый, но уже не такой яркий. Его лицо было похоже на песок, который только что окатила волна. Бабушка ушла, и он, наконец, в это поверил, как и в то, что больше никто и никогда не будет любить его так.

Тогда я понял, что, когда умирает близкий человек, мы в одну секунду испытываем боль, равную всему теплу, какое получили от него за бесчисленные мгновения жизни рядом.

Некие космические весы выравниваются. И бог, и физики спокойны.

В поздравлениях очень часто проскальзывает тема о том, что я "баба со стальными яйцами". Задумалась, когда это началось... и вспомнила один эпизод из далекого детства. Мне 4 года. В садике за обедом дали тухлую камбалу. Есть отказалась... а воспитательница встала в позу и сказала, что пока я не съем из за стола не выйду. Бедные коллеги по садику давились, плакали, но ели эту драную камбалу. А я, упершись рогом в стол, просидела над тарелкой весь сон час, полдник мне то же не дали и не выпустили из за стола в туалет. Грозились отдать меня в милицию и посадить в тюрьму. Даже когда все пошли на вечернюю прогулку - я сидела за столом над давно умершей и разложившейся в моей тарелке хладной рыбиной. Вечером пришла за мной мама... всем выписала "на орехи" за издевательство над ребенком и увела домой. А утром.... утром выяснилось, что наша группа закрыта на карантин т.к все отравились, часть в больнице, часть дома, но в не транспортабельном состоянии. А я целую неделю отдыхала у бабушки на даче, загорала, купалась и очень четко осознавала: взрослые далеко не всегда правы. И надо уметь отстаивать свою точку зрения не смотря ни на что. Так начали закаляться мои "яйца"...