Статистика ВК сообщества "Переводы Rock-Archives.ru"

ВО ИМЯ ПАМЯТИ....

Роб Хэлфорд: «Как друг и товарищ, я всегда немного благоговел перед Лемми, потому что он был — и остается — выдающейся личностью. Когда вы разговариваете с кем-то о Лемми, вы представляете себе этот образ - парень в ковбойских сапогах, джинсах, патронташе, кожаной куртке и с усами. Физически, это такой очень яркий образ, характеризующий его личность.

«Стоит выпустить книгу цитат Лемми, потому что он всегда был откровенен, и эта черта его характера нравилась мне. Он олицетворял собой великую добродетель рок-н-ролла, суть которой не только в музыке, но и в стремлении выражать свое мнение. У него всегда было свое мнение по любому жизненному вопросу, и это всегда было фирменное мнение Лемми. [Смеется] У него был совершенно уникальный взгляд на мир, потому что он был очень умным человеком. Лемми был настоящим фанатиком книг и чтения, он любил изучать историю, как любил собирать те или иные связанные с войной вещи. Весьма проницательная манера говорить и мыслить сделала его таким замечательным.

«Когда Лемми не стало, у меня появилась прекрасная возможность выступить на вечере его памяти. У нас состоялась отличная встреча; все мы, музыканты со всего мира, встретились в Голливуде и поговорили о Лемми, говорили о его замечательной жизни и о его наследии. А потом, не так давно, я получаю кое-что по почте от представителей Лемми; Офис Лемми, его менеджер и целый ряд людей по-прежнему вкалывают, чтобы сохранить память о нем для всех нас, и так будет всегда. Его менеджер прислали мне — такую сувенирную пулю [смеется], это пуля с частичкой праха Лемми внутри».

«Это невероятно. Именно это Лемми и хотел бы сделать. Вы можете, как угодно относится к мной сказанному. Но сама мысль о том, вы приняты в узкий круг друзей, когда вы обладатель частички праха Лемми, и вы носите эту частичку на шее на подвеске, тем самым Лем близок вашему сердцу в прямом смысле с точки зрения его бренных останков, это просто умопомрачительно мощно. Использовать контейнер в виде пули для перевозки его останков, это так типично по лемосовски, и это провокационно, это заставляет думать, заставляет вас говорить. Сам факт того, что прекрасная часть Лемми физически находится со мной прямо сейчас в моем доме, это просто волшебно».

Закк Вайлд: «Играть на одной пластинке с Джеффом Беком, лордом Тони Айомми и Эриком Клэптоном — если бы, когда мне было 15-ть лет, мне бы сказали, что я буду играть на одном альбоме с тремя моими героями, я бы ни в жизнь не поверил! Что касается Оза, могу сказать одно, поет он великолепно, поэтому, надеюсь, как только он оправится от последней операции, мы всей нашей честной компанией сможем склеить его заново и отправить в путь, заниматься своим любимым делом. Таков план действий на данный момент».

ПОМНИ О ЧАКЕ

Джордж Фишер (Cannibal Corpse): «Я побывал на концерте Death в своем родном Балтиморе, штат Мэриленд, дело было в 1987 или 88 году. Возможно, это было даже немного позже, но я не уверен. Я знаю, что на тот момент альбом Death «Leprosy» еще не вышел. Мои друзья и я сам уже успели послушать и оценить диск «Scream Bloody Gore» и он был великолепен, но до того концерта в Балтиморе, я не осознавал, насколько же у Чака сильный голос. На том выступлении собралось порядка 25 человек; по сути, пустой зал. Death должны были выступать в одной программе с командой DEAD BRAIN CELLS — D.B.C. из Канады — но D.B.C. не смогли приехать, поэтому у DEATH, мне кажется, была так сказать расширенная программа. Я стоял буквально напротив Чака Шульдинера; он был прямо передо мной, пел и играл. И когда они грянули тему «Infernal Death» со скандированием «Умри! Умри!», когда Чак взял высокую ноту, эта самая нота изменила весь мой мир; нота изменило мой мир, как это сделали BLACK SABBATH. И тогда я мысленно сказал себе: «Хочу так петь. Вот чем я хочу заниматься по жизни». Тогда я слушал разные группы и, наверное, пел что-то в своей комнате, косил под Джеффом Бесерру и Тома Арайю. Когда я увидел Чака Шульдинера, а затем, внезапно, начали накатывать все остальные волны дэт-метал-групп, я понял, что я никогда не буду петь или петь, например, трэш; я собирался петь гроулинг и дэт-метал».

«Техника пения Чака меньше рыка, чем, скажем, у большинства современных дэт-метал-певцов, таких как Глен Бентон или Джон Тарди. Но фирменные пронзительные крики, если вы когда-нибудь слушали нас, в этом плане это явное влияние Чака. Чак Билли на пластинке «The Legacy», песня «First Strike Is Deadly», крик в этой теме и некоторые другие более высокие крики, которые он выдавал на этих пластинках, это было потрясающе. Роб Урбинати из Sacrifice пел в той же манере. Но главным влиянием был именно Чак Шульдинер. Когда я увидел его на концерте, подумал: «Мама Мия...». А он не напрягался, стоял там и пел. Со стороны это смотрелось так легко. Он пел так, как будто был каким-то парнем весом больше сотни кг, который мог жать лежа 300 с лишним кг. и одной левой перебросить вас через улицу. А он был маленьким скромным парнем — славным малым, но при этом пел просто адски. Это изменило мой мир. Это заставило меня сказать: «Ладно, хватит уже пыжиться. Я стану певцом дэт-метала. Я нисколько не сомневаюсь в выбранном направлении. Путь задан, а теперь только вперед!».

МОЙ ПЬЯНЫЙ ПУТЬ

Макс Кавалера: «Я пришел к здоровому образу жизни довольно странным образом, потому что я был конченной оторвой. Как у бразильца, приехавшего в цивилизованный мир, у меня есть несколько историй. Я помню, как однажды мы выступали в гребаном Манаусе — город в тропическом лесу на реки Амазонке — и я закинулся лучшим коксом в этом мире. После концерта появился какой-то парень с чистейшим боливийским кокаином. Я насыпал себе хуеву гору. Я не спал всю ночь. В итоге я поднялся на крышу здания и спел все песни альбома «Beneath The Remains», играя на воображаемой гитаре, на крыше здания и наблюдая за восходом солнца — под кайфом от гребаного кокаина. Ребята, такая шиза не забывается. Может быть, я нарвался на очень качественный кокаин, не знаю. Но тогда я пережил нечто нереальное. И у меня было несколько подобных случаев на протяжении всей моей жизни.

«Мой брат вел полностью здоровый образ жизни, но он никогда не пытался заставить меня проникнуться культурой «straight edge». В каком-то смысле это грустно, но он раньше говорил: «Я не смог бы выпить, потому что должен был заботиться о своем старшем брате. Если бы мы пили оба, в итоге оба бы окочурились. Если мы оба облажаемся, просто сдохнем вместе. Поэтому мне пришлось вести себя немного более ответственно и не пить, чтобы я мог немного позаботиться о нем». А потом, когда он женился, он передал «эстафету заботы о брате» моей жене: «Теперь сама с ним разбирайся. Теперь это твоя обязанность». Грянула многолетняя борьба, потому что со мной было трудно управиться, разобраться с этим дерьмом. В этой связи можно рассказать несколько эпических историй, и все они - правда. Пьяники-гулянки с музыкантами Ministry и моя блевня на Эдди Веддере, бывало и такое. Это полный пиздец и безумие, но все это было».

«Годы шли, я старел и ненавидел похмелье. Если бы ученые изобрели лекарство от похмелья, я бы, наверное, никогда не бросил пить, потому что мне нравится быть «под шафе». Но я ненавидел похмелье; я просто мучился от этого состояния. Поэтому, чтобы справиться с похмельем, я, в течение дня, принимала обезболивающие. Лекарства сразу же убивали похмелье, и возвращалось чувство эйфории».

«Мы проводили очередное европейское турне, и мне очень хотелось выпить, а в гастрольном автобусе ни капли алкоголя. В конце концов я пошел в сортир и выпил мыло для рук, жидкое мыло для рук. Меня спалили. Моя жена открыла дверь, а я стоял с целый кувшином дезинфицирующего средства для рук. Она спросила: «Какого хрена ты делаешь?». Я в ответ: «Пью дезинфицирующее средство для рук. Мне нужна помощь». Ситуация, нарочно не придумаешь.
Постепенно, я пережил различные этапы, чтобы бросить пить, перестать принимать наркотики. Очень помогла реабилитационная клиника. Банальный выход из положения, но я думаю, очень эффективный».

«Все люди разные. Некоторые способны завязать сами; у них есть сила воли. Я реально не мог; я был безвольным. Я лег в одну клинику и пробыл там от шести до восьми месяцев. Дело было во Флориде. И там я откровенно мучился, но вместе с тем учился. На занятиях, наставники центра, вдалбливали «правду жизни» сутки напролет, а я в этот момент очень скучал по своей семье. Но из-за того, что я скучал по своей семье, находясь в этой клинике, я как бы переосмыслил свою жизнь и понял, что же я в этой жизни люблю больше всего. Что мне больше нравится? Секс, алкоголь и наркота, или я больше люблю свою семью и музыку? Да ну нафиг эти развлечения!!! Я очень люблю музыку, и свою семью. В итоге, я словно пережил такое прозрение. Когда я вышел из клиники, я принял решение, определился с жизненными приоритетами. Понял, что мне необходимо вернуться к моей первой любви — металлу, музыке. Все очень просто.

«Один врач, разговаривал с моей женой и сказал: «Если ваш Максимка продолжит подобный образ жизни, через пару лет просто умрет. 100%». Такие слова словно столкновение с реальностью. Я начал смотреть на происходящее в перспективе. Я понял, что пахал всю свою жизнь. Я выбрался из Бразилии. Чтобы изменить жизни, шансы были один к миллиарду, но у меня все получилось. И что теперь? Я откажусь от всего достигнутого ради гребаных наркотиков и алкоголя? Нет, ребята. Я этого не хочу. Но жить так трудно. Скорее всего, я по своему типажу личности – наркоман, поэтому, моя зависимость от чего быто ни было просто дремлет, она спит. Я вылечился, но не до конца. Привязка к угару, всегда по жизни со мной».

Доро Пеш: «Перед записью песни, у меня была короткая встреча с Питером, но это было потрясающе! Я помню, как мы пару раз ходили куда-нибудь поужинать. Это было так прикольно! Он подкинул меня до ресторана на своей большой машине, которая представляла собой нечто среднее между джипом и фургоном. Очень громкий, шумный двигатель [смеется]! Мы ехали по городу, и он крыл все подряд, ругался своим низким, глубоким голосом [смеется]!».

Оззи Осборн: «Мои планы на будущее? Впереди очередная операция на шее. В последнее время, хожу непонятным образом, как-то ненормально. Каждое утро – курс физиотерапии. Мне немного лучше, но не настолько, как хотелось бы для того, чтобы вернуться к концертам.
В свои гребаные 73 года, продвинулся по жизни я не кисло. Сваливать в утиль не планирую, всему свое время. Мои амбиции на сегодня? Альбом Оззи номер один в чартах. В этом году я возвращаюсь в Англию. Поднадоело жить в Америке. В принципе, надолго задерживать в Штатах я никогда и не планировал».

В понедельник, 13 июня, Князя Тьмы ждет очередная, серьезная, операция. Все летучие мыши поют гимн во славу!

Ричард Кристи: «Мало кто знает о том, что Чак варил свое фирменное пиво. Мне оно настолько нравилось, что я считал его самым лучшим в мире. Он варил это пиво дома, что-то по типу эля из светлого солода. Помню, как впервые попробовал его пивас и сказал: «Чак, это что-то с чем-то, тебе надо запустить это пиво в массовое производство». Убойная вещь.
Мы взяли себе за правило, после репетиции наведываться к нему в гости, он мог что-то приготовить, мы пили его самопальное пиво. Мы слушали винил, французскую группу Sortilege, или альбом Helloween. У него была просто потрясающая коллекция виниловых пластинок. А еще он постоянно искал какие-то музыкальные новинки. Помню, когда в 1997 году вышел дебютный альбом Children Of Bodom, он послушал его и прибалдел. Я слушал этот диск впервые вместе с ним, и я помню, что ему очень понравилось».

МАСКА ПАНТЕРЫ

Джим Керри: «Как я впервые услышал PANTERA? Дело было так: я ехал в Сан-Диего, чтобы выступить с концертом в театре и зарегистрироваться в отеле. И мы с моим тогдашним менеджером Джимом Миллером включили PANTERA. Я никогда ничего подобного не слышал. Такая музыка, голос и подача так поразили меня, поражение сродни экстремальной стимуляции, что я просто начал неудержимо смеяться, пока играла пантеровская песня. Нервный смех как реакция и непонимание происходящего. А потом мы пошли регистрироваться в отель, и ребята стоявшие позади нас в очереди на регистрацию, оказались чуваками из PANTERA. Мы развернулись в их сторону и воскликнули: «Вы что, над нами издеваетесь?». Ситуация из ряда вон, как говориться.

«Подъем поутру свидетельство моего разнообразного музыкального вкуса, до форменного безумия. В один день я могу включить что-то из произведений Каунта Бейси, в другой раз могу включить рэп. Почти каждое утро я просыпаюсь, беру свой кофе, сижу на крыльце на заднем дворе и слушаю григорианские песнопения. Потому что подобная музыка оживляет птиц, оживляет весь мир, и внезапно я чувствую, что нахожусь не только в собственном теле, но и во всем дворе. И если я впадаю в определенное настроение, если мне иногда нужно впасть в хаос или накрутить себе мозги до состояния безумия, ставлю что-то по типу PANTERA, тем самым бросая вызов миру на мужицком уровне, из серии: «На! Получайте!». Могу включить «Breed» Nirvana. «Breed» - одна из величайших, невоспетых песен… Своего рода невоспетое произведение; песня остающаяся в тени других хитов этой группы. Но «Breed» - один из самых обалденных треков за всю музыкальную историю. Красота то какая….».

ДОРОгая Пуля

Доро Пеш: «Получение пули с прахом Лемми, это был один из самых напряженных моментов в моей жизни, неописуемо душераздирающий и трогательный. Я его очень любила. Мы вместе гастролировали и записывались, и самое главное: мы были лучшими друзьями. Я буду скучать по нему вечно...

«Две недели назад я получил маленькую коробочку из Америки. Прислали на адрес моей мамы. В данный момент я нахожусь в Германии и возвращаюсь в Штаты через две недели. Но я была в Германии. Моя мама спросила: «Дороти, тебе что-то должны прислать?». «Нет». «Мне можно эту коробочку открыть?». «Да, открой». «Тут какое-то письмо, плюс маленькая коробочка. Похоже на какие-то украшения». Это была пуля с прахом Лемми внутри. Вот честно вам скажу, в тот момент я чуть не упала замертво. От нахлынувших эмоций я прям обомлела. А потом я узнала, кто-то сказал, что Лемми написал список и завещал свой прах своим ближайшим друзьям или членам семьи. Теперь я храню его пулю. Это настолько эмоциональный для меня жест, что слов просто не хватает. Это очень трогательно. В письме прилагаемом к пуле с прахом говорилось: «Доро, ты ему очень нравилась, он тебя очень любил». Я прочитала и подумал: «О, это так приятно». После пережитого, моя мотивация только усилилась, и ближайшие сто лет я буду творить добро, и радовать фанатов. Сам этот жест, факт получения такой вещи, зарядил меня любовью и энергией».

Дэйв Грол: «Зайдя в клуб, я мог слышать, как кто-то хаотично бренчит на электрогитаре, громко и с искаженным звуком. Фидбэк наполнял помещение оглушающими частотами. Когда я завернул за угол, там стоял Игги, гитара в руке, он стоял и смотрел на полностью снаряженный маршалловский стэк, который возвышался над ним словно монолитный камень из фильма «2001: Космическая Одиссея». Игги играл звенящими, нестройными аккордами, крутил регуляторы на стэке, стараясь найти свой фирменный гитарный тон. Мое первое впечатление? Он был в очках. Причем это были какие-то затропезные очки, уж точно не очки крутой, мать его, рок звезды. Да, я уверен, что это были обычные очки для чтения. «Хвала Господу за это», подумал я, это наблюдение тут же разрядило часть подавляющего напряжения, с которым я боролся, на пару сантиметров приблизившись к сцене. Не успел я толком представиться, человек который вызволил меня из зоны комфорта моего спального мешка, выпалил: «Ты тот самый малолетний барабанщик из группы, которая сегодня в этом клубе выступает». Игги повернулся с протянутой рукой и сказал: «Привет, я – Джим». Я нервно пожал его руку, ту самую, которая написала лирику таких классических песен, как «Lust For Life», «No Fun», «Search And Destroy», «I Wanna Be Your Dog», и так далее.

«Привет, я – Дэйв», сказал я, как мальчишка, знакомящийся со своим учителем в первый день школьных занятий.

«Ты знаком с моим творчеством?», спросил он со своим фирменным акцентом выходца со Среднего Запада. Теперь, с самого детства, мне всегда говорили, что глупых вопросов не бывает, но никакой уровень смирения не мог избавить Игги от нелепого выражения лица, которое я изобразил в ответ на этот вопрос. «Да, я знаком с твоим творчеством», сказал я с улыбкой. «Не хочешь поджемовать?», последовал следующий вопрос. Еще один удар в яблочко. «ДА», конечно ответил я. Я забрался на свой барабанный стул, и на пару с Игги, Мать Его, Попом, стоящего всего в 15-ти сантиметров от барабанной установки Tama, желтого цвета, которую я купил на деньги заработанные на покраске домов и подстрижки газонов, мы начали джемовать. Скоро пустое помещение клуба начал наполнять раскатистый рифф темы «1969», а я вступил с хорошо знакомым проходом на том-томах, нота в ноту, в точности как на пластинке. Строго гитара и барабаны, наша упрощенная версия этой песни получилась еще более грубой, чем версия с классического альбома (подавитесь от зависти, White Stripes). Следующая тема, дьявольская «I Wanna Be Your Dog», вероятно моя самая любимая песня с дебютного альбома The Stooges 1969 года. Затем, невероятный сюрприз, Игги начал объяснять мне, как играется песня с его нового альбома, который я на тот момент пока еще не слышал, и называлась она «I Won’t crap out» («Я не хочу проигрывать»). Со страстью музыканта выступающего на забитым под завязку публикой стадионом, Игги спел:

«Стою в тени, с ненавистью к миру
Выстроил стену вокруг себя, отгородившись от стада
В этом месте можно свихнуться
Оно гробит очень быстро
А вам советую я
Соскрести бетон со своего хрена»

Впервые слушая эту песню, я старался сыграть как можно лучше, но вместе с тем мне было непонятно, зачем, черт возьми, ему надо обучить меня играть ту песню, которую никто никогда еще не слышал. Может быть, ему было просто одиноко и он захотел поимпровизировать? Может быть, он благородно осуществлял мечту никому не известного пацана, приглашая меня поиграть вместе с ним, и зная о том, что эту историю я буду рассказывать до конца своей жизни? Как ни странно, но я внимательно следил за его рукой бьющей по струнам, и строго придерживался аранжировки, дубася по барабанам так, словно мы реально выступали на аншлаговом стадионе. Мы закончили одновременно с триумфальным финальным ба-бах.

«Прекрасно!», сказал он, когда мы закончили. «Наш выход в шесть часов». Минуточку, что? Наш? Сегодня вечером? Для меня это была полная неожиданность. Я и секунды не представлял, что Игги захочет исполнять эти песни вместе со мной на публике. Я думал, что это просто такая спонтанная джем сессия, так, чисто время скоротать, я так много-много раз уже делал с друзьями в подвалах и пыльных гаражах, наполненных бензобаками и разным инвентарем для садоводства. Я не осознавал, что это гребанное прослушивание! У меня отпала челюсть, и, глядя недоверчиво, я поинтересовался: «Вы хотите выступить сегодня вечером?». Игги ответил с улыбкой: «Да, чувак!». «Гмм… может быть, нам понадобится басист?», поинтересовался я. Скорее удивленный, он ответил: «А есть кто-то на примете?». Я помчался к микроавтобусу для того, чтобы схватить нашего басиста Скиитера. Мне не терпелось поделиться крутыми впечатлениями с еще одним коллегой по группе, я понимал, что он оценит происходящее точно также, как и я. Скиитер также был большим фанатом Игги и The Stooges (не говоря уже о том, что он был потрясающим бас-гитаристом, идеально чувствующим размер и общий музыкальный настрой), и наша троица тут же начала репетировать и готовиться. Теперь уже официально мы были ритм-секцией Игги Попа, по крайней мере, на одно выступление в Торонто.

Пока в клуб заваливались представители лейбла, мы тусили с Игги в крошечной гримерке за сценой, курили сигареты и слушали истории его прославленной карьеры. Этот безумец вспоминал концерты, на которых он обмазывал свое тело арахисовым маслом, резал себя осколками стекла, и раздевался перед публикой, причем все это он рассказывал как доброжелательный, душевный, простой в общении джентльмен. Еще более странной ситуации трудно придумать! Он очень расположил нас к себе, и скоро мы занервничали, предвкушая грядущее выступление. Периодически в дверь мог кто-то постучать, и работник лейбла интересовался: «Может что-то желаете?». Мы со Скиитером быстро сообразили, что эти люди приняли нас за реальных музыкантов группы Игги! Поэтому совершенно не стесняясь мы начали соображать, как можно еще воспользоваться нереальным для нас положением. «Пачку сигарет можно?». Готово. «А ящик пива?». Получите. «А целый блок сигрет?». Запросто. И потом меня как током пробило: «Так вот как живут настоящие звезды!». Не надо спать в промерзлом микроавтобусе в компании других четырех парней, зажатыми как сардины в спальных мешках на фанерном полу, рассчитывая как бы потратить посуточные 7,50 баксов на лепешки Taco Bell и траву дерьмового качества. Не нужно возвращаться домой и умолять взять обратно на обычную работу, всякий раз по окончании турне, терпеливо ожидания очередного вызволения из после школьной реальности. Не нужно ждать в забитых мусором переулках шанса прорваться к воображаемой славе. Я понимал, что ощущение успеха вещь ускользающая, поэтому вместо того, чтобы попробовать на вкус, я хлебнул этого успеха по-полной.

Мы поднялись на сцену и нас приветствовали аплодисментами, которые я никогда в жизни не слышал: аплодисментами соизмеримыми со статусом Игги Попа. «Ебена мать!», проорал он в микрофон, когда мы грохнули первую песню, «1969», и толпа слетела с катушек. Доброжелательней, простой мужик и джентльмен куда-то испарился, тот самый, с которым я подружился за кулисами, он мгновенно превратился в панка Игги, которого знали и любили фанаты по всему миру. Отжигая от песни к песне, я не мог опомниться и осознать всю крутость и простоту невероятного выверта судьбы, поэтому с опущенной головой я подчинился моменту и лупасил по большой ударной установке желтого цвета, да так, словно это мой последний вечер на земле. Периодически я поглядывал через свои сальные волосы на точеную, согбенную фигуру, вышагивающую по сцене, ну прямо как на классических одномерных фотографиях и видео, пересмотренных бессчётное число раз. Только сейчас Игги отжигал в трехмерном измерении, убеждая меня в том, что все происходит на самом деле, и что я не один такой. Через несколько минут все закончилось, слишком быстро, прихватив халявные сигареты и пивас, мы поблагодарили Игги и разошлись. В конечном итоге я «прославился», пускай всего лишь на один вечер, и это случилось именно так, как я об этом всегда мечтал. Слишком хорошо, чтобы в это поверить. Поэтому, нисколечко не разочаровавшись, я оценил то, что со мной произошло. Как нечто не реальное, если не считать, что потом я вновь окажусь в нужном месте и в нужное время. Каковы были шансы на продолжение?»